***
После возвращения на постоялый двор, я собрал общее совещание, на котором подвел итоги наших провальных гастролей и обсудил с гвардейцами планы на будущее. Первым делом я приказал подчиненным не трепать языком о наших бедах, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. В принципе, то, что мы причастны к выступлению 'Мари испанской' широко не афишировалось, а все дела и финансовые расчеты с хозяином трактира вел Садко, поэтому привязать нас напрямую к делишкам скоморохов было сложно. Конечно, мы засветились в гостиной избе, но если у особо любопытных появятся вопросы, то можно откреститься от сбежавшей Машки и сказать, что скоморохи наняли нас в качестве охраны, а потом кинули на бабки и смылись. Хозяин гостиной избы был в курсе бегства скоморохов, которые ему также не заплатили за постой, а перевели стрелки на нас, поэтому за беглецов пришлось заплатить мне.
Тема совещания была малоприятной, поэтому уделив несколько минут самокритике, я закончил разбор полетов и сразу перешел к планам на завтрашний день. В надежде на легкий заработок мы подзапустили дела в колесной мастерской, и требовалось срочно наверстывать упущенное время.
Два следующих дня были полностью загружены неотложными делами и заботами. Всю накопившуюся злобу на скоморохов и собственную дурость, я решил направить в созидательное русло, чтобы не трепать нервы самокопанием. Как ни странно, но вынужденный трудовой 'энтузазизм' дал неплохие результаты, и за эти два дня мне удалось решить наиболее сложные проблемы с заказом комплектующих к новому оборудованию и приобретением заготовок для производства колес.
12 апреля на Волхове начался запоздавший почти на две недели ледоход, и началась настоящая весна. Видимо черная полоса в нашей жизни, наконец, закончилась, и пока мы занимались шоу бизнесом, неподалеку от мастерской заработала простаивавшая из-за распутицы корабельная верфь, на которой мне удалось договориться о покупке древесных отходов и коротья. Владел верфью корабельный мастер Василий Плотник, почему-то не ужившийся со своими коллегами на новгородских верфях расположенных на реке Оскуя. Заказов у корабелов практически не было, и любая копейка ценилась как рубль. Лес корабелы использовали отменный, но обрезки досок и бруса продавали за бесценок на дрова, а так как зима заканчивалась, то и этот приработок закончился.
Во время посещения соседей с визитом вежливости, я удачно подсуетился и сумел обеспечить нашу мастерскую недорогим материалом. Мне удалось выкупить у корабелов отходы производства, за чисто символическую плату, что полностью решило проблемы с заготовками. До этого я собирался закупать строевой лес на торге, а цены на сухую выдержанную древесину кусались, что резко снижало рентабельность нашего производства. Мало того, разделка бревен на заготовки требовала дополнительных затрат и найма сторонней рабочей силы, а это также отрицательно сказывалось на доходах. Корабельщики были не в курсе наших проблем и не знали, какую продукцию мы собираемся производить, а поэтому 'лопухнулись' с ценами. Воспользовавшись удачным моментом и чтобы не допустить пересмотра цен, я внес задаток за месячный объем заготовок, чем полностью обеспечил производственный задел.
Дела, наконец, сдвинулись с мертвой точки, и у нас появилась надежда не вылететь в трубу, но работы было непочатый край. После ужина я закрылся в своей комнате, чтобы подбить бабки и раскидать по кошелькам деньги для запланированных на завтра расходов. Наши 'финансы пели романсы', поэтому жаба жадности грызла душу, однако, не потратившись на развитие, о прибыли можно даже и не мечтать. Закончив подсчеты, я снял сапоги и решил завалиться спать, но в этот момент раздался осторожный стук в дверь.
– Кого это черт несет? – крикнул я нежданному гостю.
– Командир, это я Расстрига. Тут дело такое нарисовалось, что без тебя не справится. Пустишь? – копируя мой жаргон из 21 века, робко ответил Мефодий.
Я, чертыхаясь, снова надел сапоги и открыв задвижку на двери, впустил позднего гостя в комнату.
– Что за проблема? – недовольно спросил я.
– Не знаю, как и сказать, – промямлил нерешительно Мефодий.
– А ты прямо с начала и начинай. Чего вы там снова учудили?
– Мы-то ничего не учудили, только вот Машка вернулась и к тебе просится. Вот такие пироги!
– А сам ты послать ее не мог? Обязательно мне нужно нервы трепать? Гони ее взашей, чтобы духа этой сучки поблизости не было! Будет артачится, то дай пинка для скорости, а то я сейчас выйду и пришибу эту тварь к чертовой матери!
– Командир тут такое дело, плохая она очень. Может, пустишь? Я по своей воле грех на душу не возьму! Тебе решать, как быть. Прикажешь, выгоню, но лучше тебе сначала с ней поговорить, – угрюмо пробурчал Расстрига.
– Блин! Сердобольные вы все очень!' Она нас всех рылом в дерьмо ткнула, а ты – поговори! Ладно, веди эту стерву, побеседуем! – зло ответил я.
– Командир, она у нас в комнате лежит, и идти не может. Кажись, скоморохи ее снасильничали и избили. Досталось девке, врагу не пожелаешь! Опасаюсь, что Машка помереть может.
Меня словно иглой в сердце кольнуло и я, пулей выскочив в коридор, побежал в комнату, где квартировали мои гвардейцы.
Машка лежала на лавке у дальней от двери стены, где обычно спал Акинфий Лесовик, назначенный мною девушке в братья. В комнате было довольно темно, поэтому я взял со стола подсвечник со свечой и подошел к вернувшейся беглянке.
На Марию страшно было смотреть! Лицо девчушки превратилось в один сплошной синяк, губы были разбиты в кровь и сильно распухли. Машкино 'испанское' платье было разорвано от воротника до самого подола, а в образовавшейся прорехе были видны ее худые ноги, сплошь покрытые синяками и запекшейся кровью.
Машка лежала без сознания и тихо стонала. Ни о каком женском притворстве не могло быть даже речи, поэтому в данный момент Машку нужно было спасать, а не читать ей нотации. Во мне сразу проснулся батальонный санинструктор, и я начал раздавать приказы:
– Расстрига самогон сюда, мед, горячее молоко, горчицу, полотно и чистую бабскую рубаху! Хоть из-под земли достань и все неси в баню! Бегом! Сирота, Молчун освободите баню, нужно Машку в тепло перенести и вымыть, а то ни черта не видно, что там ей повредили.
– Так моются в бане! Я давеча видел, как туда возчики купеческие направлялись, – робко возразил Молчун.
– Ты что приказ не слышал? Договорись с возчиками! Если надо денег дай, морды разбей, а чтобы вскорости там пусто было! Сирота тебе тоже разъясненья нужны?
– Командир, мы все поняли и в точности приказ исполним! Одна нога здесь, другая там! А ты Молчун совсем рехнулся, что такие дурные вопросы задаешь? Машка помирает, а ты – возчики моются! Немытые походят, грязь высохнет, сама отвалится!
Через минуту народ разбежался выполнять приказы, а я занялся осмотром пациентки. Мария буквально горела огнем, и срочно требовалось сбить температуру, которая буквально сжигала девчонку изнутри. Я протер лицо девушки мокрой холстиной, сделал из нее компресс и стал ждать, когда бойцы освободят баню. Сирота с Молчуном управились довольно быстро и вскоре мы перенесли Машку в натопленную баню.
Мы положили девушку на полок в мыльне, и я просто разрезал ее разорванное платье, а затем раздел ее догола. Молчун держал ведро с горячей водой, а я смывал с тела Марии грязь и запекшуюся кровь. В этот момент в баню вломился какой-то мужик с разбитой рожей и через мгновение вылетел наружу от могучего удара Молчуна, стоявшего у двери. Боец выскочил из бани следом за своей жертвой, и я услышал отборный русский мат, который как, оказалось, перешел к нам от татар! Дословно цитировать я не стану, но общий смысл передать постараюсь.
– Сучий потрох, я, что тебе сказал? Завтра утром придешь разбираться со мной, а сейчас мне недосуг! Если захочешь, то дружков с собой захвати, я тебя выбледка прямо при них до 'жопы расхерачу'! Утерся и вали отсюда, пока ноги шевелятся! Бегом! – орал Сирота на мужика, пришедшего разбираться со своим обидчиком.
– Надо же, какой 'душевный' народ собрался в моей дружине? Как бы мужик после такого отлупа в штаны не навалил? А ведь Сирота запросто может свою угрозу исполнить. Это он только со мной и друзьями ласковый и пушистый, а чужака запросто сможет здоровья лишить, – подумал я и продолжил осмотр пациентки.
После помывки и при свете нескольких свечей, мне удалось намного тщательнее осмотреть девушку, чем в комнате у дружинников. Если судить по многочисленным синякам и ссадинам, то Мария отчаянно сопротивлялась насильникам, поэтому ей так сильно и досталось. У девушки был сломан нос от удара кулаком, разбиты в кровь губы, а на шее остался отчетливый след от веревки. Видимо ее после изнасилования пытались удавить, но она каким-то чудом выжила. На бедрах девушки отчетливо отпечатались следы лап выродков надругавшихся над нею, и моя душа буквально кипела от негодования.
Я был на войне и знаю, что там действуют свои законы и насилие над женщинами проигравших, входит в перечень законной добычи победителей, но даже там я не встречал уродов способных на подобное зверство, а здесь Русь 15 века, которую принято считать временем рыцарей и святых. Именно в эту минуту из моей головы выветрились последние иллюзии, и я уже похоронил в своем сознании банду скоморохов, сотворившую такое с беззащитной девчонкой. Эмоции эмоциями, но Марию нужно было спасать и я, задавив в душе жалость, приступил к делу.
Расстрига ухитрился добыть все, что я ему заказывал и даже притащил ко мне в помощь какую-то бабу, считавшуюся местной знахаркой. С народной медициной, практикуемой местными эскулапами, я был уже знаком и прекрасно знал, что шарлатанов и в 15 веке на Руси немеряно. Сам в Верее пару раз бил рожи доморощенным Кашпировским, которые пытались втюхивать моим бойцам 'эликсиры бессмертия', а поэтому осознавал, что все нужно держать под личным контролем. Однако знахарка не стала гнуть пальцы и сразу разобралась, что я тоже не 'пальцем деланный' и понимаю что к чему. Правда даму удивил способ сбивания температуры с помощью обтирания Машки самогоном, так как здесь для этих целей использовали дорогущий винный уксус, но после моих разъяснений знахарка поняла смысл процедуры и полностью ее одобрила.
Совместными усилиями нам удалось сбить у Машки температуру и напоить девушку горячим молоком с медом. После чего ситуация стабилизировалась а через час знахарка заявила, что кризис миновал, и теперь больной требуется только хороший уход и тепло. Я приказал Расстриге оплатить услуги местного эскулапа, после чего знахарка ретировалась, пообещав наварить к завтрашнему дню каких-то укрепляющих зелий.
Где-то, через полчаса после ухода нежданной помощницы, Мария неожиданно очнулась и, увидев меня рядом с собой невнятно затораторила. Девушка словно боялась, что не успеет сказать мне что-то очень для нее важное. Разобрать слова, сказанные в полубреду, было сложно, поэтому я весь превратился вслух.
– Александр Данилович, слава Богу, что я успела! Мне повиниться перед вами надо, а то Боженька сказал, что он меня не примет, если я перед вами не повинюсь и не получу прощения! – хрипло прошептала мне на ухо девушка.
Не то чтобы я мгновенно простил Марие все ее прегрешения и полностью поверил в ее искренность, но я все-таки не последняя сволочь, чтобы плевать в лицо человеку, находящемуся на смертном одре. Поэтому мне придушить эмоции и ответить на покаяние Марии:
– Да Бог с тобой Машенька, я уже все простил! Ты главное выздоравливай и ни о чем плохом не думай.
– Нет Александр Данилович, я все одно умру! Я же уже повесилась, только ветка обломилась, и тогда мне было видение! Ветка у березы не сама обломилась, это Боженька меня в Рай не пустил и сказал, что я перед вами виновата и пока вы меня не простите, он меня к маме и братику на небеса не пустит! Простите меня, пожалуйста, Христом Богом молю! Страшно одной и холодно, между живыми и мертвыми скитаться! Пожалейте меня сиротинушку! – тихо заплакала несчастная девочка.
Я человек прагматичный и в мистику не верю, но люди в 15 веке к этим вопросам относились очень серьезно, а религиозные и мистические воззрения, раньше казавшиеся мне смешными и наивными, здесь считалось нерушимой истиной! Скорее всего, у Мари в результате перенесенного стресса, потери крови и переохлаждения начались галлюцинации, которые она назвала видениями, и переубеждать ее было бессмысленно. На войне мне не раз доводилось провожать в мир иной умирающих раненых и далеко не все из них вызывали у меня симпатию. Однако у человека должны быть моральные принципы, отличающие его от бездушного скота, поэтому я всегда старался морально поддержать умирающего в последнюю минуту.
Конечно, человеку 21 века сложно поверить в божественное вмешательство, но я не стал вступать в ненужную религиозную полемику. Главное сейчас было не навредить пациентке, которая могла снова совершить попытку суицида, поэтому мне пришлось строгим голосом объявить девушке:
– Мария, Бог тебя вернул в мир живых и я не вправе нарушать слово божье! Ты должна жить и искупить свой грех делами, а не выпрашивать у меня прощение как нищий подаяние. Ты не столько передо мной виновата, сколько перед собой и своим божественным даром. Бог не зря нас свел с тобою, а поэтому не тебе решать, когда тебе жить, а когда умирать. Поэтому ты должна бороться за жизнь, а если умрешь, то нарушишь наказ Господа нашего, и не будет тебе прощения? Ты меня поняла, девонька?
– Поняла, я буду стараться! – прошептала в ответ Мария и вскоре заснула.
В глубине души я осознавал фальшь сказанных мною слов, но в данный момент я выполнял функции врача и справедливо считал, что ложь воспасение не является тяжким грехом. Не знаю, сработала моя психотерапия или организм девушки оказался намного крепче, чем я предполагал, но Мария довольно быстро пошла на поправку. Знахарка, помогавшая мне в лечении девушки, тоже не забывала свою пациентку и навещала Марию практически ежедневно. Она же нашла для нее сиделку, которая за небольшую плату обихаживала больную. Не знаю, чем зацепила Мария знахарку, но та относилась к ней как к родной дочери, и отпаивала ее своими настойками, при этом отказываясь от оплаты.
Разобравшись с основными бедами Марии, я полностью погрузился в производственные дела. Следующей задачей, которая требовала моего пристального внимания, являлось обеспечение всем необходимым процесса серийного производства. Если с запуском установочной партии, отладкой технологии и оборудования мы справились собственными силами, то для выпуска большой партии колес нужны были наемные рабочие. Увы, но как не хотелось мне сэкономить на зарплате наемных рабочих, но за станками должны стоять люди и выпускать продукцию.
Слава Богу, что у моих гвардейцев руки росли из правильного места, и с мозгами все было в порядке, поэтому мне не пришлось все разжевывать и вкладывать им в рот. Бойцы успешно освоили новые для себя специальности и приобрели необходимые навыки работы на станках, а поэтому уже через неделю пропала нужда стоять у них над душой, проверяя каждый шаг. Эти неожиданные успехи заставили меня подкорректировать наши планы, и я решил использовать гвардию только в качестве инструкторов на первом этапе организации производства.
Еще из прошлой жизни, мне было прекрасно известно, что открыть свое дело не особо сложно, основная проблема состоит в том, чтобы защитить себя от различных нахлебников желающих сесть тебе на шею и свесить ножки. Налоги – это неизбежное зло, с которым приходится мириться, но наезды чиновников и 'братков', быстро разорят самую прибыльную контору, поэтому добро должно быть с кулаками. На угрозы нужно отвечать силой и с бандитами играть по их правилам, вышибая мозги, а не сюсюкать, рассуждая о гуманности. Поэтому моя гвардия должна оставаться реальной боевой силой и глупо превращать элитных бойцов в рабочую силу.
Не нужно быть гением, чтобы прийти к такому решению, диктуемому сложившейся ситуацией, но для набора новых рабочих нужны были деньги, а их катастрофически не хватало.
Я уже собрался залезть в долги к Афанасию Ключнику, у которого мы арендовали амбар под мастерские, и попросить у купца ссуду на развитие, но проблема с наемной рабочей силой решилась неожиданно и практически без финансовых затрат с нашей стороны. Спасительную идею мне подсказал Расстрига, когда я обратился к нему за советом. Мефодий предложил набрать на работу десяток учеников, которых несложно обучить основным операциям, на которые разбит процесс производства колес. Я обдумал это предложение и пришел к выводу, что попробовать стоит. Если в Великую Отечественную Войну, четырнадцатилетние мальчишки и девчонки стояли за станками и выпускали танки и самолеты для фронта, то тележное колесо невесть какой сложный агрегат и нынешняя рукастая молодежь его наверняка освоит.
В 15 веке на Руси широко бытовала практика набора учеников из нищих семей 'за еду и науку'. Семьи на Руси были большими и родители с радостью избавлялись от лишних едоков, которые были в состоянии хоть как-то себя прокормить. Поэтому, стоило нам только объявить об открывшихся вакансиях, как уже на следующее утро у мастерской собралась большая толпа претендентов на место ученика. Мы с Расстригой отобрали из этой толпы десятерых ребят возрастом постарше и посообразительнее, после чего отправили их по домам, чтобы они привели родителей для оформления договора. К вечеру все формальности были завершены, после чего ученики с вещами переселились в мастерскую.
Командовать бандой малолеток были поставлены братья Лютые, уж очень прозвище у них было подходящее для этой цели. Я поначалу серьезно опасался мальчишечьей вольницы, сам в детстве был 'оторви да брось', однако быстро выяснилось, что в 15 веке молодежь намного боле дисциплинирована. Уважение к старшим на Руси прививалось с молодых ногтей, а про правозащитные организации никто даже не слыхивал, поэтому меры воспитания были простыми, но весьма эффективными. Нерадивого ученика мастер мог и насмерть запороть за непослушание, хотя народ меру знал, и такое случалось очень редко.
Главным стимулом в работе являлась трехразовая кормежка, о которой в своих нищих семьях пацаны могли только мечтать, а поэтому проявили завидное рвение в учебе, чтобы не оказаться за воротами. Уже через неделю половина пацанов уверено заняла рабочие места за верстаками и станками, а остальные из кожи лезли, чтобы за ними угнаться. Конечно, за молодежью нужен был глаз да глаз, чтобы они соблюдали технику безопасности и не поотрубали себе рук и ног, но выполнять рутинную работу, им можно было доверить.