Мои 'понты' не произвели особого впечатления на присутствующих, потому что даже дураку было ясно, что я сделал заявку с бодуна, однако никто из присутствующих возражать не стал. Видимо новгородцы решили посмотреть, как я стану выкручиваться из сложившейся ситуации, чтобы окончательно понять, можно ли со мной иметь дело. Правда Еремей решил меня поддержать и вызвал одного из своих приказчиков, которому приказал выделить для моей дружины любой ушкуй из имеющихся в наличии. После решения вопроса с передачей ушкуя, мы продолжили обсуждение планов экспедиции и согласовали на 7 июня предварительную дату выхода в поход.
После роскошного обеда, я распрощался с гостеприимными хозяевами, после чего собрал свою дружину, и повел эту не совсем трезвую банду на постоялый двор.
***
Вот так обычно и бывает, сначала шлепнешь языком с похмелья какую-нибудь глупость, а потом целый месяц вся спина в мыле. Как потом оказалось, в результате своей несдержанности, я на следующие двадцать дней практически забыл, что такое сон и нормальный отдых.
Подаренный Еремеем ушкуй (название типу корабля дал приток Волхова река Оскуя, на берегу которой расположены новгородские верфи), мы перегнали в соседнюю корабельную мастерскую уже к полудню следующего дня. К удивлению приказчика Еремея, я выбрал не морской ушкуй, у которого на носу и корме имелись отсеки закрытые палубой, а речной вариант этого корабля, который палубы не имел и являлся просто большой лодкой. Приказчик наверняка мысленно покрутил у виска, узнав о моем выборе, но возражать, не стал, ибо хозяин барин.
Мой выбор, выглядел весьма странно, но был сделан обдуманно потому, что доработать под наши задачи речной ушкуй проще. Я решил не плыть в Любек на стандартном ушкуе, для управления которым требовалась команда из двадцати гребцов, а двинуть технический прогресс к невиданным высотам 21 века. Построить новый корабль за оставшееся до похода время было невозможно, поэтому я решил соорудить тримаран с парусным вооружением шлюпа по образцу полинезийского. Метровую копию подобного корабля мне уже доводилось строить в судомодельном кружке, и даже занять с ним третье место на областном конкурсе судомоделистов.
Хозяин корабельной верфи Василий Плотник, у которого я закупал отходы древесины для производства колес, уже был привычен к моим чудачествам, которые на деле приносили ему неплохую прибыль, а поэтому отнесся к заказу со всем вниманием. Василий, несмотря на свой непростой характер, оказался технически подкованным мастером и быстро въехал в смысл моей задумки, хотя и отнесся к ней с большим скепсисом. После уточнения основных нюансов заказа мы ударили по рукам, и я внес треть суммы от стоимости работ для закупки материалов.
Это сейчас народ полдня пьет, полдня похмеляется и только потом начинает работать, а в 15 веке работа начиналась с рассветом, а заканчивалась с темнотой. Правда, перерыв на обед длится около двух с половиной часов, но таков был распорядок рабочего дня в те годы. Я не стал устраивать революцию в этом вопросе, а поэтому пахал как проклятый с утра, до ночи, изобретая 'вундервафлю', по образу и подобию гранатомета Шмель. Конечно, за основу был взят только основной принцип, который мне был хорошо известен, а воплощение технической задумки в реалиях 15 века еще предстояло выполнить.
На этот раз работал не в одиночку как в Верее, а вместе с творческим коллективом из пятерых наиболее толковых подмастерий, способных изготовить на токарных станках детали по эскизу с размерами или точную копию по деревянному образцу. Кузнечные работы из металла в основном выполняли новгородские мастера, а я только дорабатывал заготовки. К счастью непреодолимых препятствий не возникло и мне удавалось решать возникавшие проблемы, опираясь на возможности новгородской промышленности.
Это 21 век – век 'мерчендайзеров' (в простонародье грузчиков) с дипломами о высшем образовании, которые трем свиньям щей не разольют, а в 15 веке народ 'рукастый' и прекрасно знает за кокой конец держать топор или молот. Дом пятистенку артель из пяти плотников ставит под ключ всего за сутки, а отковать три сотни гвоздей для кузнеца плевая работа.
Как ни странно, справился я со сложной технической задачей весьма успешно. Первым делом мы с Сиротой опытным путем определили навеску пороха, в разгонном блоке. Выточить три массово-весовых макета гранаты из деревянного полена, повторяющих своими размерами будущую гранату несложно и с этой задачей справились мои подмастерья. Пока токаря вытачивали по моим эскизам деревянные детали будущих гранат и контейнера гранатомета, я занимался обработкой на токарном станке металлические корпуса разгонного блока, реперы и цанговые заглушки на переднее сопло блока. Памятуя о том, что черный порох горит медленно, мы изготовили ствол пускового контейнера длинной в полтора метра, решив, что отрезать лишнее будет не сложно.
На изготовление трех комплектов разгонных блоков с начинкой ушла ровно неделя, а затем начались натурные испытания. Как ни странно, но изготовленная фактически на коленке 'вундервафля' с самого начала исправно работала, а для определения навески пороха в разгонном блоке потребовалось всего три выстрела болванкой по песчаному обрыву на противоположном берегу Волхова.
Разгонные блоки изначально были спроектированы как переснаряжаемые, поэтому после выстрела они вылетали сзади гранатомета, где их ловила рыбачья сеть. Затем отработанный блок остывал, после чего его было несложно переснарядить и испытания продолжались. Все основные параметры гранатомета удалось определить за два дня натурных испытаний, а затем началось серийное производство боеприпасов.
Чтобы облегчить производство, я решил изготавливать унифицированные боеприпасы, взяв за основу упрощенный вариант шрапнельной гранаты, изобретенный англичанином Шрэпнелом еще в середине 19 века. Первые варианты гранаты имели донный взрыватель в виде 'мерной' запальной трубки, не требовавшей больших трудозатрат для изготовления. Фамилию Шрэпнел, я запомнил случайно, когда спросил у инструктора по подрывному делу, почему перловую кашу называют 'шрапнелью'. Учил 'десантуру' саперному и подрывному делу пожилой прапор из контрактников по фамилии Ничепорук, который если верить слухам, мог подорвать железнодорожный мост бутылкой из-под пива, вот он и поведал мне эту историю. Прапор был фанатиком всего взрывающегося, поэтому относился к нашему обучению творчески, именно от него мы узнали многочисленные способы изготовления фугасов на коленке.
После некоторых раздумий, я решил изготавливать корпус унифицированный корпус гранаты из фанерной трубы с однослойным бандажом из каленой проволоки, так как изготовить металлический корпус намного сложнее. Внутренняя начинка также была целиком деревянной, что на эффективность поражения особо не влияло, так как поражающие элементы были готовыми. Разрывной пороховой заряд в стандартном деревянном корпусе укалывался на дно гранаты, а спереди граната закупоривалась деревянным баллистическим обтекателем. Затем граната это покрывалось олифой, и сушилась, после чего была готова к употреблению. Правда, срок хранения деревянных боеприпасов был небольшим, но долго хранить гранатометные выстрелы мы не собирались.
Помимо этих упрощений, я не стал заморачиваться со сложным дистанционным взрывателем, заменив его обычными пороховыми запальными трубками разной длины, рассчитанными на дистанцию выстрела в 50, 100, 150, 200 и 250 метров. Запальная трубка вставлялась в дно гранаты перед самим выстрелом и поджигалась пороховыми газами в момент, когда срабатывало переднее тормозящее сопло разгонного блока.
Шрапнельных гранат мы успели выпустить всего десять штук, это без учета еще четырех, которые были потрачены на натурные испытания.
Шрапнель хороша против пехоты и конницы в чистом поле, но при применении шрапнели по защищенным целям ее эффективность падала в разы. Дом шрапнельной гранатой не взорвешь и корабль шрапнелью не потопишь. Черный порох взрывчатка слабая, поэтому для уничтожения защищенных целей я решил применить зажигательные гранаты с самодельным напалмом.
Зажигательная граната практически полностью копировала шрапнельную, только вместо заряда 'картечи' в ее корпус вставлялась медная банка с напалмом. В качестве взрывателя я использовал стандартный патрон от Дефендера, который срабатывал от удара инерционного бойка по терочному капсюлю, устанавливаемому вместо запальной трубки. Когда граната попадала в цель, подпружиненный боек ударял по капсюлю патрона Дефендера, который подрывал основной пороховой заряд, после чего почти три литра напалма поджигали все в радиусе трех метров.
Две ампулы с зажигательной смесью были взорваны нами на испытаниях, и сработали как часы, поэтому я решил не тратить, попусту, дефицитный прямогонный бензин и на этом остановился. Конечно, самодельный напалм значительно уступал настоящему, но для 15 века даже подобное оружие являлось грозной силой.
До момента отплытия в Любек нам удалось изготовить всего шесть гранат с зажигательной смесью, на большее количество просто не хватило исходных материалов и времени. Суррогатный напалм, рецепт которого я хорошо помнил еще с Чечни, был изготовлен из смеси мыла, селитры, солярки и бензина. Чеченцы зарабатывали на жизнь и войну, выпаривая бензин и солярку из сырой нефти в 'чеченских самоварах', и часто использовали самодельный напалм в зажигательных фугасах.
Бочку с нефтью, мыло и селитру мы с Павлом Сиротой купили на торге, после чего он же занялся перегонкой нефти на бензин и солярку, так как являлся в дружине штатным самогонщиком. Для такого дела пришлось пожертвовать самогонным аппаратом, но время поджимало, и мы вынуждены были пойти на такую жертву.
Изготовить шрапнельные гранаты оказалось значительно проще, потому что они не требовали дефицитных материалов. Внутренняя начинка также целиком была деревянной, что на эффективность особо не влияло. Правда страдала долговечность, но годами хранить боеприпасы мы не собирались. Запальная трубка вставлялась в дно гранаты перед самим выстрелом и поджигалась пороховыми газами в момент, когда срабатывало переднее тормозящее сопло разгонного блока.
ТТХ 'Шайтан-трубы' (тактико-технические характеристики), так я окрестил гранатомет, получились следующими:
– Калибр гранаты – 100 мм
– Длина пускового контейнера – 120 сантиметров
– Прицел диоптрический, размеченный на дальность выстрела – 50, 100, 150, 200 и 250 метров,
– Максимальная дальность полета гранаты – 500 метров,
– Разброс попаданий от цели на дальности – 250 метров + 5 метров
Заряжание гранатомета производил второй номер расчета, по принципу американской 'базуки', а диоптрический прицел я скопировал все у того же 'Шмеля', правда изготовил его из дерева. Мы намерено по максимуму использовали в конструкции своей 'вундервафли' дерево, наплевав на долговечность. В процессе эксплуатации наверняка вылезет море недостатков, поэтому окончательный вариант проще доделать по ее итогам. Вот когда конструкция 'шайтан-трубы' полностью устаканится можно будет воплотить окончательный вариант в металле.
Конечно, полученные характеристики нашего гранатомета по сравнению с современным БЗО далеко не фонтан, но для реалий 15 века вполне приемлемые данные. Шрапнель применяется по плотному строю или площадям, поэтому разброс в 5 метров от цели на дистанции 200 метров на эффективность поражения особо не влияет. Правда зажигательной гранатой придется стрелять не дальше чем на 100 метров, чтобы гарантировано попасть в цель размером с ушкуй, а в оконный проем или дверь дома, реально попасть только с 50 метров.
Параллельно с производством 'шайтан-трубы', так я окрестил свою переносную пушку, строился и наш корабль для похода в Любек. Корабелы работали споро и качественно, поэтому заказанный мной тримаран и его парусное оснащение были готовы уже к концу третьей недели. Посмотреть на спуск на воду этой 'Чуды-юды', пришла огромная толпа зрителей, которая была полностью уверена, что мое изобретение сразу пойдет на дно, как только будет спущено на воду. Однако публику ждал жестокий облом и кораблекрушение, посмотреть на которое собрался народ, так и не состоялось.
Навык хождения под парусом у меня имелся, да и не особо это хитрое искусство, потому что в любом турецком отеле даже полного идиота обучают ходить под парусом всего за день, а мой опыт был более значительным.
Глобальных ошибок в конструкции корабля я наделать не мог в принципе, а поэтому не опасался облажаться и смело отчалил от пристани. 'Чуда-юда' меня не разочаровала и при свежем ветре, дувшем, поперек русла Волхова, шла довольно ходко. Тримаран хорошо слушался руля, и уверенно маневрировал, обходя многочисленные купеческие ушкуи и рыбацкие лодки. По руслу Волхова мы поднялись в озеро Ильмень, где можно не опасаться случайных столкновений с другими судами. На просторах озера было, где развернуться и я оторвался по полной программе, правда, без особого фанатизма.
Несмотря на свежий ветер, волнение на озере практически отсутствовало, и я даже решился поставить спинакер, чтобы оценить мореходные качества тримарана. Под всеми парусами 'Чуда-юда' понеслась по озеру, словно моторный катер, чем несказанно меня обрадовала. Корабельные мастера во главе с Василием Плотником, учувствовавшие в первом плавании в качестве экипажа, были весьма впечатлены скоростью хода и управляемостью странного корабля. Ни один мореход 15 века даже не подозревал, что под парусом можно плыть со скоростью скачущей галопом лошади, и если бы корабельщики сами не были на борту, то в подобные рассказы просто не поверили.
К полудню мне удалось в основном разобраться с мореходными качествами своего корабля, а поэтому я решил, что на сегодня хватит приключений и повернул штурвал в сторону Новгорода. После возвращения из первого плавания, корабельщики меня зауважали и стали относиться к высказанному мной мнению с неподдельным пиететом. Этот факт меня обрадовал, потому что поначалу умудренные опытом мастера ехидно посмеивались за моей спиной над идиотскими выдумками пришлого чудака.
Конечно, перехваливать собственные таланты не стоит, так как я не изобрел ничего нового для себя. Парусное вооружение одномачтового шлюпа, одно из простейших среди парусных судов, а управление бегущим такелажем и гик-реем современной яхты, я тупо скопировал из своей памяти. Однако, парусное вооружение тримарана, выдвижной киль на основном корпусе ушкуя и руль со штурвалом, стали настоящим откровением для реалий 15 века. Конечно, были несколько фишек, которые я применил по собственной инициативе, применив обшивку из фанеры на боковых поплавках и установив водонепроницаемые перегородки в корпусе ушкуя, но и здесь я не являлся первооткрывателем. Правда у меня были опасения, что в воде фанера может размокнуть и расслоиться, но мы ее хорошо проолифили и, покрасив масляной краской наподобие свинцового сурика, тщательно просмолили.
По результатам ходовых испытаний 'Чуды-юды' не выявилось особых огрехов в конструкции судна, поэтому можно было отправляться в плавание хоть завтра, но купеческий караван задерживался в Новгороде на трое суток дольше намеченного срока. Благодаря этой задержке у меня появилось еще четыре дня на подготовку к плаванию, которые я решил использовать для углубленного выяснение ходовых качеств тримарана, тренировки экипажа.
Набирать дополнительную команду для похода я не собирался, так как для управления 'Чудой-юдой' много народа не требовалось. Помимо меня и моих гвардейцев в плаванье решил отправиться мой приказчик Михаил Жигарь, а также корабельный мастер Василий Плотник и один из его подмастерьев. Как выяснилось, у моего приказчика имелись коммерческие связи в Любеке, поэтому Михаил решил поучаствовать в походе. Купец предложил закупить на паях ходовой товар, которым можно с прибылью расторговаться в Ганзе и взял на себя все организационные вопросы.
Я вложился в наше совместное предприятие по полной программе, так как в случае форс-мажора покойнику деньги не понадобятся, и дал Жигарю полный карт-бланш на закупку товара. С экипажем из десяти человек мы должны были управиться, даже если придется идти на веслах, поэтому я отказался от десятерых ушкуйников, предложенных мне 'кончанским сотником' Никифором Сторожевским, для усиления экипажа.
С одной стороны десять опытных бойцов на корабле лишними не будут, но посторенние глаза и уши мне были не нужны, поэтому я решил отказаться от предложения.
Жигарь получив от меня практически всю имеющуюся наличность, развил бурную деятельность и закупил по своим каналам большую партию элитной пушнины, которая как-то проскочила мимо новгородского торга. У меня появились резонные подозрения, что сделка попахивает криминалом, но я не стал вмешиваться в коммерцию своего приказчика, так как он лучше меня разбирался в этих вопросах.
За день до отплытия в усадьбе Еремея Ушкуйника состоялся совет, на котором мы утрясли оставшиеся вопросы нашего похода и после небольшого фуршета отправились по домам.