Матросы открыли вторую тяжелую дверь и ворвались в камеру. Они действовали так, как привыкли при налетах на штурмуемые корабли, страхуя друг друга. Но и эта камера оказалась пустой.
Еще дверь, еще одна. Трое мужчин методично проверяли камеры и прошли уже половину коридора, миновав большую бочку с затхлой водой. За спиной зияли проемы открытых камер. Крапленый повернулся к левой стене коридора. Там оставалось проверить всего несколько дверей, но света факелов не хватало осветить коридор до конца.
– Здесь еще десяток, да на этой стороне около пяти. За двадцать минут должны управиться.
За спиной лязгнул очередной засов, и Крапленый стал поворачиваться к открытой двери, чтобы посмотреть, как работают его помощники.
Шаг в камеру, факел перед собой. Второй шаг, и глаз заметил слева какое-то движение. Тело среагировало и начало разворот, но поток воды из кувшина уже обрушился на факел, и тот обиженно зашипел, теряя остатки огня. Темнота вернулась внезапно, и Шуга вслепую полоснул ножом воздух перед собой. Но голый человек не стоял, бледная тень сидела на корточках, больше похожая на гигантскую жабу, чем на человека. Внизу мелькнула рука, и тонкие вытянутые пальцы ударили в пах матросу, родив комок невыносимой боли, которая скрючила тело и лишила возможности двигаться. Другая рука в это время метнула уже опустевший кувшин в лицо стоящему в проеме Грагу. Тот еле успел закрыться руками и вывалился из камеры, спиной сбив стоящего за ним предводителя.
Тот, кто еще пять минут назад считался пленником, бросил взгляд на пол. Рядом с сипящим от боли мужчиной лежит нож с широким лезвием. Пальцы с удовольствием обняли рукоятку, и лезвие молнией рассекло горло лежащего. Охотник повернул слепые глазницы в проем двери и оглядел барахтающихся на полу мужчин. Без единого звука скользящими шагами миновал проем и обогнул неизвестных слева.
Крапленый с ужасом выхватил клинок, припасенный за пазухой, и, извиваясь червяком, спиной вперед пополз в сторону. У него перед глазами из черного проема камеры выскользнула белая тень и двинулась к выходу из коридора. Пленник шагал на полусогнутых ногах бесшумно, сгорбившись и размахивая в такт шагам свисающими руками. При этом движения выглядели плавными и несли отпечаток грациозности.
Сидящий у ног Крапленого Граг крутанулся и уже на корточках выставил в сторону напавшего тесак:
– Урод! Ты что делаешь!
Не обращая на него внимания, пленник шагнул к лежащему на полу чадящему факелу, поднял его и не торопясь сунул в бочку с водой. В наступившей кромешной тьме только и слышно было, как лопаются маленькие пузырьки на поверхности растревоженной воды.
– О боги… – сипло выдохнул Граг и огромным прыжком сиганул вперед. Крапленый услышал дробный топот убегающего матроса.
Добыча. Бежит.
Ярко-красная тень удалялась в сторону лестницы, ведущей наверх. Пустые глазницы провожали ее, оглядывая серые тени теней, проемы открытых камер и хорошо видные вдалеке истертые каменные ступени.
Добыча. Убегает. Сильная добыча. Можно не догнать.
Охотник взвесил в руке нож и огорченно скривил губы. Тяжело. Сил нет. Не добросить. Привычно занял позу преследования и бесшумно пошел-побежал вслед удирающему матросу. Слабые мышцы не подчинялись, и преследователь не мог бежать, но двигался он все равно быстро, лишь немного уступая в скорости беглецу. Тот как раз сослепу ударился о стену и кувыркнулся через голову, грузно хлопнувшись об пол. Через пару мгновений человек зашевелился и пополз вперед, гонимый ужасом.
Руки Грага наткнулись на первую ступеньку лестницы, и он рывком поднялся. Сзади давила тишина, пугая больше, чем шум возможной схватки. Шаг, другой, и моряк занес ногу над следующей ступенькой, ведущей в верхний мир.
Худые руки резко дернули ноги поднимающегося по лестнице человека, и тот рухнул, лишившись при ударе нескольких зубов. Вниз по лестнице задребезжал кувыркающийся тесак.
Крапленый вздрогнул всем телом, когда услышал дикий вопль, долетевший со стороны лестницы. В этом крике слышался ужас умирающего зверя. Внезапно крик оборвался. Бывший вор, а ныне полноправный компаньон уважаемого пирата Жука почувствовал, как горячо и мокро стало у него между ног. Не дожидаясь продолжения, он рванулся в другую сторону в надежде сбежать от тишины, которая только что поглотила нерасторопного матроса.
Невидимый во тьме голый человек поднял скатившийся тесак, взвесил в руках и положил обратно. Потом выпрямился в полный рост и с интересом стал смотреть, как по коридору бежит последний из живых противников. Он мчался все быстрее и быстрее, воздух хриплыми толчками вырывался из груди, ноги мелькали с невероятной быстротой. Если бы не глухая стена в конце коридора, добыча могла бы состязаться с конным воином на скачках в степи. Глухой хлопок возвестил о конце забега. Отброшенное от стены тело рухнуло на каменный пол и замерло. Человек с провалами пустых глазниц послушал затихающее эхо и медленно пошел к лежащему, сжимая в правой руке нож.
Добыча. Очнулась. Ворочается. Вскрикивает. Пытается подняться.
Глеб сидел на корточках рядом с Крапленым и разглядывал противника. Тот был намного сильнее ослабленного заключением охотника, но в кромешной тьме это не играло никакой роли. В отличие от добычи, слепец прекрасно видел окружающий его мир, а стальной клинок уравнивал шансы. Кроме того, освободившийся пленник двигался намного быстрее, чем его добыча. Поэтому он спокойно сидел рядом с поднимающимся человеком и с интересом разглядывал того: пыльная растрепанная одежда, безумно выпученные глаза, слипшиеся потные волосы.
– Эй, как тебя там! Слышишь?! Или ты уже ушел? Если ты тут, послушай, я ведь пришел с миром! Мы вовсе не хотели тебе ничего плохого сделать! Слышишь, как тебя?! Мы, наоборот, пришли тебя освободить! Мой друг, он там, наверху, ждет нас! Мы должны были тебя освободить! А ты моих людей напугал, вон как они забегали! И зря, честное слово, зря! Нас наверху ждут, нам надо туда, к моему другу! Он известный человек, очень уважаемый человек, нас троих ждет галера в порту, сядем и поплывем к теплым островам! А там, не поверишь, на островах, песок, горячий песок и солнце, жаркое солнце, а потом вечером за столом выпьем, закусим и…
Охотник бросил взгляд на валяющийся рядом с его камерой грубый мешок и моток веревки. Улыбка коснулась его губ, образ путешествия к островам в мешке ярко предстал перед его глазами. Но картина скрученного тела в мешковине сменилась забытой болью от привязанных к плахе рук, и другое видение прогнало мираж качающихся на ветру пальм. Видение окровавленного топора, разрубающего орочье тело, бьющееся от боли на плахе. Худое лицо закаменело, потеряв даже тень улыбки.
– Так пойдем, слышишь, пойдем со мной, чего тут в темноте сидеть, мы…
Широкий клинок ножа разрубил человеку горло, и охотник подождал, пока тело не перестало быться в конвульсиях. Проверив карманы, голый мужчина не спеша пошел по коридору к выходу из подземелья. По дороге он аккуратно обмыл нож, перебросил через плечо мешок и связал узлом на животе. В эту импровизированную сумку легли веревка, один из ножей и тесак. Деньги и другая личная мелочь не заинтересовали охотника. Бывший пленник, не торопясь, стал подниматься по лестнице, помогая себе на крутых ступеньках руками. Скоротечная схватка обострила чувства, и Глэд возвращался по следу, оставленному убитыми им пришельцами. Слабый запах кислого пива и грязных тел почти выветрился сквозняками крепости, но плиты хранили пока след прошедших людей и вели беглеца через коридоры к открытой калитке в крепостной стене.
– Чтобы вас черные демоны разорвали, твари носатые!
Навозный Жук ожесточенно чесался. После получаса сидения в засаде он уже начал завидовать ушедшим в замок. Прекрасная позиция рядом с тропой через болото позволяла, с одной стороны, контролировать входящих и выходящих через потайную калитку, но, с другой стороны, предоставляла обитающим на болоте комарам шикарный ужин, чем те и не преминули воспользоваться. В борьбе с нашествием носатых кровопийц не помогали ни сорванные с кустарника ветки, ни беспощадные хлопки по дорвавшимся до свежей крови нахалам.
– Где этих уродов носит, давно уже пора вернуться! За это время можно успеть выкрасть самого коменданта, да еще и гарнизонную кассу в придачу! – Жук оставил в покое саднящий левый бок и принялся с еще большим пылом за правый. От самоистязания его отвлек лишь шум осыпавшихся камней на тропинке.
– Наконец-то возвращаются. – Пират поднялся с камня, на котором дожидался замешкавшихся подельников.
Яркая луна заливала неровным светом подтопленные болотистые берега и колышущиеся высокие травы, через которые давно протоптали тропинку. Резко спускаясь по косогору, на котором стоял замок, тропка одним краем обрывалась прямо у воды, потом выходила на плоскую травяную равнину и, петляя, бежала к широкой дороге, за которой виднелись огни поселка. Сейчас по крутому спуску медленно шел залитый лунным светом голый человек, вместо одежды прикрытый перевязью из мешковины и державший в правой руке нож. Он то и дело втыкал лезвие в откос холма и делал пару шагов, спускаясь все ниже. Отреагировав на движение, человек замер и повернул голову в сторону пирата, застывшего ниже его в траве.
Жук с ужасом смотрел на стоящего над ним пришельца, больше похожего на привидение, чем на человека. Выпирающие ребра, тонкие, как ветки дерева, руки и ноги, впалый живот и белая кожа, светящаяся в свете луны. Но взгляд приковывали к себе провалы глазниц, черными дырами развернутые навстречу неожиданной преграде. Казалось, что слепец разглядывает хозяина галеры, поднимая несуществующим взором волну ужаса в душе пирата.
Навозный Жук сипло крякнул и рванул арбалет, висящий за спиной. Многократно тренированным движением, не раз спасавшим ему жизнь в морских схватках, вскинул оружие и нажал на спусковой крючок, как только прицел лег на белую фигуру на склоне. Тихий вскрик слился в одно целое со звоном тетивы. Безглазое привидение нелепо взмахнуло руками и полетело, кувыркаясь, в болото, раскинувшееся под тропой. Тяжелый всплеск, и лишь медленно затягивающееся ряской пятно черной воды напоминало о случившемся. Несколько пузырей поднялось с глубины, обдав вонью склонившегося Жука, и наступила полная тишина.
Пират поднялся наверх, забрал нож, оставленный беглецом, быстро скатился вниз и теперь напряженно ждал, лелея в душе слабую надежду на то, что подстреленный им сможет выплыть. Но пошел уже второй десяток минут, и лишь звон комаров напоминал, что на болоте существует еще какая-либо жизнь, кроме вооруженного громилы.
– Чтоб тебя, тварь безглазая! – Сплюнув под ноги, Жук быстрой рысью помчался к стоящей у дороги повозке, не выпуская из рук перезаряженный арбалет. Он пытался прогнать из памяти образ падающего в болото человека, из груди которого торчало оперение арбалетного болта. – Придется сказать торгашам, что тебя охрана подстрелила.
О том, что своих людей живыми он уже не увидит, однозначно говорили подобранный нож и мешковина, которую нацепил на себя освобожденный пленник. Что именно произошло в подвале, уже не интересовало пирата. Сейчас все его думы требовали лишь одного: побыстрее убраться от крепости, вернуться на галеру и утром выйти из порта с первыми лучами солнца. Через месяц-другой можно будет вернуться, когда вояки успокоятся и с большим доверием отнесутся к истории о пьющих без меры бывших матросах, сбежавших с корабля и ищущих себе приключения в подвалах замка. Но это будет потом, а пока Жук без устали погонял возницу, подпрыгивая в скачущей на ухабах повозке. И не чувствовал он широкой спиной на удивление трезвого взгляда десятника, с интересом наблюдавшего за развернувшейся перед ним сценой с высокого сеновала, куда он забрался с перебравшей лишнего почтенной дамой из гуляющего этой ночью торгового семейства.
Городская канализация Полана представляла собой подземный лабиринт, дающий приют самым отверженным жителям многомиллионного города. Те, кто не смог найти для себя пристанище в бандах попрошаек и сборщиков падали, оказывались здесь, в вечной темноте, редко озаряемой чадящими плошками. Увечные и больные, неспособные урвать кусок пропитания на улицах, питались отбросами в смердящей тьме, ловили крыс или доедали менее удачливых собратьев, которым смерть принесла вечное облегчение.
Пара труб для сброса нечистот выходила черными провалами к болоту, тянувшемуся вдоль одного из трактов от городских трущоб до стен Пяти Сестер. В одной из этих труб кашлял грязный обнаженный человек, выплевывавший из себя воду и кусочки ила. Арбалетный болт смог пробить закутанный в мешковину тесак и вонзился в тело, но потерял свою силу и оставил лишь болезненную рану, не забрав жизнь. Рухнувший в воду Глэд сумел проплыть-проползти по дну болота на значительное расстояние и лишь затем медленно поднял лицо из воды и глотнул живительного воздуха. Ближе к рассвету он нашел это убежище и теперь медленно приходил в себя. Отдышавшись, бережно сложил все припасы в мешок, повязал его вокруг бедер и медленно побрел в глубь канализации, в спасительную тьму, подальше от медленно разгорающейся зари.
Любящая мать помнит, как именно нарекла сына. Старший брат и две младшие сестры не ошибутся, если им понадобится окликнуть его. Вот только старик Тог, отвечающий за общинное стадо, называл его не иначе как бестолковый подпасок. То и дело можно было услышать: "И куда это Бестолковый подевался? Где Бестолкового носит?"
Что поделать, если шестилетний пацаненок смотрел на мир широко открытыми глазами, и жук на травинке волновал его больше, чем отставшая пара овец, щиплющих траву в стороне от стада. А любовь к разглядыванию облаков наградила на днях разбитым носом, когда нога попала в сусличью нору и подпасок кубарем посыпался с небольшого холма.
Но боги распорядились так, что имя этого мальчика останется известным только им. А сам он если и сможет поиграть с зеленокрылым жуком, то только на небесах.
Две тысячи конных орков охватили стада на выпасе по ранней заре, когда туман только начал укладываться спать и уступать место обильной росе. Сотня гвардии без единого звука перерезала две стоянки ополчения и открыла путь Диким. Пастухов затоптали конями, а подпасков подняли на копья. Выделив заранее назначенный десяток для сопровождения захваченного скота, конница развернулась в лавину и пошла широким серпом к центральному мосту, следом за двумя тысячами пеших. Еще две тысячи конницы и тысяча пеших шли к восточному мосту, в семи милях на восход солнца. Основная масса из шести тысяч конных и больше тысячи пеших мчалась, проглатывая десять отделяющих миль от западного моста, перейдя который можно за час добраться до ближайшего к реке крупного города – Дакарэйлана, Холодной Росы.
На совете перед битвой глава гвардии из Разделенных сошелся на ножах с парой вождей Диких, требовавших начинать набег согласно традиции – с запаленными сигнальными дымами, с боевым кличем и непременным принесением жертв великой реке Шепорот, омывающей южные орочьи земли. Но гвардейцы требовали начать набег тихо и не предупреждать людей раньше времени об истинных намерениях. Лишь после кровавой свалки у шаманских костров сошлись на компромиссе – начать набег тихо и по возможности незаметно, а дары богам принести в первую ночь, когда дым от горящих деревень уже возвестит всем о приходе вольного народа в Приречные земли.
Именно поэтому в деревню Сенны орки вошли без единого звука. Огромными серыми тенями выросли они из разбегающегося под утренним солнцем тумана. Изредка бряцая амуницией, потекли конные сотни по улицам, спускаясь с холмов к реке. Первый крик прозвучал лишь тогда, когда с марша орочья пехота рассыпалась по окраинам деревни, врываясь в просыпающиеся дома и рубя без жалости всех, кто попадался им на глаза.
– Сынок, слышь, это вроде у бабки Солдоны шумят?
Сенна с трудом оторвал голову от подушки. Вчера он провожал Рыбьего зуба и крепко перебрал медовухи. Солнце уже собиралось заглянуть в окно, но вставать не хотелось.
Фирстинг в рубахе навыпуск и широких полотняных штанах закончил возиться у печки и, потягиваясь, пошел во двор. Он успел шагнуть на крыльцо, когда брошенное копье прибило его к только что открытой двери. Парень с удивлением взялся за дрожащее древко и тихо обмяк. В избу вошли двое орков, пригнув головы, чтобы не зацепить низкий для них потолок. Через пару минут они вышли, сжимая в руках окровавленные кривые ятаганы. Староста и остальные домочадцы погибли, не успев даже понять, что происходит.
Пока пеший отряд уничтожал деревню, конница успела промчаться по мосту и ударила всей массой по спящей охране на другой стороне реки. Раздетые ополченцы выбегали на улицу из недавно построенной казармы и падали под ударами. Чуть больше десятка успели забаррикадироваться внутри дома, но орки не стали ломиться туда. Они просто подожгли все строения и помчались дальше. У пылающей казармы и хозяйственных построек осталась россыпь пехоты, стрелами добивавшая людей, пытающихся выбраться из огня.
Восточный мост также захватили без боя – орки и тут сумели подойти незамеченными. Сопротивление оказали лишь у последнего, западного моста. Кто-то из поднявшихся засветло крестьян успел ударить в набат, и первый конный десяток встретил плотный рой стрел. Потеряв троих, орки оттянулись в деревню, где уже вовсю лилась кровь, и попробовали проскочить еще раз. Во второй попытке участвовало больше сотни конных. Но ополченцы выставили три тяжелых арбалета, сшибающих орков с коней, и добавили к ним полсотни лучников с собранными в спешке рогатками и щитами. Но с близкого расстояния те точно били в лошадей и стыки между латами. Потеряв в этой попытке еще больше тридцати воинов, орки откатились на свою сторону и стали совещаться.
– Подтянись, братишки! – сорванным голосом командовал сотник ополчения, расставляя подбегающих людей по заранее намеченным позициям. С показной лихостью он давал распоряжения, хлопал по плечам подчиненных и старался не смотреть долго им в глаза, чтобы не видели переполнявший его ужас. В отличие от недавно набранных солдат сотник успел понюхать пороху и воинское дело знал не понаслышке. Прекрасно понимал, что жить ему и его бравым ребятам осталось немного. Что стоит его сотня необстрелянных бойцов против нескольких тысяч орков, усыпавших противоположный берег. Времени, отмеренного им, не хватит даже на то, чтобы запалить добротно построенный мост, связавший смертью оба берега.
– Как снова пойдут – мы вдарим! Арбалетчики, бить на дальней дистанции, успеете перезарядить еще разок, а то и другой! Лучники, вам по приказу – стрелять навесом, как на той неделе по мишеням учил, а уж потом – в упор! И стрел не жалеть, их у нас с лихвой! А нас они не достанут, их лучникам на мосту не развернуться!
Ополченцы с возрастающей тревогой всматривались в перегруппирующихся орков. Скрючившись за щитами, они крепко сжимали луки и топоры. Одна надежда, что посланные гонцы успеют предупредить все близлежащие гарнизоны и удастся продержаться до подхода подмоги из Дакарэйлана.
Выстроившись ощетинившейся копьями змеей, орочья пехота ступила на мост, медленно поползла на другую сторону, с каждым шагом все ближе и ближе подбираясь к погибшим в первой атаке. Гулко хлопнули тетивы арбалетов, и два болта затрепетали в толстых щитах. Третий попал между ними и прошил нагрудник одного из степных воинов. Оседающее тело быстро вытолкнули в сторону, и орки, не теряя темпа, продолжили наступление.
– Навесом! Пуска-а-ай!