Чайной это понравилось. Другие женщины за столом Элеоноры разве что не растеклись, молча и с выпученными глазами, извиваясь от возбуждения, видя, как она с такой небрежностью отмахнулась от имеющего дурную репутацию и чрезвычайно опасного Джона Тейлора. Она вряд ли могла впечатлить их сильнее, даже нагадь она рубинами.
– Вам известно то, что мне нужно узнать, – сказал я, играя свою роль до конца.
– Какая жалость, – сказала Элеонора. И отвернулась от меня.
– Ваш отец рассказал мне несколько любопытных вещей о вас, – сказал я, чтобы заставить ее повернуться обратно, и слегка улыбнулся, увидев ее напряженность. – Поговорите со мной, Элеонора. Или я всем здесь расскажу.
Она вновь повернулась и изучила меня холодным взглядом. Я блефовал, и она это прекрасно знала, но не могла рисковать. Дамы, Которые Обедают, упиваются проявлением слабостей, как пираньи брошенным сырым мясом. И, кроме того, я должен был быть более интересным, чем ее нынешняя компания. Поэтому она поговорит со мной и попытаться выяснить, что именно я знал, при этом сказав мне, как можно меньше взамен. Я видел все это по ее лицу... поскольку она позволила мне.
– Если я должна, то должна, – сказала она, проявив аристократическую милость к подчиненным. Она мило улыбнулась женщинам, которые сидели вокруг ее стола, сгорая от любопытства. – Извините меня, душеньки. Семейные дела. Вы же знаете каково это.
Женщины улыбнулись и кивнули, и сказали все правильные вещи в ответ, но было ясно, что они не могли дождаться, пока мы отойдем, чтобы начать сплетничать о нас. По всему помещению, все глаза смотрели, как я веду Элеонору в отдельную кабинку в дальней части и усаживаю ее в нее. Разговоры медленно возобновились. Телохранители расслабились за своими столами, без всякого сомнения, испытав облегчение от того, что им не пришлось иметь дело со мной. Рамон наблюдал за мной холодными, темными глазами, и его лицо абсолютно ничего не выражало. Я сел в кабинку напротив Элеоноры.
– Что ж, – сказал я, – ожидал встретить вас здесь.
– Нам нужно поговорить, – сказала она, резко наклонившись вперед. – Но вы же понимаете, я не могла сделать это легким для вас.
– Да, конечно, – сказал я, и задался вопросом, к чему все это шло.
– Я не хочу, чтобы вы решили, что я свободно общаюсь с кем попало.
– Боже упаси.
– Посмотрите на них, – сказала она, указывая на свой стол. – Трещат как птицы, потому что я посмела возразить скандально известному Джону Тейлору. Не сделай я этого, и завтра во все газетах появятся сплетни о том, что мы спим вместе. В некоторых из них все равно появятся, просто потому, что это отличная история.
– Боже упаси, – снова сказал я, и она резко впилась в меня взглядом. Я улыбнулся, и внезапно она улыбнулась в ответ. Немного расслабившись, она откинулась на спинку стула. – С вами легче общаться, чем я думала, мистер Тейлор. И мне будет с кем пообщаться.
Я указал на Рамона, сидящего в одиночестве за своим столом.
– Разве с ним вы не общаетесь?
– Я трачу значительные средства на Рамона не для разговора с ним, – сказала она сухо. – Во многих отношениях, он все еще мальчик. Довольно симпатичный и забавный для игр с ним, но не особо смышленый. Я предпочитаю именно таких милашек. Весь смысл молодых любовников в том, что ты играешь с ними некоторое время, а когда устаешь, переходишь к следующей игрушке.
– И вашему мужу безразлично? – поинтересовался я.
– Я не ради этого вышла за Марселя, – сказала Элеонора, как ни в чем не бывало. – Папа захотел, чтобы я вышла замуж, поскольку он крайне старомоден в некоторых вещах. Полагаю, что это не удивительно для родившегося столь давно, как он. Вы можете списать это на пережитки прошлого, но… папа полагает, что женщиной всегда должен руководить мужчина. Во-первых, ее отец, а затем муж. А поскольку дорогому папочке сейчас приходится заботиться о более важных вещах, это должен быть муж. Кажется, ему никогда не приходило в голову, что я выйду только за мужчин имеющих здравый смысл делать то, что им говорят, вдали от поместья Гриффинов. Я бы вовсе не выходила замуж, не будь необходимости оставаться на хорошем счету у папы...
– Я вышла замуж за Марселя, потому что он заставляет меня смеяться. Он обаятельный, воспитанный и умеет составлять хорошую компанию... и он ничего не требует взамен. У него своя жизнь, у меня своя, и они никогда не пересекаются. В былые времена, в дни становления папы, это назвали бы фиктивным браком. Но поскольку это современный век, только мое удобство имеет значение. О чем вы хотите поговорить со мной, мистер Тейлор? Папа не рассказал вам ничего интересного обо мне, поскольку я приложила большие усилия, чтобы убедиться, что он не знает ничего интересного обо мне.
– Вы будете удивлены, что я знаю, – сказал я, просто, чтобы сказать что-то. – Я все еще пытаюсь разобраться с каждым членом семьи Гриффинов, что проработать некоторые теории о том, кто мог похитить Мелиссу и зачем.
Элеонора пожала плечами.
– В действительности, мы не так уж сложны для понимания. Папа занимается своим бизнесом, мамочка живет, чтобы быть королевой высшего общества, Уильям убегает и прячется, когда папа не смотрит, Мелисса ханжеская боль в заднице, а моя милая гордость и радость Пол не выходит из своей спальни. Вот вам краткое описание Гриффинов.
– А как насчет вас? – спросил я. – Кто вы, Элеонора Гриффин?
Как и ее брат, когда Элеонора начала говорить она не могла остановиться. Слова потекли потоком из нее. Возможно, потому что прошло долгое время, с тех пор как она могла поговорить с кем-то откровенно, с кем-то, кому могла доверять, зная, что это останется в тайне и не предастся огласке… поскольку ему действительно на это наплевать.
– Папа никогда не уделял мне много времени, – сказала она, и хотя она смотрела на меня, ее взгляд был далеко, в прошлом. – Он очень старомоден. Его сын может быть наследником и частью семейного бизнеса, но не дочь. Поэтому мне приходилось проявлять гораздо больше изобретательности, чем Уильяму. Маму также ничего не заботило. Для нее было важно только то, что мы с Уильямом следили за модой. Таким образом, я воспитывалась чередой нянек, наставников, и нанятых компаньонов, все из которых отчитывались перед папой. Я никому из них не могла доверять. Я росла, не полагаясь ни на кого, кроме себя самой, и блюла свои интересы, прежде всего. Так же, как папа. За минувшие годы, я пыталась заинтересовать себя множеством вещей, чтобы скоротать время... Когда ты бессмертен, существует так много свободного времени. Я пробовала политику, религию, шоппинг... но ничего из этого не приносило надолго удовлетворения. В настоящий момент я решила просто наслаждаться своими деньгами и положением, и быть счастливой праздной мечтательницей. Делает ли это меня ужасно мелочной?
– Почему юные мальчики? – спросил я, тщательно избегая вопроса, у которого не было никакого хорошего ответа. – Поговаривают, что никто из них надолго не задерживается...
– Поскольку годы летят, а я не становлюсь старше, я привлекаю все больше молодежи, – сказала Элеонора. – По-настоящему молодых, в отличие от этого моего великолепного тела, которое никогда не стареет. Несмотря на все, что я делаю с ним. Я боюсь постареть и стать брюзгливой, и зациклиться на своих привычках... Постоянное воздействие молодых мыслей, мнений и моды помогает мне сохранять себя молодой в глубине души. Я никогда не буду походить на папу; после всех его лет и опыта, он по-прежнему ничем не отличается от средневекового торговца, которым он изначально был. Бизнес есть бизнес, независимо от того, в каком веке ты живешь. Может, он и приобрел аристократическую манерность, но он все еще не избавился от своего старого образа жизни. Несгибаемый в своих ценностях, даже при том, что они были сформированы столетия назад… Я никогда не хочу становиться такой.
– Чего же вы хотите? – спросил я.
Она кратко улыбнулась.
– Будь я проклята, если знаю, мистер Тейлор. Я очень хочу унаследовать деньги папы, но не его дело. Я продам свою долю при первой возможности. И я не хочу закончить как Уильям, затерявшись в потворстве своим желаниям. Он думает, я не знаю, что он регулярно наведывается в клуб "Калигула", но все об этом знают... Я хочу сделать что-нибудь имеющее значение, стать кем-то важным. Но никто никогда не будет рассматривать меня как нечто большее, чем дочь Гриффина. Вы понятия не имеете, каким чрезвычайно ограниченным может быть богатство и власть.
– Бедная маленькая богатая девочка, – сказал я на полном серьезе. – Получила все, кроме счастья и душевного спокойствия.
Она впилась в меня взглядом.
– Вы насмехаетесь надо мной, мистер Тейлор. И все присутствующие здесь скажут вам, что очень опасно так поступать.
Я улыбнулся.
– Опасность, это моя работа.
– О, пожалуйста... Чего вы хотите, мистер Тейлор?
– Ну, для начала, я хочу, чтобы вы называли меня Джоном. Помимо этого... я хочу найти Мелиссу. Убедиться, что она в безопасности.
– И снова забрать ее домой? Вернуть в поместье Гриффинов?
– Если это то, чего она хочет, – сказал я осторожно.
Элеонора изучала меня мгновение.
– Вы не думаете, что она была похищена, не так ли? Вы думаете, она сбежала. Должна заметить, что совсем не удивлюсь этому. Но, когда вы найдете ее, то не сможете забрать ее против воли, потому что это будет против ваших принципов, верно?
– Верно, – согласился я.
Она ослепительно улыбнулась мне.
– Теперь вы мне больше нравитесь, Джон. Вы действительно готовы бросить вызов Гриффину в лицо? Он убивал людей и за меньшее. Возможно, все, что о вас говорят, действительно, правда.
– Нет, – сказал я. – Никто не может соответствовать всему, что о нем говорят.
Она снова кратко улыбнулась.
– Вы не представляете, как освежающий поговорить с кем-то... реальным. Вам действительно плевать на то, что я из Гриффинов?
– Да, – честно ответил я. – В свое время, я сталкивался и с худшими.
– Да... наверное, так и есть. Вы также взялись за это дело не из-за денег, так ведь? Вы действительно хотите найти Мелиссу.
– Ну, – сказал я искренне, – деньги помогли.
А затем мы оба обернулись, когда Рамон появился у входа в нашу частную кабинку. Он был высок и хорошо сложен под своим дорогим костюмом, и держался так, словно некоторое время был бойцом. Он холодно уставился на меня, игнорируя Элеонору.
– Кем ты себя возомнил, Тейлор? Пришел сюда, как будто имеешь право находиться здесь, и хозяйничаешь, как пожелаешь? Элеонора, ты ничего не должна говорить ему. Я знаю его типаж – один блеф и репутация.
– Именно таким ты хотел быть? – спросил я. – Прежде, чем понял, о какой тяжелой работе идет речь, и насколько проще использовать свое симпатичное личико и манеры, чтобы заработать на лучшую жизнь? Ступай и снова сядь за свой стол, как хороший мальчик. Элеонора придет и заберет тебя, когда будет готова.
– Это верно, Рамон, – сказала Элеонора. – Никто ни к чему не принуждает меня. Это мило, что ты беспокоишься, но...
– Заткнись, – отрезал Рамон, и Элеонора тупо уставилась на него, будто он только что ударил ее. Рамон перевел свой пристальный взгляд на нее. – На этот раз, это не касается тебя. Это касается меня. Как думаешь, я выгляжу, когда ты игнорируешь меня, чтобы улыбаться и жеманничать с уличным отбросом, вроде него?
– Рамон, – сказал я, и что-то в моем голосе заставило его снова обратить на меня внимание. – Я понимаю, что нужно произвести хорошее впечатление перед своей женщиной и твоими... сверстниками, но серьезно, не испытывай свою удачу.
Он зарычал на меня, и внезапно, длинный кинжал ярко блеснул в его руке. На вид это было профессиональное оружие, вероятно, спрятанное в ножнах на предплечье. Он держал лезвие так, словно знал, как им управляться, и я сидел очень тихо. Элеонора посмотрела на Рамона, как будто никогда прежде не видела его.
– Какого черта ты делаешь, Рамон? Не глупи! Убери эту штуку немедленно!
Он проигнорировал ее, охваченный своим гневом и драматичностью момента. Вся Чайная затихла, все смотрели на нас, на него, и он это знал и наслаждался этим. Он громко хихикнул.
– Говорят, что в тебе течет кровь оборотня, Тейлор. Давай посмотрим, насколько ты хорош против серебряного клинка. Я думаю, ты будешь кровоточить, как и любой другой, когда я отрежу твои яйца и заставлю их сожрать.
Я встал, и он невольно отступил. Я впился в него глазами, удерживая его взгляд своим, несмотря на все его старания отвести его. Я вышел из кабинки, и он отринул назад, все еще не в состоянии отвести взор. Теперь он захныкал, когда кровавые слезы медленно начали сочиться из-под век. Серебреный клинок выскользнул из его онемевших пальцев, когда я смотрел на него. И тогда один из телохранителей появился откуда ни возьмись, с моей слепой стороны, и бросил чашку кофе прямо мне в лицо. Я закричал, когда кипяток обжег мне лицо и временно ослепил. Я отчаянно тер лицо руками, пытаясь очистить свое зрение, слыша другие приближающиеся шаги.
Элеонора прошла мимо меня, выйдя из кабинки, и встала между мной и Рамоном. Я слышал, как она кричит на него и на других, но все еще ничего не видел. Привычная властность в ее голосе сдерживала их, но я не знал насколько. Я изо всех сил напряг слезящиеся глаза и, наконец, мое зрение вернулось. Мое лицо по-прежнему мучительно жгло, но я игнорировал это. Все телохранители покинули свои столики, чтобы сбиться в кучу позади Рамона. Они учуяли кровь и шанс одолеть скандально известного Джона Тейлора. И, конечно, возможность выглядеть настоящими мужчинами на глазах у своих женщин. Если они смогут разобраться с Джоном Тейлором, то в будущем смогут самостоятельно назначать себе цену.
Они неловко расталкивали друг друга, чтобы занять лучшую позицию, страстно желая получить шанс нанести мне удар, но никто не хотел быть первым. У них не было оружия, но все они, казалось, были рады шансу небольшого переполоха, чтобы хорошенько избить выскочку, который не знал своего места. Я выпрямился и пристально посмотрел на них, и некоторые отступили, чтобы не встречаться с моим пристальным взглядом. Рамон вздрогнул, следы кровавых слез до сих пор сохли на его лице. Затем он быстро вернул себе самообладание, когда понял, что я не могу снова смутить его пристальным взглядом. Элеонора по-прежнему стояла между мной и кучкой телохранителей, держа руки на бедрах и высоко вскинув голову, пока ругала их всех беспристрастно.
– Этот человек мой гость! Он под защитой меня и моего отца! И я буду говорить с кем, черт побери, пожелаю, Рамон!
– Он не должен быть здесь, – сказал Рамон, и его голос был хриплым в ожидании насилия. – Ему здесь не место.
– Как и тебе, – сухо сказала Элеонора. – Но я все же привела тебя сюда. Хотя одному богу известно, что я сделаю, если снова когда-нибудь тебя увижу. Убирайся, Рамон. Все кончено. И не смей поднимать шумиху, или я не буду писать тебе рекомендацию.
– Даже так? – сказал Рамон. – Как и всем другим? Нет... я так не думаю. Я думаю, что оставлю тебе кое-что на память. – Он жестко ударил ее по лицу. Элеонора отшатнулась, прижав руку к покрасневшей щеке. Рамон улыбнулся. – Ты не представляешь, как долго я хотел сделать это. Теперь не стой на моем пути. Ты же не хочешь, чтобы кровь оказалась на твоем новом платье. – Он снова перевел свой холодный пристальный взгляд на меня. – Давайте парни, пора повеселиться.
Пока он еще говорил, я сделал шаг вперед и ударил коленкой ему в пах. Он издал болезненный, задыхающийся звук и согнулся, так что я ударил его ребром ладони по затылку, чтобы помочь упасть на пол. Кучка телохранителей рванулась вперед, сердито крича, и окружила меня со всех сторон. Удары хлынули сразу со всех сторон, и все, что я мог сделать, это пригнуть голову и плечи и принять их на себя, выдерживая удары, поскольку важнее всего мне было устоять на ногах. Если я упаду, они все пустят вход ноги, и я не встану после этого. Я не думаю, что они намеревались убить меня из-за страха вызвать гнев Гриффина, но несчастные случаи, как известно, случаются, когда страсти разгорелись.
К счастью они не привыкли к борьбе в группе. Телохранители больше привыкли к защите клиента и запугиванию один на один. Они мешали друг другу, в своем стремлении добраться до меня, и были слишком нетерпеливы, стараясь нанести собственные удары, чтобы думать о взаимодействии. Я сосредоточился на том, чтобы засунуть руки в карманы плаща. Я держу там все виды полезных вещей. Телохранители били меня руками и ногами, но я не падал. Люди (и другие) пытались убить меня с детства, но я все еще здесь.
Я достал световую гранату из левого кармана и бросил на пол. Она взорвалась в сполохе ослепительного света, и телохранители отступили, ругаясь и неистово моргая. Что дало мне время вытащить маленькую коричневую человеческую кость из правого кармана и показать ее телохранителям. Они все замерли и я злобно усмехнулся.
– Правильно, ребята. Это указывающая кость. Все, что мне требуется, это указать и произнести Слово, и на кого бы я ни указал, он отправится домой в гробу. Поэтому забирайте Рамона и убирайтесь с глаз моих.
– Ты блефуешь, – сказал один из телохранителей, но казался не очень уверенным в своих словах.
– Не будь идиотом, – сказал мужчина рядом с ним. – Это Джон чертов Тейлор. Ему не нужно блефовать.
Они подняли Рамона и вынесли его из Чайной. Все дамы смотрели на это в тишине, затем оглянулись на меня. Некоторые выглядели так, словно хотели зааплодировать. Я повернулся спиной к комнате, и Элеонора помогла мне снова сесть в частную кабинку. Я с трудом уселся, тяжело дыша. У меня болело все тело. C возрастом становится сложнее выносить избиение. По крайней мере, в это раз я не потерял зубы. Ненавижу это. Я отложил кость в сторону и посмотрел на Элеонору.
– Спасибо, что заступились за меня.
– Я абсолютно ненавижу и не приемлю мужской шовинизм, – сказала она. – Но вы довольно впечатляюще справились. Это была подлинная аборигенская указательная кость? Я всегда считала, что настоящую довольно сложно найти.
– Так и есть, – сказал я.
– То есть вы блефовали?
– Может быть, – сказал я. – Я никогда не скажу.
– Ваше лицо было сильно обожжено, – сказала она, внимательно изучая меня. – Я видела это. Но сейчас все ожоги исчезли. И любому другому понадобилось бы скорая помощь после такого избиения. Но не вам. В вас действительно течет кровь оборотня, мистер Тейлор?
– Что-то вроде того, – сказал я. – И Джон, помните? Итак, на чем мы остановились... Ах да, Мелисса. Расскажите мне о Мелиссе, Элеонора.
Я так и не узнал, что она могла рассказать, потому что нас вновь прервали. На сей раз здоровенный жлоб, втиснутый в ярко-красный наряд посыльного, дополненный золотой тесьмой. Он явно не чувствовал себя комфортно в нем и незаметно скорчился, когда рывком поклонился Элеоноре, игнорируя меня. Затем с важным видом он преподнес ей запечатанный конверт на серебряном подносе. Имя на конверте отсутствовало. Элеонора взяла его и взглянула на посыльного.
– Отправитель ждет, – сказал он, грубым и отчетливо неподобающим посыльному тоном. – Машина снаружи.
Элеонора разорвала конверт и изучила лист бумаги внутри. Я наклонился вперед, но все, что я мог разглядеть, было рукописным посланием от того, кто явно никогда не слышал о чистописании.