И вот сейчас Марина сидела на кухне в квартире родителей… ставшей позже "квартирой совместного наследования", её и старшей сестры… а теперь уже в её полностью собственной кухне… и думала о чём угодно, только не о важном. Удивительная Ирина - ремонт в квартире на евроуровне, а мебель почти вся старая, ещё родительская! Как только они уцелели, не развалились за столько лет - этот старый шифоньер в спальне и сервант в большой комнате? Рядом с современным компьютерным столом с изящным плоским монитором, рядом с плазменным телевизором на стене - они выглядели нелепо, как…
… как рыцарские доспехи в подъезде пятиэтажной хрущёвки…
… как только и может сегодня выглядеть древняя мебель начала шестидесятых!
Прошлый свой приезд сюда Марина почти не запомнила: всё прошло в тумане - настолько неожиданной и странной оказалась смерть Ирины. Впрочем, Марине и сейчас не верилось, что сестра не носится сейчас где-то по городу, понукая водителя машины, неповоротливого, вечно улыбающегося Очередного Мужчину. Однако, если разобраться, в последние год-полтора Ирина сама сидела за рулём…
Сорваться с работы на неделю: похороны, поминки, формальности, суета, какие-то лица, бумаги, подписи, телефонные номера, снова лица… звонки с Марининой работы, где, как на грех, мгновенно начало лихорадить всю контору… нет, горевать было некогда. И только по дороге домой, слушая мерный стук вагонных колёс, втихомолку прослезившись ночью на верхней полке, Марина вспомнила сухой голос: "Марина Петровна! Вы обязательно должны по истечении полугода приехать и вступить в права наследования на имущество Ирины Петровны".
В последний раз сёстры виделись на очередной годовщине смерти своих родителей. Когда же это было? Марина запамятовала. Родители умерли в январе с разницей в год. Первой мама - изношенное сердце королевы не выдержало. А через год почти день в день - не проснулся поутру папа. Врачи сказали: тромб в каком-то очень важном сосуде. А сёстры решили - от тоски. Очень тосковал Пётр Данилович, король-отец без своей строгой, решительной богини. Богини-королевы-матери.
С тех пор Марина иногда приезжала к Ирине на годовщину свадьбы родителей, которую они отмечали в один из дней октября. Не смерти, не рождения - они отмечали именно день свадьбы! Решение пришло к ним как-то незаметно, без споров и рассуждений. Оно словно было где-то рядом все эти годы, когда царствующая семья ещё здравствовала, беспокоясь о своих детях и неся на плечах тяжелое бремя повседневной жизни. Сёстры виделись не каждый год, но, на то и изобретены телефон и сотовая связь! - семья была в курсе основных событий жизни друг друга. А всё остальное, всякие бытовые мелочи - Господи, это не так уж и важно! - в конце концов, у каждой своя жизнь, свои радости!.. и только горе было общим.
В ту - последнюю - встречу они с Ириной сидели на кухне и пили горячий чай с баранками - всё, как в детстве. Вот только отец предпочитал повесить баранки на электрический самовар, словно связку золотисто-бежевых орденов на грудь блистательного серебряного генерала. Это всегда казалось сёстрам неуместным, ведь самовар был и сам по себе красавцем. По нему сохли все заварочные девочки-чайнички в округе и хвастливые "баранкины награды" ему совсем не шли. Поэтому вместе с Ириной они тайком снимали "ожерелье" с груди генерала, разрезали верёвочку и аккуратно сваливали баранки в большую стеклянную салатницу. Как там она звалась? Ах, да… графиня Баранкина… в дни праздников - Салатная Дама.
- Слышь, Маринка? Помнишь, как мы жили в волшебном королевстве и были в нём принцессами-сорвиголовами? А мама и папа…
- А мама и папа были там королём и королевой, - рассеянно сказала Марина, прикидывая, на какой автобус ей удобнее всего сесть, чтобы вовремя приехать на вокзал.
- Богиня-королева-мать и король-отец, Усталый Рыцарь, - Ирина, прищурившись, смотрела на младшую сестру. Ох уж этот строгий "Взгляд Взрослой Сестры"! Да-да, "я старше и лучше знаю, что к чему!" говорила одна из персонажей книги "Алиса в стране чудес". Когда-то этот взгляд воспринимался Мариной… Маринкой… как нечто непреложное, такое же естественное, как солнце и луна, как смена дня и ночи. И такое же неизменное и вечное, как торжественное и абсолютно непонятное звание, - они учили его наизусть в школе, - и за которое Ирка когда-то сходу получила пятёрку, отчеканив без запинки: "Председатель Президиума Верховного Совета, Генеральный секретарь Коммунистической партии Союза Советских Социалистических республик, маршал Советского Союза Леонид Ильич Бр-р-режнев!".
- Ирка, перестань! - невольно усмехнувшись, махнула рукой Марина. - Я уже и думать забыла про наши фантазии. Тяжёлое детство, деревянные игрушки… лучше скажи, когда ты у меня замуж выйдешь? Что, дождёшься пенсии и старичка-подполковника?
- В загробном мире я замуж выйду, - мрачно пошутила сестра и отвела взгляд. Она помолчала и тихо сказала. - У тебя быт, а у меня - бизнес. Не до замужества мне… пока. А детей - поздно уже рожать. Ты, вот, вовремя подсуетилась, а мне теперь… мне как-то даже и не хочется с подгузниками возиться.
- Ой, да брось, Иринка, брось! Ты ж у нас видная дама - ноги от ушей, фигура, волосы, вся из себя стильная, квартира и фирма свои есть! Сама знаешь, у таких королев мужчинами просто автоматически пол выстилается! Сами кидаются и сами сердце к туфелькам складывают!
- Ага… - казала Ирина и отвернулась. Она молчала, когда Маринка уже собралась сказать какую-нибудь приличествующую случаю глупость, ну, что-то, вроде: "Да они сами не знают, какое сокровище теряют!" - или "Ну и наплюй на них с высокой башни - они тебя недостойны!". Но эти неискренние сочувствующие фразы были чересчур фальшивыми… и она, Марина, это знала…
…другой такой, как её сестра, не было… и не будет. А дети… что дети? В наше время, были бы деньги, в пятьдесят родить и выпестовать можно!
- Мы… ну, мы… так, встречаемся мы с ним, - сказала королева Ирина. - Время от времени. У него на квартире, у него на даче…
- Погоди, почему же не у тебя? - Марина удивлённо взглянула на сестру. - Ты же одна живёшь!
- Сюда я никого не вожу, - сухо, как показалось Марине, сказала сестра, положив ухоженные руки на стол. Тонкие пальцы нервно теребили серебряную ложку, вынутую из сахарницы. - Нечего им тут… и ему тоже. И вообще, неужели счастье именно в мужьях?
- Да уж, - Марина вспомнила свою семейную жизнь и вздохнула. - Мы с моим благоверным вроде и мирно живём, и дети есть, а всё равно в последнее время, как чужие…
И что же ответила ей Ирина?
- Я не помню, растерянно пробормотала Марина. - Вот чёрт! Не помню, совсем!
Она выключила пронзительно засвистевший чайник, залила заварку крутым кипятком, достала чашку со смешным цыплёнком на боку. Ей вдруг вспомнилось, как однажды, вскоре похорон отца, они с Иринкой, тогда уже длинноногие дамочки, привлекавшие взгляды парней, но в тот день просто зарёванные и испуганные девчонки, одинаково подавленные смертью родителей, - вспоминали о детских фантазиях.
Что-то пронзительно взрослое… настоящее…
Что? Что?!
Марина так и не нашла ответа. Что-то промелькнуло слабой тенью и снова исчезло… нет, не помню.
Она нашла тряпочку для протирания пыли там, где она и должна была быть - под раковиной в ванной. Аккуратно сложенной и сухой до невозможности… не востребованной до слёз. Марина сердито тряхнула головой. Нечего реветь, глядя на давно неиспользованную тряпочку, со стороны кто увидел бы - удивился.
Уж что-что, а ненависть к пыли передалась им с Ириной, видимо, по наследству. "Девочки! - говорила им мать.- Если к вам неожиданно нагрянут гости, помните, что только безумная дамочка полезет под кровать, чтобы проверить, что там у вас валяется. Запихивайте всё в шкаф с глаз долой и быстро протрите то, что находится на уровне носа. Пыль на видном месте и нечищеная сантехника - раковина, ванна и унитаз - аукнутся вам в сплетнях. Всё остальное - никто просто не заметит!"
- Золотые слова, - пробормотала Марина. Она начала обход квартиры, протирая влажной тряпочкой всё, что было на виду. Когда-то вдвоём с Ириной они мгновенно превращали эту почти ежедневную процедуру в игру. Пыльные пространства были полчищами отвратительных микробов Грызмага. Они наступали по всему фронту, коварно завоёвывая всё новые и новые территории. Они захватывали таинственные поля книжных полок, сверкающие ледяные плафоны люстры (на самом деле это были заснеженные вершины гор; их надо было штурмовать с помощью заслуженной старушки-стремянки), оргстекло необъятного письменного стола, за которым две смелые воительницы делали вдвоём уроки по вечерам.
Игра - это слово казалось Марине ключевым. Две сестры с талантливым воображением, представлявшим себе целый мир и правящих в этом мире своим игрушечным государством. Воображение превращало люстру в вершины Гималаев, кладовку - в пещеру древних сокровищ, коридор - в бальный зал, а папу и маму в волшебных правителей.
- Воображение, - сказала самой себе Марина, мельком взглянув в большое зеркало, висевшее на стене. - Это просто воображение маленьких деток. Иногда оно бывает чересчур живым… и это может пугать ребёнка…
Но неужели всё дело только в воображении? Неужели картины игр детства - самые яркие и самые светлые мгновения жизни - неужели это только воспоминания? Нечто вроде альбома с чёрно-белыми фотографиями институтских лет? "Это я в общаге, это Машка, это Мишка, это Валерка и все мы, студенты первого курса, на первомайской демонстрации", - а за тончайшим глянцем бумаги улыбаются полузабытые смазанные движением лица. И уже не вспомнишь, кто это там держит тебя под руку. Не то со старшего курса приблудился, не то вообще с другого факультета… и кто он, и почему жмётся именно к тебе, и как сложилось, что не появлялся он больше на твоём пути, такой улыбчивый, с бакенбардами на юношеском лице по моде тогдашней весёлой весны?..
И вдруг ярко вспоминаются красные флаги, хлопающие на прохладном ветру, рыжие кудри соседки по общежитию, притащившей вечером целый куль картошки, которую жарили всей дружной компанией, платье с рукавами в оборочках, так восхитившее ухажера - будущего мужа.
Странная штука эта память. Она упрямо старается втолковать тебе, что звон мечей на турнире в яркий летний день, алое великолепие мантии и тяжесть изящной короны на голове - это просто детское воображение. А будущий муж, разорившийся со стипендии на одиннадцать хризантем - это истинное воспоминание. Что полёты эльфов в лунную ночь и нежное пение морских красавиц - это неправда, а самая, что ни на есть, правда - это слёзы ужаса ночью, в подвале… Что Грызмаг - это просто большой универсальный магазин. Магазин, а не ужас и кошмар, неотступно следующий где-то совсем рядом, - всегда и везде, в каждой твоей минуте, какой бы счастливой не была твоя бесхитростная женская судьба…
Марину словно ударило током. Надо же, она почти никогда не вспоминала о той страшной ночи, о Грызмаге, как вдруг нахлынуло… да так ярко! Почему?..
Ах, вот оно что! Вот и причина…
Марина присела у старого комода и потянула за плетёную самодельную верёвочку, яркой петелькой выглядывающей из-за короткой пузатенькой ножки. Тренькнув по половице, выкатилась пыльная жестяная крышка, подвешенная на эту верёвочку. Марина стёрла с крышки пыль и присела в кресло. "Откуда она взялась, - подумала недоумённо, - неужто столько времени под комодом провалялась? Как-то странно это…" Крышка, как крышка. Самая обычная, из тех, что хозяйки кипятят в кастрюлях, а потом закатывают по осени этими крышками банки с грибами, соленьями, вареньями и прочими запасами на долгую зиму. Только эту крышку так и не использовали по назначению. В ней проделали гвоздиком дырочку, продели в неё колечко из медной проволоки, а сквозь колечко - сплетённую Ириной верёвочку из маминых ниток…
…А потом Ирина старательно выцарапала на блестящей поверхности папиным циркулем: "Медаль ЗА АТВАГУ!" и разукрасила поля крышки цветочками и лавровыми листиками, взяв за образец виньетку из какой-то книги.
- Папа улыбался и говорил, что звучит отчаянно смело - А-А-АТВАГА! И просто необходимо написать об этом в Академию Наук, чтобы старенькие профессора переправили в словарях это слово… - улыбаясь, тихо сказала Марина.
Глава 3. О том, за что вручают "Медали ЗА А-А-АТВАГУ!" и что произошло в подвалах Грызмага
Медаль за свою А-А-АТВАГУ маленькая Маринка получила после окончания первого класса. Ирина уже закончила второй и готовилась к тому, что по весне будущего года её примут в пионеры, а это - уже почти что аттестат зрелости для девчонки девяти лет. Маринка же наконец-то избавилась от звания "первоклашка" и гордо несла на себе груз славы опытной восьмилетней ученицы, имея долгожданную возможность свысока поглядывать на малышню, которая осенью только-только пойдёт в школу.
В августе королевишна Иринка перекупалась на городском пляже.
- Ну, надо же, - с досадой сказала мать. - Это только Ирина у нас может такой фокус отчебучить! Летом - зверски простудиться! Говорила я тебе, не сиди в воде подолгу, так нет же. А на что ей мамины советы? У самой ума - палата, не надо жемчуга и злата.
У мамы поговорки сыпались горохом, а уж в данном конкретном случае она использовала самые язвительные. Кругом сама виноватая Королевишна гордо молчала, шмыгая носом и яростно сморкаясь в платок. Марине было велено завтра с утра следить за тем, чтобы Ирка не выскакивала из постели, пила аспирин по графику, дула чай с малиновым вареньем и обязательно переодела пижаму, когда основательно пропотеет.
Завтра маме надо было бежать на работу, папа приезжал из московской командировки только послезавтра вечером, а Марине следовало с самого утра сбегать в магазин на улице Грызунова, занять в семь утра очередь, чтобы в восемь купить тридцать штук крышек для закатывания. "Надо же, крышки в Грызмаге завтра выбросят, - говорила накануне соседка. - Представляешь? На складе уже. Я сунулась было, да моя знакомая там уже не работает, теперь уже не закажешь заранее, как раньше. Говорят, по тридцать штук, по одной "колбаске" в руки давать будут. Бери дочерей, как раз три "колбаски" возьмёшь!" "Да мне столько не надо, - отмахивалась мать, - куда мне? Мне и тридцати штук за глаза хватает".
И то верно, банки у мамы большие, пятилитровые, тащишь такую банку из холодильника, пыхтишь, прижав к груди, а то очень уж тяжёлая. А в холодильник они все не помещаются, поэтому папа относит их в подвал, где у каждой квартиры есть своя деревянная клетушка. В подвале всегда холодно, даже жарким летом, но взрослые жалуются друг другу, что прорастает картошка и время от времени лопаются банки с забродившими вареньями. А в соседнем подъезде у одного дяденьки лопнула какая-то "брага" - невкусная, должно быть, вещь, потому что соседи жаловались, мол, он теперь весь подвал "провонял".
В общем-то, ничего сложного не было. Занять очередь, попрыгать часок в классики у крыльца Грызмага, не забывать приглядывать за той женщиной, за которой занимала, а потом влиться с толпой в зал с колоннами. Выбить в кассе чек и у прилавка получить у толстой Ведьмы завёрнутую в промасленную бумагу "колбаску" крышек, и бежать домой, следить за больной сестрой. Можно командовать и распоряжаться, ведь полномочия на "старшую в доме" она получила от самой богини-королевы. То-то завтра похихикают пушистики, полюбовавшись на сопливую Королевишну!
Толпа у магазина была довольно большая. Классики, нарисованные недавно неподалёку от крыльца, заняла толпа. Не выспавшиеся взрослые тёти почему-то уже ругались визгливыми голосами. Похоже, выясняли, кто первым очередь занял - обычное дело! Стоять было скучно, да и день, похоже, обещал быть жарким, несмотря на то, что утренняя прохлада пока не уступала позиции. Маринке повезло, её окликнула соседская баба Лена, которая стояла в первых рядах. Тётки и бабки вокруг начали, было, ворчать, но баба Лена пристыдила их и ловко соврала, что Марина принесла ей деньги, как они, мол, с Маринкой вчера и договаривались. "По-соседски, - сказала баба Лена, - по-дружески. А то мне до пенсии ещё три дня, вот Маринкина мама мне пятьдесят копеек и одолжила. Молодец!"
В очереди откликнулись, в том смысле, что - да! - молодец Маринкина мама, не пожадничала денег для старушки. В общем, пронесло. Маринка честно отдала бабе Лене пятьдесят копеек монеткой. На монетке был изображен Ленин, стоящий на какой-то бочечке с поднятой кверху рукой, совсем, как на памятнике у вокзала. А потом, переминаясь с ноги на ногу у самой витрины и со скуки разглядывая банки "Килька в томате", выставленные пирамидой, Маринка почувствовала, как шершавая тёплая бабушкина ладонь тихонько сунула ей монетку обратно в руку, а потом ласково потрепала за ухо. На душе сразу стало хорошо… даже непонятно почему, ведь Маринка всё равно влезла в очередь нечестно. Однако в восемь лет так легко отмахнуться от неприятных мыслей! Маринка пристроилась к холодным железным перилам, ограждавшим витрину снаружи Грызмага, думая, что если толпа и шарахнется в её сторону, то всегда можно быстро пролезть за перила и встать между ними и стеклом.
Вот и словила ворон бедная Маринка, зазевалась, замечталась… толкнули её у самой кассы и рассыпала она все деньги, которые зажала в кулаке. Кое-как, уворачиваясь от толстых и худых ног в самой разнообразной женской и старушечьей обуви, собрала она с помощью Бабы Лены почти всю мелочь.
- Ну, вот и славненько, - сказала запыхавшаяся баба Лена. - Давай скорее, отбивай чек!
В очереди вдруг зашумели и заорали незнакомые бабки и тётки… их-то с бабой Леной очередь прошла давно. В магазине волновалась и напирала огромная толпа. Хорошо, хоть, стояли неплотно, можно было протолкнуться, да только всё равно растащило маленькую Маринку и щуплую бабу Лену в разные стороны. Оказалось, что два соседних отдела тоже начали выдавать крышки, вот и ломанулись люди с улицы, перемешав все очереди, нарушая все договорённости и стремясь к двум работающим кассам.
- Мне за крышки! - пискнула Маринка, вывалив из потного кулачка все собранные с пола деньги в тарелочку высокой кассы. В начале учебного года ей приходилось вставать на цыпочки, чтобы увидеть в тарелочке сдачу. Мама, посылая дочерей в магазин, старалась дать денег ровно, без сдачи, но иногда приходилось, пыхтя, выгребать монетки, торопясь от нетерпеливых взглядов очереди. Зато сейчас она подросла и уже не подпрыгивала перед кассой. Почти взрослая!
Надменная и противная Ведьма-кассирша, видневшаяся в высоком окошке, восседала где-то чуть ли не в облаках. Конечно, лучше было бы оказаться у другой кассы, где сидела красавица Зиночка, вечно путавшаяся в счёте, но куда теперь было протискиваться сквозь толпу?
- Не хватает, - равнодушно сказала Ведьма. - Пятьдесят копеек не хватает. Следующий!
- Как, не хватает? - пискнула Маринка, похолодев и машинально взяв деньги.
- Вот так! - ответила Ведьма. - Забирай свои гроши и пусти следующего.