- Странно, - сказала пожилая родственница, задумавшись, - но когда я отъезжала в машине, мне показалось, что я видела Дживса. выходящего из дома Бингли. Хотя я не уверена, что это был он.
- Скорее всего, он. Узнал от вас о клубной книге и, не мешкая, отправился к Бингли. Интересно, он уже вернулся?
- Вряд ли. Я ехала, а он шел пешком. Он не успел бы так быстро.
- Я вызову Сеппингса и спрошу у него. А, Сеппингс. - сказал я, когда он пришел по моему звонку. - Дживс дома?
- Нет, сэр. Он ушел и еще не вернулся.
- Будьте добры, когда он вернется, скажите ему, что я хотел его видеть.
- Слушаюсь, сэр.
Я думал спросить его, не был ли Дживс, когда уходил, похож на того, кто направляется на Ормонд-креснт, 5, но, решив, что такой вопрос может оказаться слишком трудным для Сеппингса, я снял его. Сеппингс удалился, и какое-то время мы сидели и разговаривали о Дживсе. Потом, осознав, что мы занимаемся только толчением воды в ступе и что наша беседа будет совершенно беспредметной, до тех пор пока не вернется Дживс, мы снова заговорили о Л. П. Ранкле. Во всяком случае, о нем заговорила пожилая родственница, и я задал ей вопрос, который еще раньше пришел мне в голову.
- По вашим словам, вы чувствовали, - сказал я, - что сегодня благоприятный день, чтобы подкатиться к Ранклу. Отчего вам так казалось?
- Я судила по тому, как Л. П. Ранкл уписывал кушанья за обедом и по тому, как он потом говорил о них. С умилением, другого слова не подберешь, и я не вижу в этом ничего удивительного. Анатоль превзошел самого себя.
- Сюпрем из гусиной печенки с шампанским?
- И "Альпийские перлы и снега".
При мысли о яствах Анатоля я испустил немой вздох. Отбросы, которыми я осквернил свой желудок в закусочной, скорее походили на смертельную отраву. Загородные закусочные в большинстве своем не дают поводов для критики, но мне, к несчастью, попалось заведение, содержателем которого был какой-то отпрыск семейства Борджиа. Во время еды я подумал, что если бы Бингли угостил здесь своего дядю обедом, ему не пришлось бы тратить силы и деньги, добывая малоизвестные азиатские яды.
Я уже хотел рассказать все это старой родственнице, надеясь на ее участие, но тут дверь отворилась и вошел Дживс. После деликатного кхеканья, похожего на откашливание дряхлой овечки на окутанной туманом вершине горы, он сказал:
- Вы хотели меня видеть, сэр?
Его возвращению не обрадовались бы сильней, будь он блудным сыном, чью биографию я выучил назубок во время подготовки к конкурсу на лучшее знание библейских текстов. Небеса, в той их части, которая имелась в гостиной, огласились нашим взбудораженным тявканьем.
- Входите, Дживс, - подала голос пожилая родственница.
- Да-да, входите, Дживс, входите, - заорал я. - Мы ждали вас... как это говорится?
- Затаив дыхание, - сказала прародительница.
- Точно. Затаив дыхание и...
- Трепеща от волнения. Ну и, само собой, дергаясь от тика и кусая ногти. Скажите, Дживс, это вы выходили из дома №5 по Ормонд-креснт около часа назад?
- Да, мадам.
- Вы навешали Бингли?
- Да, мадам.
- По поводу клубной книги?
- Да, мадам.
- Вы сказали, чтобы он ее немедленно возвратил?
- Нет, мадам.
- Тогда зачем же вы ходили к нему?
- За книгой, мадам.
- Но вы сказали, что не говорили ему...
- Не было необходимости поднимать этот вопрос, мадам. К тому времени Бингли еще не очнулся. Я объясню, если позволите. Когда я пришел, он предложил мне выпить, и я ответил согласием. Он налил и себе. Какое-то время мы беседовали на разные темы. Потом мне удалось отвлечь на минуту его внимание, и, пока его бдительность была притуплена, я успел подмешать ему в питье вещество, благодаря действию которого он на время лишился сознания. Таким образом, у меня было вдоволь времени, чтобы обыскать комнату. Я предполагал, что книга скорее всего находится там, и не ошибся. Она оказалась в нижнем ящике письменного стола. Я забрал ее и покинул его жилище.
Сраженный наповал таким проявлением инициативы и расторопности, я совершенно онемел, зато старая прародительница испустила такой крик, или клич, от которого на широких просторах охотничьих угодий любители псовой охоты подскочили бы в своих седлах, как прыгающие семена.
- Вы хотите сказать, что подсыпали ему "микки финн"?
- На сленге эти порошки называются именно так, мадам.
- Они у вас всегда имеются при себе?
- Небольшой запас я, как правило, ношу с собой, мадам.
- Заранее не угадаешь, когда они могут пригодиться, да?
- Абсолютно верно, мадам. Поводы к их использованию возникают постоянно.
- Что ж, мне остается только поблагодарить вас. Вы добились победы на краю поражения.
- Весьма признателен, мадам.
- Тысяча благодарностей, Дживс.
- Не за что, мадам.
Я ждал, что пожилая родственница сейчас начнет чехвостить меня за то, что я сам не догадался подсыпать Бингли снотворного, а я знал: тетушек не переубедишь, и бесполезно будет оправдываться тем, что у меня нет подобных снадобий. Однако она пришла в жизнерадостное настроение и браниться не стала. Снова вернувшись к теме Л. П. Ранкла она сказала, что все-таки, оказывается, ей сегодня везет, и поэтому она не собирается сидеть сложа руки.
- Сейчас же иду к нему, - громогласно заявила она, - и нисколько не сомневалось, что сыграю на нем, как на мандолине. Прочь с дороги, молодой Берти, - крикнула она, направляясь к двери, - или я затопчу тебя в пыль. Улю-лю! - добавила она, переходя на язык своей охотничьей молодости. - Ату! Вперед! Ищи!
Или что-то в этом роде.
ГЛАВА 12
После того как тетушка покинула гостиную со скоростью приблизительно 60 миль в час, наступила дрожащая тишина, какая бывает во время урагана в Америке, когда воющий ветер, чуть не вытрясший из вас душу, устремляется дальше на запад, чтобы и в тех краях проверить жителей на прочность. А вы остаетесь ошарашенные. Я повернулся к Дживсу и, разумеется, нашел его безмятежным и невозмутимым, как устрица в створке раковины. Возможно, он с детства привык видеть вопящих теток, которые пулей вылетают из комнаты.
- Что она такое сказала, Дживс?
- Если не ошибаюсь, "улю-лю", сэр. По-моему, мадам также добавила "ату, вперед и ищи".
- Думаю, члены охотничьих обществ все время говорят что-нибудь в этом роде.
- Полагаю, что так, сэр. Это побуждает гончих бросаться в погоню с удвоенной энергией. Лисе, естественно, приходится нелегко.
- Ни за что не хотел бы быть лисой. А вы, Дживс?
- Безусловно, есть уделы и позавидней, сэр.
- Беднягу заставляют не только бежать во весь дух по пересеченной местности, но и слушать, как люди в цилиндрах издают эти грубые возгласы.
- Совершенно верно, сэр. Очень нелегкая доля.
Я вынул батистовый платок и промокнул лоб. Из-за последних событий мои поры струили влагу, как версальские фонтаны.
- Жаркие дела, Дживс.
- Да, сэр.
- Вгоняют в пот.
- Да, сэр.
- Сейчас здесь кажется так тихо.
- Да, сэр. "И тишины бальзам пролился, чтоб залечить ушибы звука".
- Шекспир?
- Нет, сэр. Американский писатель Оливер Уэнделл Холмс. Это цитата из его стихотворения "Шарманщики". Одна из моих тетушек читала его мне, когда я был маленьким.
- Вот не думал, что у вас есть тетушки.
- Три, сэр.
- И они такие же взвинченные, как та, что сейчас нас покинула?
- Нет, сэр. У всех троих одинаково умиротворенный взгляд на жизнь.
Я и сам несколько умиротворился. Стал благодушней, если хотите. А благодушие прибавило мне снисходительности.
- Да я и не осуждаю пожилую родственницу за взвинченность, - сказал я. - Ее всю поглотило начинанье, сделавшее что-то там мощно.
- "Начинанье, взнесшееся мощно", сэр?
- Точно.
- Тогда давайте надеяться, что оно не будет "сворачивая вбок от замыслов высоких, словно горы, терять имя действия".
- Да, давайте. Словно горы?
- Да, сэр.
- Это Бернс, что ли?
- Нет, сэр. Цитата из пьесы Шекспира "Гамлет".
- А, "Гамлета" я знаю. Тетя Агата когда-то заставила меня вести на него в театр "Олд Вик" ее сына Тоса. Спектакль, по-моему, был неплохой, хотя и несколько заумный. Вы уверены, что "Гамлета" написал не Бернс?
- Уверен, сэр. Это общеизвестный факт.
- А, ну тогда ладно. Но мы отвлеклись от сути вопроса, которая заключается в том, что тетя Далия по уши погружена в это "начинанье, взнесшееся мощно". Оно касается Таппи Глоссопа.
- В самом деле, сэр?
- Это должно быть вам интересно: вам же, я знаю, всегда нравился Таппи.
- Очень приятный молодой джентльмен, сэр.
- Да, когда не отводит в сторону последнее кольцо над бассейном в "Клубе шалопаев". Подробности дела в двух словах не изложишь, но я скажу о главном. Л. П. Ранкл, прикрывшись буквой договора... можно сказать - буква договора?..
- Да, сэр.
- ...обманул отца Таппи, заключившего с ним сделку... нет, не совсем сделку, отец Таппи работал у него, и Л. П. Ранкл воспользовался формулировкой примечания к их договору, чтобы отнять у него доходы от его изобретения.
- Обычная история, сэр. Финансисты склонны наживаться за счет изобретателей.
- А тетя Далия надеется, что уломает его и он отстегнет некоторую сумму Таппи.
- Под действием угрызений совести, сэр?
- Не то чтобы угрызений. Скорее под действием гастрономических чар Анатоля, во власти которых он находится уже продолжительное время, благодаря чему, как ей кажется, стал мягким и добрым финансистом, готовым оказывать услуги и поступать по справедливости. У вас скептическая мина, Дживс. Думаете, не получится? Тетушка уверена в успехе.
- Я, к сожалению, не могу разделить уверенность мадам, напротив...
- Напротив, вы, подобно мне, считаете, что сыграть на Л. П. Ранкле, как на мандолине, у нее... сколько шансов? Восемь из ста?
- Даже меньше, сэр. Мы должны учитывать тот факт, что мистер Ранкл...
- Ну? Договаривайте, Дживс, мистер Ранкл - что?
- Мне не удается вспомнить выражение, сэр, которым вы иногда пользовались, чтобы подчеркнуть недостаток обаяния в ком-нибудь из джентльменов вашего круга. Вы употребляли его по отношению к мистеру Споду или, как теперь следует его называть, лорду Сидкапу и к сэру Родерику, дяде мистера Глоссопа, когда ваши отношения с ним еще не приняли характера сердечной привязанности. Оно вертится у меня на языке.
- Жлоб?
- Нет, - сказал он, - не жлоб.
- Крепкий орешек?
- Нет.
- Прошлогодний сухарь?
- Вот именно, сэр. Мистер Ранкл - прошлогодний сухарь.
- Но достаточно ли вы его знаете, чтобы делать такие выводы? Вы же только что с ним познакомились.
- Да, сэр, это правда, но Бингли, узнав, что он гостит у мадам, привел мне некоторые факты, иллюстрирующие его черствость и безжалостность. Бингли одно время служил у него.
- Боже мой, у кого он только не служил.
- Да, сэр, он был склонен перебегать с места на место. Не задерживался подолгу ни у одного хозяина.
- Меня это не удивляет.
- Но его отношения с мистером Ранклом были более продолжительными. Он ездил с ним в Соединенные Штаты Америки и находился у него на службе несколько месяцев.
- Тогда-то он и понял, что Ранкл - прошлогодний сухарь?
- Совершенно верно, сэр. Так что я очень опасаюсь, что усилия мадам не приведут к желаемым результатам. Она надеется получить от мистера Ранкла крупную сумму?
- По-видимому, изрядную. Ведь отец Таппи изобрел не что-нибудь, а "Волшебные таблетки", и Ранкл, должно быть, заработал на них порядочный куш. Думаю, она будет добиваться пятидесяти процентов.
- В таком случае я вынужден признать, что рассудительный букмекер скорее всего оценил бы ее шансы достичь цели, как один к ста.
Согласитесь, малообнадеживающий прогноз. Можно даже сказать, абсолютно убийственный. Я бы назвал Дживса пессимистом, но никак не мог припомнить это слово, а сказать про такого достойного человека, что он каркает, язык не поворачивался, и пока я пытался придумать что-нибудь другое, через застекленную дверь вошла Флоренс, и Дживс, разумеется, испарился. Когда наши с ним разговоры прерывает появление так называемых знатных особ, он всегда исчезает, как фамильный призрак, растворяющийся в воздухе на рассвете.
Все это время я виделся с Флоренс только за едой: она, так сказать, мчалась по скоростному шоссе, а я тихо плелся по обочине. Я подразумеваю под этим, что она проводила целые дни в Маркет-Снодсбери, хлопоча ради своего жениха, кандидата от консерваторов, а я после душераздирающей встречи с вдовой покойного Мак-Коркадейла забросил агитацию, предпочтя чтение хорошей книжки в уютном кресле. Я извинился перед Медяком за такое... годится ли здесь слово "дезертирство"?.. а он воспринял мои слова на удивление хорошо и сказал, что, мол, конечно, конечно, он бы и сам, если бы мог, поступил так же.
Флоренс была все такой же красивой, если еще не красивей обычного, и по крайней мере девяносто шесть процентов членов "Клуба шалопаев" не пожелали бы для себя ничего лучшего, как оказаться с ней вот так наедине. Я, однако, рад был бы улизнуть, потому что мои натренированные чувства подсказывали, что у нее сейчас опять такое настроение, что всякий, кроме безрассудного смельчака, полезет от нее на первое попавшееся дерево и оторвет его от земли вместе с корнем. Несносное третирство, о котором я уже говорил и которое является яркой чертой ве натуры, уже готово было проявиться во всей своей красе.
- Почему вы сидите взаперти в такую чудную погоду, Берти? - строго спросила она.
Я объяснил, что совещался с тетей Далией, но она сразу опровергла меня, сказав, что совещание, очевидно, закончилось, и тетя Далия блистает своим отсутствием, так почему же я не дышу свежим воздухом?
- Вы просто обожаете сидеть в духоте. Вот почему у вас землистый цвет лица.
- Я не знал, что у меня землистый цвет лица.
- Конечно, землистый. Чему тут удивляться? Вы бледны, как брюхо дохлой рыбы.
Казалось, мои наихудшие опасения подтвердились. Я предчувствовал, что она сорвет злость на ни в чем не повинном первом встречном, и такое уж мое везение, что этим первым встречным оказался я. Пригнув голову, я приготовился встретить бурю, но, к моему удивлению, Флоренс сменила тему.
- Я ищу Гарольда, - сказала она.
- Да?
- Вы не видели его?
- А кто такой Гарольд?
- Не будьте идиотом. Гарольд Уиншип.
- А, Медяк, - сказал я, поняв, о ком речь. - Он не заплывал в мои широты. Зачем он вам? У вас что-то важное?
- Важное для меня и, надеюсь, для него. Если он не возьмется за ум, он проиграет выборы.
- Почему вы так думаете?
- Я сужу по его поведению сегодня на обеде.
- А, он водил вас обедать. Куда? Лично я обедал в закусочной, и вы представить себе не можете, какими отбросами там кормят. Но, может быть, вы пошли в какой-то приличный ресторан?
- Мы были на званом обеде в ратуше, который давали бизнесмены города. Ответственнейшее мероприятие, и он произнес на нем самую слабую речь, какую мне только доводилось слышать. Умственно отсталый ребенок выступил бы лучше. Даже вы выступили бы лучше.
Ничего себе комплимент. Сравнила меня с умственно отсталым ребенком! Я, понятно, не стал расспрашивать, и она продолжила, а из ноздрей у нее вырывалось пламя:
- Бе-ме, бе-ме!
- Простите, не понял?
- Он все бекал и мекал. Я еле сдержалась, чтобы не запустить в него чайной ложкой.
На это я, конечно, мог бы возразить, что гораздо хуже, если человек "ни бе, ни ме, ни кукареку", но я чувствовал, что сейчас не время для остроумных ответов.
Вместо этого я сказал:
- Нервничал, наверно.
- Именно этим он и оправдывается. Я сказала ему, что он не имеет права нервничать.
- Значит, вы говорили с ним?
- Говорила.
- После обеда?
- Сразу же после обеда.
- Но вы снова хотите его видеть?
- Да.
- Мне пойти поискать его?
- Да, и передайте ему, что я буду его ждать в кабинете мистера Траверса. Там нам никто не помешает.
- Может быть, он сидит в павильоне у озера.
- Ну, так передайте ему, чтобы он не сидел там, а шел в кабинет, сказала она так, словно она директор школы Арнольд Эбни, объявляющий о своем желании видеть Вустера после утреннего богослужения. Я сразу вспомнил старые времена.
Чтобы попасть в павильон, нужно пересечь как раз ту лужайку, по которой Спод грозился меня размазать, и первыми, кого я увидел, идя по ней, если не считать птиц, пчел, бабочек и другой живности, проводившей здесь свой досуг, были спящий в гамаке Л. П. Ранкл и тетя Далия, сидящая рядом на стуле. Заметив меня, она встала, подошла поближе и отвела меня в сторону, приложив палец к губам.
- Он спит, - сказала она.
Храп, доносившийся из гамака, подтверждал справедливость ее слов, и я ответил: вижу, что он спит, и какое он, добавил я, представляет собой отвратительное зрелище, и она сказала, чтобы я, ради всего святого, так не вопил. Я был несколько задет, что меня обвинила в громогласности та женщина, чей шепот звучал так, словно кто-то "зовет коров домой, придя на берег Ди" [Цитата из стихотворения Чарлзи Кингсли (1819-1875) "Берег Ди"], и я сказал, что я не воплю, и она сказала: "Ну, вот и не вопи".
- Он может оказаться не в духе, если его внезапно разбудить.
Это звучало убедительно и свидетельствовало о том, что тетя неплохо разбирается в стратегии и тактике, но со свойственной мне проницательностью я заметил неувязку и поспешил заострить на ней внимание тетушки.
- Но ведь, с другой стороны, если его не разбудить, то как вы сможете ходатайствовать перед ним за Таппи?
- Я сказала, внезапно разбудить, олух. Лучше всего оставить его пробуждение на усмотрение Природы.
- Да, возможно, вы правы. И скоро Природа решит, что пора?
- Почем я знаю!
- Я просто подумал, не можете же вы сидеть здесь до вечера.
- Могу, если будет нужно.
- В таком случае не стану вам мешать. Я должен найти Медяка. Вы его не видели?
- Он только что проходил здесь со своей секретаршей, они направлялись в павильон. Сказал, что ему нужно кое-что надиктовать. Зачем он тебе понадобился?
- Понадобился он, собственно, не мне, хотя я всегда рад его видеть. Это Флоренс велела, чтобы я нашел его. Она уже задала ему перцу и жаждет задать еще. Оказывается...
Тут тетя перебила меня, сказав: "Тссс!", потому что Л. П. Ранкл пошевелился во сне, и можно было подумать, что жизнь начала возвращаться в косную оболочку. Но это была ложная тревога, и я продолжил:
- Оказывается, ему не удалось завоевать сердца публики на обеде, устроенном бизнесменами города, а она рассчитывала, что он покажет себя там вторым... Как звали того древнего грека?
- Берти, я боюсь разбудить Ранкла, а то бы я ударила тебя тупым предметом, будь он у меня под рукой. Что за древний грек?
- Это я у вас спрашиваю. Он набивал рот галькой.