- Почём тебе судить, сэния, что есть, а чего нет? Знаешь, что скажу тебе: можно любить всех женщин, но не вожделеть к ним. Вожделеть всех подряд - но не любить никого. У меня первое со всем людским родом, я возлюбил равно и жен, и мужей. Второе - с одними мужчинами младше меня. Однако ты удивишься, до чего такое легко в себе преодолеть. Самый простой обет после бедности: не сравнить с послушанием. Но вот насчёт любви я бы не поручился. Любовь не признаёт различий в предмете, на который обрушивается. Невозможно устоять перед твоим единственным.
- Даже если он так тёмен.
- "Чёрна я, дочери иудейские, черна, но и прекрасна". Гали, ты не замечала за собой расизма?
- Откуда такое слово подцепил?
- Чего от вас, рутенцев, не нахватаешься.
- Ну…Орри и вообще полукровка, пожалуй. Как матерь Каллиме и мама Кастро.
- А ты сама?
- Русская, украинка, белоруска, подо всем этим ещё и вольные татарские гены играют. От прабабушки с женской стороны.
- И что - хуже с того сделалась? Так не хули таких, как ты, в мешалке сотворённых. Впрочем, вот как раз Орихалхо - чистая соль Верта, как у нас говорят. Сухопутные вертдомцы, пожалуй, тогда плоть нашей земли.
- Кровь же…
- Короли, властные жертвователи. Вообще все, кто отдаёт себя.
- Барбе, я что, так глупа, что ты вечно подаёшь мне уроки?
- Так умна. Дурням никакие штудии не помогают. Но невежественна до крайности - слушать и то умеешь лишь приходящееся по нраву. Вот подумай на досуге: что следует из русской категории прошедшего времени? Совершенно невообразимой: она лицо показывает. Род и пол.
Отложил свою "Ал-Лауд", свою великую лютню, в сторону. Закутался в одеяло. Повернулся на узком ложе так, чтобы юные звёзды в лицо не заглядывали, вытянулся в струнку у самой стены - и тотчас крепко заснул.
"А, ты ревнуешь?"
Гоген. Судьба, чем-то похожая на её собственную.
Авантюра четвертая
С обстановкой в их келье оказалось просто замечательно. Особенно когда взошёл лунный серп, принявший в свои серебристые объятия два узких ложа и третье за арочным проёмом, Т-образное распятие на стене, подвесной рукомой с двумя дудочками, широкий керамический таз и тумбочку, в недрах коей - о радость моя нежданная! - таился небольшой прогулочный камешек.
На следующее утро, задолго до того, как спящий Барбе впервые переменил галс, молоденькая сестра по имени Кастель постучалась в дверцу.
- Мать аббатиса считает, что сэниа уже успела помолиться наедине, так что умывайтесь и пойдемте со мной. Потрапезничаем чуть позже и прямо в поле. Мэса Орри уже там, со своими родичами.
- А мэса Барбе не надо будить?
- Похоже, он сильно притомился после вчерашнего, да и руки беречь надо.
- Может быть, и не омываться, коли уж с самого раннего утра пачкаться собралась, - проворчала Галина, но деваться было некуда. Сама вчера напросилась.
Небо местами бледнело, местами стыдливо розовело: облачка тянулись по нему легчайшей пеленой, слишком тонкой, чтобы скрыть звёздное хулиганство прошлой ночи.
Заспанных монахинь, числом ровно два десятка, выстроили в ряд позади главного строения и вручили мотыги, которые пожилой серв подвёз на телеге.
- Вот, - сказала приоресса. - Решено было разделать две гряды и посадить на плацу бурак и топинамбур. А то вам всё цветочки.
- Терновые, - хихикнул кто-то в строю. - И ягодки тоже.
- Благая мать Кастро, - отозвалась налитая телом монашка рядом с Галиной. - Вы представляете себе, как противник пойдет в атаку сквозь ряды вашей свёклы и этого топи… хм? Если спереди через настоящие топи прорвётся, а сзади - через морян и саженные колючки.
- Должна вам указать, что у сестёр-садовниц весь сарай забит использованным сортирным камнем, - строго ответствовала приоресса. - Так что при случае всех в дерьме потопим. А ну, вперёд! Мотыжим от стены до трапезы с перерывом на утренницу. Сытое брюхо к работе глухо.
Женщины разбили пространство на участки и вонзили лезвия в каменистую почву. Как с облегчением поняла Галина, выбрасывать камешки и осколки костей было не нужно. Известь и кальций, можно сказать, полезная добавка. В тени ей показалось прохладно, но работа быстро поддала ей жару и веселья.
- А что тут у вас разговоры такие - военные? - спросила она соседку слева. Ею оказалась та самая приятная толстушка.
- Стратегический субъект, - отозвалась та. - Ну, в общем, тут библиотека уникальная, племенные, то есть родословные книги, а все мы вроде как сводная королевская родня по её величеству Зигрид. Она ж послушница-бельгардинка была. Вот её собственный Кьярт и прислал нам на поселение малое племя ба-нэсхин: мужчин, женщин и малых ребяток. Все ратники, от колыбели начаткам битвенного ремесла обучены. Каждый Божий день тренируются, включая посты и разговения. Теперь со всех сторон нет приступа.
- А летуны как же? С воздуха?
- С воздуха им всем неинтересно, - пробормотала монашка.
Продолжения не воспоследовало: приоресса рявкнула контральтовым басом, и толстушка вгрызлась в грунт с прытью венерианского лунохода.
Галине пришлось поднажать - она слегка боялась потерять собеседницу из вида. К её большому удивлению, работа оказалась нетрудная: мотыга, к которой она успела приспособиться вчера, прямо-таки сама ходила в руках и всякий раз отбивала от монолита добрый ломоть глины.
- А для чего сеем?
- Не сеем - садим. Клубни и рассаду. Первый урожай в середине осени, бо на диво ждётся тёплая. Корм для лошадок, ясно тебе? Ведовки так указали.
- Ведуньи? Ведьмы?
- Не вем, как по-вашему, а у нас ведовки благие, а ведьмы для чёрной работы.
И пошла махать дальше.
Когда солнце окончательно оторвалось от горизонта, девушки распрямили спину и закрестились на него со всей истовостью, на какую были способны.
- Гали, что-нибудь подходящее знаешь? - спросила, подойдя, приоресса. - Рутенское. У нас новициате в её первый день особая честь положена - ранние хвалитны возносить.
- Я ведь ничего такого не помню, и голос ведь не как у моих друзей, - ответила Галина.
- Так-таки и нет? С нашей сестры и малого хватит, - сказала соседка справа, тоненькая, смуглокожая.
Галина задумалась. Стихов она в своё время знала много, но сама не могла выдавить из себя ни строчки даже в те времена от двух до четырнадцати, когда все дети одержимы повальным рифмоплётством. Она медлила - не зная, как сказать об этом, боясь разочаровать новых товарок. Да в самом деле: кто она для них?
Но в тот момент, когда она уже открыла рот, чтобы извиниться, нужные слова пришли вместе с напевом: точные, округлые, ясные.
- Это сочинил землянин, чье прозвище совпадает с именем вашего мужского ордена. Франческо Ассизец, - тихо проговорила она. - Написал он это на итальянском диалекте, но я только по-рутенски и знаю. Это уже другой человек перевёл: был такой Ельчанинов. И то едва половину помню. Вот.
Она резко выдохнула воздух, а потом начала, как все неопытные певцы, сразу, даже не распеваясь:
Хвала Тебе, Господь, в Твоих твореньях.
Ты создал Брата-Солнце, что сверкает
Могучим блеском с неба, день даёт нам
И образ Твой напоминает видом
В своём закате - смерти - и восходе.Хвала Тебе за Месяц со Звездами;
Как ясно с неба льют они сиянье!
Хвала Тебе за Ветер, Воздух, Небо,
За Облака, за всякую погоду,
Что Ты даёшь как знак земного братства.Хвала за кроткую сестрицу нашу Воду,
Звенящую, прозрачную, как слёзы.
Хвала Тебе за то, что братец Пламя
Твоим веленьем освещает ночи,
Такой красивый, яркий и могучий.Хвала Тебе за Землю, нашу матерь,
Которая нас на себе покоит,
Копытом и подошвою ранима:
Но всё же нам плоды свои приносит,
И травы разные, и пестрые цветочки.За Смерть хвалю Тебя, Пресветлый Боже,
Сестру могучую, которой не избегнет
Никто живущий. Горе тем, кто встретит
Её в грехе, но кто свой Путь исполнит -
Тех встретит Смерть, раскинувши объятья.
- Вот, - сказала она беспомощно. - Только не надо запоминать: я добрую половину сходу сочинила, а другую переврала.
- Но разве всё то, что когда-либо произнёс и спел человек, не принадлежит одному Всевышнему? - спросила хрупкая девушка. - Разве человеческое творение - ни россыпь искр Божьего костра? Я средняя сестра Каннафис, запомню твоё имя, сэниа Галина, даже если оно будет позже начинаться с "Ка".
- Калина-малина, - рассмеялась толстушка. - Мне тоже песня полюбилась, так я и без натуги спомню. И без моего вестского говорка. Знакомы будем: я малосестра Карди.
- Ну, опамятовались? - сказала тут мать Кастро. - Умилились в душе? Тогда вперёд, к светлому завтраку!
Еда прибыла в ту самую минуту, когда Галина почувствовала, что её орудие производства весит пуд, а желудок и кишки пищат с надсады. Кухонные девушки приволокли два бака, установленных на колёсной раме, стопку мисок и ложки. В одном баке была овсянка, густая и сытная, в другом, с подвешенной на цепи кружкой, вода.
- Сестры, не забыли? Сейчас пейте вволю, но днём воду не глушить, - предупредила приоресса. - И жажду не утолите, и ноги опухнут. Влажной тряпицей во рту протереть - это можно. А ты, сэниа…
Она положила руку на плечо Галине.
- Свою здешнюю миску с ложкой забери с собой, и пойдем-ка отсюда. Ещё с непривычки жилы потянешь. Я тебе другое дело покажу. Да не тревожься - ты не из тех рутенцев, которые не узнают честной работы, даже если она схватит их за жопу да ещё и свистнет в придачу. Им всем лишь бы торговать и торговаться. Выслеживать красивое, а не создавать.
- Ты к лошадям, как Орри, привычна? - спрашивает приоресса по пути в клуатр.
- Брала прокатных коней на центральном ипподроме. Ну, где соревнуются верхом и на таких тележках-каталках за ставки. Деньги.
- И хороши были?
- Ох, не думай, матушка. Кто ж неумёхам кровных жеребцов подседлает? На клячах тренировались.
- А здесь, когда приехала?
- Папа не давал. Только однажды, когда в Готию вёз.
- И как в седле сиделось?
- Примерно как корове на диване.
- Моряне таковы же. И сами сотворены из солёной водицы, и лошади их. Тебе читали о ба-нэсхин и ба-фархах? Вот послушай:
"Как многие, кто всю жизнь проводит у моря, его Дети - превосходные ныряльщики. Они могут задерживать своё дыхание на неопредёленно долгое время, иногда без видимого вреда для себя набирая солёную воду в легкие и тем самым утяжеляя свою плоть. Выйдя на берег с добычей, они почти так же легко от воды избавляются. "Пьют море" для утоления жажды эти люди с той же пользой для себя, что и пресную воду. Я так думаю, внутри у них есть некий малый орган типа железы или второй печени, который фильтрует, извлекает или расщепляет горькую соль, но мы не смели подступиться с ножом даже к покойникам. В том сродни им их возлюбленные сородичи, именуемые морскими лошадьми, или ба-фархами: огромные животные, что дышат воздухом, но постоянно пребывают в воде или под нею. Когда всё спокойно, ба-фархи играют, выделывая прыжки, колеса и пируэты, и невозможно представить зрелище прекраснее, чем сия живая сталь, сия подвижная ртуть, изогнутая, точно сабля. Огромные чёрные тела, будто покрытые скользким лаком, глаза сощурены в лукавой усмешке, из воронки наверху изредка вылетает фонтан - гордый плюмаж в виде водяного пера. Но это и почти абсолютные убийцы, что неудивительно в мире меньших наших братьев; хотя милосердие им также свойственно и вообще иногда кажется непостижимым… Хотя и правда: нечто в ба-фархах воистину целебно для человека.
И вот я ныне думаю: можно ли поименовать скотоложеством ту теснейшую близость, что возникает между Морскими Людьми и этими созданиями? Когда сливаются не семя и не тела, а слюна, слизь и слезы человека и зверя - и оттого человек обретает непревзойденную телесную мощь вместе с умением пребывать в чуждой ему изначально стихии, а зверь - гибкий разум и способность к членораздельной речи?"
- Это брат Джунипер?
- Угадала.
- Мне показывали другие отрывки. Как-то странно, отчего у него речь зашла о фурри…
- Что ты имеешь в виду?
- Зверей, покрытых шкурой или мехом. Наделённых к тому же сильным разумом, похожим на человеческий.
- А. И способных с ним сношаться, - хихикнула мать Кастро совсем по-девчоночьи. - Имею в виду - не просто плотски, но с помощью пригодных для такого дела органов. Какие вы, землянцы, непонятные: везде умеете углядеть подвох и запутать его в словесах и выразительном молчании. А ведь тот же святой Франциск не одну только травку воспевал, но и тех, кто на ней пасётся. И охотников за пасомыми. Одно время в друзьях у него ходил Братец Волк.
- В Рутене с недавних пор поумнели. Перестали навязывать животным то, что свойственно одним людям. Разум - но другой. Сотрудничество - но неполное: дельфины спасают людей, принимая их за своих детёнышей или гибнущих сородичей. Я о таком читала.
- Одно дело - читать, другое - смотреть. Я вот своими очами зрела, как боевые ба-фархи пытаются помочь явным своим убийцам. А ведь по землянским меркам это скорее Orcinus orca, косатки, или даже Delphinapterus leucas, белухи, чем афалины. Они двуцветны, у них нет верхнего плавника и размером всяко больше этих бутылкорылых. Хотя кони - это с самого начала значило, что на них лезла всякая двуногая водяная мелочь.
Галина затрясла головой:
- Не понимаю. Только и читаю, что моряне ростом с подростка. Или ваши предки были великанами, или ба-нэсхин подросли?
Вроде как последние могли подрасти. Знаешь, моряне с недавних пор едят больше мяса и по тяжкой земле дольше расхаживают. А земля-то наша их ой как вниз тянет, вот и полезли вверх из упрямства. Утяжелили шаг. На плотах и палубе своих лодчонок, однако, гуляют - как танцуют. Хотя истые моряне, те, что в Готии, земной тверди почитай что и не касаются. Оттого и полюбили на ней и те, и другие больше всего то, что больше всего сходно с волной и заодно с побратимами: земных коней.
Стоило ли удивляться, что после таких рассуждений обе они угодили прямиком в конюшню?
Едва женщины вошли внутрь, обойдя карету с опущенными оглоблями, как лошадиные головы, находящиеся по обеим сторонам довольно узкого коридора, дружно повернули к ним печальные морды.
- Э, нет, ребятишки, - ответила мать Кастро. - Две мерки запаренного овса - и будет. Остальное доберёте на прогулке. Тут, моя сэниа, одни аристократы пребывают: племенные на развод, чистокровные скондцы под седло. Ну и твоих буланок пока здесь разместили. Рыдван снаружи - они под надёжной крышей. Оцени, как тут чисто. И крытый манеж на случай непогоды имеется, и комнатка для конюха, который ночует.
Запах внутри стоял выразительный, но Галина удержалась от реплик по поводу участи бедного парня. Или там девицы, в связи со спецификой хозяйства.
- А остальные где?
- В табуне или на леваде. Леваду сама видела, когда ехали, А косяки пасутся на равнине, отсюда редко видать. Полудикие, у каждого хозяина свои девки. Ну и жеребчики с кобылками. Если надобится для случки или в телегу запрячь - арканом отлавливаем. В этом моряне нам лучшие помощники. Покормить хочешь?
Галина даже чуть вздрогнула: представила себе, как бегает по вереску с куском присолённого хлеба в руке.
- Де нет, не туда смотришь. Вот, бери, - мать Кастро вытащила из кармана рясы морковку, обтёрла, подала навстречу ботвой, словно кинжал - вперёд эфесом:
- На поле мимоходом выдернула. Вот, поплюй, шоб тобой пахло, оботри и дай тому, кто на тебя всех лучше глядит. Кулак только не зажимай - знаешь? Хватанёт вместе с пальцами.
"А какой лучше? Все такие подлизы".
За дальними воротцами крутился на месте, грохотал кормушкой светло-рыжий жеребец. Срывался на гортанный взвизг, потрясывая арбалетом… Кажется, есть такой раблезианский жаргон.
"Кроме этого. Вот кто если убьёт, то навсегда".
А губы уже с готовностью шептали:
- Золотце моё самоварное, сусальное да слюдяное. Что ты бесишься, разве хорошие люди так себя в конюшне ведут?
- Это он твою буланку в охоте почуял. И пожилая кобыла, да при ней вообще мерин. Что ли, не знала?
- Что ж не увели, - пробормотала Галина словно между делом.
- А и увели как раз под вечер. Орри. Говорит, малость поколдовать придётся. Запах перебить или иначе. Вот такие они, ба-нэсхин наши.
Золотой жеребец внезапно затих, поглядел горячим глазом, просунул морду сквозь решётку. Как-то враз Галина оказалась рядом, а морковь - на зубах жеребца. Хрупал, обдавая раскрытую ладонь струйками влажного дыхания.
- Ох, - удовлетворённо сказала монахиня. - Как это ты умеешь с мужиками ладить.
- Сама за собой не знала и не верила. Не на ком было убедиться.
- Говорил кто?
- Вроде как. Подвирали, думаю.
- Не скажи. Вот какое имя бы ты дала этому шелапуту?
- М-м? Ну… Деспот, рыжий, да ещё амулет из морского камня…
Галина замялась, но вдруг выпалила:
- Сардер.
- В точку! - хлопнула в ладоши приоресса. - Была у нас гостья, схоже с моими сёстрами названа. Игна Карди. При ней жеребёнок на ножки встал.
Тут по проходу загрохотали копыта. Орихалхо вёл под уздцы их буланку, грациозно уклоняясь от благожелательных морд, что свешивались со всех сторон едва ли не гроздьями.
- Мать Кастро, я Данку верну в денник рядом к Марто. Теперь покойно будет.
- Да уж, - хмыкнула та с пониманием. - Пока тебя всю ночку носило, получилась иная расстановка приоритетов.
И удалилась, шурша подолом по сену, бросив напоследок:
- Теперь тебе, девица, и без нас работку выдумают.
После её ухода Орри и Галина некоторое время мерили друг друга взглядами. Потом он резко произнёс:
- Хотите и дальше владеть - надо подсёдлывать буяна и выводить. Сэнья сумеет?
- Не знаю. Даже где у них сёдла, не видела. Помоги, ладно?
Морянин улыбнулся:
- Сэнья - пока не воин, но скоро им станет.
- Путаешь что-то, ну ладно: воин чуть получше прямого убийцы. Я же помню твои слова.
- И помните на здоровье.
Куда-то сходил, вернулся с уздечкой в руках и седлом на загорбке.
- Станьте в денник рядом со мной. Чтобы он вас видел.
Надел оголовье, бросил седло на холку, подвинул, словно бы одним пальцем затянул подпруги:
- Становитесь в стремя. Путлища я подгоню.
О том, чтобы подсадить в седло, речи даже не заводилось. Пришлось со скрежетом управляться самой - хорошо ещё, что рейтузы поддела под юбку. Только вот обтянутые трикотажем коленки все одно торчали вперёд, словно пара вагонных буферов.
Орри хладнокровно заметил:
- В монастырских башмаках верхом ездить опасно - каблука нет. В стремя провалишься. И переменять уже нет времени.
Ибо Сардер уже неторопливо тронулся к входным воротам конюшни. Орихалхо бросил на мерина узду и чепрак, вспрыгнул поверх прямо с пола.
Догнал, улыбнулся:
- Вы красиво держитесь.
- Льстишь. Тёлушка телушкой. Юбку вон на коленях расправь, будь другом.
И сама понимала, что нет - не льстит никак. Посадка у неё выработалась куда лучше ожидаемого. Сардер, умница, тоже подстраивался. Вот типус - за лакомый кусочек признал. Или принял.
С шага перешли на рысь: тоже достижение - если задницу враз не отобьёшь, в седле танцуя. Вверх-вниз.