- Разве ты не понимаешь? Он пляшет под твою дудку. Мы все только это и делаем! - Вейас вдавил пятки в конские бога и помчался догонять Асгрима.
- Эй, стой! - прикрикнул на него предводитель отряда. - Скользота! Упадёшь, шею свернёшь, животное покалечишь, а нам потом разгребай?!
Вей натянул поводья, но ко мне не обернулся. Я ссутулила плечи и пропустила между нами несколько всадников.
Он неправ. Если бы все плясали под мою дудку, отец бы не согласился выдать меня замуж за Йордена, Петрас не попытался бы воспользоваться моей слабостью, Микаш не резал бы себе руки, Вейас не смотрел бы на меня, как будто я его предала, Безликий бы не ушёл. Безликий! Он начал забываться, как сон: его тихий, с лёгкой хрипотцой голос, грустные синие глаза, ласковые прикосновения и мудрые слова. Я постоянно повторяла их про себя, но они тлели и рассыпались прахом. Я вызывала в памяти образы, но они тоже тускнели, словно это был лихорадочный сон. Я больше никогда его не увижу и тогда не видела на самом деле!
Дорога тянулась по долинам меж гор, то вверх на плато, где ещё властвовала зима, то вниз по колкому насту, к серым лоскутам проталин с гнилой прошлогодней травой. Воздух стал слаще и гуще, словно готовился принимать в себя ароматы цветов. Небо раскинулось широким, пронзительно синим простором, цвета глаз Безликого. Высокое - не дотянуться, свободное - гордому орлу лететь-не перелететь.
Припасы закончились. Туаты охотились на вялое со сна зверьё, чтобы хоть что-то привезти домой. Немного совестно, что мы отвлекли их от промысла, от которого зависело их племя.
Ближе к Урсалии снега становилось всё меньше. Посреди островков оголившейся земли проклёвывались белые подснежники, голубоватые пролески, жёлтые первоцветы. Набухали почки, пели птицы, зверьё копошилось в норах, жизнь закипала вовсю.
Мы спешились возле приметного моста с каменной аркой. За ночь наморозило наледь, лошади могли поскользнуться. За спиной осталось вздымающееся черепашьим панцирем нагорье - сумеречный мир, мир демонов, мир почившего бога и сумасшедшего шамана-оленевода. Впереди - обыденный дневной мир людей. Даже грустно, что путешествие заканчивается. Больше не будет зловещих тайн и волшебства. Всё вернётся в проторённую колею. Отец и Вей будут ездить в походы в дальние земли, а я ждать их долгими вечерами у окна с вышивкой. Вей приведёт в дом жену, которая невзлюбит его сестру, старую деву, и сживёт её со свету. Будущее для меня!
- Не плачь, - испугал голос Микаша.
Как успел подобраться так близко? Протянул свежий букет первоцветов, неряшливый, но всё же... милый. Я любила цветы, хотя мужчины редко мне их дарили, только Странник, который умел пользоваться моими слабостями. Я взяла букет и улыбнулась.
- Я уеду, как ты хотела. Только можно передохну один день? - он смущённо потупился.
- Конечно, ты свободный человек, - кивнула я. - Спасибо. Ты поступаешь правильно.
- Прости... та рана... я не хотел, - затараторил он, не поднимая глаз, но, заслышав шаги Вея, поспешил в конец строя.
- Что он говорил? - грубо поинтересовался брат. Надо же, перестал играть в молчанку.
- Что уедет через день, - ответила я, переставляя цветы в букете, чтобы было если не красиво, то хотя бы сносно. - Ты доволен?
Асгрим перешёл через мост, мы поспешили следом.
- Да, это правильно, - бормотал Вей у меня за спиной. - Прости, я не должен был ревновать. Я ведь тебе брат, а он всего лишь грязный простолюдин.
Я усмехнулась. Сейчас грязными, измождёнными, иссушенными ветром и морозом были мы все, походили на тени под свалявшимся мехом и лоснящимися на солнце накидками-камлейками. Они шились из кишок тюленей, чтобы защитить от сырости тающего снега и половодья. Микаш единственный выглядел пристойно за счёт широкой кости, а от нас с Веем остались лишь две пары кристально-голубых глаз под капюшонами. Не разобрать, поди, кто мальчик, а кто девочка.
- Давай помиримся и пообещаем друг другу, что всегда будем вместе, я защищать, а ты ограждать меня от глупостей и вдохновлять на подвиги, - брат снял рукавицу и протянул мне ладонь уже в какой раз, как будто эта клятва что-то меняла. Я не хотела его обижать и переплела с ним пальцы.
- Обещаю, мы будем вместе всегда.
Его глаза блеснули, как от сухих слёз.
К Урсалии подходили в сумерках. Они разжижались с каждым днём. Туаты рассказывали, что через пару месяцев солнце и вовсе заходить не будет - в противовес бесконечной ночи настанет бесконечный день. Туаты в это время редко покидали подземный дворец, где их скрывали чары ворожеи. Мы остановились в роще, откуда начинали наше путешествие четыре месяца назад. Первым в мокрый талый снег спрыгнул предводитель туатов. Из-за частокола берёзовых стволов к нему метнулась юркая тень.
- Асгрим! Целый? - повисла у него на шее тоненькая, как тростинка, ворожея в летящем синем платье. Принцесса... Нет, уже, наверное, королева Эйтайни. Удивительно, как ей удаётся оставаться непосредственной и страстной, несмотря на то, что она теперь отвечает за всё племя.
Асгрим закружил её в объятьях. Платье разлетелось по ветру. Эйтайни стала похожа на большую синюю бабочку со струящимися чёрными волосами.
- Целый? - спросил он её мнение. Эйтайни рассмеялась. - Не нашла себе нового длиннобородого за это время?
- Никаких длиннобородых, глупый! - Она убрала налипшие ему на лоб пряди и поцеловала в губы. - У нас же свадьба на Бельтайн, забыл?
Завидно. Я бы не смогла выбежать и поцеловать, не боясь, что меня засмеют или отвергнут. Да и не к кому.
Спешились. Я спрыгнула с кобылы. Ноги поскользнулись и едва не разъехались на талом снегу, но я удержалась. Повезло, что все были заняты поклажей и ничего не заметили. За Эйтайни подтянулись и другие туаты. Собрали вьюки и седла, а лошадей оставили в рощице вместе с несколькими табунщиками.
Мы прошествовали в подземный дворец по святочному белому ходу. Туаты разбредались по своим жилищам, натыканным в скале, как муравьиные норы. Нас проводили в старый гостевой зал. Я даже соскучилась по круглой каменной комнатухе, тускло освещённой зелёным магическим кристаллом, вкраплённым в стены. Проведённое здесь время почти кануло в забвение, как будто было в другой жизни. Мы расселись за каменным столом на застеленных оленьими шкурами лавках. Служанки принесли еду. Я радовалась сладкому тушёному мясу с медовым соусом и смаковала пересахаренное молоко.
- Не хотите помыться в тёплых источниках? - робко предложила служанка.
- Да! Да! Я хочу! - подскочила первой.
Мальчишки засмеялись. Ну чего?! Я грязная, вся чешусь. Могу я в конце концов отогреться после четырёх месяцев в ледяной пустыне!
Меня проводили на нижние ярусы дворца. Густой пар, исходивший от источников, пах чем-то терпким, с кислинкой и горечью. Туаты поделились травяными отварами и рогожкой. Я долго отмокала, стирала въевшуюся до костей грязь и пот, потом снова отмокала.
- Не перестарайся, а то станешь похожа на сморщенную грушу, - донёсся из белой дымки смешливый голос.
Я усмехнулась про себя. Он тоже оттаял, сделался шутливым, саркастичным собой. Пускай горечь и обида останутся в Утгарде, в царстве ночи и холода, а здесь, при солнечном свете, он вновь превратится в моего доброго любящего брата.
Брат сложил стопкой чистую одежду и полотенца рядом с ванной. Я поднялась и вытерлась, скрывая наготу под зыбким покровом пара.
- Я подумала, - не хотелось больше ругаться, глупо это всё. - Вернёмся домой, ты станешь рыцарем, а я буду на хозяйстве, воспитывать твоих детей. Это лучше, чем если бы я вышла замуж за Йордена и томилась в степном замке в одиночестве. Я столько всего узнала и увидела за это путешествие, что мне хватит воспоминаний до конца жизни. Спасибо тебе! Я поеду с тобой, что бы ты ни решил. Мы всегда будем вместе, жить одной жизнью. Это правильно, я только этого и хочу.
Вейас обнял меня со спины - я даже в полотенце обернуться не успела.
- Всегда вместе, одной жизнью, как муж и жена. - Горячие ладони обвили талию, дыхание защекотало влажную кожу, губы скользнули по шее от уха к щеке. - Помнишь легенду о солнце и луне?
С чего это заговорил о легендах, он ведь их терпеть не может? Прижимался так туго, что даже дышать стало боязно, неудобно. Я ощущала каждый его мускул под одеждой, трепетание сердца в груди.
- Они были братом и сестрой, близнецами, рождёнными одновременно из одной утробы. Мужем и женой, к тому же, прародителями звёзд и огня. Почему они могли то, что запрещено всем остальным?
Его руки змеями расползались по моему телу: левая вверх к тяжело вздымавшейся груди, к болезненно набухшим соскам, правая - к ослабевшим ногам.
- Кто мы такие, чтобы судить богов? - сдавленно выдохнула я, борясь с заволакивающим разум туманом.
- Жалкие грязные людишки.
Язык щекотнул мочку моего уха, шершавые длинные пальцы поглаживали живот слишком интимно. Это игра? Насмешка? Нет, это неправильно! Я вырвалась и оттолкнула его.
- Я-то уже чистая, - обратила всё в шутку и как можно быстрее натянула на себя просторное голубое платье. Хорошо хоть без несуразно длинных рукавов.
Вейас пристально смотрел на меня, пропуская слегка курчавящиеся волосы между пальцами. В тусклых отсветах зелёного кристалла его лицо выглядело таинственно печальным. Голубой цвет его глаз стал удивительно непроницаемым и густым в сумеречной дымке.
Не хочу даже думать, что всё это значит!
- Мойся. Встретимся в гостевом зале, - швырнула ему рогожку и ушла, не оборачиваясь.
Вей успокоится один и ничего не вспомнит. Всё будет хорошо!
Когда я вернулась в зал, Микаш прятался в углу, накрывшись шкурами. Я не стала его тревожить, перекусила остатками еды и расчесала ещё влажные волосы. Хорошо, что короткие: с ними меньше мороки. Когда голова высохла, я устроилась на каменном ложе, застеленном оленьими шкурами, и уставилась в покрытый паутинкой трещинок потолок. Послышались шаги.
- Ты ведь сдержишь слово? - Я заглянула в глаза замершему возле меня Микашу.
- Как скажешь. Я как раз хотел кое-что тебе вернуть, - он протянул мне серебряный медальон.
Я приподнялась и раскрыла его. Внутри был мой портрет и локон, подозрительно похожий на мой.
- Его я тоже украл, как письмо.
Чужой мусор. Глупый влюблённый медведь! Даже слёзы на глаза навернулись.
- Микаш, я…
- Ничего не говори. Я всё понимаю. Надо завязывать и идти дальше. Забирай! Украденные поцелуи никогда не станут настоящими, - он печально улыбнулся. - Не переживай за меня. Я сильный - я справлюсь.
- Хочешь, я поцелую тебя по своей воле?
- Нет, - он покачал головой. Улыбка лучилась таким теплом, аж защемило внутри. - Лучше расскажи, что произошло в лабиринте. Я помню только, как меня укусил вэс.
Я пристально изучала его осунувшееся, выдубленное на ветру лицо. Высокий лоб, грубые, будто топором рубленые скулы, глубоко посаженные глаза, резко очерченные, растрескавшиеся губы, хищный горбатый нос, жёсткая щетина на впалых щеках. Ему бы провести здесь хотя бы неделю, но он снова бежит. Бежит от меня.
- Там был… - я кусала губы, перебирала свои пальцы, отводила взгляд. Слова застревали в горле, но совесть требовала, чтобы я объяснилась. Интересно, он обзовёт меня потаскухой или ударит? Если я получу по голове этой ручищей, умру сразу или помучаюсь? Зато он поймёт, что я совсем не такая хорошая, как он себе придумал, и освободится от юношеской влюблённости. - Был ещё один обвал. Я лишилась чувств, а когда очнулась, ты излечился. От радости я тебя поцеловала. Чудо!
Я неловко рассмеялась. Не смогла. Теперь всю жизнь придётся носить в себе эту тайну. Неприятно. Лгать.
- Так и было, да.
- Спасибо.
Я подвинулась, и он сел рядом.
- Тебе спасибо, что столько раз спасал, - я снова принялась перебирать пальцы. Совесть бешеным псом вгрызалась в горло. Пускай он уйдёт, и я похороню случившееся в себе и не вспомню. - Может, тебе и вправду разыскать того авалорского маршала? Если он хотя бы вполовину настолько благородный и умный, как про него рассказывают, то обязательно примет тебя в свою армию. Ты не станешь злодеем - вёльва ошиблась. Если ты всегда будешь поступать по совести, то преодолеешь судьбу, совершишь больше подвигов, чем Безликий, выиграешь тысячу битв. И даже если где-то заплутаешь, то всё равно сможешь вернуться к свету, если искренне раскаешься. Я буду гордиться знакомством с величайшим героем Микашем и рассказывать о нём внукам Вейаса.
- У тебя будут свои внуки.
Я повернула голову. Наши лица почти соприкасались. Он щурился по-доброму печально, без тени лукавства и насмешливости.
- Ты ведь этого хочешь? Хочешь стать героем, а не злодеем?
- Если этого хочешь ты, - он изучал моё лицо также пристально, я видела своё отражение в его глазах.
- Очень хочу! - я улыбнулась ему, пожалуй, впервые искренне.
Он кивнул и вернулся в свой угол.
***
Вейас наблюдал через приотворенную дверь. Микаш сидел рядом с Лайсве на лавке, она что-то рассказывала. Странно. С другими она робела, а с ним теряла осторожность: возражала, дерзила, ругалась. Демоны, Вейас сам его побаивался, огромного, медведеподобного. Танцует перед ними на задних лапах, как ярмарочный зверёныш, защищает, но ведь может накинуться, раздавить мускулистыми ручищами и оторвать голову. Чувствуется в нём сила, затаённая ярость. Они играют у него в когтях, кусают за бока, как мелкие шавки. Сколько он будет терпеть, пока всех не передушит? Лайсве будто не понимает, или ей всё равно, ведь она и раньше презирала опасности. Она похожа на хрупкий цветок, распустившийся посреди снежной бури. Он завораживает хищников, заставляет ходить кругами, не отводя взгляда. Разумом они понимают, что прикосновение погубит цветок, но желание жжёт нестерпимо.
Медведю позволено больше, чем брату.
Бесит!
- Не можешь её отпустить? - шепнул на ухо голос Эйтайни.
Вейас затворил дверь, чтобы их не подслушали.
- Когда ты говорила, что мою сестру от Странника спасёт её суженый, ты ведь имела в виду не Йордена?
Эйтайни печально улыбнулась:
- Говорят, если слишком долго выполнять чужие обязанности, чужая судьба перейдёт на тебя.
- Но он ведь "дворняга" без гроша в кармане. Как он станет властителем? Отец никогда не даст согласие…
- Я не знаю, я просто вижу. Мой совет тебе остаётся тем же: позволь ей жить своей жизнью и радуйся её счастью. Если ты её любишь, то сделаешь это.
Вейас опустил взгляд. Всё исполнялось как в видении в пещере Истины - оставалось только отдать простолюдину свои регалии и броситься на меч.
Зашуршало платье Эйтайни. Вейас метнулся за ней и прижал к стене. Пальцы вцепились в тонкую шею.
- Ты обязана мне помочь. Если бы не твои интриги, Лайсве бы не попалась Страннику и я бы не пошёл к ищейкам. Это из-за тебя он к нам привязался!
Эйтайни с натужными сипами глотала воздух. Вейас потянул меч из ножен. Прибить гадину? Почему нет? Законы гостеприимства на демонов не распространяются. Главное - потом выбраться из осиного улья.
- Пусти! - простонала ворожея, когда он ослабил хватку. - Чего ты хочешь?
- Зелье. Приворотное. Нет, лучше сонное. А может, быстродействующий яд? - придумывал Вейас на ходу. - Что-нибудь, что бы ослабило его до предела.
- Хорошо!
Вейас отпустил её и отошёл на шаг. Эйтайни пыталась отдышаться и тёрла шею.
Они заглянули в её покой. Ворожея закинула травы и снадобья в большой котёл, долго водила над ними руками и напевала заклинания на непонятном языке.
- Сонное зелье, - объяснила она, разливая пахнущее мятой варево по глиняным чашкам. - Выпивший проспит три дня и проснётся отдохнувшим и посвежевшим. Если надавить здесь, - она показала точку на шее Вейаса, - то он проснётся, но сможет только говорить и чуть-чуть двигать головой. Зелье безвредно. Отвечать за всё будешь ты. Это твой выбор.
- Я понимаю.
Вейас поставил на поднос три чашки и направился в гостевой зал.
Когда он вошёл, сестра дремала, укрывшись шкурами. Микаш поглядывал на неё из дальнего угла украдкой. Вейас закашлялся, Лайсве подняла голову и посмотрела на него.
- Эйтайни приготовила для нас чудо-зелье. Три дня - и усталость как рукой снимет.
Он протянул чашку Лайсве. Она села и принялась греть ладони о стенки, принюхиваясь к терпкому запаху трав.
- Выпей с нами! - нарочито добродушно махнул Вейас Микашу.
Тот нехотя встал и подошёл:
- Это крысиный яд?
- Трусишь? - с вызовом прищурившись, ответил Вейас.
Микаш взял чашку и выпил залпом. Поморщился - явно обжёгся. Не надо было глотать кипяток, дурила! Вернулся в свой угол и затих. Лайсве вертела чашку в руках, пригубливала чуток, ждала, пока остынет.
- Когда мы поедем домой? Скучаю по отцу, и по старому Жыху, и по строгому Матейасу, и даже по несносной Бежке. А нянюшка? Она, должно быть, слегла от беспокойства. Хоть бы у неё всё хорошо было, - убеждала Лайсве, но Вейас прекрасно видел, что она врёт.
Не хотелось ей в Ильзар вовсе. Девочек всегда забирают в дом мужа и заставляют забыть семью, род мужа становится их единственным родом. Муж отвечает за неё, судит и карает. Если она ему понравится, то станет хозяйкой в доме, если нет - виновата сама. Сумеречники - хорошие, никогда просто так жену не обидят. Конечно. Только вот ни один из знакомых Сумеречников хорошим не был. Йорден? Подлый трусливый шакалёнок. Петрас? Вероломный насильник. Сам Вейас ненамного лучше. Отец? Тот ещё лицемер. Прикрывался долгом, а на деле давал взятки и торговал сестрой. Остальные высокие лорды такие же.
Если бы Лайсве была наивной овечкой, глупой кокеткой или, наоборот, расчётливой стервой, её бы приняли, а так… Она слишком свободолюбива, слишком независима, слишком возвышенна для суетности и интриг. Мужчины таких боятся, не понимают. Только Петрас не испугался, уверенный, что сможет её сломать, и этот медведь, которому весь страх Странники откусили, и Вейас… потому что любовь к сестре сродни самой жизни, такая же естественная и правильная. Только не в глазах людей.
Говорят, любого мужчину умная женщина приручит и исправит. Смешно. Мужчину нельзя исправить. Он может только притвориться, как притворялся отец для лордов из ордена. Как притворяется медведь, чтобы одну последнюю улыбку заслужить, а в душе ярится так, что земля под ногами кипит. Как притворяется Вейас: отправился в опасное путешествие, спасал грязных бродяг, бросался в пасть жутким тварям, обнимал и целовал по-братски, когда хотелось совсем по-другому. Но силы притворяться когда-нибудь иссякнут, и все станут самими собой: трусливыми, грубыми, циничными и обозлёнными. А она останется прекрасным хрупким цветком на снегу. Что же ей, умереть из-за этого? Быть растоптанной? Да она заслуживает этого гораздо меньше, чем кто-либо! Она лучшее, что есть в мире!