- Послушай, я знаю, что ваше с ним обручение каким-то образом воспринимается хуже, чем если бы он обратил тебя… и нет, не проси меня это объяснить - это просто популярная теория, но я не думаю, что происходящее такого уровня драмы, - сказала Клер. - И, в любом случае, у Мирнина нет какого-либо мнения по этому поводу. Он счастлив, что ты устраиваешь вечеринку, и его не волнует, для чего это. Он не стал бы грандиозно безумствовать из-за этого.
- Дерьмо, - сказала Ева. Она сняла молоко и начала умело смешивания мокко Клер. - Я вроде как надеялась, что это просто из-за нас, потому что, по крайней мере, это было бы глупо. Теперь, я боюсь, на самом деле умно быть взволнованной.
- Как и я, - сказал Шейн. - И когда мы соглашаемся друг с другом, что-то определенно не так.
За прилавком было много работы, и Ева не могла больше говорить. Клер и Шейн взяли свои стаканчики и сели за пустой стол, наслаждаясь теплыми напитками и смотря на облака, плывущие над головой через большое стеклянное окно. Ветер хлестал зубчатую бахрому на красном тенте, и Клер ощутила, как стекла гудят под порывами ветра.
- Беги, - сказала она. - Как думаешь, что это значит, Шейн?
Он пожал плечами. - Черт, кто его знает? Возможно, это послание от бессмертного агента по взысканию долгов, и она забыла оплатить арендную плату за последние двести лет или еще что. Возможно, кто-то напоминает ей, что очень важно упражняться.
- Ты действительно так не думаешь.
- Нет. - Он сделал большой глоток кофе, глаза прикрытые и темные. - Нет, полагаю, это не так. Но мы не сможем выяснить это без большего интеллекта, Клер. И что бы это ни было, это не выглядит как конец света.
- Да, - сказала она тихо. - Пока.
Она заметила что-то краем глаза, что-то, что заставило ее поежиться, отпрянуть и испытать странное головокружение внутри, как будто то, на что она смотрела, было настолько неправильно, что ей стало физически плохо. Это было за окном, просто проходило мимо… но когда она взглянула, она не увидела ничего необычного.
Просто прогуливающийся мужчина.
Она поняла, что знала его, или, по крайней мере, узнала его: это был тот парень, тот самый, кого она видела в закусочной Марджо. Мистер Середнячок. Он не спешил, как другие люди на улице, он шел спокойно, засунув руки в карманы пальто.
Улыбаясь.
Это не должно было выглядеть настолько странным, но от этой улыбки волосы у нее на затылке встали дыбом.
- Что? - Шейн наблюдал за ней, и он тоже уставился в окно, стараясь увидеть то, что ее тревожило. - Что такое?
- Ничего, - сказала она, наконец. Мужчина исчез из виду. - Абсолютно ничего.
Что было самой странной вещью из всех, подумала она.
Глава 4
Амелия
Я слышала множество безумных вещей за всю мою жизнь, и больше половины из них исходили от Мирнина - друга, слуги, иногда врага, олицетворение хаоса в лучшие из его многочисленных дней. Сегодня, когда он ворвался в мой кабинет, не обращая внимания на предостережения моего помощника, я была не в том настроении, чтобы терпеть его.
Я отвернулась от свечи, которую зажигала, чтобы посмотреть ему в лицо, надев свое лучшее королевское выражение гнева, и сказала, - У тебя нет разрешения врываться всякий раз, когда тебе вздумается, и ты это знаешь. Возвращайся к своим…
Он шагнул ко мне в своем дурацком тяжелом черном кожаном плаще, выделяющемся на нем, и швырнул мне письмо резким движением. Я поймала его с инстинктивной легкостью и перевернула, чтобы увидеть лицевую сторону. Бумага была современной, с гладкой, мягкой текстурой, но надпись на лицевой стороне напомнила мне другое время, другие места, не все из них столь же приятные, как и нынешнее.
- Это от Морли, - сказал Мирнин, и бросил свою большую шляпу мне на стол, взъерошив бумаги. - Он послал гонца из Блэйка.
Это привлекло мое внимание, и я взглянула на него. - Гонца, - повторила я. - Он совсем забыл, что мы живем в более современную эпоху, или, может, он просто принял барское отношение, которое он однажды так презирал в других?
- Прочти это, - сказал Мирнин. Надпись гласила "Только для глаз Основателя", и слово "только" подчеркнуто три раза. Конверт был все еще запечатан. Я разрезала его сбоку острым ногтем и снова посмотрела на Мирнина.
- У меня такое чувство, что тебе прекрасно известно, что там написано, - сказала я ему. - Какой трюк?
- Старейший. Я поднес его к свету.
- Ах. - Я вынула бумажку и развернула ее - один тонкий лист, и только одно слово на нем, написанное прямым росчерком чернил, в старинном стиле, но с какой-то тревогой. Если бы он написал это кровью, срочность не могла бы быть более ясной.
БЕГИ.
На мгновение я не могла понять, что это означает, или, может быть, я не желала знать - это не могло закончиться и не закончится. Я сделала резкий, болезненный вздох, заполнивший все легкие, которые больше не использовались… человеческое влияние. Выполнение затронуло меня очень глубоко.
- Ты видишь? - прошептал Мирнин. - Мы оба знали, что это произойдет. Мы знали, что это надвигалось, как бы медленно это ни было. Он организует всё там в отступлении, а мы должны начать наращивать нашу оборону. Сегодня. Сейчас. Мы, возможно, уже слишком опаздываем.
Мой дорогой старый друг. Он казался подавленным, и напуганным, и мне так хотелось бы утешить его, но он был совершенно ужасающе прав. По какой-то причине, Морли - оборванный, грязный вампир, без каких-либо особых навыков, кроме своеобразной удачи в выживании - споткнулся обо что-то, что я пропустила. Что мы все пропустили.
Мы, возможно, уже слишком опаздываем; Мирнин был совершенно прав. Я знала, что это произойдет, в конце концов, я знала, что все к этому и придет. Но теперь, я беспомощно оглядела офис - когда-то жизненно важный, неожиданно ставшие бессмысленными бумаги, на теплое, бережное сияние мира, который я построила вокруг себя. За окнами сгущались тучи, тяжелые, с угрозой, но люди все равно прогуливались по площади города, нормальная жизнь по-прежнему продолжалась.
Но все это было ложью, ужасной и жестокой ложью.
Я взяла телефон и набрала номер, чувствуя себя потерянной и ошеломленной. Мирнин расхаживал по моему самому любимому персидскому ковру, и у меня не хватало смелости сказать ему, чтобы он остановился. Это не имело значения. Ничего из этого не имело значения.
Я позвонила Оливеру, и он взял трубку почти сразу. - Амелия, - сказал он. - Я хотел еще раз поговорить с тобой об этой глупой затее с помолвкой…
- Приезжай, - сказала я, останавливая его. - Чем бы ты ни занимался, бросай это и приезжай сейчас же.
Даже тогда, он колебался секунду, прежде чем сказать, - Что случилось?
- Не телефонный разговор, - сказала я и повесила трубку. Я оперлась ладонями о стол и наклонилась к нему, внезапно почувствовав слабость, словно я голодала месяцами.
Это был шок, древняя и забытая реакция. - Кто еще знает? - спросила я.
- Со мной была Клер, - сказал Мирнин. - И мальчик. Шейн.
Я закрыла глаза. Несчастье на несчастье, стеклянные стены рушатся. Они никогда не защищали никого из нас, в действительности, как бы мы ни притворялись.
- Заставь их замолчать, - произнесла я.
- Но…
Я подняла голову, и знала, что мои глаза светились белой силой, подпитываемой моим гневом, моим отвращением, моим отчаянием. - Заставь их замолчать, Мирнин. Ты знаешь, что должен.
Он пристально посмотрел на меня в безмолвном ужасе на мгновение и покачал головой: - Я не могу, сказал он. - Бог мне свидетель, я не могу сделать это. Не с ней. Мальчик, да, но не с ней. Амелия, должен быть другой способ.
- Иисус, думаешь, если бы он был, я бы не выбрала его? - Я закричала на него, сжала кулаки, борясь с желанием ударить. - Ты сделаешь это. Ты должен. - И я направила свое желание на него, подталкивая таким способом, каким я так редко пользовалась в эти дни. Каким мне так редко приходилось пользоваться.
Его глаза наполнились слезами, и Мирнин раскачивался на месте. Он схватился за спинку кресла и сконцентрировался, но даже при этом, его колени подогнулись, и я услышала издаваемые им звуки боли, когда он боролся, чтобы избавиться от моего влияния.
- Обещай что выполнишь, - сказала она. - У тебя нет выбора.
- Выбор есть всегда, моя красавица. - Его голос был тихим и дрожащим, лишь нить звука в умирающем вздохе. - Именно его ты дала нам здесь. Выбор. Не отнимай его сейчас. Я не поступлю так. Не с ней.
Я могла бы раздавить его дополнительным усилием воли, я делала это раньше, с другими, превращая их в безмозглых созданий, который выполняли мои указания, независимо от их цены. Не всегда приятно то, кем я являюсь. То, что я делаю с другими. В моем положении, милосердие - это последний рассматриваемый вариант, не первый.
Но идея разрушить его, уничтожив суть того, что делало его яркой, лихорадочной свечой блеска, которым он был… Нет. Я не могла этого сделать, так же как и он не мог сделать это с девушкой.
- Хорошо, - сказала я, и освободила его от своего влияния. - Не девушку. Но я не могу позволить им обоим обладать этой информацией, это двойной риск. Ты должен заставить мальчика замолчать.
Мирнин все еще сжимал кресло мертвой хваткой, словно тонущий человек, цепляющийся за пропитанные водой остатки его спасения. Слезы, наполнявшие его глаза, вырвались на свободу, когда он моргнул, и серебряные капли скатились по его щекам. - Это разрушит ее точно так же, - сказал он. - Она любит его, так же сильно, как ты любила Сэма.
Ах, Сэмюель, моя любовь. Я старалась защитить нас обоих, и в конце концов, это ничего нам не принесло, кроме горя и смерти, потери и тишины. Я опускалась на колени у его могилы в течение нескольких месяцев, погружала руки в землю, желая почувствовать что-то. Какой-то намек его веры, что часть человеческой души продолжала существовать и после смерти, даже запятнанные души вампиров.
Кто-то забрал его у меня, из ненависти. И теперь… теперь я делала то же самое, но не от ненависти, а от страха.
И это не в первый раз.
- Сделай это. - Я сказала это ласково, но серьезно.
И Мирнин медленно кивнул. Он поднял шляпу и вышел, опустив голову, плечи резко упали под тяжестью всего, что я только что вывалила на него.
Не было никакого приятного выбора. Не теперь.
Оливер появился в следующее мгновение, проскальзывая в дверь и закрывая ее, несмотря на раздраженные протесты моего помощника. Он носил странную и немного смешную одежду, которую он держал, чтобы смешаться с человеческими жителями, отказавшись от своей собственной естественной симпатии к темным, простым линиям и тканям. Он заметил выражение моего лица, мою натянутую спину, взгляд моих глаз, и пересек комнату, чтобы взять упавший лист бумаги, что Морли послал нам.
Он прочитал его и позволил ему упасть на пол. Не глядя на меня, он сказал, - Значит, это надвигается.
- Да.
Теперь он встретил мой взгляд. - И что ты будешь делать, Амелия? Будешь отступать, как ты всегда поступала?
- Это называется выживанием, Оливер.
- Часто путают с трусостью, - сказал он.
Я бросила на него жесткий взгляд. - А ты не боишься?
Он одарил меня улыбкой, скромной и воинственной, и это успокоило меня. - Страх - это естественное состояние всего, что умирает, даже нас, - сказал он. - Поэтому, конечно, я боюсь. Но, возможно, пришло время использовать страх.
- Встать и бороться? - сказала я. - Знаешь, ты всегда так отвечаешь.
- Потому что это работает.
Я медленно покачала головой. - Ты помнишь лишь те моменты, когда это работает. Избегать борьбы - означает, что ты останешься в живых. И я предпочитаю жить, Оливер. Так всегда было.
- А я предпочитаю бороться, - сказал он. - И так всегда будет. - Он был очень близко ко мне, и под камуфляжем современной одежды он был таким же, каким был всегда - худощавым, крепким и холодным. Полная противоположность свету и мягкости Сэмюеля.
Но, возможно, сейчас я больше нуждаюсь в воине, чем нуждаюсь в святом.
Это единственная причина, которой я могу объяснить поцелуй.
Я думаю, что внезапное и полуотчаянное влечение стало шоком для нас обоих, но это было… странно неизбежным. И поцелуй… поцелуй был сладок, и повелителен, и он успокоил что-то безумное и ужасающее, разрушив клетку внутри меня.
Я заметила внезапное недоверие на его лице, когда отстранилась от него - он думал, что только что совершил серьезную тактическую ошибку. По правде говоря, я не была уверена, что он ее не совершил, или, что я ее не совершила, но я мягко положила руку ему на лицо, и улыбнулась, не говоря ни слова.
Он положил свои пальцы поверх моих, смотря мне в глаза. - Этого пришлось долго ждать, - сказал он. - И все же я должен признаться, это несколько удивляет. Почему, как думаешь?
- Потому что мы состязались в упрямстве, - сказала я. - И гордости. И страхе.
Наши улыбки исчезли, и я немного горевала по ним, потому что видеть Оливера расслабленным было чем-то сияющим, и редким, как единорог. - Возможно, нам следует обсудить это позже, - сказал он. - Когда у нас появится свободное время рассмотреть все те вопросы, которые были подняты.
- Да, - сказала я. - Мы должны… да. - Я сделала неглубокий вдох и сказала, - Клер и Шейн знают о записке. Мирнин не рассказал им всего, но я не сомневаюсь, что он дал им достаточно, чтобы пробудить их любопытство, и мы не можем позволить себе любопытство. Не сейчас.
Искра погасла в его глазах, и теперь передо мной стоял воин, а не человек, или даже его бессмертная оболочка. Он отступил назад, разрывая контакт между нами. - Тогда ты должна помешать им рассказать другим. Я не думаю, что резких слов будет достаточно. Мы должны выиграть время, чтобы подготовиться, и если человеческое сообщество подозревает…
- Я знаю это, - раздраженно сказала я. - Мирнин…
Оливер рассмеялся. - Ты отправила Мирнина сделать такую вещь? Я не говорю, что он не восторженный маленький убийца при правильных обстоятельствах, я это допускаю, но он такой же сентиментальный, как и наивный ребенок в некоторых вещах, и эта девушка - одна из них.
- Я согласилась, что он может пощадить девушку. Мы можем контролировать ее, пока нет мальчика. - Как только я сказала это, как только слова вылетели из моего рта, я поняла, что я только что сказала.
И насколько неправильно это было.
Оливер покачал головой. - Если этот мальчик умрет, она не будет подчиняться. Она не сломается. Она будет идеальной искрой, чтобы зажечь эту пороховую бочку, и мы не можем себе позволить воевать, только не сейчас. Ты знаешь эту девушку, знаешь. Ты должна отозвать Мирнина.
И он был прав. Я реагировала глупо, и даже Мирнин, милый безумный Мирнин, знал. Он пытался мне сказать.
- Тогда останови его, - сказала я. Оливер кивнул и направился к двери. - Подожди. Сделай это тихо, и не причиняй боль Мирнину, если только не придется.
- Сентиментальная, - сказал он, и снова покачал головой, улыбаясь той острой, как бритва, улыбкой. - Я нахожу это странно привлекательным в тебе, принцесса.
Я села, и посмотрела в окно на мой смертельно больной город, и задалась вопросом, почему я всегда слишком поздно понимала, чего я хотела.
И почему то, что я хотела, никогда не было хорошо для меня.
Глава 5
Клер
Ее телефон пропищал, и Клер, вздрогнув, вытащила его из кармана. Она отключила его и посмотрела на напоминание. - Дерьмо, - сказала она. - Мне надо идти. У меня встреча с профессором насчет моей оценки.
- Подожди, что? Неужели ты пытаешься получить что-то выше, чем максимальный балл? - Шейн отставил свой недопитый кофе. - И даже не пытайся сказать мне, что у тебя неприятности с занятиями, потому что я не поверю в это. У тебя никогда не было занятий, с которыми ты не могла бы справиться. Ты книжная врушка.
Клер почувствовала, что заливается краской, и бросила в него скомканной салфеткой. - Нет, правда! Я завалила тест из-за… ну, ты знаешь, морганвилльской чепухи. Так что я хотела его пересдать, а он сказал, что я не могу без объяснительной записки. Я должна отдать ему записку, тогда он позволит мне пройти его.
- И сохранить свои золотые четыре балла.
- Я все еще хочу поехать в МТИ. Рано или поздно. Если я не смогу сохранить четыре балла в этом колледже… - Ее голос оборвался, потому что, очевидно, МТИ никогда бы не позвонил ей снова, если в ее личном деле появится это унижение. Она всегда, всегда хотела поехать в МТИ. Тот факт, что она однажды уже отклонила приглашение исключительно из-за притягательности безумных, опасных, но в то же время выдающихся знаний, что Морганвилль мог ей предложить… Ну, это не окончательный ее ответ.
- Дай мне взглянуть на записку.
Она вынула ее из рюкзака и протянула. Он присвистнул, когда взглянул на тяжелый кремовый конверт с причудливой тисненной золотой печатью на обороте. - Записка от Амелии? Ты не размениваешься на мелочь, когда тебе нужно оправдание, не так ли? - Он вытащил бумажку и прочитал, удивленно подняв брови. - "Ушла по делам города". Ого. Ты понимаешь, что я прожил здесь всю мою жизнь и мне с трудом удалось заставить Основателя запомнить мое имя. А для тебя она пишет проклятые пояснительные записки.
Клер выхватила ее обратно и положила бумажку в конверт. - Ну, я отлучалась по делам города, когда пропустила тест. Я это не выдумала.
Шейн тепло и понимающе ей улыбнулся, прикрыв глаза. - Я знаю, что ты не выдумала, - сказал он, - потому что ты просто… не такая. Что, кстати говоря, очень странно. Я подделал наверно записок двадцать за свою не очень блистательную школьную карьеру, но я готов поспорить, что ты даже не пыталась.
Ее лицо все еще горело, поэтому она допила оставшийся мокко, чтобы потянуть время. Затем она встала, собрала свои вещи и сказала, - Да, я была скучной. Я была скучной всю свою жизнь.
- Я не это имел в виду. - Он тоже встал, наклонился и поцеловал ее. Сладкий мокко на ее губах смешался с горьким кофе на его, но не поэтому она облизнула губы, когда они оторвались друг от друга, и она знала это. Просто Шейн так влиял на нее. - Ты совсем не скучная, Медвежонок Клер. Уж поверь.
Она понятия не имела, почему он так решил, поскольку с ее точки зрения, именно Шейн был захватывающим, со всем тем огнем и яростью. А у нее… что? История о покровительстве, безупречной зачетной ведомости и дурной привычке сделать все лучше. Не так уж и интересно.
- Я постараюсь, - ответила она. - Увидимся дома!
- До встречи, - сказал он. - Напиши мне, если тебе не удастся держаться в стороне.
- Мужлан. - Она послала ему воздушный поцелуй, который он поймал и театрально прижал к сердцу.