По последовавшим вслед за этим возбужденным жестам и приказаниям, а также по вдохновенным лицам участников, стало ясно, что три бога в тесном заговорщицком кругу заняты чем-то интересным. Что до других небесных созданий, больших и маленьких, причудливых и классических, прекрасных и безобразных, то они пришли и, разделились по кучкам, чтобы понаблюдать и потолковать о происходящем. Надо сказать, что Годслэнд необычайно перенаселен. Это настоящие трущобы. И все из-за людской упрямой и несговорчивой жажды разнообразия. Между тем, среди уплотненных богов ходят слухи о других и (губительная мысль!) стоящих выше богах, вероятно, невидимых, которые обладают более просторными площадями в иных и (о, горе!) высших сферах, и которые (почти ересь!) могут слышать даже мысли, но ничего определенного.
- Там, там, сцена установлена, - в экстазе выкрикнул Айссек. - Теперь найти следующую дразнящую пару. Коз, Мог, помогите мне. Выполняйте вашу работу.
Серый Мышелов и Фаврд почувствовали, как их перенесли в таинственное царство Квармал, где они пережили одно из самых фантастических своих приключений. Ибо следующая комната представляла собой пещеру, с огромным трудом и тщательностью вытесанную из цельного камня. За столом, заваленным пергаментами и свитками, чернильницами и гусиными перьями, сидели две веселые соблазнительные девушки-рабыни, которых они когда-то спасли от пещерного однообразия и страданий: тоненькая Ививис, гибкая как змея, и очаровательно пухленькая Фризка, легкая на ногу. Двое друзей испытали радость и облегчение оттого, что пришли в дом к родному и близкому.
Позже они заметили, что комната имела окна, когда солнечный свет внезапно проник вовнутрь (словно рассеялись облака), камень в пещере был не монолитный, но выдолбленный, и что на девушках красовался не бедный наряд, а богатые изысканные одежды, в то время как выражение их лиц было важным и надменным.
Ививис вопросительно, но с явным неодобрением взглянула на Мышелова.
- Что ты делаешь здесь, иллюзия моего рабского прошлого? Это правда, что ты спас меня от грязи Квармала. За что я заплатила тебе любовью моего тела. Которая закончилась в Товилайсе, когда мы разошлись. Теперь мы свободны, дорогой Мышелов, благодарение Могу, да!
(Она сама удивилась, почему использовала эту странную подробность).
Точно так же Фризка взглянула на Фаврда.
- Это касается и тебя, наглый наемник. Ты вспомни, как ты убил моего возлюбленного Ховиса, а Мышелов сделал то же самое с Клевисом Ививис. Мы уже давно не простодушные рабыни, игрушки для мужчин, а искусные секретари и надежные казначеи Союза Свободных Женщин Товилайса. Мы никогда не будем любить друг друга, пока я не соглашусь - но я не сделаю этого сегодня! Теперь же, именем Коза и Айссека, вон!
(Настал ее черед удивиться, почему она призвала этих двух богов, которым сроду не поклонялась).
Два резких отказа причинили героям страшную боль, такую, что они не нашли в себе духа ответить оправданиями, насмешкой или циничной галантностью. Их языки прилипли к твердым небам, их сердца и половые органы зябко увеличились, в то время как они сами съежились от страха и ускользнули через боковую дверь… в большую комнату из синеватого льда или камня того же оттенка, полупрозрачную и такую холодную, что пламя, танцующее в очаге показалось до боли желанным. Перед очагом был расстелен ковер, выглядевший необычайно толстым и мягким, а перед ним в живописном беспорядке стояли баночки с мазями и бутылочки с благовониями (которые не трудно было узнать по распространяющимся от них ароматам), а также множество других косметических коробочек и принадлежностей. Кроме того, на поверхности ковра обозначились две аппетитные вмятины, словно сделанные двумя лежащими человеческими телами, в то время как на высоте локтя от них порхали две живые маски, обе тонкие и шелковые, либо бумажные, и тогда еще более тонкие, имевшие форму бесстыже хорошеньких бойких девичьих лиц, одна розовато-лиловая, другая бирюзово-зеленая.
Другие могли бы посчитать это за чудо, но Мышелов и Фаврд сразу же узнали Кейяру и Хирриви, двух невидимых принцесс-снегурочек, с которыми они однажды провели одну долгую, долгую ночь на Стардоке, высочайшей из вершин Нехвона, а теперь эти две веселые девушки полулежали обнаженные у очага и игриво мазали друг друга пигментными мазями.
Затем бирюзовая маска взметнулась вверх, оказавшись между Фаврдом и огнем так, что оранжевое пламя засверкало в ее пристально смотрящих отверстиях для глаз и ставшей вдруг жесткой полоске рта.
- В чьей затхлой постели ты теперь засыпаешь, великая в прошлом любовь, что твоя предательская душа сумела одолеть полмира, чтобы поглазеть на меня? Опять карабкаться на Стардок, где ты докучал мне своей твердой формой? Будь ты таким, как прежде, я бы еще подумала. Но теперь, жалкий призрак, проваливай!
Не менее презрительно лиловая маска обратилась к Мышелову, разговаривая с ним в таком язвительном и негодующем тоне, что пламя вырывалось из щелей рта и глаз.
- И ты убирайся, несчастный фантом. Именем Кхакта, Черного Льда, Гары, Зеленого, и даже Коза, Голубого, - я приказываю это! Дуйте ветры. Тушите все огни!
Фаврд и Мышелов были ранены этими новыми отказами еще острее прежнего. Их души ссохлись от ощущения, что они, действительно, фантомы, а говорящие маски истинная непреходящая реальность. Тем не менее, они могли бы набраться храбрости, чтобы достойно ответить на вызов (хотя это неоднозначно), но последним приказом Кейяры оказались ввергнуты в кромешный мрак, подхвачены ураганным ветром, и выброшены, наконец, на освещенное место. Сильным порывом дверь позади них захлопнулась с треском.
Они увидели с большим облегчением, что пока еще не столкнулись с другой парой девочек (это было бы нестерпимо), а находятся в незнакомом коридоре, залитом отблесками факелов в бронзовых настенных подсвечниках, имеющих форму скрюченных птичьих когтей, сплетенных щупалец и сведенных крабовых клешней. Довольные передышкой, они глубоко вздохнули.
Затем Фаврд сердито сдвинул брови и произнес:
- Помяни мое слово, Мышелов, во всем этом есть какая-то магия. Если не рука богов.
- Если это и бог, то он попал в самую точку. Он не нашел бы лучшего способа причинить нам боль и унижение.
Мысли Фаврда приняли новое направление, что стало видно по изменившимся морщинам его лица.
- Мышелов, я никогда не доносил, - заявил он. - Хирриви назвала меня предателем.
- Только манера разговаривать, я думаю, - утешил его друг. - О боги! Каким несчастным я чувствую себя, словно я перестал быть мужчиной, а это не больше, чем метловище.
При этом он указал на свой меч Скальпель, а затем, мотая головой, пристально посмотрел на Скипетр Фаврда.
- А может мы спим… - начал неуверенно Фаврд.
- Ну, если это сон, тогда еще полбеды, - сказал Мышелов и, похлопав друга по плечу, увлек его вперед по коридору. Однако, несмотря на ободряющие слова и действия, оба мужчины чувствовали, как их все больше и больше затягивает в бездну кошмара, вопреки их желанию и воле.
Они повернули за угол. На несколько ярдов стена с правой стороны стала рядом тонких темных колонн, беспорядочно расположенных; в просветах между ними они могли видеть еще более хаотические тонкие столбики, и в глубине высокий длинный алтарь, орошаемый мягким светом, на котором лежала превосходно сложенная нагая женщина. Рядом с ней стояла жрица в пурпурной мантии, с обнаженным кинжалом в одной руке и серебряной чашей в другой, и заунывным речитативом произносила слова литании.
- Мышелов! - горячо зашептал Фаврд. - Жертва на алтаре это куртизанка Лессия, с которой я несколько раз имел дело, когда служил Айссеку.
- В то время, как другая, это Илала, жрица богини, имеющей то же имя. Я познакомился с ней, когда был лейтенантом у Пулга Грабителя, - сообщил в свою очередь Мышелов.
- Но мы не могли так быстро прийти к Храму Илалы, - запротестовал Фаврд. - Хотя этот и выглядит, как он, но ведь храм лежит на полпути к Ланкхмару из "Угря".
Тогда Мышелов вспомнил слышанную им когда-то историю о тайных коридорах в Ланкхмаре, которые соединяют пункты расстояниями, намного короче, чем самые краткие между ними.
Илала повернулась к ним в своей кроваво-красной мантии и недовольно крикнула:
- Замолчите там! Вы оскверняете своим присутствием священный ритуал великой богини всех женщин. Убирайтесь, нечестивцы!
В то время как Лессия приподнялась на локте и молча обвела их уничтожающим взглядом.
Затем она снова опустилась на ложе и стала смотреть в потолок. Тем временем Илала погрузила нож в чашу, и вытащив его, смахнула капельки вина (или чего-то еще, бывшего в чаше) на обнаженное тело Лессии, орудуя клинком, словно брызгалкой. Она трижды окропила ее - грудь, бедра и голени, продолжая при этом бормотать заунывные литании, прекрасная Лессия вторила ей (если, конечно, не уснула). А Мышелов и Фаврд украдкой двинулись по коридору.
Однако, им не удалось как следует поразмыслить о странной геометрии и не менее странной религиозности их кошмарного шествия, ибо теперь левая стена раскрылась, обнажая сказочно украшенную, огромную туманную комнату, которую они узнали, как резиденцию Гранстера Воровской Гильдии в Доме Грабителей, снова половина города Ланкхмара в сторону от храма Илалы. Весь передний план был заполнен множеством фигур, которые в благоговейной мольбе, опустившись на колени, ползли по направлению к массивному черному столу, за которым стояла по-королевски величественная красноволосая женщина, чьи одежды сверкали обилием драгоценных камней, и рядом с ней вторая особа женского пола в черной тунике прислуги, расписанной и набитой белым.
- Это Ивлис, во всем своем блеске прошлого, - ошалело прошептал Мышелов. - Когда-то я украл для нее Омфалские красные рубины, но теперь на ней куча драгоценных камней.
- Вторая - Фрег, ее служанка, которая тоже не постарела ни на йоту, - в мечтательно-наркотическом удивлении хрипло произнес Фаврд.
- Но что она делает в Доме Грабителей? - продолжал возбужденным шепотом Мышелов, - где женщины запрещены и презренны. Как будто она Грандмастер Гильдии… грандмастерица… богиня… поклоняющиеся… Неужели Воровская Гильдия перевернулась вверх дном? Весь Нехвон встал с ног на голову?
Ивлис посмотрела на них поверх голов своих коленопреклоненных последователей. Ее зеленые глаза сузились. Она небрежно подняла палец к губам, затем нетерпеливым жестом махнула в сторону Мышелова, повелевая ему, не оборачиваясь, молча следовать дальше.
Тот же жест сделала Фрег, с неприятной улыбкой, исказившей ее лицо, только движение было ленивым, замедленным, словно покорный рефрен. Оба мужчины повиновались, но со взглядами, тащившимися позади них, и поэтому с большим изумлением, даже страхом, обнаружили, что слепо вошли в комнату, инкрустированную деревом редких пород. Впереди перед ними и по обеим сторонам располагались три двери. В проеме одной из них, ближе к Мышелову, в зеленой накидке из пушистой махровой ткани, стояла юная, едва достигшая брачного возраста девушка с озорными глазами и черными мокрыми волосами, и в двери рядом с Фаврдом две изящные блондинки, улыбающиеся с приторным весельем, одетые в просторные капюшоны и одежды монахинь Ланкхмара. С нескрываемым ужасом друзья поняли, что находятся внутри садового домика сумасшедшего Дьюка Дэниуса (обители их первых и горячо любимых подружек), нечестиво восстановленном из пепла, в который его превратил чародей Шимбла, и снабженном теми же самыми языческими безделушками колдуна Нингаубла, которые волшебник отнял у него и развеял по ветру; и что эти три ночных хохотушки никто иные как Ивмис Овартомортес, племянница Корстака, тогдашнего владыки Ланкхмара, и две близняшки, Фралек и Фро, дочери безумного графа - три бедных овечки Тьмы, к которой они безрассудно повернулись, когда потеряли даже души своих верных возлюбленных в Стране Теней. Фаврд бешено думал, не произнося ни звука: "Фралек и Фро, и Фрег, Фризка и Фрикс, что это за Фрчары на мне?" - в то время как мысли Мышелова крутились вокруг того же: "Ивлис, Ивмис, Ививис (два Ив - и даже скрытое Ив в Хизвет) - кто эти бедовые девчонки на Ив?"
И тогда Мышелов с дрожью вспомнил, что не внес в список девочек - акул на Ив, самую главную из них, прекрасную Ивриан, навсегда потерянную во владениях Смерти. Фаврд тоже вздрогнул. А ночные хохотушки вокруг них обиженно поджали губки, закатили глазки, и мужчины были справедливо катапультированы в центр павильона из темно-винного шелка, в чьих окнах невозмутимо виднелись черные горизонты Страны Теней.
Прекрасная, с непроницаемым ликом, Влана плюнула в лицо Фаврду со словами:
- Я, кажется, говорила, что сделаю с тобой, если ты вернешься.
Но чаровница Ивриан только взглянула на Мышелова. Без знака или слова.
И потом они вернулись назад в освещенный факелами коридор, уже никуда не торопясь, и Мышелов позавидовал убийственному плевку Фаврда, медленно стекавшему у того по щеке. А девочки, между тем, продолжали мелькать, как в калейдоскопе - Мара из юности Фаврда, Атя, которая почитала Тяу, бычеглазая Хренлет, Аура из Помпадура, и многие-многие другие, пока друзья не обессилели от отчаяния, которое волей-неволей наступит, если будешь отвергнут не одной или несколькими возлюбленными, но всеми. Единственной такой несправедливости может оказаться достаточно, чтобы мужчина умер.
Но вот в карусели видений прояснилась одна более или менее стойкая картина.
Аликс Взломщик, облаченный в алые одежды и золотую тиару первосвященника восточной веры, и стоящий перед ним на коленях женоподобный мальчик в костюме послушника, очень похожий на Черную Лилию, возлюбленного Мышелова в его преступные дни. Мальчик исполнял речитативом: "Отец, язычникам - гнев, культурный упадок". В то время, как двуполый священник повторял монотонно: "Все люди враги…"
Фаврд и Мышелов были близки к тому, чтобы тоже рухнуть на колени и молиться какому угодно богу, лишь бы облегчить свои страдания. Но почему-то они этого не сделали, и в следующий момент были перенесены на Улицу Бедных в том месте, где она пересекается с Цеховой. Спустя минуту они уже входили в темно-коричневую дверь, следуя за двумя женщинами, чьи спины показались им до боли знакомыми.
В Годслэнде Мог удовлетворенно вздохнул и, откинувшись, произнес: "Оно! Это добьет их". Айссек также попытался расслабиться (насколько позволяли согнутые лодыжки и запястья) и с сердцем сказал: "Господи, почему люди не понимают, как работаем, мы, боги. Что за тяжкий труд блюсти этих слепых муравьев", - и наблюдающие боги предпочли ретироваться.
Однако Коз был по-прежнему погружен в задачу такого уровня, что не замечал боли в коротких, сведенных от долгого сидения по-турецки, конечностях. Наконец, он воскликнул: "Продолжим! Еще одна пара: а именно, Немия из Сумерек и Очаровашка из Ого - женщины не очень-то моральные, и к тому же укрывательницы краденного!"
Айссек устало рассмеялся и сказал: "Заканчивайте, дорогой Коз. Я вычеркнул этих двух в самом начале. Они злейшие враги наших мужчин, выманили у них кучу драгоценных камешков, что подтвердит вам почти любой бог. Чтобы разыскать их (отказ здесь конечно не имеет значения) наши мальчики сгнили бы в аду". Мог в это время зевнул и произнес: "Неужели, дорогой Коз, вы даже не поняли, что игра сделана?"
Итак, меховой приземистый бог оставил свое занятие, громко бранясь, ибо попытался вытянуть ноги.
Между тем, Очаровашка и Немия поднялись по бесконечно высокой лестнице и измученные вошли в притон, оглядывая его с явным неодобрением. (Это было убогое, грязное, даже отвратительное место - ибо для двух воровок настали тяжелые времена, как бывает даже с самыми лучшими представителями преступного мира на протяжении их долгой карьеры).
Вдруг Немия обернулась и сказала: "Смотри, какая-то кошка забралась сюда". Лишения и нужда сильно подняли градус выпиваемых ею напитков. Очаровашка однако увидела ребенка, только очень старого и болезненного. "Ну и ну, - устало пробормотала она. - Вы оба выглядите несчастными, как если бы вы избежали смерти, а теперь жалеете об этом. Так станьте же счастливыми - упадите с лестницы и сверните себе шеи".
Но когда Фаврд и Мышелов не двинулись с места и не изменили своего мрачного, удрученного горем выражения, она коротко рассмеялась и, опустившись в сломанное кресло, сказала: "Ладно, если ты не уходишь, так будь хотя бы полезен. Сними мои сандалии и вымой мне ноги", - последние слова она адресовала к Мышелову. В это время Немия уселась на полу перед шатким столиком, рассматривая себя в разбитом зеркале, затем, хихикнув, протянула беззубый гребень Фаврду: "Расчеши мне волосы, наемник. И поосторожнее с запутавшимися прядями".
Фаврд и Мышелов (последний предварительно сходив за водой) принялись с важными лицами выполнять каждую из этих вещей.
После довольно долгого времени (и множества других бесконечных услуг) две женщины не смогли удержаться от улыбок. Нищета, и рядом с ней, спокойное и утешающее общество любовников. "Пока хватит", - сказала Очаровашка Мышелову, "Иди отдохни", - разрешила Немия Фаврду и благодушно добавила: "Позже вы можете приготовить обед и сходить за вином".
Спустя некоторое время Мышелов сказал: "Клянусь Могом, в этом что-то есть". Фаврд согласился: "Похоже, Айссек и Коз проклинают левые приключения".
Три бога, услышав свои имена, сказанные всуе, когда они отдыхали от тяжких трудов в раю, остались довольны.
Пэт Макинтош
КРИК ВОЛКА
Я услышала его голос, прежде чем свернуть в арку постоялого двора, приглушенный толстыми стенами, с резким акцентом, который я не узнала. Голос, который отвечал ему, имел местное произношение, такое же густое, как здешний сидр. Я уже въехала в арку, когда первый голос начал снова.
- Но на двери висит табличка. Ты уверен, что нет комнат?
- Она позабыла снять ее. - Аминерец зажег спичку и поднес ее к фонарю, который зашипел, вызванный к жизни; в этот момент мужчина, который не участвовал в разговоре, обернулся, чтобы взглянуть на меня.
- Привет, - сказал он. - Ты тоже за комнатой? Я думаю, нам не везет.
Этот, судя по всему, был из моих краев, и он принял меня за мальчика. При свете фонаря его волосы и усы отливали красным.
- Комнат нет, - сказал конюх и сделал паузу, словно собирался продолжать.
Красноголовый шагнул к голове своего коня и подобрал поводья.
- Волк, поедем посмотрим, пропустит ли нас воротная стража? Было хорошенькое местечко в миле или что-то вроде того отсюда.
Дверь постоялого двора распахнулась, и поток брани вылился наружу. Потом по ступеням сбежала девушка и неуклюже растянулась во дворе, вслед за ней появилась хозяйка гостиницы, размахивая метлой и продолжая извергать проклятия.
- Дайте мне посмотреть на эту паршивую овцу! - кричала она. - Чтобы еще раз в моей приличной гостинице, дрянь, мерзавка, потаскушка, шлюха! И если эта городская шваль придет здесь вынюхивать снова, я пошлю за констеблем. Вон!
Девушка уже в арке оглянулась и выкрикнула что-то невнятное, но злое, затем поспешила скрыться, ибо хозяйка начала спускаться по ступеням, но увидела пустую арку и повернула назад к двери с громогласным вздохом.