Дункан расхохотался и запустил затянутые в кожаную перчатку пальцы в короткие каштановые волосы. Готовясь к предстоящей военной кампании, к долгим часам и дням в военном шлеме и кольчуге, он перестал выбривать тонзуру, и она превратилась в маленький символический кружок на самой макушке. Остальная часть его волос была подстрижена цирюльником как раз в том воинственном стиле, который так нравился Моргану, - в противоположность косам Дугала и Келсона.
- Ох, я думаю, Конал завел себе подружку где-то в городе, - сказал он, улыбаясь так, как совсем не положено было церковному лицу его ранга. - Может быть, он поэтому так спешил, что чуть не сбил меня конем. Я заметил, что он не слишком интересуется придворными дамами… и почти всегда возвращается в замок с эдакой глупой улыбкой на лице. И не пора ли нашему королю последовать его примеру?
Келсон знал, что Дункан всего лишь шутит, но поскольку Дугал тут же пихнул его локтем в бок, он почувствовал легкое раздражение; к тому же Морган в очередной раз поднял бровь и вопросительно уставился на короля.
- Неужели нам обязательно нужно возвращаться к этой скучной теме? - пожалуй, слишком резко произнес Келсон, забирая у Моргана стрелу и делая вид, что рассматривает ее. - Как прошел патрульный поход, Дункан? Твои люди годны для такого дела?
Улыбка Дункана мгновенно растаяла, его синие глаза похолодели, и он снова надвинул шапку, тут же превратившись в отменного служаку.
- О, да. Однако я боюсь, мы видели кое-что такое, что не слишком тебе понравится. Кортеж королевы менее чем в часе пути от городских ворот.
- Ох, нет!
- Им, похоже, понадобилось меньше времени на дорогу от Сент-Жиля, чем мы ожидали. Я оставил с ними восемь человек для эскорта.
- Черт!
Ругательство было произнесено едва слышным шепотом, но тут же Келсон, не сдержавшись, резко ударил стрелой о колено и швырнул обломки на землю.
- А… Только не сегодня! Почему бы ей было не подождать денек, или хоть до позднего вечера?!
Морган гадал, может ли Джехана и в самом деле знать, что они задумали, и даже спросил об этом короля, но Келсон лишь покачал головой и тяжело вздохнул, уже полностью овладев собой.
- Нет, я уверен, нам просто не повезло. - Он снова вздохнул. - Полагаю, нам ничего не остается, кроме как встретить ее и надеяться, что она изменилась… хотя в этом я сомневаюсь. Аларик, тебе бы лучше скрыться с глаз, пока я не выясню, жаждет ли все еще она твоей крови. Она вряд ли осмелится сделать что-нибудь, но нет смысла самим напрашиваться на неприятности.
- Я стану невидимкой, мой принц, - тихо произнес Морган.
- Да, и еще нам придется вечером начать позже, чем мы рассчитывали, - продолжил Келсон, к которому вернулась уверенность. - Дункан, ты можешь известить епископа Арилана?
- Разумеется, сир.
Келсон еще раз вздохнул.
- Ну, хорошо. Думаю, мне лучше пойти к дяде Нигелю и сказать, что она вот-вот явится. Я не очень-то жду этой встречи.
Глава вторая
Разве дам ему первенца моего за преступление мое и плод чрева моего - за грех души моей?
Внезапно закрытый паланкин, несший мать короля Гвиннеда, покачнулся и накренился, когда коренник взял в сторону, чтобы обойти рытвину, наполненную жидкой грязью. В паланкине, за тяжелыми шерстяными занавесками, не пропускавшими внутрь лучи весеннего солнца, в таинственной полутьме, Джехана Гвиннедская обеими руками ухватилась за деревянные поручни и принялась молиться о том, чтобы дорога стала лучше.
Она ненавидела путешествия в конном паланкине; ее тошнило от них. Но она уже три года не вдевала башмаки в стремена, и к тому же вела строго аскетический образ жизни, что было частью ее религиозной практики, - так что она просто не в состоянии была добраться от Сент-Жиля до Ремута каким-то иным способом. Бледные ухоженные руки, цеплявшиеся за полированные подлокотники кресла, были болезненно худы; золотое обручальное кольцо, подарок ее покойного мужа, готово было соскользнуть с пальца при малейшем движении, и соскользнуло бы, не будь оно привязано к запястью тонкой белой шелковой нитью.
Строгое платье королевы, с высоким воротником, тоже было белым, как эта нить; белый цвет являлся обязательным для кандидатов на вступление в орден, хотя наряд королевы был сшит из шелкового букле, а не из домотканой шерсти, как у ее сестер, а ее плащ был подбит мехом горностая. Роскошные темно-рыжие волосы, всегда составлявшие ее гордость и так радовавшие Бриона, скрывались под белым шелковым платом, скрывшим заодно и седину, начавшую пробиваться на висках. Но королеве был к лицу такой наряд. Впавшие щеки и высокий лоб создавали скорее впечатление аскетической красоты, чем изможденности, хотя тоскливый взгляд говорил о том, что причина этой красоты - скорее внутренняя мука, нежели удовлетворенность.
Лишь цвет глаз королевы не изменился за прошедшие годы: они были дымчато-зелеными, как тенистые летние леса, и цвет их был роскошным, как изумруды, которые Бриону так нравилось видеть на ней. Ей исполнилось всего тридцать шесть лет.
Резкий мужской голос внезапно оторвал Джехану от размышлений, и тут же до нее донесся стук множества копыт, ей навстречу неслись всадники. Паланкин резко остановился; у королевы перехватило дыхание, и она взмолилась о том, чтобы среди встречающих не было Келсона. Потом она осторожно раздвинула занавески слева от себя и выглянула. Сначала она увидела только зад гнедого жеребца сэра Делри и его пышный хвост, перевязанный лентой, и аналогичную часть белого мула отца Амброза.
Потом, когда Делри подал коня вперед, навстречу вновь прибывшим, Джехана увидела мелькнувшие кожаные куртки и клетчатые пледы всадников, в зеленую, черную и белую клетку. Джехана видела прежде такую расцветку, но не могла припомнить, какому клану она принадлежала.
Она наблюдала за тем, как Делри несколько минут совещался с офицером - Делри был старшим из тех четырех рыцарей-бремагнийцев, которых ее брат прислал для ее охраны. Затем Делри оставил нескольких человек в конвое, а остальные умчались обратно. Джехана собралась уже опустить занавеску на место, когда отец Амброз подъехал к паланкину на своем муле и, закрыв от королевы всех остальных, наклонился к окну, чтобы успокоить женщину.
- Нам прислали почетную охрану, миледи, - мягко сказал он, с такой улыбкой, от которой растаяло бы и сердце ангела. - Это патруль герцога Кассана. Его люди присмотрят, чтобы мы спокойно добрались до Ремута.
Герцог Кассанский… Поскольку и Джаред, и Кевин Маклэйны умерли, герцогом теперь должен быть Дункан Маклайн - отец Маклайн, духовник Келсона в течение многих лет… и дальний родственник Аларика Моргана, Дерини. То, что Дункан - тоже Дерини, потрясло Джехану… но, конечно, у нее и в мыслях не было сообщать данный факт кому-либо, не осведомленному об этом. Господь должен обрушить свою месть на Дункана Маклэйна - за то, что тот принял духовный сан вопреки тому, что Церковь запретила Дерини вступать в духовные ордена… хотя как Господь мог дозволить, чтобы Дункан возвысился до сана епископа, Джехана понять не могла.
- Да, конечно. Благодарю вас, отец, - пробормотала она.
Она не знала, удалось ли ей, торопливо опустив занавеску, скрыть охватившую ее панику, или нет, - она лишь надеялась, что голос не выдал ее. Ну, вряд ли Амброз так уж проницателен, в конце концов он еще слишком молод, настолько, что годится ей в сыновья.
Но тут же мелькнувшая мысль о ее собственном сыне была ничуть не более утешительна, чем мысль о Маклайне… и Моргане.
Ну, у нее еще будет время подумать о них. Королева на мгновение прижала ладони к губам и, закрыв глаза, вознесла к небу еще одну горячую молитву, прося даровать ей храбрость… и тут же ухватилась за подлокотники, поскольку процессия тронулась с места.
Встреча с ее сыном, Дерини, было не единственной причиной, по которой Джехана страшилась возвращения в Ремут. Возобновление светской жизни, которой, естественно, ожидали от королевы при дворе, пугало ее, потому что она давно отвыкла видеть кого-либо, кроме своих сестер по Сент-Жилю. Хотя за три года уединения она официально так и не приняла обеты, она жила так, как все в общине, молясь ради искупления той ужасной грязи, того зла Дерини, которое, как она знала, она несла в своей душе, ища освобождения от той муки, которую причиняло ей это знание. Ее с самого раннего детства учили, и в семье, и в Церкви, что Дерини были злом, - и она до сих пор не сумела разрешить те противоречия, которые возникли в ее уме, когда она узнала, что и сама принадлежит к проклятой расе. Ее духовные наставники в Сент-Жиле постоянно уверяли ее, что это грех простительный… если вообще можно назвать грехом то, что кто-то использует все свои силы, желая защитить своего ребенка от неминуемой смерти от руки злобного врага… но то, что было внушено в раннем возрасте, продолжало жить в по-детски доверчивой душе Джеханы, и она верила, что греховна.
Страстность ее отрицания собственной крови слегка ослабла за время пребывания королевы в Сент-Жиле - поскольку, оставаясь в уединении, она почти не видела тех, кто мог хотя бы упомянуть о других Дерини; но ее страхи возродились и разгорались все сильнее по мере приближения к Ремуту и к ее сыну - Дерини. Она покинула монастырь лишь ради спасения души Келсона, ведь проклятие его крови сказывалось на других людях… даже его юная невеста не смогла спастись.
Ведь в конечном счете именно поэтому Джехана решила покинуть святое прибежище Сент-Жиля; Келсон, вдовевший уже шесть месяцев, должен был поскорее выбрать новую жену, чтобы обеспечить наследование трона. Джехана представления не имела, каков может быть круг предполагаемых кандидаток - ей достаточно было той идеи, что достойная короля невеста, избранная в соответствии со стандартами Джеханы, может смягчить и утихомирить дурные проявления крови Дерини, текущей в Келсоне. Только в этом крылся шанс заставить Келсона свернуть с того пути, который он, похоже, выбрал, оградить его от дурного влияния других Дерини, состоящих при королевском дворе, и привести его к спасению.
Подкованные копыта коней застучали громче, дорога выровнялась, и Джехана снова раздвинула занавески паланкина - ровно настолько, чтобы выглянуть наружу. Впереди, между фигурами всадников, она заметила знакомые стены замка Ремут, отсвечивающие серебром на весеннем солнце, и дерзко вздымавшиеся к небу и белым облакам башни.
"Белые барашки, - яростно повторяла она в мыслях, борясь с подкатывавшим к горлу комком, - белые барашки на голубом холме…"
Но детский образ, которому следовало оттолкнуть когти страха, не помогал. Жалкое успокоение, которое она обрела в Сент-Жиле, осталось позади, в королеве вновь проснулись давние чувства - страх за собственную душу, за душу Келсона, страх перед тем, что грозило всему ее миру… но она должна была справиться с этим до того, как встретится с сыном.
* * *
А во дворе замка Ремут, на площадке лестницы, ведшей в огромный холл, стоял Келсон, также охваченный трепетом перед тем, что могла принести с собой встреча с матерью. Вместе с ним прибытия королевы ожидали лишь его дядя Нигель, архиепископ Кардиель, и двое младших сыновей Нигеля. Келсон решил, что незачем пугать Джехану большим количеством людей.
- Много времени прошло, - прошептал Келсон дяде, стоявшему справа от него, - Как ты думаешь, какова она теперь?
Нигель, посмотрев на своего царственного племянника, улыбнулся спокойно и благодушно, - однако Келсон знал, что дядя тоже не на шутку опасается возвращения своей родственницы.
- В какой-то мере она наверняка изменилась, - мягко сказал герцог. - Будем надеяться, что это перемены к лучшему. И, видит бог, она обнаружит, что и ты изменился.
- Но ведь не слишком? - удивился Келсон.
Нигель пожал плечами.
- А как ты сам думаешь, Келсон? За время ее отсутствия ты стал мужчиной… если пока оставить в стороне магию. Ты сражался на войне, ты убивал… тебе пришлось принимать очень трудные решения, какие мне уж точно принимать бы не хотелось.
- Ну, это просто дело, - пробормотал Келсон, криво улыбаясь.
- Да, только одни мужчины делают дело лучше, чем другие, - возразил Нигель. - и ты один из таких. Даже сейчас, в канун новой войны, ты держишь в узде личные чувства, - а ведь многие более опытные и зрелые годами люди позволили бы мести разыграться вовсю. Я не уверен, что я смог бы сдержаться и не растерзать Ллюэла прямо там, в соборе, если бы это мою невесту безжалостно убили у меня на глазах.
Келсон отвернулся и принялся яростно вертеть кольцо на мизинце.
- Если бы я владел собой, то прежде всего ее бы просто не убили.
- Ты собираешься снова ворошить это? - сказал Нигель. - Все в прошлом. Да, очень жаль - но как ни укоряй себя, ничего не изменишь. Никто не избавлен от ошибок. Но ты можете изменить будущее.
- О, да, и моя дорогая, погрязшая в суеверии матушка всемерно поможет мне!
- Она всего лишь твоя мать, Келсон, вот и все! Ты сам не сделал ничего такого, чего бы следовало стыдиться. Если она хочет бичевать себя за грехи, пусть это остается между нею и ее богом. Не проси меня подарить бич тебе, чтобы и ты занялся тем же.
Келсон фыркнул и с недовольным видом сложил руки на груди, потом посмотрел на сторожку у ворот; его глаза уловили какое-то движение в темной аллее. Когда первые всадники кассанского эскорта влетели в ворота, он слегка выпрямился и нервно вцепился в борта своей куртки.
- Милостивый Иисусе, это она… - прошептал он.
Четыре копьеносца из отборных частей Дункана возглавляли скромную процессию; их синие с серебром вымпелы полоскались на концах длинных копий, пледы цветов Маклайна на плечах всадников и на седлах сверкали яркими красками, кони пританцовывали и становились на дыбы, завидя конюшню. За копьеносцами скакал сэр Алан Соммерфильд, закаленный в боях капитан Маклайна, и бок о бок с ним - молодой рыцарь, на белом плаще которого красовались черный корабль и алый полумесяц королей Бремагны. Сразу за ними во двор въехали два конных паланкина; первый везла пара светлых серых коней, и рядом с ним ехал на белом муле молодой монах. За вторым паланкином следовали еще три рыцаря Бремагны и еще четыре копьеносца Кассана.
- Идемте, сир, - тихо сказал архиепископ Кардиель, касаясь локтя короля и ведя его вниз по ступеням- Она в первом паланкине. Нам следует быть рядом с ним, когда она выйдет.
- Почему она не поехала верхом? - шепотом спросил Келсон Нигеля, когда они шли следом за архиепископом Кардиелем и кузенами вниз. - Ты не думаешь, что она больна?
- Ну, путь был неблизкий, - предположил Нигель. - Наверное, так ей было легче.
Паланкин королевы подъехал к основанию лестницы одновременно с тем, как туда подошли король и его свита; священник и два капитана спешились и подошли к паланкину, а остальные рыцари выстроились по обе его стороны для салюта. Когда капитан отодвинул тяжелые занавески и открыл маленькую низкую дверцу, священник с поклоном протянул руку. Появилась Джехана, бледная до белизны, в белом одеянии, - она казалась еще бледнее от того, что глаза на ее изможденном, болезненном лице пылали огнем.
- Матушка, - выдохнул Келсон, шагая к ней и пылко обнимая ее в тот момент, когда она пыталась опуститься перед ним на колени, прямо на пыльную землю рядом с паланкином. Прижимая ее к груди, он почувствовал, как колотится ее сердце под шелковым платьем - и вдруг с ужасом понял, что она даже не подняла рук, чтобы обнять его.
Должно быть, она почувствовала его изумление, - и высвободилась, отступила на шаг, присев в официальном реверансе, как и следовало при встрече с королем. Потом она шагнула к архиепископу и склонилась перед ним, чтобы поцеловать его перстень, а затем представила ему священника и моложавую монахиню, вышедшую из второго паланкина.
- Позвольте представить вам моего капеллана, отца Амброза, - мягко сказала она, стараясь не встречаться взглядом с Келсоном, - и сестру Сесиль, мою компаньонку. Сэр Делри - командир моей охраны. Больше со мной никто не прибыл, - неловко добавила она. - Я не хотела слишком обременять его величество.
- Это не бремя, матушка, - мягко сказал Келсон. - Пока я не женился снова, ты - королева и хозяйка замка. И ты должна была взять с собой свиту, соответствующую твоему рангу. Тетя Мерауд поможет тебе подобрать придворных дам. Умоляю, возьми столько, сколько тебе необходимо.
- Вы чрезвычайно щедры, сир, но мои нужды настолько сократились за последние три года, что в это трудно поверить. Сестра Сесиль будет помогать мне… и… найдется ли при дворе место для моего капеллана, господин архиепископ?
Кардиель поклонился.
- Я буду рад, если отец Амброз поселится в моих апартаментах, миледи, - промурлыкал он. - И вообще-то, если он вам не слишком нужен сегодня днем, я бы мог сразу начать знакомить его кое с кем из нашей братии.
- Благодарю вас, ваше святейшество, - прошептала королева. - Отец Амброз, думаю, вы можете быть свободны до утренней мессы.
- Как вам будет угодно, миледи.
- А теперь, сир, - продолжила Джехана, - не покажет ли кто-нибудь нам наши апартаменты? Мы с сестрой очень устали за время путешествия.
- Разумеется, матушка, - Келсон посмотрел на нее с надеждой в глазах. - Могу ли я сказать придворным, что вы соизволите поужинать с нами?
- Благодарю вас, сир, нет. Боюсь, я еще не готова к появлению на людях. Но я была бы весьма благодарна, если бы моим рыцарям оказали должное гостеприимство. Они служили мне более чем преданно.
Келсон вежливо наклонил голову, ничуть не удивленный тем, что королева отклонила его приглашение.
- Мы будем рады видеть за столом сэра Делри и его людей, матушка. Господа, наш королевский кузен, принц Рори, покажет вам ваши комнаты, они вполне соответствуют вашему рангу. А теперь, если позволите, - продолжил он, обращаясь к Джехане, - я провожу вас в ваши палаты.
- Благодарю вас, сир, но если вы не против, я бы предпочла, чтобы нас проводил Нигель.
Само собой, Келсон был против, но он не собирался строить из себя дурака при таком количестве свидетелей, хотя, конечно, большинство из них знали о том ледяном барьере, что встал между Джеханой и ним самим. Когда Нигель с извиняющимся видом взял королеву под локоть и повел ее вверх по лестнице, а сестра Сесиль смиренно засеменила за ними, Келсон проводил их задумчивым взглядом. Юный Пэйн остался с ним, когда Рори увел рыцарей, а Кардиель увлек к себе молодого священника Амброза.
- Должно быть, она и в самом деле злится на тебя, Келсон, - прошептал Пэйн через мгновение, смущенно глянув на своего притихшего кузена, когда его отец и тетушка исчезли за огромной дверью холла.
Фыркнув, Келсон обнял Пэйна за плечи и грустно покачал головой.
- Боюсь, это так, Пэйн. Боюсь, это действительно так.