Глава тринадцатая
Денис верхом на коне занял место в строю, во втором ряду. Впереди, чуть наискось от него, стоял Арилье, рядом с эльфом - лучник Гевис. Ингильвар с мечом у седла, с копьем в руке, застыла бок о бок с Денисом. Она открыла Роселидису и всем остальным в замке свое имя, но не пожелала объяснять - откуда взяла фантазию так называться; ее ни о чем не спрашивали. Если Гонэл признавала за ней это право, значит, и спорить незачем. Имя Ингильвар служило воительнице щитом, она носила его гордо, как доспех.
Денис старался не думать обо всем, что произошло у него на глазах в подземелье. Он мог бы сказать, что тогда, во время допроса пленников, мир несколько раз покачнулся и едва не рассыпался; однако вместе с тем молодой человек вынужден был признать и другое: Гонэл сделала все, чтобы мир сохранился, по возможности, прежним.
И - господи ты боже мой - она ведь использовала тролля, "ублюдка", как он сам себя называл, раба в золотом ошейнике, палача, навеки замурованного в подземельях замка! Интересно, многим ли из стоящих в этом строю известна сия пикантная подробность?
Денис покосился налево, направо, и вдруг понял: ничего не изменится, если они узнают. Гонэл действительно удается сохранять свой мир, и не важно при этом, какими методами она действует. Ее мир незыблем. Мир ее воинов незыблем. Она никому не позволит пошатнуть основы этого мира. Есть замок, есть Серая Граница, и есть стражи Серой Границы. И покуда один из стражей жив, ничто вышедшее из туманов, не проникнет в землю людей и эльфов.
"Проклятье, - подумал Денис, - а я ведь так и застрял здесь, в замке, на границе! То есть, если меня сейчас убьют, то я даже не пойму - за что умираю. Они-то по крайней мере бывали в других землях, им-то хоть ясно, что за эти земли стоит выпустить всю кровью из жил… А у меня даже малейших подозрений на сей счет не имеется. Подохну незнамо за что".
Но в глубине души он не сомневался: происходящее обладает смыслом. Где-то там, очень далеко, раскинулись леса, а за ними тянутся к небесам стройные башни городов, где обитают ремесленники и прекрасные девы из рода людей. А еще дальше, в горах, стоит волшебный замок Калимегдан, обиталище Мастеров, и подступы к замку охраняет пустыня, и трава кусает босые ноги изгнанника.
Джурич Моран.
Не самое лучшее время сейчас для того, чтобы вспоминать Джурича Морана. Битва вот-вот начнется.
Серый горизонт колыхался так яростно, словно не туман это был, а плотная ткань, сквозь которую пытается прорваться разъяренный зверь. Жутко было смотреть на него, но никто из воинов Гонэл не отводил глаз. Прорыв границы должен был произойти здесь, и накануне ночью сторожевые на башнях поняли это.
Гонэл приказала трубить тревогу и вооружаться.
Этгива пришла к Денису с Арилье, когда те, уже полностью одетые, разбирали оружие.
- Я буду стоять на стене замка, - сказала фэйри. - Ты не видишь меня, но будешь знать, что я рядом.
- Ты всегда рядом, - ответил Арилье и поцеловал ее в нос. - Ты в моем сердце, в моей голове и еще немного - в печенке.
- Хорошо, что не в желудке, не то узнала бы, что такое эльфийский метаболизм, - встрял Денис и тотчас же ощутил себя идиотом.
Этгива, впрочем, поцеловала и его, а потом быстро ушла.
Гонэл возглавляла свое воинство. В гарнизоне осталось совсем немного солдат, преимущественно новобранцы. Денис впервые видел защитницу в полном доспехе. Она показалась ему похожей на Жанну д'Арк в каком-то старом фильме, где Жанна - роскошная красавица. Все-таки полный доспех выглядит на удивление неестественно. Даже хорошо сложенная женщина превращается в насекомое.
Гонэл что-то говорила, обращаясь к своим людям (не к простым солдатам, конечно, а к офицерам). Она была страшно озабоченной, неинтересной. Иногда она показывала рукой налево, направо. Слушавшие ее люди так же хмуро кивали.
Еще один облик Гонэл, понял Денис. Сегодня защитница ни в малейшей степени не напоминала ту смешливую женщину, к которой он ввалился в спальню. Поневоле он вспомнил ее лицо, когда она, расправившись с Адальгером, приказала вынести из подземелья Эахельвана. Она ничего не говорила о своих намерениях, но Денис почему-то предполагал, что Гонэл вовсе не желает Эахельвану смерти.
И несколько дней кряду, пока старик угасал, защитница приходила к нему и подолгу просиживала возле его постели. Они ни о чем не разговаривали. Иногда она брала его за руку и сжимала пальцы. Кажется, ей было жаль его. Потом Эахельван все-таки умер.
Неизбежность. Все входы в замок надежно запечатаны, ни один тролль не сможет пересечь невидимую черту и остаться в живых. И даже подземелье, которое не является территорией замка, закрыто такой печатью. Воспользовавшись силой каменных зверей, Гонэл изменила обычные законы природы - и теперь вынуждена была подчиняться этим измененным законам так же, как прежде подчинялась изначальному порядку вещей.
Эахельван умер.
Хатра, предатель, был повешен на стене замка. Гонэл не стала тратить времени на судебные разбирательства. Она просто вошла к нему в комнату вместе с солдатами, приказала связать его и вздернуть на веревке за шею. Потом мертвое тело было вывешено над воротами с драконом, и вороны слетелись к нему.
Предатель висел лицом к Серой Границе и пустыми глазницами смотрел на своих союзников, а те, сквозь плотный туман, глядели, должно быть, на него.
Денис слышал, как перед смертью Хатра кричал:
- Ты - сука, Ингильвар! Я сделал это ради тебя!
Денис повернулся к Арилье и тихо сказал:
- Почему мне кажется, что это ложь? Ведь я знаю, что это правда!
- Потому что это ложь, - мгновенно ответил Арилье. - Он сделал это вовсе не ради женщины, а для себя. Такие вещи всегда делают только для себя. Ингильвар не согласилась бы заплатить такую цену за свою свободу. И она - не сука.
- Это верно, - сказал Денис, благодарный.
Он оставался теперь единственным менестрелем в замке, и это обстоятельство немало его тревожило. Гораздо в большей степени, нежели необходимость идти в смертельно опасный бой. "Лучше уж пусть меня убьют тролли, чем я буду петь в присутствии эльфов", - Денис втайне гордился чеканностью этой формулировки.
Серая Граница прорвалась, и темные всадники затопили равнину. Черный вал катился прямо к замку, да так стремительно, что это казалось чем-то сверхъестественным.
Арилье обернулся к Денису и что-то сказал. Денис не расслышал слов, так сильно шумела кровь у него в ушах. Но ему довольно было увидеть лицо эльфа. Первое дружеское лицо, которое встретило его в этом мире, куда мама упрятала Денечку от опасностей военной службы. Денис улыбнулся и кивнул. Арилье отвернулся, очевидно, вполне удовлетворенный таким ответом.
Черные приближались. Первая шеренга защитников замка двинулась им навстречу, вторая и третья остались на месте. Денис покрепче взялся за копье. Он уже видел тролля, который, прорвавшись сквозь первую линию, мчался прямо к нему. Две индиговые спирали на смуглых щеках, ярко-желтые глаза, грива синих волос - и на копье, которое уже опущено и нацелено Денису в грудь, бунчук из тех же синих прядей.
Денис закричал и помчался ему навстречу. Грянул гром, весь воздух из груди Дениса вышибло, и он увидел небо: тролль выбил его из седла. У юноши оставалось совсем немного времени - только пока противник разворачивается на коне, чтобы вернуться и добить поверженного врага.
Он успел подняться на колени и выставить вперед обломок копья, заранее сознавая, что это бесполезно.
Но тролль не доскакал до Дениса. Он уже вскинул руку с мечом, уже расцвел улыбкой, искажая безупречные дуги индиговых спиралей, и вдруг прогнул спину, задрал плечи, закинул голову и выронил оружие. Кровь потекла из его рта и желтых глаз.
Мелькнул промчавшийся мимо солдат с булавой. Он даже не посмотрел на Дениса.
Юноша поднялся на ноги, сумел наконец впустить в грудь немного воздуха, нащупал языком шатающийся зуб - этого только не хватало! Он плюнул кровью, бросил обломок копья и вытащил меч.
На поле боя уже появились пешие, и Денис сперва поковылял, а после и побежал к ним.
Железный палец ткнул его в плечо. Денис споткнулся, упал и снова поднялся. Стрела, попавшая ему в руку, тряслась, как желе. Денис хотел было вырвать ее, но стало так больно, что он света белого не взвидел.
Кто-то сказал:
- Погоди, не дергайся.
Он придавил Дениса коленом к земле и быстро обломал стрелу.
- Потом лекарь вытащит.
Денис размяк от слез.
Невидимка сказал:
- Ты ведь менестрель Роселидиса? Глотни воды и вставай.
И всунул горлышко фляги Денису в рот. Там было спиртное, душистое и обжигающее. Оно заполнило рот, Денис глотнул, закашлялся, прихватил больным зубом металлическое горлышко и глухо застонал. Невидимка отобрал у него флягу.
- Горазд же ты кусаться.
Как ни странно, спиртное оказало бодрящее действие. Боли стало меньше, вернулась способность соображать. Денис ухватился за протянутую ему руку, кое-как поднялся на ноги, проморгался - и невидимка стал видим: Гевис-лучник.
- Фу ты, - сказал Денис в виде благодарности.
Вместе они побежали к рощице, что начиналась за замком.
* * *
Битва охватила весь известный Денису мир - но вместе с тем это означало, что в мире оставались клочки земли, где не кипело сражение. География этих островков постоянно изменялась, но их наличие помогало переводить дух и собираться с силами.
Денис ворвался в рощу, но его встретила совершенно незнакомая ему местность. На мгновение Денису показалось, что он сошел с ума или незаметно для себя очутился в другом измерении. В этой роще они с Арилье, старательно соблюдая молчание, бродили в поисках истины, здесь, на берегу речки, встретили Махонне… Все изменилось до неузнаваемости. Тихий дух рощи был убит, за каждым стволом, за каждым камнем скрывался враг. Роща источала опасность.
Гевис выпускал стрелу за стрелой, а Денис взялся за меч и подпустил к себе первого противника.
* * *
Арилье поднял меч, готовясь встретить нового врага. Тот скакал навстречу эльфу, скалясь и смеясь. Одним плавным уверенным движением Арилье нырнул под его меч, а затем нанес противнику удар в спину. Тролль брыкнул ногами и повалился лицом в гриву своего коня.
Арилье промчался мимо.
Неожиданно жгучая капля пота упала ему на веко. Арилье моргнул, поднял голову и увидел, что солнце высоко стоит в небе. Сражение длилось уже несколько часов. Слишком долго.
Машинально он отыскал глазами на поле боя Роселидиса. Командир отряда бился, окруженный с трех сторон, и Арилье поспешил к нему.
Самого Роселидиса Арилье в этот момент не видел. Один из наседавших на командира троллей развернулся навстречу новому противнику. Арилье дико закричал, когда их мечи столкнулись, высекая искры; завопил и тролль. Краем глаза Арилье видел, что граница наползла еще ближе, поглотив новый кусок эльфийской земли. Ярость придала ему сил. Арилье отбил еще два удара, не атакуя сам, а затем снес голову врага и с ходу, не останавливаясь, отсек руку еще одному троллю.
А граница все приближалась. Она медленно, но неостановимо наползала на замок и его защитников неотвратимо, словно некто незримый придвигал ее, толкая сзади.
Те, кто бился в роще, еще не видел опасности, но оставшиеся на равнине с ужасом смотрели на свое неизбежное поражение.
* * *
Моран Джурич положил кусок колбасы на хлеб и подошел к окну. Жуя, уставился на Екатерининский канал. На "канаву", как пишет Достоевский. Джурич прочитал "Преступление и наказание", и ему чрезвычайно понравилось. Особенно эпизоды с Разумихиным и Порфирием Петровичем, хотя и Соня тоже ничего. Но ближе всех оказался Морану почему-то старый Мармеладов. Он даже накупил в кондитерском отделе мармелада, чтобы постичь своего любимого героя как можно ближе, путем поедания, но оказался жестоко разочарован и вернулся к бутербродам с колбасой.
Собака ходила по узеньким газончикам вдоль каменной набережной канала, деликатно, едва прикасаясь носом, обнюхивала стволы. Ее хозяин курил и читал газету. Моран ел и смотрел на него.
- Хороший день для конца света, - сказал Моран Джурич с набитым ртом.
У Морана не было определенных причин произносить эти слова - и тем больше он увидел оснований прислушаться к ним. Слова, которые вырывались сами собой, иногда обладают гораздо большим смыслом, нежели обдуманные и тщательно выстроенные речи.
- Конец света, - повторил Моран Джурич. - Или, по-здешнему, Апокалипсис.
Путем долгих экспериментов над собой и другими живыми людьми Моран установил, что существует лишь один способ войти в Истинный Мир - дурацкая полароидная фотография; и есть всего два способа выбраться оттуда: во-первых, умереть, а во-вторых, погубить самый мир.
Одного только Моран еще не выяснил окончательно: является ли гибель мира подлинной гибелью мира или же так обстоит дело только для одного клиента? И сколько миров, в таком случае, существует на самом деле? И куда отправляются новые клиенты, если прежние успели уничтожить свою среду обитания?
Моран Джурич не был глупцом. Он вполне отдавал себе отчет в том, что за манипуляции с реальностью его в Калимегдане по головке не погладят. Но терять-то нечего! В положении безнадежно проигравшего есть свои положительные стороны: ниже падать некуда, а вот чуть-чуть повыше подняться - возможно.
Моран Джурич обязан отыскать способ вернуться в Калимегдан. И он непременно вернется. И не имеет никакого значения, сколько миров и сколько клиентов при этом он погубит. В конце концов, человек так устроен, что склонен губить себя сам. Ни один из засланцев Морана еще не продержался дольше года. Фотографии на стене выцветали одна за другой, подчас с пугающей быстротой.
Запертые в неизбежности Апокалипсиса, люди совершают мириады ошибок. Хорошо еще, что они не знают о своей изначальной обреченности. И все же кое-кто из них достигает цели.
Не своей, понятное дело, а морановой.
Последний клиент, этот Денисик, казался мальчиком абсолютно бесперспективным. Менестрельчик, тонкие ножки. И мамаша напористая. Моран поморщился и запихнул остатки бутерброда в рот. С трудом двинул челюстью.
Интересно, как там у него дела? Какой Апокалипсис ожидает мальчишку - и вырвется ли Дениска на волю или сгинет вместе с приютившим его миром?
Моран растопырил пальцы и положил руку на подоконник. Задумчиво пересчитал пальцы. Пять.
Пять преступно опасных артефактов создал Моран Джурич, сообщили ему те, кто осудил его на изгнание. Когда Моран работал над этими предметами, его переполняла творческая радость, он упивался созиданием, и цели его были благими.
Люди - вот кто вечно все портит. Люди, завладевшие чудесными вещами и обратившие их на злые дела.
Конечно, не составило бы большого труда отыскать все заброшенные Мораном в мир волшебные предметы и попросту уничтожить их. Но в Калимегдане Морана Джурича отказались слушать.
- Я найду их! - кричал он, когда его выталкивали в шею. - Клянусь, я отыщу их!
- Ты ни минуты лишней не останешься в Истинном Мире, - так ему сказали, отправляя в небытие.
Морана Джурича душили слезы. Джурич Моран рыдал, и его слезы прожигали вселенную до самой ее сердцевины, но в Калимегдане оставались слепы и глухи, весь Калимегдан отвернулся, лишь бы не видеть этих слез.
- Я найду и уничтожу эти вещи, клянусь! - восклицал Моран, и каждая слеза, напоенная этим обещанием, уходила в почву и, растворяясь, отравляла ее солончаками.
С каждой минутой голос Морана становился все слабее, а слезы - все более жидкими.
А потом он очнулся здесь, на Екатерининском канале, неподалеку от мусорного бака, где нашел много объедков и встретил рыжую кошку, существо забавное и бессмысленное… И только несколько лет спустя…
Мда.
Интересно все-таки, мир уничтожает клиентов или клиенты уничтожают мир? Как бы встретиться с ними после всего и расспросить хорошенько?
Никогда еще у Морана это не получалось.