– Мне позвать слугу, что взять ваш плащ, сэр? Мы можем почистить его.
– Нет, – сказал я. – Он повсюду со мной. Без меня он потеряется.
– Разумеется, сэр. Я Гоббс, семейный дворецкий Гриффинов. Если вы проследуете за мной, я провожу вас к хозяину.
– Не возражаю, – сказал я.
Гоббс повел через огромную прихожую и дальше по длинному коридору, держа спину ровно и задрав подбородок, даже не потрудившись проверить, следую я за ним или нет. Вероятно, ему даже мысли не приходило в голову, что я могу не последовать. Поэтому я неспешно шел в нескольких шагах позади, намеренно ссутулившись и засунув руки в карманы плаща. Вы быстро учитесь одерживать маленькие победы везде, где только можете. Коридор был достаточно большой, чтобы проехать по нему на поезде, освещенный теплым золотистым светом, который, казалось, исходил отовсюду и ниоткуда. Типичное сверхъестественное освещение. У меня было достаточно времени осмотреться, отказавшись позволять Гоббсу диктовать темп. Я был искренне заинтересован. Не многие люди видели поместье Гриффинов внутри, и большинство из них имели порядочность и здравый смысл, чтобы молчать об увиденном. Но я никогда не был хорош ни в том, ни в другом. Я был уверен, что смогу получить приличную сумму за продажу подробного описания в раздел Благословенное житие в "Найт Таймс".
Но... должен сказать, я не был впечатлен. Коридор был большим, это да, но позже ты переставал это замечать. Блестящий деревянный пол был сильно натерт воском и отполирован, стены были ярко окрашены, и высокий потолок был украшен серией изящных фресок… но не было ни стоящих доспехов, ни антикварной мебели, ни великих произведений искусства. Только действительно длинный коридор с бесконечной серией картин и портретов на стенах. Все они изображали Иеремию Гриффина и его жену Мэрайю, по моде и стилю былых веков. Картины, которым сотни лет, прославляли двух человек, которые, вероятно, были еще старше. От формальных стилизованных портретов, где они оба носили жабо и обязательные неулыбчивые выражения, до десятков королей и множества парламентариев, начиная от периода Реставрации до Эдвардианской эпохи и позднее. Некоторые художники были столь известны, что даже я узнавал их.
Я потратил так много времени, восхищаясь Рембрандтом, что Гоббс вынужден был возвратиться и нависнуть надо мной, многозначительно покашливая. Я повернулся, чтобы уделить ему все свое внимание. Гоббс действительно был архетипическим дворецким, держащийся прямо и со строгим выражением на лице, в своей чопорной черно-белой викторианской униформе. Его волосы были черными как смоль, как впрочем, и глаза, его плотно стиснутый рот был столь бледен, что почти не имел цвета. У него было высокие скулы и длинный, заостренный подбородок, который можно было использовать для доставания огурцов из банки. Он мог быть забавен, этот анахронизм в сегодняшний день и наше время, но за надменным подобострастием ощущалась огромная сила, сдерживаемая, готовая быть выпущенной в интересах его хозяина. Гоббс... был жутким, чрезвычайно пугающим образом.
Вы точно знаете, что он будет первым, кто склонится через ваше плечо во время официального обеда и громко объявит, что вы пользуетесь неправильной вилкой. Он также будет первым, кто вытащит вас за ухо, вероятно, со сломанной конечностью или двумя, если вы будете столь глупы, что расстроите его господина и хозяина. Я наказал себе никогда не поворачиваться к нему спиной и драться чрезвычайно грязно, если подталкивание когда-либо превратиться в толчок.
– Вы уже закончили, сэр...? – Подразумеваемая угроза заполнила паузу в конце.
– Расскажи мне о Иеремии, – сказал я не двигаясь, лишь бы поступить ему наперекор. – Как долго ты на него работаешь?
– Я имею честь служить семье Гриффинов в течение многих лет, сэр. Но вы, конечно, понимаете, что я не могу обсуждать личные дела семьи с любым посетителем, независимо от того, насколько он... известен.
– Мне нравится сад, – сказал я. – Очень... живой.
– Мы стараемся, сэр. Сюда, сэр.
Было ясно, что он не собирался ни черта мне рассказывать, поэтому я направился в быстром темпе по длинному коридору, и ему пришлось поторопиться, чтобы догнать меня. Впрочем, он быстро обогнал меня, скользя тихо вперед четко в двух шагах впереди. Он был очень тихим для такого большого человека. Я испытывал желание показать язык его спине, но почему-то знал, что он узнает об этом, и ему глубоко наплевать. Поэтому я просто следовал за ним, издавая так много шума, как только мог, и, прилагая все усилия, чтобы оставить потертости на полированном полу. Время от времени, другие слуги появлялись из боковых коридоров, все одетые в старомодную викторианскую униформу, и каждый раз резко останавливались и почтительно ждали пока Гоббс пройдет, прежде чем продолжить свой путь. Только вот... почтительно не совсем подходящее слово. Нет, все они выглядели испуганными. Все.
Иеремия и Мэрайя Гриффин продолжали торжественно смотреть на меня со стен, когда я проходил мимо. Одежда, прически и фоны менялись, но они оставались неизменны. Два жестких, непреклонных лица, с непоколебимым взглядом. Я видел портреты королей и королев во всех их пышных нарядах, которые выглядели менее величественно, менее уверенно в себе. Когда мы с Гоббсом наконец-то подошли к концу коридора, картины уступили место фотографиям, от увядших снимков сепии до современных с цифровой четкостью. И впервые появились дети Гриффина, Уильям и Элеонора. Вначале как дети, затем как взрослые, опять же абсолютно неизменные, в то время как мода и мир менялись вокруг них. Оба ребенка отличались крепким костяком, как и их родители, но ни один из их не имел их характера. Дети выглядели… мягкими, избалованными. Слабыми. Несчастными.
В конце коридора Гоббс повернул направо и когда я последовал за ним за угол, то обнаружил, что мы оказались в другом большом коридоре, где обе стены были украшены охотничьими трофеями. Головы животных наблюдали и рычали со своих тщательно размещенных на стене деревянных пластин, набитые соломой и со вставленными стеклянными глазами, которые казалось, следовали за тобой взглядом по коридору. Там были все обычные полевые звери, львы и тигры и медведи, и одна голова лисы, которая чертовски напугала меня, подмигнув, когда я проходил мимо. Я ничего не сказал Гоббсу. Я знал, что он не скажет насчет этого ничего из того, что я хотел бы услышать. Пока мы продвигались далее по коридору, трофеи сменились от необычных к неестественным. Никто не заботиться о разрешениях в Темной Стороне. Вы можете охотиться за любой чертовой тварью, которая вам приглянется, если она не начнет охотиться за вами первой.
Там была голова единорога с единственным длинным витым рогом, хотя его белоснежная шкура выглядела серой и безжизненной для любого набивщика чучел. Далее впереди была мантикора с ее тревожным сочетанием львиных и человеческих черт лица. Рычащий рот был полон огромных массивных зубов, а длинная ниспадающая грива выглядела так, будто недавно ее высушили феном. И… нереально огромная голова дракона, под добрых четырнадцать футов от уха до уха. Золотые глаза были огромными как обеденные тарелки, и я никогда прежде не видел так много зубов в одном рту. Морда выдавалась в коридор так далеко, что мне с Гоббсом пришлось пробираться мимо нее по коридору по одному.
– Бьюсь об заклад, что ее чертовски сложно чистить, – заметил я, просто, чтобы что-то сказать.
– Я не знаю, сэр, – сказал Гоббс.
Несколько коридоров и проходов спустя, мы наконец-то достигли конференц-зала. Гоббс быстро постучал, толкнул дверь и шагнул в сторону, жестом показывая мне проследовать вперед. Я небрежно вошел, словно заходил сюда каждый день, и даже не обернулся, когда услышал что Гоббс плотно закрыл за мной дверь. Конференц-зал был большим и шумным, но первым мне бросились в глаза десятки телевизионных экранов покрывающих стену слева от меня, показывающих каналы новостей, деловую информацию, рыночные отчеты и политические сводки по всему миру. Все дребезжали одновременно. Абсолютный шум болтовни был подавляющим, но никто в комнате, казалось, не придавал этому значения.
Вместо этого, все взоры были устремлены на Иеремию Гриффина, сидящего во главе длинного стола, точно король на троне, и внимательно слушающего людей, идущих к нему равномерным потоком, передавая ему новости, сообщения, документы, и задавая срочные, но уважительные вопросы. Они роились вокруг него, как рабочие трутни вокруг пчеломатки, приходя и уходя, толпясь и перестраиваясь, ревниво конкурируя за внимание Гриффина. Все они, казалось, говорили одновременно, но Иеремия без труда говорил с тем, кем хотел и слушал того, кого пожелал. Он редко смотрел на одного из мужчин и женщин вокруг него, уделяя все свое внимание бумагам, лежащим перед ним. Он кивал или качал головой, подписывал некоторые бумаги и отвергал другие, и время от времени давал комментарий или приказ, и люди вокруг него мчались выполнять его поручения, их лица были сосредоточены и полны решимости. Безупречно и дорого одетый, и, вероятно, обладающий еще более дорогостоящим образованием, он по-прежнему вел себя больше как слуга, чем Гоббс. Никто из присутствующих не уделял мне ни малейшего внимания, даже когда им приходилось протискиваться мимо меня, чтобы добраться до двери. И Иеремия даже не взглянул в мою сторону.
Предположительно я должен был стоять там, по стойке смирно, пока он не соизволит заметить меня. Черт с этим. Я придвинул стул и сел, закинув ноги на стол. Я не спешил, и хотел хорошенько рассмотреть бессмертного Иеремию Гриффина. Он был статным мужчиной, невысокого роста, но с выпяченной грудью и широкими плечами, в изысканно скроенном темном костюме, белой рубашке и черном галстуке-ленточке. У него было властное лицо, с мощными скулами и холодными голубыми глазами, ястребиный нос, и рот, который, похоже, редко улыбался. Все венчала большая грива седых волос. Подобно тому, как он выглядел на всех своих портретах времен Тюдоров. Казалось, он получил свое бессмертие, когда ему было уже за пятьдесят, и пакет не включал в себя вечную молодость. Он просто перестал стареть. Он сидел прямо, как будто что-либо иное было бы признаком слабости, и его немногочисленные жесты были резкими и отточенными. Он обладал тем непринужденным авторитетом и спокойной властью, что приходят с многолетним опытом. Он производил впечатление человека, который всегда точно знает, что ты хотел сказать еще до того, как откроешь рот, поскольку видел и слышал все это раньше. Снова и снова.
Его люди относились к нему с уважением, граничащим с благоговением. Он больше походил на Папу, чем на короля. Вне этой комнаты они могли быть людьми с состоянием и родословной, экспертами в своей области, но здесь они были лишь подчиненными Гриффина, с положением и привилегиями, за которые скорее умрут, чем отдадут. Потому что здесь была власть, реальные деньги, здесь каждый день принимались все важные решения, и даже самые незначительные из них изменяли судьбу мира. Работать на Гриффина, означало, что вы были на самой вершине эшелона власти. До тех пор, пока держались. Каким-то образом я знал, что чреда этих ярких молодых дарований регулярно сменяется. Поскольку Гриффин не оставит тех, кто становится опытным и влиятельным, чтобы стать угрозой для него.
Иеремия заставил меня долго ждать, и мне стало скучно, а это всегда опасно. Предполагалось, что я должен был просто сидеть там и томиться в ожидании, чтобы поставить меня на место, но я горжусь тем, что никогда не знаю своего места. Так что я решил малость пошалить. У меня есть репутация, которую нужно поддерживать. Я не спеша оглядел круглый конференц-зал, рассматривая различные возможности для зла и хаоса, прежде чем окончательно остановил выбор на стене с телевизионными экранами.
Я использовал свой особый дар, чтобы найти сигнал управления каналами и использовал его для настройки каждого экрана на одно ужасающее шоу. Я нашел его случайно как-то ночью, пока щелкал каналы (всегда неудачная идея в Темной Стороне, где мы получаем не только выход на весь мир, но также и на передачи из других миров и других измерений), и мне действительно пришлось прятаться за диваном, пока оно не закончилось. Знаменитое шоу "Час Извращений Джона Уотерса" является самой извращенной порнографией из когда-либо созданных, и теперь оно появилось на десятках экранов разом. Различные мужчины и женщины, суетившиеся вокруг Иеремии, подняли глаза, смутно осознавая, что что-то изменилось, а затем увидели экраны. И увидели, что происходит. И тогда они начали кричать, и блевать, и, наконец, побежали спасать свою жизнь и свое здравомыслие. Есть некоторые вещи, которые человек просто не хотел знать, не говоря уже о том, чтобы сделать с лосем. Конференц-зал быстро опустел, оставив только меня и Иеремию Гриффина. Он бегло глянул на экраны, хмыкнул, а затем снова отвернулся. Он не был шокирован и расстроен, или даже впечатлен. Он видел все это раньше.
Он резко махнул рукой, и все экраны сразу погасли. В комнате стало неожиданно и блаженно тихо. Гриффин сурово посмотрел на меня. Я откинулся в кресле и весело улыбнулся ему. Иеремия тяжело вздохнул, кратко качнул головой и поднялся на ноги. Я убрал ботинки со стола и тоже быстро встал. Гриффин не стал бы самым богатым и могущественным человеком в Темной Стороне, не убив добрую долю врагов, многих из которых голыми руками. Я принял тщательно непринужденную позу, когда он подошел ко мне (никогда не показывай страха, они чувствуют его), и остановился вне досягаемости вытянутой руки. По-видимому, он также слышал обо мне. Мы молча изучали друг друга. Я не предложил пожать друг другу руки, как впрочем, и он.
– Я знал, что с вами будет не просто, – сказал он наконец, спокойным равнодушным голосом. – Это хорошо. Мне нужен непростой человек. Итак, вы печально известный Джон Тейлор. Человек, который мог стать владыкой Темной Стороны, пожелай он того.
– Я не хочу этого, – беззаботно сказал я.
– Почему нет?
Это был неплохой вопрос, и я задумался на секунду.
– Потому что это означало бы пойти вразрез с собой. Я никогда не стремился управлять жизнями других людей. Мне хватает проблем со своей. И я видел, что происходит... когда власть развращает. – Я посмотрел Гриффину прямо в его ледяные голубые глаза. – Почему вы хотите управлять Темной Стороной, Иеремия?
Он кратко улыбнулся.
– Потому что она есть. Человек должен иметь цель, особенно бессмертный человек. Без сомнения, в итоге, управление Темной Стороной создаст больше неприятностей, чем того стоит, но это единственная реальная цель соответствующая человеку моих амбиций и таланта. Кроме того, я очень заскучал в наши дни. Мне нет ровни, и все мои опасные враги мертвы. Я испытываю постоянный голод, потребность в новизне, чтобы занять и отвлечь себя. Когда живешь столько, сколько я, сложно уже найти что-нибудь действительно новое. Вот почему я выбрал вас для этого поручения. Я мог нанять любого детектива, любого следователя, которого пожелаю... но есть только один Джон Тейлор.
– Вы, кажется, довольно заняты, – сказал я, показывая на дверь, через которую вышли его люди.
Он пренебрежительно фыркнул.
– Не то что бы это были дела. Просто... видимость работы. Важно казаться занятым. Я не могу позволить, чтобы меня увидели или даже воспринимали как слабого, растерянного... или акулы начнут кружить вокруг меня. Я не для того потратил века на создание моей империи, чтобы увидеть, как все это растащит кучка пронырливых шакалов.
Его большие руки сомкнулись в массивные, жестокие кулаки.
– С чего кому-то решать, что вы слабы? – спросил я, осторожно. – Вы Гриффин, человек, который мог бы стать королем.
Он хмуро посмотрел на меня, но искренности в этом взгляде не было. Придвинув стул, он сел и я сел напротив него.
– Моя внучка Мелисса... пропала, – сказал он с трудом. – Возможно, похищена, а может даже убита. Я не знаю... и от этого только хуже. Она исчезла вчера, всего за сорок восемь часов до восемнадцатого дня рождения.
– Какие-нибудь признаки преступления? – спросил я, делая все возможное, чтобы звучать так, словно знал, что делаю. – Любые признаки борьбы или...
– Нет. Ничего.
– Тогда, возможно, она просто сбежала. Вы же знаете подростков...
– Нет. Здесь все сложнее. Недавно я изменил завещание, оставив все Мелиссе. Поместье, деньги, бизнес. Остальные члены семьи ничего не получат. Разумеется, это должно было оставаться строжайшей тайной. Единственными, кто знал, был я и семейный адвокат, Джардис. Но три дня назад он был найден мертвым в своем офисе, забитым на смерть. Его сейф был вырван прямо из стены и взломан. Единственным, что пропало, была его копия нового завещания. Вскоре после этого, содержание стало известно каждому члену моей семьи. Возникли... конфликты на повышенных тонах. Не в последнюю очередь от Мелиссы, которая понятия не имела, что должна была стать моим единственным наследником. И теперь она исчезла. Ее нигде не могут найти. Никаких признаков похищения. Или того, как ее похитители попали в поместье невидимые никем, незамеченные ни одним из моих сотрудников безопасности или их якобы ультрасовременными системами безопасности. Мелисса бесследно исчезла.
Я сразу же подумал о том, что это дело рук своих, но у меня хватило здравого смысла держать свои мысли пока при себе.
– У вас есть ее фотография? – спросил я.
– Разумеется.
Он вручил мне папку, содержащую полдюжины фотоснимков восемь на десять. Мелисса Гриффин была высокой и стройной, с длинными белокурыми волосами и бледным лицом, полностью лишенная макияжа или выражения на нем. Она холодно смотрела в камеру, как будто не доверяла ей. Она явно не стала бы моим первым выбором, чтобы оставить ей бизнес-империю. Но, возможно, она что-то скрывала в глубине себя. Я выбрал одну фотографию и убрал в карман плаща.
– Расскажите мне об остальных членах семьи, – сказал я. – О тех, что лишились наследства. Где они были и что делали, когда Мелисса исчезла.
Иеремия нахмурился, тщательно подбирая слова.
– Насколько я могу констатировать, все они были на виду, под наблюдением меня или других лиц, может быть, даже излишне заметны. Одновременное присутствие в поместье не типично для них... То же самое было и вчера, когда проникли в офис Джардиса, и он был убит. Но я не могу воспринимать любого из членов моей семьи в качестве подозреваемого. У всех них кишка тонка, чтобы выступить против меня. Даже с учетом того, как они чертовски взбесились из-за моего нового завещания. – Он кратко усмехнулся. – На самом деле, некоторые из них пришли в ужас при мысли о том, чтобы самостоятельно зарабатывать себе на жизнь.
– Почему вы лишили их наследства? – поинтересовался я.