– Да, раз уж он у тебя есть, то пусть завтра придет на прием в шесть вечера, на обратном пути зайди в секретариат и скажи, чтоб его в журнал записали. Сама же пока подумай, кто у нас будет первым председателем Чрезвычайной канцелярии Российской империи.
После чего император вкратце изложил, как именно он представляет себе эту фигуру.
– Найти-то такого нетрудно, но ведь для оной должности совсем дурак не годится, – задумчиво сказала бабка, – а искать такого урода, да еще и умного, – это все ноги собьешь, бегаючи.
Тут Новицкий припомнил книжку про дона Румату, которую ему в свое время пришлось прочитать в Центре, и его осенило:
– Правильно говоришь, бабушка, это я тут немного недодумал. Бояться, конечно, люди должны, но кого? Не человека, а организации! То есть во главе ее надо поставить неприметного даже внешне чиновника, ничем особым не блещущего, неприметного такого, непонятно из какой дыры вылезшего…
– Вроде того… да как же звали-то его, непутевого – Глупов, что ли? Которого ты еще хотел в прошлом году московским полицмейстером поставить, да передумал. Правильно, мелковат он будет для полицмейстера, а вот чека ему окажется в самый раз – важный вид на себя напускать он вроде умеет.
Император сразу вспомнил эту историю. Когда у него не было своего мнения по очередному кадровому вопросу, он спрашивал совета у Миниха и Ягужинского. Если эти двое рекомендовали одного и того же, то, как правило, их протеже и получал назначение. Однако мнение этих господ совпадало не очень часто, и тогда Новицкий лез в планшет и смотрел, как данный вопрос был решен в той истории при Анне Иоанновне. И если выбранный ею кандидат не допускал особых провалов, то он и занимал вакансию.
Тут же никакой вакансии не было, просто московский обер-полицмейстер чем-то не понравился Ягужинскому, и тот порекомендовал замену. Однако молодой царь не поленился вникнуть, как справляется со своими обязанностями нынешний полицмейстер, бригадир Степан Тимофеевич Греков, и в общем-то не нашел, к чему придраться, так что кандидат Ягужинского не прошел, хотя в той истории с конца тридцать второго года пост главы московской полиции занимал именно он. Кстати, фамилия того человека была вовсе не Глупов, а Оболдуев. О чем Сергей тут же сообщил бабке и велел ей поглубже вникнуть в биографию первого кандидата на пост главы ЧК.
Время же для реформы полиции пока не подошло. Ибо Новицкий собирался поручить ее Антону Девиеру, который из-за интриг Меншикова угодил аж в Охотск. А туда гонцу ехать год да потом оттуда до Москвы добираться не меньше, так что Девиер ожидался в столице не раньше этого лета. Вот явится – ему и карты в руки. Сергей был твердо уверен, что следить за порядком, бороться с преступностью и сажать неугодных власти – это три совершенно разные задачи, которыми должны заниматься разные службы. Нынешняя полиция, если так можно было назвать три с половиной десятка человек на всю Москву, в основном выполняла только первую функцию. Девиеру предстояло заняться второй. Исполняющих же третью Новицкий собирался и впредь оставить в своем непосредственном подчинении.
Кроме полицейских дел на ближайшее время у Новицкого было запланировано приступить к очередному упорядочению российского законодательства. Начать он собирался с самого верхнего уровня, то есть с конституции – правда, не называя ее этим начисто скомпрометировавшим себя в его глазах словом. Нет уж, весь опыт жизни в двадцать первом веке говорил о том, что так называется свод благих пожеланий, регулярно нарушаемых всеми, имеющими хоть самую малую власть. Обойдемся, пусть в здешней России будет какой-нибудь Главный закон. Или Высший, так получится даже внушительней. Первую его статью Новицкий уже сформулировал совершенно четко: "Воля императора превыше любого закона". И сейчас потихоньку обдумывал вторую, пока выглядевшую примерно так: "Прилюдно и с соблюдением необходимых формальностей произнесенная клятва императора превыше его воли".
Разумеется, первую статью не то Главного, не то Высшего закона Сергей придумал вовсе не из-за гипертрофированного стремления к власти или еще чего-нибудь подобного. Он просто выбрал из двух зол наименьшее – во всяком случае, именно таким оно ему казалось. Ведь что произошло в двадцать первом веке? Тезис о верховенстве закона привел к тому, что в них пытались регламентировать абсолютно все стороны жизни. Кажется, еще древние римляне сказали что-то вроде: "Пусть погибнет мир, но торжествует закон". Пророческие слова; мир перед отбытием Сергея в прошлое так и валился хрен знает куда, причем с увеличивающейся скоростью! Потому как внешних запросов, на которые необходимо реагировать власти, становится все больше и больше. Но стремление делать все по закону приводит к тому, что число их растет в арифметической прогрессии, а сложность и запутанность – в геометрической. В результате появилась прорва людей, которые только и занимаются толкованием всего этого нагромождения слов – причем, ясное дело, не бескорыстно, а надеясь что-то с этого поиметь. И, если судить по их уровню жизни, надежды эти вполне оправданны, а "что-то" исчисляется отнюдь не копейками. В Штатах серьезные люди давно предупреждали, что страну погубят адвокаты. Потому как торжество закона все равно недостижимо! Ибо постоянно возникает что-то новое, в старые постановления не укладывающееся. Вот, значит, всякие юристы и лезут из шкуры, натягивая сову на глобус. Так что лучше – произвол многомиллионной армии правоведов или все-таки одного человека, самодержавного императора? Будь он хоть потомственным самодуром в -надцать каком-то поколении. Вряд ли он сможет наколбасить так уж много, да и содержание его обойдется куда дешевле. Ведь даже в Российской Федерации, как подозревал Новицкий, юристов уже больше, чем врачей и инженеров, вместе взятых! Если же считать не людей, а получаемые ими деньги, то к врачам с инженерами можно смело добавлять учителей, и все равно толкователи законов их легко переплюнут.
Вообще-то молодой император пришел к такому решению не сразу. Ведь как было бы хорошо – засадить бригаду дармоедов за сочинение дикой прорвы необъятных по объему, противоречащих как друг другу, так и здравому смыслу законов, а самому тихо радоваться, глядя на их самоотверженный труд. И как только понадобится что-то сделать – ну типа посадить кого-нибудь или ввести какое-нибудь новое ограничение, по своему идиотизму превосходящее все предыдущие, вместе взятые, то нужно будет просто призвать пред светлые очи ту самую бригаду. И повелеть: "А ну-ка, господа, быстренько и юридически безупречно обоснуйте мне то-то и то-то".
И ведь как хорошо станет! В случае провала император тут ни при чем, все было проделано по закону. В случае же, когда решения будут приниматься самодержавно, и вся ответственность за их результаты ляжет на императора. Жалко, но без этого, похоже, не обойтись.
Насчет второй статьи Высшего закона у Сергея еще оставались сомнения, но исключительно формального характера. Ведь по сути она имеет приоритет над первой – и, значит, должна идти под номером один! Хотя, с другой стороны, это всего лишь ограничение, налагаемое на первую статью, и ни на что больше.
"Надо будет с Фридрихом посоветоваться, – решил молодой царь. – В конце концов, он изучал логику. Придумает что-нибудь внятное – хорошо. Нет – я же самодержавный монарх, и, значит, имею право нумеровать статьи так, как мне это кажется правильным".
Новицкий взял ручку и потянулся к чернильнице. Разумеется, перо было стальным, а не гусиным, но все равно повышенным удобством пользования оно не отличалось. Пора, однако, изобретать авторучку. Хотя… он же не мелкий клерк, а государственный деятель! Не такого, между прочим, малого масштаба – то есть маяться с рукописными документами, сажая кляксы на чистую бумагу, ему просто неприлично. Лучше всего подошел бы компьютер с Вордом, но его еще очень и очень долго не будет. Но это же не повод опускать руки! Ведь в старые времена вся бюрократия прекрасно обходилась пишущими машинками. Он, Петр Второй, – самый главный над российскими бюрократами. Времена сейчас как раз старые, так что надо подумать, кто из подчиненных Нартова сможет, не затягивая дела на годы, изготовить пишущую машинку. Сначала лично императору, потом в его секретариат, а там, глядишь, и до простых министров очередь дойдет. Наверное, справится мастер-часовщик, коего в прошлом году прислал в Москву тверской купец Арефьев.
Глава 19
– События выходят на финишную прямую, – пробормотал император, отрывая очередной листок висевшего на стене кабинета календаря. На оторванном значилось тридцать первое января тысяча семьсот тридцать второго года, а на том, что теперь открылся – ясное дело, первое февраля. Новицкий знал, что ровно через год король Август Сильный почит… или почиет в бозе? В общем, помрет, и начнется возня вокруг освободившегося польского трона.
В той истории, что была записана в планшете Сергея, события после этого начали развиваться следующим образом.
Людовик Пятнадцатый, едва узнав о смерти Августа, сразу отправил в Польшу весьма немалую сумму: по одним сведениям – миллион ливров, а по другим – и вовсе три. Предназначалось все это на подкуп благородных панов, и львиную долю должны были получить двое Потоцких. Первый – тот, который уже успел три раза выразить соболезнование молодой вдове князя Браницкого, причем последний раз – в горизонтальном положении. Новицкий считал, что ему это будет слишком жирно – пусть довольствуется тем, что до него снизошла такая несравненная женщина. Да у него и без тех ливров денег куры не клюют – настолько, что Анюта уже начала потихоньку узнавать, где ее новый галант хранит наиболее ценное, и нельзя ли оное оттуда как-нибудь умыкнуть.
Вторым был дальний родственник первого, архиепископ Гнезненский Федор Потоцкий, которому тем более деньги от Людовика не могли принести ничего, кроме вреда, – Сергей это знал точно. Да что тут сомневаться – достаточно взглянуть на физиономию; ну чистый хомяк, морда и так поперек себя шире. К тому же его скоро наградят орденом Белого Орла; повод для радости уже есть, а излишества в столь почтенном возрасте до добра не доводят. Когда понадобится, русский царь сам даст ему часть тех денег. Зачем? Но ведь вся биография данного государственного деятеля представляла собой сплошные скачки от русофобства к русофильству и обратно. И пусть очередная смена идеалов произойдет не абы когда, а в нужное время.
В силу вышеизложенного младший Миних был озабочен розыском хорошей карты дорог, по которым можно попасть из Франции в Польшу. К сожалению, в планшете не нашлось упоминания, по какому именно тракту шел золотой обоз, однако Новицкий надеялся, что их не так много, а радиосвязь позволит вовремя выдвинуть засаду на нужный. Короче говоря, молодой император считал, что лично он найдет французским деньгам куда лучшее применение, нежели все Потоцкие, вместе взятые. Поэтому на Тульском оружейном заводе уже приступили к изготовлению тридцати стволов для нарезных казнозарядных штуцеров, из которых засаде предстояло с приличной дистанции перебить охрану золота.
Правда, в Вене вообще считали, что польский трон должен занять какой-то португальский инфант дон Эммануил, но выделили австрийцы на стимуляцию своих пожеланий всего сто тысяч талеров. Эти должны без помех дойти до адресатов, потому как Новицкий не собирался связываться с такой мелочью, а никому не известный инфант никакой конкуренции Августу Третьему, наиболее выгодному для России, составить не сможет.
Сам же Лещинский, по крайней мере в той истории, повел себя так, словно высшей целью всей операции было максимально облегчить работу российским спецслужбам. Правда, они тогда никак не воспользовались моментом, однако Новицкий не собирался повторять ошибок прошлого, которое уже совсем скоро наступит. Ведь тесть французского короля приедет в Варшаву инкогнито! И в пути жрать он будет в придорожных трактирах, а в столице поселится в простой гостинице. Да в таких условиях успеха добилась бы даже резидентура какой-нибудь Буркины-Фасо! Новицкий понятия не имел, что это за страна и где она находится, однако не без оснований надеялся, что бабкина служба окажется уж всяко не хуже.
В принципе воевать с поляками Новицкому не больно-то и хотелось, но однозначного настроения не допустить грядущей войны у него не было. Он просто хотел, чтобы война, если уж без нее не получится обойтись, прошла не так, как все прошлые и будущие войны Российской империи.
Случались и громкие победы, и серьезные поражения. Часто в результате боевых действий империя прирастала землями, несколько реже – получала политические выгоды. Но любая, даже самая мелкая войнушка всегда сопровождалась серьезными финансовыми убытками! Которые потом далеко не всегда компенсировались доходами от вновь полученных земель.
Вот именно это правило Сергей и собирался нарушить – мало ли что там получится в будущем, а сейчас-то зачем сразу впадать в растраты? Тем более что в истории уже случались прецеденты обратного порядка. Правда, достоверные – только в той, что была записана в планшете, но молодой император считал, что этого достаточно.
Самым хорошим примером была Русско-японская война начала двадцатого века. Ведь Страна восходящего солнца закончила ее не только победно, но еще и с прибылью – и это при том, что никаких явных контрибуций ей никто не платил. В маячившем через год конфликте с Польшей контрибуциями тоже не пахло, так что царь начал подготовку к нему с вопроса: а где тут спрятаны возможности получения дохода?
Пока таковых просматривалось две – перехватить внешние пожертвования и до нитки ограбить наиболее богатых магнатов. Однако не всех, иначе ранее разобщенное панство консолидируется и Россия получит совершенно не нужную ей длительную и тяжелую войну. Нет, облегчать имущественное положение следовало только тому, кто имеет немало врагов, кои будут искренне радоваться, глядя на разорение своего давнего недруга.
Данная задача упрощалась тем, что в Польше начала восемнадцатого века все так или иначе враждовали со всеми, и чуть ли не каждый пан считал себя пупом земли, а всех остальных – мешающими утверждению этого очевидного факта злодеями. Впрочем, тем же самым задача и усложнялась – слишком много получалось группировок, интересы которых следовало учитывать. Будь их две или даже три, все получилось бы куда проще.
Так вот, пока в качестве однозначных кандидатов на раскулачивание были утверждены Потоцкие. Следующими в очереди стояли Чарторыйские, но с ними все было не столь бесспорно.
Да, их теперешний глава князь Казимир является сторонником Лещинского и станет яро поддерживать эту кандидатуру. Что интересно, в тесном сотрудничестве со своими исконными врагами – Потоцкими. Но ведь он противник притеснения православных, да и вообще не замечен в особо выдающемся русофобстве! Может, его пока исключить из списков?
"Нет, – после недолгих раздумий решил император, – никакая дискриминация в этом вопросе недопустима. Чарторыйские останутся в списках на избавление от лишних денег, но их очередь станет второй, а степень облегчения кошельков будет зависеть от того, какие выводы они сделают из того, что случится с Потоцкими".
А вообще, конечно, с Польшей надо было что-то делать. Никаких исторических перспектив у страны уже не было, и до ее первого раздела оставалось сорок лет. Причем все это время она только и делала, что создавала всевозможные неудобства всем своим соседям! Понятное дело, подобное их разозлило, и они разделали ее не сразу, а в три приема, наподобие хвоста собаки из анекдота. Да потом еще и переделили после наполеоновских войн.
Не будучи особым доброжелателем Польши, русский император все же считал, что хвост лучше рубить одним махом. Границы после третьего раздела в общем-то устраивали Новицкого – главным образом тем, что Варшава оказывалась под Пруссией. А это все-таки столица, то есть поляки будут считать, что завоевали их именно немцы, а вовсе не русские. И бунтовать, естественно, тоже начнут против них. Кроме того, в таком варианте почти все польские евреи тоже не попадут в число российских подданных. И это правильно, не придется вводить никаких черт оседлости.
Первый шаг в этом направлении Сергей собирался сделать на днях. А именно – предложить Фридриху, как только скончается Август, баллотироваться на пост польского короля. Разумеется, выборы он с треском проиграет, но все же за него хоть кто-то да проголосует. Из-за чего потом в нужное время можно будет поднять вой о том, что избирательная кампания происходила с массовыми нарушениями, и предложить всем заинтересованным сторонам делегировать в Польшу своих представителей для расследования. И небольшие воинские контингенты для их охраны.
Однако все эти планы требовали немалых предварительных расходов. Новицкий уже прикинул, что поступлений с Урала должно хватить, но ведь надо смотреть и в будущее, где придется как-то присоединять к России Крым! В общем, пора было задуматься о том, где брать золото, когда бассейн реки Миасс начнет истощаться.
Впрочем, никакого особого выбора и не было. За два года на троне Сергей неплохо вник в дела российского флота и понимал, что в ближайшие как минимум пять, а то и все восемь лет ни южноафриканское, ни австралийское, ни даже клондайкское золото ему не светит. Значит, оставались Колыма и Лена, причем выбор между ними особого труда не представлял. Разумеется, начинать надо с реки, в честь которой взял себе псевдоним вождь мирового пролетариата! Потому как до Колымы добраться немногим проще, чем до Аляски.
Кстати, в детстве молодой император считал, что фамилия Ленин происходит от имени Лена. Мало ли – вдруг у Владимира Ильича была какая-то романтическая история, в честь которой он и взял себе такую фамилию? Но потом оказалось, что она происходит не от какой-то там девушки Лены, а от реки с таким названием, где в то время в очередной раз обострилась классовая борьба. Новицкий, узнав такое, был даже немного разочарован.
Вот, значит, и следовало найти человека, который возьмется организовать там золотодобычу. Да еще прикинуть, на каких условиях он будет ей заниматься.
С одной стороны, они не должны получиться такими выгодными, как у Баташева, ведь тот был первым. Да к тому же взялся за дело, поверив царю, тогда вообще еще не имеющему никакой власти! Кроме того, на Лене заметно больше золота, чем на Миассе.
Но, с другой стороны, путь туда и оттуда существенно длиннее, да и места более дикие, что предполагает повышенные накладные расходы. В общем, тут еще предстояло подумать, чтобы потом не кусать локти оттого, что затея провалилась из-за недостатка денег. Или, наоборот, она не провалится, но настолько обогатит взявшегося за разработку, что тот станет олигархом похлеще Меншикова.