- Я лишь делаю то, что мне поручено: говорю слова и задаю вопросы от имени великого хана, - спокойно, не отводя глаз, произнес Бельгутай. Тимофей переводил произносимые фразы сразу же - слово за словом. - Я должен вернуться к своему повелителю с ответом самое позднее через месяц. Если я не появлюсь к оговоренному сроку, это будет наихудшим из всех возможных ответов.
Бельгутай поклонился - низко и почтительно.
Феодорлих вздохнул - глубоко и шумно.
- Пока никакого ответа я не услышал, - продолжал Бельгутай. - И я не знаю, что мне сказать великому хану об урусских землях, захваченных германскими крестоносцами. Только этим и ничем иным объясняется моя настойчивость, которая, возможно, была ошибочно принята за дерзость. Однако, уверяю вас, ваше величество, я ничем и никого не желал оскорбить.
Император и маг снова переглянулись. Островерхая шапочка колдуна чуть шевельнулась, обозначив слабый кивок.
Феодорлих повел ладонью, извещая об окончании аудиенции:
- Ступай, посол. Ответ ты получишь позже. А пока ступай.
* * *
- Фу-у-ух, крысий потрох! - выдохнул Тимофей, вытирая рукавом лоб.
Противный липкий пот до сих пор тек ручьями. Сердце в груди никак не желало утихомириться. Но послы уже отъехали от императорского шатра достаточно далеко. Теперь можно было дать волю чувствам.
- Нешто закончилось все наконец?! - пробормотал Тимофей, поглаживая верного гнедка и осматриваясь вокруг. Солнце уже клонилось к закату. - Прямо как гора с плеч! А я уж думал, головы нам поснимают за такие речи…
- Закончилось, говоришь? - Бельгутай невесело усмехнулся. - Э-э-э, нет, рано радуешься. Все еще только начинается, Тумфи.
Тимофей не обижался, когда степняки коверкали его имя, непривычное бесерменскому языку. Чего обижаться-то, если даже латинянского императора и того, вон, ханский посол на свой манер кличет. Главное, что с Бельгутаем можно иметь дело. Пока, во всяком случае, можно. И нужно.
Бельгутай не кичился данной ханом властью и не проявлял спеси, свойственной иным заносчивым татарским царевичам, князькам и темникам, был прост в общении, к посольской свите и охране относился уважительно - не как господин к слугам, а скорее как мудрый воевода к соратникам. Оно и неудивительно. В дальнем походе по чужим и отнюдь не дружественным землям любое посольство со временем становится сплоченным боевым отрядом, в котором от поступков одного человека слишком часто зависит жизнь остальных. А с русичем-толмачом ханский посланник вовсе держал себя как с равным.
Бельгутай был нойоном - кем-то вроде боярина или знатного дружинника-ипата в татарском войске. Тимофей, конечно, в боярах никогда не хаживал, но вот дружинником у Угрима Ищерского тоже числился не из последних. Еще в отрочестве князь выделил его за сметливость и тягу к знаниям. Угрим специально посылал Тимофея к купцам обучаться западным и восточным языкам. С торговыми людьми Тимофей обошел все русские княжества, часто бывал в новгородских землях и за их пределами, еще чаще - у татар, с которыми ищерцы всегда старались водить дружбу, как с сильным и грозным соседом.
В общем, постранствовать и мир повидать Тимофею довелось - дай бог каждому. К двадцати пяти годкам он был знатоком иноземных обычаев и толмачом, каких поискать, и, что не менее важно, считался своим человеком при ханской ставке. Настолько своим, что, когда Угрим предложил его, "Тумфи-богатура", толмачом в посольство, снаряжавшееся в латинянские земли, татары согласились без долгих раздумий.
В воинских науках Тимофей тоже преуспел изрядно - не меньше, чем в языках. Потому и был поставлен сотником в ищерской дружине. Угрим доверял ему как никому другому. Достаточно вспомнить хотя бы, что именно Тимофей с десятком лучших гридей встретил и сопроводил к князю никейскую царевну, спасавшуюся от латинян, которые, вслед за Царьградом, подминали под себя остатки Византийской империи. Черноокая гречанка Арина искала убежища в ищерских землях. И нашла: несколько месяцев назад царевна-беглянка стала супругой князя-волхва - горбатого, старого, ликом далеко не пригожего. Но ведь стала же… Ох, Арина-Арина!
Образ молодой красавицы княгини всплыл перед внутренним взором Тимофея, не к месту и не ко времени будоража кровь и наполняя сердце непозволительной завистью к господину.
- Сегодня первый день переговоров, - задумчиво произнес ханский посол.
Тимофей тряхнул головой, отгоняя ненужные мысли и возвращаясь к текущим делам.
- И сколько впереди еще дней этих - одному лишь Вечному Небу-Тэнгри ведомо, - продолжал Бельгутай. - Так что если Хейдорх вдруг пожелает покарать нас за дерзкие речи, времени у него будет предостаточно.
- М-да, Бельгутай, - со вздохом посетовал Тимофей, - служба, однако, у вас, у послов…
- У нас, - поправил татарский нойон. Затем спросил с сочувствием: - Тяжко?
- Не то слово! Будто в сече рубился от зари до заката, да без передыху.
- Непросто с императорами-то разговаривать, а?
- Эт точно, - согласился Тимофей. И, подумав немного, добавил: - Хотя, знаешь, не в императоре даже дело. Другое меня беспокоит.
- Красный шаман? - бросил на него понимающий взгляд Бельгутай. - Колдун, что сидел у ног Хейдорха?
- Ты тоже почувствовал? - встрепенулся Тимофей.
- Еще бы! - Степняк прищурил и без того узкие глаза. - Кто это, знаешь?
Тимофей пожал плечами:
- Знать не знаю, но догадываюсь. Доводилось слышать от иноземных купцов о некоем Михеле Шотте, что служит при императорском дворе. Говорят, могущественный чародей…
Тимофей выжидательно глянул на татарского посла.
- Так и есть, - кивнул Бельгутай. - В ханской ставке о Махал-шамане тоже наслышаны.
- От купцов?
- И от купцов, - неопределенно ответил степняк.
"А еще - от тайных лазутчиков хана", - мысленно закончил за него Тимофей.
Бельгутай оглянулся на высокий шатер, процедил сквозь зубы:
- Он это, колдун императорский. Точно - Махал-шаман. Больше некому. И сдается мне, Тумфи, не случайно он здесь. Что-то серьезное задумал Хейдорх. Очень серьезное.
Тимофей фыркнул:
- Вообще-то о серьезности намерений Феодорлиха можно судить уже по тому, какую рать он собирает. Ты посмотри вокруг, Бельгутай! Внимательно посмотри…
А вокруг - насколько хватало глаз - пестрели разноцветные шатры, палатки и навесы, дымились костры и бурлили подвешенные над ними походные котлы. Сновали люди, ржали кони, звенело железо. В воздухе висел несмолкаемый гомон. Многочисленные станы, сливаясь и смешиваясь друг с другом в один, великий и необъятный, тянулись вдоль правого берега Дуная.
Тимофей уже научился довольно сносно различать пестрое императорское воинство по гербам, стягам, вооружению и доспехам. Истинным хозяином латинянского лагеря являлось, конечно же, германское рыцарство. Однако доносившаяся отовсюду лающая немецкая речь была изрядно разбавлена множеством иных наречий. Над дунайскими водами расположились также итальянские и испанские, французские и бургундские, британские и моравские, датские и шведские рыцари - все как один шумные, задиристые, хвастливые, каждый при своре оруженосцев и слуг.
Гораздо тише и сдержаннее вели себя потрепанные в недавних стычках с татарами угорские и силезские отряды, которые отступили под защиту имперских границ и примкнули к силам Феодорлиха. Особняком - под знаменами с черными, красными и белыми крестами - держались молчаливые и неулыбчивые Христовы братья: тевтоны, ливонцы, иоанниты-госпитальеры, храмовники-тамплиеры…
В состав императорской армии входила также лучшая европейская пехота, успевшая уже громко заявить о себе на полях сражений. Легковооруженные английские стрелки с длинными, в рост человека, тисовыми луками, лишь немногим уступающими по дальности стрельбы клеенным из дерева и кости степняцким номо. Генуэзские щитоносцы и арбалетчики с мощными тяжелыми самострелами. Наемники-кондотьеры других богатых италийских городов - закованные в латы, вооруженные копьями, шипастыми булавами и кистенями на длинных древках. Плохо одетые, почти бездоспешные, но хорошо обученные бою в строю ополченцы швейцарских кантонов с массивными алебардами. Фламандцы с огромными пиками…
Грозный вид чужого воинства волновал, тревожил, угнетал.
- Как тебе все это, а, Бельгутай? - напирал Тимофей. - Как тебе эдакая силища?
- Да, армия Хейдорха впечатляет, - согласился ханский посол.
- А для чего, по-твоему, собирают подобные армии, если не для войны?
- Для войны и собирают, - пожал плечами Бельгутай. - Иначе бы нас с тобой сюда не отправили.
- А проку-то с того, что отправили?! - Тимофей в сердцах мотнул головой. - Думаешь, Феодорлих, имея такое войско, прислушается к предупреждению хана и отступится от наших северных земель?
- Нет, я так не думаю, - спокойно ответил татарин.
- Тогда что мы здесь делаем?!
Ханский посол натянув поводья и окинул его внимательным взглядом. Тимофей глаз не отвел.
- Что мы здесь делаем, Бельгутай? - повторил он свой вопрос. - Все ведь уже ясно. Все было ясно с самого начала. Войны не избежать. Так к чему терять время на бессмысленные переговоры? Или ты приехал сюда не только для того, чтобы говорить с императором? Скажи честно, Бельгутай…
- Честно хочешь, Тумфи? - прищурившись, усмехнулся степняк. - Но тогда и ты ответь мне - тоже честно. А ты? Ты сам, Тумфи? Зачем ты примкнул к посольству? С каким напутственным словом послал тебя твой Угорим-коназ? - Улыбка ушла с обветренного лица кочевника, будто стертая незримой рукой, а вот пытливый прищур остался. - Ты ехал сюда для того лишь только, чтобы переводить чужие речи, или тебе дадено иное задание?
Бельгутай, не моргая, вглядывался в него из темных щелочек-бойниц.
Тимофей стиснул зубы. Все верно. Было! Было задание. Прозорливый нойон, конечно, не знал о том наверняка, но вполне мог догадываться. "Наблюдай не только и не столько за латинянским императором, сколько за татарскими послами, - велел Тимофею ищерский князь-волхв. - За каждым их поступком, за каждым словом. Смотри, слушай. Все. Всегда. Всюду. Помни: мое защитное слово, произнесенное над тобой, не только оберегает тебя от дурного глаза и чужой магии, но и связывает нас незримой колдовской нитью. Так что я тоже буду смотреть твоими глазами и слушать твоими ушами. Это может оказаться полезным".
* * *
Солнце медленно садилось, озаряя императорский лагерь багровыми отблесками. Посол и толмач сверлили друг друга холодными изучающими взглядами. Смотрели молча, долго, целую вечность. Так смотрят два хищника из одной дружественной - пока еще дружественной - стаи, случайно задевшие один другого. Случайно или не очень. Задевшие, а после показавшие зубы. По привычке или с тайным расчетом. Показавшие и…
И спрятавшие.
Напряженный момент испытующих взглядов миновал. Бельгутай вновь раздвинул губы в приязненной улыбке:
- Я - посол великого хана, ты - толмач при посольстве. Пусть все так и остается впредь, Тумфи, договорились? Пусть каждый несет свою службу. Сейчас мне, как никогда, нужен хороший переводчик, так к чему усложнять жизнь? Да, я тоже полагаю, что войны не избежать, но это не дает мне права прекращать переговоры с Хейдорхом.
- Зачем они нужны, переговоры эти? - прорычал Тимофей. - Кому?! Для чего?!
Два проезжавших мимо всадника в белых с черными крестами плащах покосились в их сторону. Взгляды рыцарей ордена Святой Марии были настороженными и недружелюбными. Впрочем, тевтонские братья на татарских послов иначе здесь и не смотрели.
- Ты задаешь ненужные и лишние вопросы, - негромко, но твердо ответил Бельгутай. - Тебя послал сюда твой коназ, меня - мой хан. Им, должно быть, виднее, а мы… мы просто делаем свое дело, не делать которого не можем. Вот и все.
- Все? - Тимофей шумно выдохнул. - Ох, кабы так просто оно было!
Бельгутай снова заглянул ему в глаза.
- Что с тобой, Тумфи? Объясни, что на тебя нашло? В императорском шатре ты держал себя в руках. А сейчас вдруг, ни с того ни с сего… как вы, урусы, говорите?.. Воз-бе-ле-нил-ся. Почему?
- Почему?! - Тимофей сплюнул в сердцах. - Да потому, крысий потрох, что тошно смотреть на все это воинство латинянское и ждать, пока оно двинет на Русь.
Бельгутай неодобрительно покачал головой:
- Послушай, Тумфи, ты же знаешь, великий хан…
- Что - хан?! - злобно прошипел Тимофей. - Что, Бельгутай? Думаешь, мне легче от того, что твой хан и латинянский император делят промеж себя наши земли, словно вынутый из печи пирог? А я… - Вздох, похожий на стон, вырвался из его груди. - А я вам в том помогаю.
- Вы, урусы, сами нарезали этот пирог, - беззлобно, но сухо и жестко заметил Бельгутай. - Для других нарезали - для тех, кто окажется достаточно проворен, велик и силен, чтобы проглотить его по частям, не подавившись при этом. Не ищи виноватых на стороне, Тумфи, и уж тем более не вини себя, коли ваши неразумные коназы-честолюбцы никак не могут договориться и не способны принять власть одного над всеми. Кто, как не они, в нескончаемых усобицах растерзали и обескровили ваши земли? Кто, как не они, продолжают заниматься этим по сию пору?
- Хорошо тебе рассуждать, - хмуро процедил Тимофей. - Вам-то повезло, вы-то сами все в едином кулаке собраны. Оттого и сильны в битвах. И в походах удачливы.
- Да, собраны, да, сильны и удачливы, - задумчиво покивал Бельгутай. - Сейчас - собраны, сильны и удачливы. - И почему-то отвел глаза. - Вот только не знаешь ты, Тумфи, каково нам было раньше, какие битвы кипели в степях Орхона и Керулена, как жестоко сражались между собой за скудные кочевья наши курени, рода и племена и сколько доблестных богатуров полегло у отрогов Небесных гор. Неведомо тебе, с какой яростью мы истребляли друг друга. И тебе, урус, не вообразить даже, какой боли и крови стоило нам единство. Но ты прав: нам повезло. Великое Небо послало моему народу великого хана - Собирателя Земель и Потрясателя Вселенной. Ибо только по-настоящему великому человеку под силу объединить свои враждующие улусы и вознестись над чужими…
Бельгутай помолчал.
- В ваших же урусских землях нет пока своего Чингисхана - достойного, честного, сурового, но справедливого правителя, думающего не только о собственном благополучии и о благополучии кучки знатнейших нойонов-бояр, а о величии - истинном, подлинном величии - всего народа. Вам попросту некого сейчас поднимать на белом войлоке к Извечному Синему Небу. В этом ваша главная беда, и в этом ваше несчастье. Коназы ваши, Тумфи, как малые дети, мыслят мелко и считают лишь городки и деревеньки - свои да соседские. Они видят не дальше приграничных поселений. Быть может, оттого так происходит, что нет в ваших землях степного простора, а леса закрывают небо и горизонт. А может быть, души ваши поросли иными лесами, мешающими единению. Никто из ваших гордых коназей не смотрит широко. Никто не зрит даже в мечтах целостной Урусии под своим началом. И - что гораздо важнее - никто из них не согласен вставать под начало другого, более достойного властителя, чем он сам. Потому-то к вам и норовят прийти чужие властители.
- Ага, а в латинянских землях и душах, значит, леса не растут? - огрызнулся Тимофей. - И спесивые имперские курфюрсты, герцоги, графы и бароны, не менее яростно, чем наши князья, грызущиеся между собой, вот так сразу взяли и покорились Феодорлиху? И воинственные ордена рыцарей-монахов тоже подчинились ему беспрекословно? И богатые вольнолюбивые города открыли ворота? И жители непримиримых провинций сложили оружие? И соседние европейские государи ничуть не противились усилению империи? И даже давний враг императорской власти - римская курия, неоднократно обвинявшая Феодорлиха в пособничестве колдовству и отлучавшая его от церкви, вдруг благословила эту самую власть? И все прошло спокойно и быстро, без крови и без розни?
- Вот в том-то и дело, что случилось это именно вдруг и сразу, - ответил Бельгутай. - В том-то и странность, что все прошло спокойно, быстро и бескровно. Так не бывает, не может и не должно быть. Даже мудрейший и могущественнейший Чингисхан объединял враждующие степные народы не один год и не один десяток лет. Он добился своего, пролив реки крови, уничтожив непокорных ханов и стерев с лица земли целые племена. Здесь же вышло иначе.
Бельгутай покачал головой:
- Еще меньше года назад страна немцев и ромеев была таким же изорванным в клочья войлоком, как и твоя Урусия, Тумфи. Но Хейдорх сумел не просто собрать разрозненные лоскутки воедино, он укрепил свою державу и расширил ее границы. За несколько месяцев! Без единой битвы! Такое не в силах человеческих. Такое можно объяснить только вмешательством иных сил. И я не думаю, что Великое Небо-Тэнгри поспособствовало в этом императору-германцу. Вряд ли стал бы помогать ему и латинянский бог, чьи служители уже не раз и не два проклинали Хейдорха. Нет, тут замешан не божий промысел, а скорее колдовство.
- Придворный чародей? - нахмурился Тимофей. - Михель Шотте?
Бельгутай утвердительно кивнул:
- Махал-шаман. В нем все дело.
Тимофей недоверчиво посмотрел на степняка:
- Хочешь сказать, что создать ТАКУЮ империю под силу колдуну?
- Не всякому колдуну, Тумфи, и не всегда. Многое зависит от того, откуда берут силу колдовские заклинания. Шаманское могущество имеет разную природу, а на свете встречаются источники поистине неисчерпаемой магической мощи.
- Какие, например?
Глаза Тимофея наткнулись на пристальный взгляд степняка. Посол что-то обдумывал. Решал: сказать? нет? Решился. Сказал. Вернее, спросил:
- Ты слышал что-нибудь о Черной Кости, Тумфи?
Бельгутай напряженно следил за лицом собеседника, высматривая каждое движение, каждое дрожание мускула…
- О чем? - изумился Тимофей.
… Но, видимо, так ничего и не выследил.
- Ладно, забудь. - Нойон небрежно махнул рукой. Как-то уж нарочито небрежно. - Это не важно. Глупые слухи, пустые сказки.
Ну, нет! Теперь уже сам Тимофей внимательно следил за татарским послом. И забывать, конечно же, ни о чем не собирался. Впрочем, щелочки-бойницы на обветренном лице степняка больше не смотрели на Тимофея. Взор Бельгутая рассеянно скользил по латинянскому лагерю.