- А правду сказывают, княже, икона у тебя с собой чудотворная?
Князь Сакульский недовольно вздохнул, но все же снова потянулся к чересседельной сумке, достал доску с ликом, развернул с подобающей осторожностью:
- Вот, убедился? Пока он с нами, ничего ушкую не грозит, пусть хоть небеса на море обрушатся. Он нас спасет. И хватит, больше никому не покажу. Неча тут экскурсии устраивать.
- Велик Господь и милостив, - торопливо закрестился юноша и скрылся за дверью.
- Выручит… - Андрей прикусил губу. Он вдруг вспомнил, что зеркало Велеса уже предсказывало и общую погибель русскую, и смерть ему лично, однако же цела и Русь, и сам он в полном здравии…
Хотя, с другой стороны, будучи упрежденным, он долго и упорно трудился, чтобы предсказанного не допустить. Шторм же, в отличие от дел человеческих, стихия вольная, ее ни отодвинуть, ни задержать нельзя. А раз так - то с ним заговор на подглядывание в будущее ошибиться не мог. И про непогоду должен был знать, и про то, что ушкуй в ней не пострадает…
- Скалы-ы-ы!!! - Истошный вопль перекрыл шум урагана и пробился сквозь стену каюты. Зверев, так и не выпустив иконы из рук, кинулся наружу.
- Вот черт… - Правая рука его сама собой поднялась и сотворила знамение. Слева по борту, совсем уже недалеко, всего в паре сотен шагов, из пенистых шапок, вздымая высокие фонтаны, то выглядывали, то снова исчезали под водой остроконечные черные уступы. Причем ветер и волны прямо боком с невероятной скоростью тащили судно именно туда.
- Туда, князь!!! - увидев его, истошно закричал молодой корабельщик, тыкая пальцем в сторону рифов. - Образ туда!
И Андрей совершенно безотчетно, просто потому, что ничего другого сделать был не в силах, двумя руками поднял над головой икону, направив взгляд святого чудотворца к рифам. Ушкуй взметнулся на высокой волне, зависнув над хищными гранитными клыками, покатился с водяной горы вниз. Палуба дернулась - это молчаливый кормчий переложил руль, поворачивая судно носом на камни.
Князю показалось, что мир наполнился тишиной - исчезли звуки волн, вой ветра, скрип снастей. Корабль ухнулся в пропасть, влетая в расселину меж двух изрезанных трещинами скал. Сердце медленно отсчитывало последние мгновения жизни - вот-вот камни должны были вгрызться в борта сразу с двух сторон… Как вдруг новая волна, нагнавшая ушкуй, стала быстро поднимать его вверх, одновременно вынося из расселины. Взметнулись фонтаны из врезавшейся в препятствие воды, скрипнул снова переложенный руль, мелькнула справа еще одна мокрая стопка валунов, волна ушла, роняя ушкуй вниз. Люди затаили дыхание - но предательского удара в днище так и не последовало. Скальная гряда осталась позади.
- Она чудотворная! - Андрей даже не понял, кто это выдохнул. - Она воистину чудотворная!!!
Корабельщики, купцы, холопы, попадали на колени, ползя в его сторону, постоянно крестясь и кланяясь. Зверев перевел дух и наконец-то снова услышал шум ветра и плеск волн, ощутил на лице холодные брызги. Высоко поднятые руки затекли, он опустил икону вниз. Подобравшиеся ушкуйники один за другим принялись целовать образ, крестясь и отступая.
- Всё! - отрезал князь, когда этот обряд исполнили все и собрались было подходить по второму кругу. - Беречь его надобно, беречь. Господу молитесь! В его власти души и судьбы наши. Его милостью уцелели.
Он аккуратно завернул икону в тряпицу и унес в каюту. Спрятал, сел на постель, переводя дух. Сердце колотилось, как сумасшедшее, руки подрагивали, кожа порозовела. Он ощущал себя так, словно только что мчался в копейную атаку и внезапно оказался ссажен с коня. Только через несколько минут, слегка успокоившись, он смог снова выйти на палубу. Князь поднялся на кормовую надстройку, остановился возле кормчего, глядя ему в лицо. После затянувшейся паузы тот сказал:
- Мы в море. Скал больше не встретится.
- Не обидно? Мастерство твое, а вся слава иконе досталась.
- Мастерство вещь важная, - спокойно ответил рулевой. - Ан без Божьей помощи тоже не обойтись.
Андрей подумал, полез в сумку, нащупал две монеты, протянул старику:
- Вот, возьми…
- Два рубля? - мельком глянул на награду кормчий. - Это все, во что ты ценишь свою жизнь?
Зверев растерялся. Разумеется, жизнь свою он ценил куда выше… Но выплатить такую награду не смог бы при всем желании.
- Успокойся, князь, - смилостивился над его сомнениями кормчий. - И убери серебро. За это денег не берут. Найди для них тот товар, который меряется в рублях, а не в душах.
- Спасибо тебе, отец, - смирился с отповедью князь Сакульский и застегнул сумку. - Бог даст, сочтемся.
- Не нужно, княже, - покачал головой старик. - Мы же не язычники, дабы счеты все лишь меж собой вести. Мы с тобою братья во Христе. Не нужно считаться со мной. Сделай добро другому. Ты добро сделаешь, он добро сделает, третий добро сделает, четвертый. Глядишь, и до меня сей ответ доберется. И я от кого-то радость бескорыстно получу. И еще кому-то тоже дело доброе сотворю. Так меж христианами принято. Делай добро другим - и не считай, кто и что тебе за него должен.
- Трудно так жить, без счета все раздавая, - поежился Зверев. - Себе тоже получить чего-то хочется.
- Коли веру Христову принял, неси крест с достоинством. Будь достоин того, кто собой пожертвовал, грехи общие на себя принимая.
- Не тяжел этакий обет для простого смертного? - задумчиво спросил Андрей.
- А ты попробуй, - предложил старик.
- У меня не получится, - пожал плечами Зверев. - Я милостью Божией князь Сакульский, я награду в задаток получил. Что бы ни делал, ан выходит это лишь доказательство того, что награды сей я достоин. Что звание свое ношу по праву.
- Сочувствую, княже, - кивнул кормчий. - Но изменить сего лиха не в силах.
Андрей рассмеялся, кивнул, положил ладонь ему на плечо:
- Спасибо тебе, отец. Постараюсь, чтобы дело твое доброе зря не пропало.
Князь оглянулся на оставшиеся уже далеко позади скалы, перекрестился еще раз и пошел вниз.
Шторм метал ушкуй еще целый день, после чего стремительно, в считаные часы, развеялся, напоминая о себе лишь крупной беспорядочной зыбью. Еще день кормчий спал - и никто из команды не рискнул побеспокоить своего уставшего рулевого. Но на рассвете третьего дня его зычная команда погнала ушкуйников к снастям: корабль раскрасился парусами и бодро заскользил через безбрежные воды.
Вдали от суши они плыли целых четыре дня, по мере сил экономя воду и солонину. Не зная, куда вынес судно шторм, кормчий на ночное плаванье не решался и с наступлением сумерек приказывал спустить паруса и ложиться в дрейф. Однако к середине пятого дня впереди показалась земля. Рулевой отвернул влево, вглядываясь в далекую темную полоску, и шел так не меньше двух часов, прежде чем лаконично сообщил купцам:
- Выбрались. Теперича сушу по правую руку ждем.
Обещанная суша появилась утром, и кормчий окончательно успокоился, уверенно ведя ушкуй примерно на равном расстоянии от берегов. Андрей, вспомнив общие контуры школьных карт, понял, что они идут мимо Англии, по Ла-Маншу.
Погода свежела, но легкие облака не внушали опасения. Просто ветер стал немного крепче, задувая со стороны континента. Из-за слишком большого крена опять пришлось снять часть парусов, и ушкуй пошел даже медленнее, чем раньше.
Через день скрылся за горизонтом английский берег, а потом и французский. Кормчий явно недолюбливал лишнее внимание и старался выбирать путь вдали от чужих глаз и оживленных судоходных путей. Еще четыре дня пути исключительно по узелкам на лаге и угольным отметкам на борту - и ушкуй вдруг резко повернул строго на юг. Вскоре впереди медленно проявилась из дымки длинная волнистая линия. Андрей даже сразу не понял, что это и был холмистый берег долгожданной Испании. Сбросив все паруса кроме одного, на передней мачте, судно поползло вдоль берега - видимо, выбирая место для причаливания. Там, между скалистыми уступами, то и дело открывались золотистые пляжики, однако кормчему все они почему-то не нравились. Внезапно он хлопнул в ладоши:
- Вот и Сантандер! Спускай парус, якорь за борт. Неча ввечеру в чужом порту толкаться. Утром в бухту войдем. Дозволь отдыхать людям, Юрий Степаныч. Пусть бодрыми завтра будут.
- Да, да! - согласился старший купец. - Двойную порцию всем сегодня, и вина по чарке. Воды пейте кто сколь пожелает, завтра свежей наберем. Милостью Божьей, ан все же добрались!
На рассвете ветер опять потянул с берега, и потому ушкуйники выпростали на воду весла и уже под ними обогнули мыс, войдя в огромную, просторную бухту, способную принять не то что купеческую ладью, а пяток авианосцев. На этаком раздолье порт Сантандера выглядел насмешкой: полсотни бревенчатых причалов под холмом в глубине залива. Половина их пустовала, и кормчий уверенно подвел судно к тому, что находился в центре порта. Старший Житоложин перемахнул борт, потрусил искать хозяина, чтобы получить разрешение на стоянку и узнать ее стоимость, корабельщики привычно развалились на отдых, князь же стал не спеша собираться. Хотя чего там собирать? Кошель и сумку проверить, одежду поправить, саблей опоясаться - всего и делов. Вот только уйти не расплатившись князь, естественно, не мог. Приходилось ждать, от безделья лениво перебирая знакомые вещи.
Купец прибежал примерно через полчаса, замахал руками:
- Отваливай! Вон к тому причалу идите, второму с краю. Он дешевле аж втрое выходит.
Почему так, Андрей интересоваться не стал. Пока ушкуйники снимали с деревянных "быков" канаты, он тоже сошел с судна и махнул Житоложину рукой:
- Постой, Юра! Давай сочтемся ныне, да я дальше двинусь. Мне еще лошадей купить нужно, помыться где-то. Застревать тут надолго не хочу, и так уже целую вечность до Аранхауса доехать не могу.
- Дай мне хоть полдня времени, княже! - взмолился тот. - Я же цен здешних не проведал еще, приказчика сотоварища нашего не отыскал, склада не видел. Как же мне за товар твой платить, коли расклад здешний непонятен?
- А-а, я и забыл про него, - хлопнул себя по лбу Зверев. - Хреновый из меня купец. Ладно, узнавай. Заодно про дорогу в Аранхаус поспрошай и лошадей, коли выйдет, присмотри.
- Сделаю, княже, - кивнул тот, привстал на цыпочки, наблюдая за маневрами ушкуя, почмокал губами и снова убежал.
В этот раз его не было довольно долго, но вернулся Житоложин вальяжный и довольный, как объевшийся сметаной кот. Причем от него явно припахивало хорошим виноградным вином.
- Отец сотоварища нашего здесь, оказывается, пребывает, - расчесывая пальцами бороду, сообщил купец. - Обо всем упрежден сыном своим, лавки имеет в городах многих. Готов хоть ныне за весь товар расплатиться. По его словам, сам к полутора у нас тут прибыток выходит. Но я так мыслю, коли окрест походить, цены проведать, так и поболе сторговаться можно.
- Поздравляю, - нахмурился Зверев.
- Все испросил княже, будь уверен, - спохватился купец. - Лошади будут добрые, их в счет товара спишем, бань у них тут, вестимо, и в помине не имеется, с Аранхаусом же непонятно вышло: про такой город купец не ведает, однако же известен ему богатый и знаменитый Аранхуэс, в коем короли здешние изволят отдыхать часто в знойные месяцы лета.
- Это он! - уверенно кивнул князь.
- Путь к нему прямой и понятный, от главной площади через ворота по тракту. И сказывал гышпанец, коли по самой широкой и ухоженной дороге ехать, то аккурат до него и доберешься. Бургос и Мадрид, города большие, по пути встретиться должны. Это дабы не заплутать. Коли о них спрашивать, любой раб дорогу укажет.
- Далеко?
- Десять дней пути, коли дожди не начнутся.
- Хорошо. - Это было все, что требовалось знать князю Сакульскому. - Давай сочтемся, и я поеду.
- Дык как же я сочтусь за товар твой, княже, пока покупатель его не осмотрит и задатка не даст? Опять же тебе, вестимо, здешние монеты надобны, а не русские.
- Вот, проклятье, - сплюнул Зверев. - Не одно, так другое. Да, ты прав, серебро мне надобно здешнее… Ладно, жди своего сотоварища. Я пока с холопами место поищу, где искупаться можно. Коли бани нет, хоть освежусь немного.
Найти место для купания возле портового города труда не составило. Большая часть берега в бухте представляла огромное количество небольших пляжиков, перемежающихся скалами. Места, не пригодные ни для выпаса скота, ни для земледелия, а потому - совершенно безлюдные. Андрей под присмотром холопов с наслаждением искупался в прохладных волнах сам, избавляясь от многодневного пота, переоделся в чистое, потом загнал в воду холопов. Немного погрелся на солнышке, любуясь с камней проплывающими под пышными россыпями парусов каравеллами, и отправился в город.
Здесь команда с помощью плечистых испанских амбалов уже опустошала трюмы ушкуя, перегружая на запряженные волами возы дубовые бочки и сальные рогожи с разнообразным железом.
- Эй, купец! - окликнул старшего Житоложина Зверев. - Вижу, дело у тебя ладится.
- Как есть ладится! - встрепенулся наблюдающий с кормы за работой Юрий. - По-доброму все идет, по-доброму. Иду, княже, иду. Все как есть, без обману…
Он засуетился, словно не зная, как спуститься, неуклюже спрыгнул, пробежал по палубе, выскочил на причал.
- Вот, все здесь, все здесь… - Он полез за пазуху, достал небольшой, но тяжело позвякивающий замшевый мешочек, взвесил в руке и протянул Андрею: - За меха. Семнадцать дублонов - это золотые рубли такие здешние - и девять эскудо. Они вроде как половинка от дублона каждый. Кони же - вон, на краю площади дожидаются, дабы погрузке не мешали. Четыре резвых скакуна с упряжью.
- Мой долг за путешествие уже вычел?
- Не беспокойся, княже… - Купец глянул куда-то ему через плечо.
- Пахом, - повернувшись, приказал Зверев. - Вещи мои из каюты забери.
Дядька кивнул, вспрыгнул на борт, шагнул внутрь. Князь же, скользнув по причалу взглядом, отметил, что ушкуйники, оставив бочки и рогожи, замерли, выжидающе глядя на своего хозяина.
"Нечто придавить и ограбить тут задумали? - мысленно удивился Зверев, высвобождая рукоять сабли из-под полы кафтана. - Посреди города? На глазах десятков свидетелей?"
- Тут дело такое, княже… - замялся Житоложин и снова сунул руку за пазуху. - Вот еще десять дублонов от нас с братом. И люди все от доли своей отказываются, то еще десять дублонов выйдет. Сделай милость, уступи образ чудотворный.
- Да как же я его уступлю? Жене я его везу! Подарок из отчей земли.
- Уступи, княже, смилуйся над людьми грешными, - перекрестился купец. - К чему он тебе на суше? Нам же в море буйное опять отправляться. Да и не раз туда еще уходить. Пожалей семьи наши, детишек малых. Животы наши пожалей. Уступи икону, век за тебя Бога молить будем.
- Уступи княже, уступи! Пожалей! Смилуйся! - Корабельщики, оставившие свои дела, один за другим начали опускаться на колени, истово креститься. - Оставь ушкую нашему покровителя небесного, пожалей!
- Вот те раз… - изумленно пробормотал Андрей, никак не ожидавший такого поворота. - Вот и еще одно чудо сотворилось.
Впрочем, ученик волхва знал не только то, что икона в нынешнем ее виде все еще остается просто картинкой на куске доски. Он знал, что чудотворными любые предметы становятся благодаря вере, чувству, молитвам, долгому и искреннему поклонению. Пропитанная добротой и надеждой, намоленная смертными икона рано или поздно действительно станет тем, чем ее считают: чудотворным целительным и спасительным образом, способным стать на пути беды, остановить ее не своей - а той силой, что вложили в него сами люди.
- Веруйте, и воздастся вам по вере вашей, - прикусил губу князь. Мотнул головой, вздохнул: - Не мне перечить высшей воле. Видно, судьба. Пахом! Сумку мне дай.
- Слушаю, Андрей Васильевич! - перебрался на причал дядька. Чересседельная сумка лежала у него на плече. Зверев откинул клапан, достал заветный сверток. Хотел было развернуть - но вдруг передумал и отдал купцу как есть, в войлоке:
- Вот, он ваш!
- Свят, свят! Слава князю! Слава Господу нашему! Вседержителю и промыслу его! - со всех сторон радостно заголосили ушкуйники.
- Благодарствую тебе, Андрей Васильевич, - прижав икону к груди, низко поклонился ему старший Житоложин. - Век помнить будем. По гроб жизни молить. Вот, княже, возьми. Двадцать дублонов тут, как уговаривались.
- С ума сошел? - отшатнулся от протянутого кошеля ученик колдуна. - За чудо плату не берут! Ваша икона отныне. И долг за нее на вас. Она вас спасать станет - и вы сирых и слабых помощью своей не забывайте. Как это у вас… у нас… У нас, христиан, принято.
Его оговорки никто не заметил. Кланялись, благодарили, норовили поцеловать руку.
- Все, хватит, хватит! - попятился Зверев. - Вы люди добрые, и пусть море будет к вам добрым. Купец, лошади мои где?
- Вон, княже, коновязь возле часовни каменной, - указал подбородком Житоложин, крепко удерживая в объятиях драгоценный подарок. - Их там всего четыре и есть.
- Бывай тогда, человек торговый, - кивнул ему Андрей. - Бог даст, свидимся.
Холопы уже шли вперед. Проверили подпруги, узду, перекинули через холки сумы со скромными походными припасами. Самого высокого скакуна подвели князю, Пахом придержал стремя.
- Ты бы меня еще подсадил, как старого деда, - беззлобно попрекнул его Андрей, выпрямляясь в седле. Значит, путь наш через главную площадь должен идти. От моря, через площадь к воротам, и за ними по самой накатанной дороге.
- Послушай, мил человек, - обратился Пахом к какому-то лавочнику в короткой суконной куртке и широкополой треуголке. - Где тут главная площадь у вас?
Тот непонимающе развел руками и поспешил дальше, громко стуча деревянными туфлями. Илья попытался расспросить другого горожанина, но и он только пожал плечами. Здесь, на западном краю континента, в самом дальнем тупике обитаемой земли, вдали от человеческой цивилизации, русской речи не понимал, похоже, вообще никто.
Князь Сакульский поднялся на стременах, прищурился, вглядываясь в просвет улицы. Там, саженях в ста, на широкой виселице вяло покачивались несколько мертвых тел.
- По коням, - приказал он. - Я ее нашел. В Европе где виселица стоит, там и главная площадь. За мной!
И он дал шпоры коню.
Без каких-либо сложностей князь с холопами пересек городок и выехал за ворота, охраняемые двумя сонными копейщиками в кирасах и пышных панталонах. От Сантандера узкая и пыльная дорога потянулась вверх, перевалила пологий гребень горы, и море вместе с городом скрылось из глаз.