Она снова замолчала, сдвинула брови и сжала губы, а потом произнесла, жестко и непреклонно:
- Но я одолею его, несмотря на все его старания; время его еще не пришло, все должно случиться позднее; мне известны самые сокровенные тайны, прячущиеся в сердцах, я знаю, кто мне друг, а кто враг, и никто не избежит той участи, которой достоин!
Глаза ее вспыхнули, лицо ее стало мрачным от охватившего ее гнева; но она овладела собой, взглянула Уолтеру в глаза, и черты лица ее смягчились; она произнесла:
- Впрочем, к тебе это не имеет никакого отношения; слушай же, что я скажу тебе: скоро настанет ночь. Иди в свою комнату, облачись в достойные одежды, какие именно - выбери сам; сделав так, приведи в порядок свою внешность, а затем возвращайся сюда, есть и пить со мною; потом ты отправишься, куда захочешь, пока не приблизится полночь; тогда ты придешь в мою комнату, она расположена в верхней галерее за дверью из слоновой кости; там я расскажу тебе кое-что, во благо для нас обоих, но к печали и горю моего Врага.
Сказав так, она протянула ему руку, и он поцеловал ее; затем вышел и отправился к себе в комнату, где нашел много одежд, украшенных сверх меры; он размышлял, нет ли здесь какой-нибудь новой ловушки: но даже если она и существовала, у него не было возможности избежать ее; а потому он переоделся и стал выглядеть как самый славный из царей, своей красотой превосходящий всех земных владык.
Переоблачившись, он вернулся в зал с колоннами, поскольку наступала ночь; луна еще не взошла, и все деревья вокруг дома казались странными изваяниями. Но зал был освещен множеством свечей, фонтан переливался в их свете; огоньки играли в бегущих струйках воды, серебром сверкали мосты, и все это окружали сияющие колонны.
А сразу за ним на возвышении стоял стол, украшенный по-царски, и хозяйка восседала возле него, в самом пышном своем наряде, а возле нее смиренно стояла служанка, и одежда ее была украшена золотыми нитями; но платье ее не прикрывало ног полностью, и он мог видеть железное кольцо на ее лодыжке.
Уолтер приблизился к возвышению, госпожа поднялась и приветствовала его, взяла за руки, поцеловала в обе щеки, и усадила рядом с собой. Они угощались прекрасными яствами, а девушка прислуживала им, но хозяйка обращала на нее не более внимания, чем на колонны в зале; ее внимание было поглощено Уолтером, она говорила ему приветливые слова, она дарила его ласковыми прикосновениями, она пила с ним из одной чаши и собственноручно подносился яства к его губам. Что касается него, он казался застенчивым, и очень робким; он принимал ласки хозяйки со всем изяществом, на какое был способен, и не смел поднять глаз на служанку. Время текло медленно, и чем дольше продолжался ужин, тем сильнее уставал он от собственного притворства, вынужденный быть милым с врагом и неласковым с другом; когда же ужин закончился, они еще некоторое время сидели, и хозяйка расспрашивала Уолтера обо всем на свете, и он рассказывал ей обо всем, что знал, одновременно теряя голову в поисках выхода из создавшейся ситуации, как ему поступить с назначенными ему свиданиями.
Наконец, хозяйка сказала:
- Теперь я должна ненадолго оставить тебя, и ты волен идти куда хочешь и делать что хочешь; развлекайся, как можешь, ты не должен быть унылым, потому что мне нравится видеть тебя радостным.
Она поднялась, величественная и грациозная, поцеловала Уолтера в губы и, повернувшись, направилась к выходу из зала. Служанка последовала за ней, но, отойдя на некоторое расстояние, наклонилась и подала условный знак, а затем искоса взглянула на Уолтера, словно умоляя его; страх и тоска отразились на лице ее; он кивнул ей в ответ, подтверждая, что помнит о свидании в ореховой роще, и она в мгновение ока исчезла.
Уолтер вышел в коридор; ночь еще только начиналась; на крыльце он едва не столкнулся с королевичем, который, взглянув на его сверкающий в лунном свете драгоценными камнями наряд, рассмеялся и сказал:
- Теперь я вижу, что ты стал по отношению ко мне таким, каким когда-то по отношению к тебе был я; даже выше, ибо в то время как я всего лишь сын короля, короля далекой страны, ты - царь царей, или станешь им сегодня ночью, и владыкой той самой страны, в которой мы оба с тобой сейчас находимся.
Уолтер почувствовал фальшь в его словах, но сдержал гнев и отвечал:
- Ты говоришь правду, добрый сэр, а ты, ты доволен своей судьбой, что ждет тебя после захода солнца? Ты не испытываешь ни страха, ни сомнения? Сдержит ли девушка слово и придет на свидание с тобою, или же она дала согласие, чтобы выиграть время? Не расскажет ли она всего хозяйке, и не обратится ли ее гнев на тебя?
Но стоило ему произнести эти слова, и он тут же раскаялся в этом, испугался за себя и за служанку, испытывая опасение, не поселил ли он сомнения в сердце самоуверенного молодого человека. Но сын короля только рассмеялся последним словам Уолтера и сказал:
- Твои слова свидетельствуют о том, как мало ты имеешь представления о разнице между моей возлюбленной и твоей. Может ли ягненок пожаловаться волку на пастуха? То же самое случится, если служанка пожалуется на меня хозяйке. Спроси свою госпожу, когда сочтешь момент подходящим, что она сделает в этом случае со своей рабыней; я думаю, что ее ответ ужаснет тебя. Но моя девушка благоразумна и изворотлива, даже слишком. Кроме того, повторю, что она должна повиноваться мне; а поскольку я совершенно спокоен и не опасаюсь за себя, то скажу еще, что хозяйка - воплощение зла; и в скором времени ты сам в этом убедишься. А у меня все хорошо, даже более, чем хорошо.
И он, весело напевая, скрылся в малом зале. А Уолтер вышел в лунную ночь, и бродил в течение часа или даже более, а затем осторожно проследовал в зал, а оттуда в свою комнату. Там он сбросил королевский наряд, и надел свою собственную одежду, опоясался мечом и ножом, взял лук и колчан, спустился и вышел снова тем же путем, что и вошел. Он обогнул дом и вошел в ореховую рощу с севера, и скрытно затаился в ней под покровом ночи, пока не счел, что до полуночи осталось совсем немного.
Глава XXI: Уолтер и служанка бегут из Золотого Дома
Так он стоял посреди ореховых деревьев, прислушиваясь к каждому малейшему звуку, но не слышал ничего, кроме обычных звуков ночного леса, пока со стороны дома не донесся громкий полукрик-полуплач. У Уолтера перехватило горло, но у него не было времени хоть что-то предпринять, поскольку вслед за криком послышались быстро приближающиеся легкие шаги, ветви неподалеку раздвинулись, и перед ним показалась служанка, в обычном белом платье, босиком. Но едва он успел почувствовать пряный запах ее одежды, как она схватила его за руку и, едва переводя дыхание, сказала:
- Быстрее, быстрее! У нас, может быть, есть время, может быть, даже много времени. Не трать его на пустые расспросы, бежим!
Он послушался ее, и не стал ничего спрашивать; они побежали.
Они двигались в том же направлении, на юг от дома, тем же путем, каким он шел на охоту с хозяйкой; иногда бегом, иногда шагом; тем не менее, едва забрезжил рассвет, а они уже миновали ту самую рощу, в зарослях которой Уолтер поразил льва; они продолжали свой путь дальше, и девушка почти все время молчала, лишь изредка произнося несколько ободряющих слов или короткую фразу, исполненную нежности. Рассвет уже занимался, когда они достигли возвышенности, и, глянув с нее вниз, увидели цветущую землю, покрытую тут и там плодовыми деревьями; вдалеке равнина переходила в гряду длинных зеленых холмов, а за ними виднелись тянущиеся до горизонта огромные синие горы.
Девушка сказала:
- Вон там, вдали, Медвежьи горы, и нам нужно преодолеть их, несмотря на все подстерегающие опасности. Нет, любимый, - она отрицательно покачала головой, увидев, что он положил руку на рукоять меча, - нашим оружием должны быть терпение и благоразумие, и ни один человек не должен пострадать от твоего меча, каким бы он ни был. Взгляни! Внизу равнину пересекает река, я не вижу ни одного места, где мы могли бы переправиться, но нам следует немного отдохнуть. Кроме того, у меня есть что сказать тебе, мое сердце пылает, словно в огне; быть может, мне придется вымаливать у тебя прощение, и я боюсь, будешь ли ты справедлив ко мне.
- Разве такое может случиться? - удивился Уолтер.
Она не ответила ему, взяла за руку и повела вниз по склону. Он спросил:
- Ты говоришь, что нам нужно отдохнуть, но разве нам не грозит опасность погони?
Она сказала:
- Я не могу ответить тебе, потому что не знаю, что происходит в доме. Если она еще не пустила собак по нашим следам, то у них нет шансов скоро настичь нас; если же пустила, то нам не скрыться.
Он вздрогнула, он почувствовал это по ее руке, которую он держал в своей.
Затем она произнесла:
- Но грозит ли нам опасность, или нет, - нам необходим отдых, и я снова повторяю, что должна рассказать тебе все и избавиться от страха в моем сердце; я не могу идти дальше, пока не расскажу тебе всего.
Он отвечал:
- Я ничего не знаю о госпоже, ни о ее могуществе, ни о ее слугах. Я спрошу тебя об этом позже. Но есть ли кто-нибудь еще, помимо сына короля, кто ищет твоей любви недостойными способами?
Она побледнела и отвечала:
- Что касается него, то тебе нечего было его опасаться; он ничем не мог навредить, кроме измены: но теперь ему не придется искать любви, ни бежать ненависти, потому что в полночь его не стало.
- Что же случилось? - спросил Уолтер.
- Нет, - отвечала она, - позволь мне рассказать тебе мою историю целиком, от начала и до конца, чтобы ты не укорял меня слишком сильно. Но сначала нам следует освежиться и привести себя в порядок, как только возможно, а затем мы немного отдохнем, и я все расскажу тебе.
Пока они говорили, они пришли к берегу реки, которая спокойно и величественно несла свои воды среди камней и песчаных отмелей. Здесь она сказала:
- Вон там, позади того большого серого камня, будет моя купальня, любимый; а здесь твоя; взгляни, какое чудесное сегодня солнце!
Она скрылась за камнем, а он плавал и плескался, и смыл с себя остатки ночи, а когда он оделся, она вернулась к нему, посвежевшей и прекрасной, с полным подолом вишен, которые она набрала с ветвей, свисавших над ее купальней. Они присели на зеленую траву, чуть выше песчаного берега, и утолили голод спелыми ягодами: и Уолтер не мог не любоваться, глядя на нее, видя ее красоту и ее свежесть; и каждый из них был смущен и робок, так что, хотя он целовал ее руки снова и снова, и она не отстранялась от него, у них не хватало смелости броситься друг другу в объятия.
Глава XXII: Карлик и прощение
Девушка начала свой рассказ:
- Друг мой, теперь я расскажу тебе о том, что сделала для тебя и для меня; и если у тебя появится желание обвинить меня, и наказать меня, то вспомни, что все это я сделала для того, чтобы нашим надеждам на счастливую жизнь было суждено сбыться. Итак, вот что я хочу тебе сказать…
Внезапно речь ее прервалась; вскочив, она посмотрела на склон и указала на что-то пальцем, лицо ее стало смертельно бледным, дрожь била ее так, что она едва стояла, и не могла произнести ни слова, лишь слабые невнятные звуки слетали с ее уст.
Уолтер тоже вскочил и обнял ее; он взглянул в том направлении, в котором она указывала, и поначалу не увидел ничего; затем он разглядел что-то коричнево-желтое, быстро спускающееся по склону; и когда это нечто приблизилось, он смог разглядеть Порождение Зла, первым встретившееся ему в это стране; существо поднялось на ноги, и он разглядел, что оно облачено в одежды из желтого плотного шелка.
Уолтер развернулся, рука его крепко сжимала лук, он заслонил собою девушку и бросил стрелу на тетиву. Но существо проделало все то же самое, пока Уолтер поворачивался, даже еще быстрее; щелкнула тетива его лука, свистнула стрела и рука девушки выше локтя окрасилась кровью, а карлик испустил страшный то ли крик, то ли рев. Стрела, выпущенная Уолтером, разрезала воздух и поразила чудовище прямо в грудь, но отскочила, словно бы тот был сделан из камня. Карлик снова издал ужасный рев, и снова выстрелил, и Уолтер подумал, что на этот раз ему удалось поразить девушку, ибо она упала на землю позади него. Сердце Уолтера воспылало гневом, он отбросил в сторону лук и стрелы и шагнул вперед, по направлению к карлику. Но тот снова взревел, и он различил отдельные слова в его реве, и слова эти были:
- Безумец! Ступай прочь, и предоставь Зло его судьбе.
- Кого ты имеешь в виду, - спросил Уолтер, - когда говоришь о Зле?
Карлик вскричал:
- Ее, белую и розовую, что лежит вон там; она еще жива; но ее страх передо мной настолько велик, что она умрет. И тому есть причины! Я мог бы направить стрелу в ее сердце так же легко, как направил в руку; но она нужна мне живой, ибо я хочу отомстить ей.
- Что ты хочешь сделать с ней? - спросил Уолтер, поскольку, услышав, что девушка не была поражена насмерть второй стрелой, решил действовать осторожней.
Карлик снова взревел, так что невозможно было понять ни единого слова, а затем сказал:
- Что я с ней сделаю? Отойди в сторону, стань и смотри, и тогда потом ты сможешь рассказывать об этом. Ибо тебя я отпускаю.
Уолтер сказал:
- Но за что ты хочешь отомстить ей? Что она тебе сделала?
- Что сделала! Что тебе от нее нужно! - взревел карлик. - Разве я не сказал тебе, что она - Зло? И ты продолжаешь спрашивать, что она сделала! Что! Безумный, она убийца! Она убила госпожу, нашу госпожу, вот что она сделала; госпожу, которую мы все любили, которую мы обожали и которой поклонялись! О, дерзкий безумец!
Он выхватил еще одну стрелу, и она поразила бы Уолтера прямо в лицо, если бы тот не уклонился в самый последний момент; Уолтер вскричал и бросился вверх по склону, и достиг карлика прежде, чем тот смог извлечь из ножен свой меч; подскочив к нему, он нанес удар ему по голове с такой силой, что тяжелый меч рассек ее надвое, и карлик тотчас свалился мертвым.
Некоторое время Уолтер стоял над ним, пока не убедился, что тот не подает признаков жизни, после чего медленно спустился к реке, где ничком, дрожа всем телом, прикрыв лицо руками, лежала девушка. Он взял ее за руки и произнес:
- Вставай, милая, поднимайся! И расскажи мне, о каком убийстве говорил карлик.
Она отстранилась, взглянула на него дикими глазами и сказала:
- Что, что ты сделал с ним? Он ушел?
- Он мертв, - отвечал Уолтер, - я убил его; он лежит на верху с раскроенным черепом; надеюсь, он не исчезнет, как исчез лев, которого я недавно умертвил? Или, может быть, он снова вернется к жизни? Скажи мне правду! Я хочу услышать правду о том, что случилось с госпожой.
Она поднялась и, дрожащая, стояла перед ним.
- Ты злишься на меня, я не могу вынести твоего гнева! Что я наделала? Ты убил одного, а я, быть может, другую; нам ни за что не удалось бы спастись, если бы они были живы. Ах, ты не знаешь! Ты ничего не знаешь! О, горе мне, что я должна сделать, чтобы утишить твой гнев?
Он взглянул на нее, и сердце его оборвалось, при мысли, что он может ее потерять. И пока он смотрел, вид ее несчастного милого личика изгнал гнев из его сердца; он бросил свой меч, обнял ее за плечи и принялся целовать это личико, снова и снова, и привлек ее к себе, так что почувствовал биение ее сердца. Он принял ее на руки, словно ребенка, усадил на зеленую траву, спустился к реке, наполнил водой свою шляпу и вернулся к ней; он напоил ее, омыл лицо и руки, так что краска стала возвращаться на них; она улыбнулась ему, поцеловала его руки, и сказала:
- Ты один, кто добр ко мне!
- Увы, - отвечал он, - это правда, что если ты совершила убийство, то я сделал то же самое; и если ты лгала, то и я делал то же самое; если ты изменила мне, хотя я думаю, что этого не было, я то, хоть мне и горько в этом признаться, сделал это. Так что не тебе, а мне следует просить твоего прощения, и когда ты окончательно придешь в себя, поведай мне свою историю без утайки, и не бойся никаких упреков с моей стороны, ибо я люблю тебя.
Сказав так, он опустился на колени перед ней и стал целовать ее ноги. Но она сказала:
- Да-да, я сделаю все, что ты пожелаешь. Но сначала скажи мне одну вещь. Ты не предал земле это ужасное существо?
Он подумал, что слова ее продиктованы страхом, и она едва сознает, что произошло. И отвечал:
- Мой милый, любимый, нежный друг; я не сделал этого до сих пор, но сейчас я пойду и сделаю этого, если тебе этого хочется.
- Да, - отвечала она, - но сначала тебе следует отрубить ему голову, и положить ее к его ягодицам, когда ты будешь зарывать его; иначе зло снова вернется на землю. Это не просто погребение, прошу тебя, верь мне.
- Я верю тебе, - отвечал он, - то зло, которым он был пропитан, трудно уничтожить.
Он поднял меч и уже собирался было идти, но она остановила его:
- Я пойду с тобою; ужас, наполняющий мою душу, настолько силен, что я не смею оставаться здесь одна.
Они вместе вернулись к тому месту, где лежал поверженный карлик. Девушка не смела смотреть на него, а Уолтер заметил, что на поясе карлика имелся большой кривой нож; он извлек его из ножен, и отсек голову карлику его же оружием. Затем они вместе выкопали большую яму, она - мечом Уолтера, а он - кривым ножом, достаточно широкую и глубокую, положили туда врага, и его оружие, и так зарыли.
Глава XXIII: Спокойное окончание бурного дня
Когда они закончили, Уолтер сказал девушке:
- Теперь, любимая, ты можешь поведать мне свою историю.
- Нет, любимый, - отвечала она, - не здесь. Это место осквернено, я испытываю ужас при мысли о мерзком существе, ибо никакими словами нельзя передать всей его подлости. Давай уйдем отсюда. Видишь, я уже почти пришла в себя.
- Но ведь он ранил тебя своей стрелой, - возразил Уолтер.
Она рассмеялась и сказала:
- Рана доставляет мне не больше боли, чем воспоминание о его словах; если же она так беспокоит тебя, то мы быстро ее излечим.
Она осмотрелась, нашла какие-то травы, пошептала над ними что-то, и велела Уолтеру положить их себе на рану, что он и сделал; затем он разорвал рубашку, и прикрыл травы повязкой; после чего девушка сказала, что готова продолжать путь.
Он снова возразил:
- Твои ноги не прикрыты; из твоих слов следует, что путешествие наше будет нелегким, а потому мне следует изготовить для тебя хоть какую-нибудь обувь.
Она отвечала:
- Я привыкла ходить босиком; в любом случае, прошу тебя, давай не будем медлить и удалимся отсюда, хотя бы на милю.
И она так жалобно взглянула на него, что он не смог воспротивиться ее словам.
Они пересекли реку, и пошли вперед, и шли, пока солнце не оказалось в зените. Они отошли от того места, где был похоронен карлик, на расстояние около мили, и присели на пригорке, в тени большого колючего дерева, с видом на скалы. Уолтер сказал:
- Я изготовлю для тебя обувь из своей кожаной куртки, я хорошо знаком с такой работой; а ты тем временем можешь поведать мне свою историю.