- Тарион, ты… сбежал от Хейдива этим утром, - тихо сказала Джайна.
Тариону хватало собственного чувства вины перед Хайди. Но в голосе мамы не было упрека, она лишь хотела знать, почему.
Переполох среди пандаренов не дал ему времени для ответа. Панические крики заглушили глухой рев океана.
Бесцветные клубы Пустоты пришли в движении. Туман проглотил деревья и шалаши из еловых веток под ними. Семейные очаги, выложенные круглыми речными голышами перед временными жилищами. Никогда ранее Пустота не продвигалась вперед так быстро. Бесцеремонно. Обреченно. Прямо на их глазах она поглощала лагерь пандаренов.
И, похоже, даже не собиралась останавливаться.
- Бежим! - крикнула Джайна.
Лагерь пришел в движение. Родители подхватили детей на руки и устремились прочь. Кейган-Лу двинулся первым, опираясь при ходьбе на деревянный посох. Пандарен не оглядывался. Он медленно шел вперед по узкому проходу, который Пустота оставила им. Другие устремились следом. В узкий проход между Пустотой и белым прибрежным песком. Олицетворение двух самых страшных кошмаров для пандаренов. Который из них одержит вверх?
Тарион не поверил своим ушам, когда Кейган-Лу крикнул:
- Венке! Быстрее!
Два пандарена подхватили коромысло с разных сторон. Тарион успел разглядеть внутри чана черное и блестящее, как еловая смола, варево. А еще то, что никто из пандаренов не коснулся запаса провианта, сложенного ради безопасности в разных точках лагеря. Они взяли лишь корзины с необходимыми для ритуала сушенными травами. Никого не заботила судьба продуктов, собранных с таким трудом.
Пандарены знали, что больше не вернутся. У них были плоды венке. Последний отравленный ужин. Это было бегством в один конец.
Тарион остановился.
Ему хотелось кричать. Громко. Лишь бы остановить каждого из тех, кто направился следом за седым пандареном. Привлечь их внимание. Рассказать о пережитом, о случившимся. О Нептулоне. О шансе. Их единственном шансе на спасение. При условии, что Лейтенант Приливов сдержит свое обещание. Тарион не хотел думать об обратном. Ни тогда, когда договаривался о сделке со служителем Древних Богов, ни теперь. Он хотел верить.
На его глазах Пустота стирала остров пандаренов, будто нерадивый художник удалял неудачный набросок. Весь мир вокруг превратился в черно-белый набросок. Листья утратили свою зелень, трава под ногами осыпалась серым пеплом. Лес будто пожирал невидимый и беззвучный пожар. Стволы деревьев, шалаши, земля под ногами лишались своих теней и объема, становились бездушным нагромождением линий, косых, длинных, коротких.
Джайна схватила его за руку. За правую руку, кольнуло в подсознании. Но какое значение теперь имела его тайна. Он расскажет обо всем и как можно быстрее. Тарион освободил руку. Закатал рукав, обнажая запястье.
Она сразу увидела красные вспухшие, будто вырезанные ножом, линии на его коже. Страх в аметистовых глазах Джайны сгустился, как тучи перед грозой.
- Мы не умрем, - четко проговорил Тарион. - Ни от Пустоты. Ни от яда. Я знаю, как нам спастись. Мама, поверь мне. Я не справлюсь без твоей помощи. Пандарены боятся океана. Но именно в нем заключается наше спасение.
Мгновение. Еще одно.
Джайна кивнула. Оцепенение страха отступило. Она доверилась ему. Ей было не занимать решимости. Сильнейшая из волшебниц Азерота отчаялась, когда поняла, что магия не способна прийти им на помощь. Что ничто не заставит пандаренов отказаться от яда.
Теперь у них появился шанс.
Тарион хотел в это верить.
* * *
Джайне еще не доводилось видеть океан вокруг острова таким. Бирюзовые воды тропической безмятежности в одночасье стали северным опасным морем, с загривками высоких волн. Таким море было в Нордсколе, Джайна помнила его. Она вздрогнула, когда высокая волна налетела на выступ. Слаженное пение пандаренов у выложенного белыми камнями очага дрогнуло, но продолжилось. Тарион сохранял невозмутимое выражение лица. В его позе, в выражении глаз можно было прочесть многое, невысказанное. Но она намерено опускала глаза. Когда-нибудь она обязательно обо всем его расспросит, узнает, что произошло с ним за то краткое время, когда он сбежал от Хейдива и вернулся в лагерь следом за пивоваром и Хайди. Это время изменило Тариона. Она могла ошибаться, но странный знак, свежий ожог, на его правом запястье был прямым тому доказательством.
Превращение океана не произошло без вмешательства Тариона. Он один не вздрагивал, когда волны разбивались о выступ на созданной им же самим новой Бронзовой горе. Кажется, Джайна умудрялась каждый раз забывать, что ее сын не был простым человеком. В Тарионе текла кровь дракона, не самого простого дракона Азерота, к тому же. Он уже повлиял и изменил многое. Джайна не могла не довериться ему, когда он просил этого. Он знал о спасении. Но почему-то не предпринимал никаких действий. Тарион ждал.
Пандарены проявили выдержку, какая только была возможна, когда Пустота гнала их меж линией прибоя и исчезающим на глазах хвойным лесом Пандарии. Кейган-Лу привел их на Бронзовую Гору. Там они начали готовиться к ритуалу похорон. Джайна, как и Тарион, не участвовали в церемонии, они были лишь сторонними наблюдателями.
Джайна стояла ближе сына к кругу пандаренов. Ту часть лагеря, что она видела, уже стерла Пустота. Тарион был ближе к краю обрыва, он мог видеть весь путь их бегства от леса до берега. Он не позволял себе эмоций, лишь иногда его глаза расширялись от увиденного, и Джайна понимала - Пустота сделала еще один рывок.
Сегодня Пандария исчезнет в клубах Безвременья.
Хайди будет похоронен по всем правилам, сказал Кейган-Лу, и седой пандарен сдержал свое слово. Возможно, при иных обстоятельствах пандарены не спасали бы из лагеря сушеные букеты и белые речные голыши. Подумать только, камни! В паническом бегстве из лагеря, в который они никогда более не вернутся, они взяли с собой икебаны, так Хейдив назвал сушеные букеты, и камни. Обычные речные камни, разных размеров, но все круглые и белые, как на подбор. Каждый из пандаренов, от мала до велика, хранил у себя такой камешек. Белые, будто снежные комья, валуны очерчивали ровный круг вокруг разведенного костра.
Круг. В верованиях пандаренов круг имел очень большое значение, Хейдив рассказывал ей об этом, когда она еще лежала в постели и не могла подняться на ноги, вспоминала Джайна. Она вспомнила селение пандаренов, в первый раз увиденное ею, когда она сумела преодолеть несколько шагов от постели до круглого окна. Опять круг. Свои хижины пандарены строили круглые, по крайней мере, без явных острых углов. Обожаемый ими мед пчелы собирали в овальные улья. Глиняные чаши, пиалы, пузатые кувшины - все в домашнем обиходе, так или иначе, стремилось к плавным линиям. Даже покатые фигуры самих пандаренов. Хейдив говорил, что в природе практически нет острых углов, а они чтили Мать Природу. Даже в изгнании, в строительстве шалашей пандарены старались уменьшить резкость линий, сгладить углы, насколько это было возможно, когда под рукой лишь хвойные ветки и никаких инструментов.
Кейган-Лу, тяжело опираясь на посох, обходил сидящих вокруг огня пандаренов по часовой стрелке. В этом тоже был заложен какой-то смысл. Он держал несколько букетов и охапку трав в свободной руке. Когда пение прерывалось, он говорил о важности Жизни, о нелегкой доли Матери Всего Живого, ниспославшей им искру жизни. О вечной благодарности за отведенные Хайди и им всем годы.
Они оставили свои хижины с покатыми крышами, устремились в леса, веками дарившие им пищу. Теперь и лес больше не мог дарить им убежище. Пустота превратила их в изгнанников. Лишь круглые белые камни связывали их с прошлым. Означали нечто большее, чем Джайна могла понять.
Впрочем, еще оставался чан с отравленным содержимым. Джайна не забывала о нем ни на минуту.
Кейган-Лу остановился. Травники поднялись со своих мест и обступили седого пандарена. Каждый из них передал ему свои букеты. Все они были лекарями, боролись за жизнь, а значит, занимали самую уважительную для пандарен профессию. Даже при равноправии во всем, лекари выделялись своим умением обращаться к Азаро-Те в критические для больного момента. Хейдив говорил, что обратился к Матери Всего Живого, пребывая в отчаянии, после тяжелых родов Джайны. Кто знает, возможно, именно это сыграло решающую роль в ее выживании.
Кейган-Лу приблизился к огню и разложил по букету на каждом из камней вокруг кострища. Их число совпало.
Неужели тело Хайди сожгут, подумала Джайна. Огню уделялось столько внимания. Он казался центральным, важнейшим элементом ритуала.
- Сейчас мы обратимся к Великой Матери, - сказал Кейган-Лу, по большей части для Джайны, чем для своих собратьев. - Ничто не должно прерывать этого ритуала.
Джайна кивнула. Магия будет охранять их в этот вечер, как и во все прошлые. У мирмидонов был бы единственный путь к ним на выступ Бронзовой горы, нависавший над морем. Ничто не мешало Джайне наблюдать за ходом ритуала.
Хейдив, Эймир-Ха и еще два лекаря поднялись со своих мест. Кейган-Лу окунул травы в ядовитую черную гущу в чане. В десяти шагах от костра очертил измазанным букетом небольшой круг на земле. Лекари опустились на колени по периметру круга, аккуратно, не касаясь нечетких черных полос. Остальные пандарены хранили молчание. Даже волны немного притихли, их соленые холодные брызги перестали разлетаться ежеминутно за спиной бесстрастного дракона.
В руках лекарей появились белые камни. В месте, отмеченном венке, они принялись рыть место для захоронения Хайди. Кейган-Лу швырнул в огонь измазанные в опасном вареве букеты. Пламя заискрилось. Тонкий ядовито-серый дым взвился в бесцветное небо.
Седой пандарен был уверен в себе как никогда.
- Среди тысячи миров Звездные Странники выбрали мир Хаоса, - заговорил Кейган-Лу. - Тысячи миров упорядочили Странники, не встречая на своем пути преград. Мало кто мог устоять перед их силой. Их миры были прекрасны. Их миры были идеальны. Созданные ими миры обладали равновесием. Мир Хаоса бросил им вызов одним лишь своим существованием. В мире Странников, в мире равновесия и порядка, не было места Хаосу. Буйства природных стихий были частью этого мира.
Еще один букет сгорел в пламени. Серый дым сгустился, Джайна ощутила терпкий неприятный запах. Опасный запах горевшего яда. Она сделала небольшой шаг назад, стараясь не привлекать внимания. Пандарены сидели гораздо ближе нее к костру, но никто из них не шелохнулся. Лекари продолжали одними лишь камнями расширять могилу.
Кейган-Лу продолжал:
- Лишь Мать и четверо ее Детей существовали в мире Хаоса. В Первые времена, до прихода Странников, этот мир не ведал смерти. Лишь жизнь правила миром Хаоса. Мать этого мира бесконечна, неизменна, несоздана и вечна, она и есть Жизнь. Она Мать всего Живого. Ее единение с детьми непостижимо и неведомо. Даже для Странников, создавших сотни миров до и после мира Хаоса.
Во рту у Джайны пересохло.
Густой дым тянулся ровным канатом в безветренную даль, съеденную Пустотой. Где-то у подножия Бронзовой горы, за их спинами, сгущалась Пустота. Сокращала расстояние меж ними. Они даже не поднялись на самую вершину, Кейган-Лу выбрал этот выступ, как значимый в судьбе Пандарии.
А древние легенды мира пандаренов продолжали неспешно оживать в последние часы существования Пандарии.
- Четверо Детей навечно связаны с Матерью мира Хаоса. Их тела огромны и безразмерны, их плоть переплетена воедино. Веками так было, пока Странники не пожелали установить равновесие в Хаосе. Странники создавали миры, они были сильны и решительны в борьбе с Хаосом. Они отобрали жизнь одного из детей Великой Матери. Долгие дни ее тело сотрясали рыдания боли. Тогда и увидели Странники особые нити, меж Детьми и их Матерью. Нити Жизни, дающие невероятную, неограниченную силу и волю к сопротивлению равновесию. Всемогущие Странники разрубили эти Нити Жизни. Трое выживших детей ослабли. Погрузились в тишину, глухие к стонам Матери, к ее мольбам и просьбам. По отдельности Дети не могли противостоять. Звездные Странники заключили Детей в Оковы, и отныне ни один их не противился равновесию. С того дня Странники принялись за создание нового мира.
Хейдив и три лекаря поднялись с колен. Хейдив не отрывал глаз от вырытой им могилы сына. Еще четверо пандаренов поднесли на сооруженных из веток носилках тело Хайди, завернутое в не отбеленное полотно.
Четверо, стучало в голове Джайны. По числу Детей у Великой Матери. Матери всего Живого, символизирующей круг в ритуалах и обыденной жизни пандаренов. Круг. Все время попадавшийся на глаза. И имя. Так часто повторяемое пандаренами. Имя Великой Матери.
Погруженная в воспоминания заклинаний, зацикленная на поиске спасения, она не замечала ключа ко всем загадкам и вопросам, терзавшим ее с момента появления в Пандарии. Она могла, как минимум, спросить об этом Хейдива, еще тогда, когда не было поздно, как сейчас. Узнать правду перед концом малого стоит.
Окунув несколько букетов в венке, Кейган-Лу опустил их в могилу. Венке, как воссоединение с Матерью всего Живого, говорил ей великовозрастный пандарен. Все казалось на поверхности. Джайна могла узнать всю правду еще тогда, когда они шли вместе до лагеря от берега, где седой пандарен закопал эти проклятые плоды. Если бы она только задалась этим вопросом, если бы только спросила Кейгана-Лу об этом раньше.
Раньше, чем стало поздно. Пандарены не выберут Пустоту или океан, он предупреждал ее об этом. Джайна пожалела, что находится так далеко от сына. Тарион глядел в сторону океана. Он все еще чего-то ждал, он все еще надеялся, ее уникальный мальчик. Ее сын.
Следом за венке в могилу опустили тело Хайди.
Шайя-Ли медленно приблизилась к выступу могилы и опустила туда свой белый камень и букет, что держала в руках. Затем подошли младшие братья и сестры Хайди, повторили действия матери. Хейдив сделал это последним. Затем семья вновь заняла свои места у костра.
Кейган-Лу дал знак, и лекари стали засыпать могилу. Седой пандарен обернулся и посмотрел на Тариона. Вздохнул. При виде этого сердце Джайны едва не выпрыгнуло из груди. Две волны одна за другой разлетелись на бриллиантовые брызги, ударившись о каменный выступ у ног Тариона. Мирмидонов не было, но Джайна не сдвигалась с места, готовая к бою в любой момент. Теперь иному бою. Она не позволит Кейгану-Лу сотворить задуманное. Любой ценой. Только не Тарион.
Через могилу у своих ног, через головы собратьев великовозрастный старейшина, наконец, посмотрел прямо в глаза волшебнице, которая буквально прожигала его взглядом. Кейган-Лу глядел с облегчением, гордо, будто самое страшное уже позади и он уже признался в том, что столько времени утаивал от нее.
Седой пандарен сказал:
- Когда Хаос был побежден, тысячи существ обрели жизнь в упорядоченном мире Странников. Мать всего Живого наделила их искрой жизни. Это непреложная особенность этого мира. Каждый, кто рождается в этом мире, несет в себе дарованную ею жизнь. Пандарены чтят жизнь и Мать всего Живого, дарующую ее. Она бесконечна, она есть хаос и порядок, жизнь и смерть, свет и тьма. Она Мать Всего Живого в этом мире. Мать-Природа, Мать Земля, каждый народ зовет ее на свой лад, но сути это не меняет. Она есть наш мир, наша планета. Она - это пятый Древний Бог, которого издревле чтят пандарены. Ее плоть земля, под которой скрываются трое ее Детей. Трое Древних Богов, исконных хозяев этого мира. Н-Зот, К-Тун, Йогг-Сарон и четвертый, неизвестный нам, погибший от рук Странников - великих Титанов. Она - это вся наша планета. Ее древнейшее имя, известное нам, Азаро-Та. В ее честь Титаны нарекли этот мир Азеротом.
Земля на свежей могиле стала бугриться, вздрагивая изнутри. Джайна будто примерзла к месту, где стояла.
Тонкий росток стал настойчиво пробиваться из могилы прямо у них на глазах.
- Каждый из нас возвращается в лоно Матери, соединяясь навечно с ее плотью. Становится частью этой земли, этой планеты. Жизнь всегда торжествует над Смертью.
Тонкий росток поднимался все выше, слабые листочки крепли, набирая цвет, желтые прожилки становились все ярче. Это росло венке, пускало корни в теле погибшего пандарена, соединяя его тело с бренной землей, с самой планетой, с той, кого пандарены считали Матерью. Фактически, тем неизвестным всему Азероту пятым Древним Богом. Они знали о гибели одного Древнего Бога, о наличии трех других, но никогда особо не задумывались о судьбе пятого, хотя все в мире знали - Древних Богов пятеро. Просто пятый был нечто совершенно иным, чем трое других. Целый мир. Вся планета.
Таурены Мулгора чтили Мать Землю. Другие расы Азерота тоже придерживались подобных верований. Но никто из них не знал и нигде не упоминал имени Матери.
Ведь в Азероте не было пандаренов.
Джайна тяжело выдохнула. Подавила внутреннюю дрожь. Тарион перестал с отрешенным видом взирать на океан. Наверное, явись Ноздомру в Пандарию, Тарион и то выглядел бы менее шокированным. Он даже сделал несколько шагов навстречу к Кейгану-Лу, открыл и вновь закрыл рот, силясь сформулировать то, что бередило его ум.
Выросшее на их глазах тонкое деревце распрямило раскидистые ветви над свежей могилой. Яркие желтые прожилки на листьях немым криком предупреждали об опасности.
- Хайди обрел покой, - сказал Кейган-Лу. - Теперь наш черед.
Тарион вопросительно посмотрел на нее. Джайна покачала головой, отвечая не сейчас. Подожди, мой мальчик, немного подожди.
Джайна хранила молчание. Она не могла принимать решения за пандаренов, она была в ответе за собственную жизнь и жизнь сына. Седой пандарен прекрасно знал ее решение и понимал, что она вряд ли изменила его. Джайна готова была выбрать Пустоту вместо яда или бушующих волн океана, но не теперь.
- Пандарены не вернутся в Азерот, - сказал Кейган-Лу.
Брови Тариона взлетели вверх, но он сдержался. Только метнул удивленный взгляд Джайне. Она легко пожала плечами в ответ.
- История не должна повторяться. Это слова Аспекта Времени, - продолжал Кейган-Лу. - Пандарены не вернутся в Азерот. Никогда более. Мы должны принять нашу гибель здесь, вместе с нашими домом -нашим островом. Мы станем частью Азаро-Ты. Тарион подарил нам венке. Подарил нам спасение.
Джайна ждала. И дождалась.
Пандарены заговорили разом. Как она и предполагала, они не разделяли горячего желания Кейгана-Лу погибнуть здесь и сейчас, от яда, не дожидаясь Пустоты или мирмидонов. Джайна встретилась глазами с растерянной Шаей. У могилы старшего сына старейшина племени сообщил ей о добровольной гибели ее младших детей и ее самой. Какая жестокость. На что рассчитывал Кейган-Лу? Что одно лишь упоминание имени Ноздорму, заставит пандаренов безоговорочно идти на смерть?
Глаза Тариона горели праведным гневом. Ему все сложнее было сдерживаться. Кажется, он был совершенно уверен в их спасении. Что же он задумал? Что смог он, чего не добился никто из них?
Волны с неистовством бились одна за другой за его спиной, заливая даже выступ, на котором он стоял. На какое-то мгновение Тарион даже показался Джайне частью этой разбушевавшейся стихии. Он хмурился, а волны все с большим рвением таранили горный массив за его спиной.
Тарион недовольно покачал головой. И Джайна поняла, что он ведет с кем-то бессловесный разговор. С кем-то иным.
Возможно, она бы не догадалась. Если бы не видела раньше, как менялся в лице Нелтарион, когда Зов Древнего звучал в его сознании. Какими отрешенными, невидящими становились его глаза.