Шведский писатель Юн Айвиде Линдквист - признанный мастер жанра ужасов. По роману "Блаженны мертвые" снимает фильм государственный телеканал Швеции, за права на экранизацию вели борьбу 16 крупнейших продюсеров.
Стокгольм, середина августа. Небывалая жара в сочетании с электромагнитными излучениями влечет за собой необъяснимый феномен - тысячи усопших неожиданно возвращаются к жизни. Как быть их близким? Любовь и простые человеческие отношения подвергаются жестоким испытаниям перед лицом иррационального.
Содержание:
Пролог Когда река повернётся в спять 1
13 августа За что? 1
14 августа 13
Приложение 1 24
14 авгучта II Скрытая сила ростка 26
Приложение 2 38
17 августа Где тело, там и стервятники 39
17 августа II Рыбак 50
Примечания 61
Фритьофу посвящается
Пролог Когда река повернётся в спять
Смерть - острая игла,
Заставляющая прозреть
И увидеть свет,
Освещавший всю нашу жизнь.
Ева-Стина Бюггместар, "Трус".
УЛ. СВЕАВЕГЕН, 13 августа, 22.49
- Салют, команданте!
Хеннинг приподнял коробку с вином, адресуя приветствие мемориальной доске в асфальте. Пожухлая роза валялась на том самом месте, где шестнадцать лет назад был убит Улоф Пальме. Хеннинг присел на корточки и провел рукой по выпуклым буквам.
- Да, - произнес он, - дрянь наши дела. Слышь, Улоф, делишки-то дрянь.
Голова раскалывалась, но вино тут было ни при чем. Прохожие шли, уставившись в землю, кое-кто сжимал виски ладонями.
Этим вечером все, казалось, предвещало грозу, но накал и без того наэлектризованного воздуха лишь усиливался. Напряжение становилось невыносимым, а развязки все не предвиделось. Ни облачка на небе, ни грозового раската вдали. В воздухе же творилось что-то неладное, незримое магнитное поле словно душило вечерний город.
Казалось, подача электричества больше не зависела от работы электростанций - часов с девяти во всем Стокгольме было невозможно ни потушить свет, ни выключить электроприборы. Если выдергивали вилку, розетка угрожающе сыпала искрами, а между контактами носились электрические разряды, не давая прибору отключиться.
А магнитное поле все росло.
Голова Хеннинга раскалывалась, точно ее обмотали колючей проволокой под напряжением. Пульсирующая боль раздирала виски. Это напоминало изощренную пытку.
Мимо с воем промчалась "Скорая" - то ли по срочному вызову, то ли просто не отключалась сирена. Кое-где на обочине стояли машины с включенными двигателями.
Бывай, команданте!
Хеннинг поднял упаковку с вином, запрокинул голову и повернул краник. Красная струя плеснула по подбородку и потекла по шее, прежде чем он успел направить ее в рот. Он зажмурился, сделал пару жадных глотков. Капли вина уже стекали по груди, смешиваясь с потом.
Еще эта чертова жара!
Вот уже пару недель прогнозы метеослужб по всей стране показывали одни только ухмыляющиеся солнечные круги. Камни мостовых и зданий дышали жаром, накопившимся за день, - и даже сейчас, в одиннадцать ночи, на улице было градусов тридцать.
Кивнув на прощание покойному премьер-министру, Хеннинг направился в сторону Туннельгатан, по маршруту убийцы. Пластиковая ручка винной упаковки оборвалась, пока он выуживал ее из окна чьей-то машины, и теперь он шел, зажимая коробку под мышкой. Собственная голова казалась ему сейчас огромной, как воздушный шар, - он даже на всякий случай потрогал лоб.
На ощупь вроде бы все было в порядке, разве что пальцы его отекли от жары и вина.
Погодка, мать твою. Чертовщина какая-то.
Улица круто поднималась вверх. Ухватившись за перила, он преодолевал ступеньку за ступенькой, осторожно переставляя ноги. Каждый нетвердый шаг отзывался гулким звоном в голове, причиняя боль. Окна по обе стороны лестницы были распахнуты настежь, повсюду горел свет. Из некоторых квартир доносилась музыка.
В эту минуту Хеннинг мучительно жаждал темноты. Темноты и тишины. Ради одного этого стоило напиться до потери сознания.
Поднявшись по лестнице, он остановился перевести дух. Ему становилось все хуже - то ли он совсем расклеился, то ли сказывалась вся эта чертовщина с электричеством. Стук в висках сменила адская боль, пронизывающая мозг насквозь.
Нет, дело было явно не в нем.
Он заметил машину, наспех припаркованную у тротуара. Двигатель включен, водительская дверь распахнута, из динамиков - "Living Doll" на полную громкость. И водитель на корточках, прямо посреди улицы - обхватил голову руками и сидит.
Хеннинг зажмурился, затем снова открыл глаза. Интересно, это ему кажется или свет в окнах действительно становится ярче?
Не к добру все это. Ох, не к добру.
Осторожно, шаг за шагом, он пересек Добельнсгатан и рухнул в тени каштанов кладбища св. Юханнеса. Идти дальше не было сил. Перед глазами все плыло, а в ушах жужжало, словно в кроне ветвей над ним вился пчелиный рой. Давление продолжало расти, голову сжимали невидимые тиски, как будто он вдруг оказался глубоко под водой. Из распахнутых окон доносились крики.
Ну вот и все. Конец.
Боль была нечеловеческой - подумать только, такой маленький череп - и столько боли. Еще чуть-чуть, и голова его лопнет, разорвавшись на тысячу кусков. Свет в окнах становился все ярче, тени каштановых листьев рисовали на его груди затейливые узоры. Хеннинг запрокинул лицо к небу и замер в ожидании неминуемого взрыва.
Дзынь!
И все прошло.
Будто кто-то дернул рубильник. Раз - и все.
Головную боль как рукой сняло, пчелиное жужжание стихло. Все встало на свои места. Хеннинг открыл рот, пытаясь выдавить из себя хоть звук, может, даже молитву, но от долгого напряжения у него свело скулы.
Тишина. Темнота. Точка в небе, падающая вниз. Хеннинг заметил ее, лишь когда маленькая завитушка очутилась в миллиметре от его лица. Насекомое?.. Хеннинг вздохнул, наслаждаясь запахом сухой земли. Под затылком было что-то твердое и прохладное, и он слегка повернул голову, чтобы остудить щеку.
Мраморная плита. Он почувствовал щекой неровности камня. Буквы. Приподняв голову, он прочитал:
Карл
4.12.1918-18.7.1987
Грета
16.9.1925-16.6.2002
И дальше еще несколько имен. Семейный склеп. Карл, значит, муж, а Грета - сначала жена, потом вдова. Пятнадцать лет одиночества. Все ясно. Хеннинг представил себе маленькую седовласую старушку - вот она выползает из дома, опираясь на ходунок, а вот уже родные и близкие делят имущество после ее кончины.
Краем глаза он заметил какое-то движение и покосился на плиту. Гусеница. Белая, как сигаретный фильтр. Она так отчаянно извивалась на черном мраморе, что Хеннингу стало ее жаль, и он подтолкнул ее пальцем, чтобы стряхнуть в траву. Но гусеница осталась лежать на камне плиты.
Это еще что такое?..
Хеннинг присмотрелся и снова пошевелил ее пальцем. Она будто вросла в мрамор. Хеннинг достал из кармана брюк зажигалку, посветил. Гусеница уменьшалась на глазах. Хеннинг чуть ли не носом уткнулся в плиту, слегка подпалив волосы огнем зажигалки. Нет, гусеница не уменьшалась, она ввинчивалась в камень, и теперь на поверхности оставался лишь маленький хвостик.
Да нет, не может быть...
Хеннинг постучал костяшками по плите - мрамор как мрамор. Монолит, денег не пожалели. Он хмыкнул, произнес вслух:
- Э, ты куда? Эй, малявка?
Но гусеница уже почти целиком исчезла в камне. Последний виток - и прямо на глазах Хеннинга она пропала из вида. Хеннинг потрогал пальцем место, где еще секунду назад извивалась гусеница. Ни отверстия, ни трещины. Была - и нет.
Хеннинг одобрительно похлопал ладонью по плите:
- Вот молодец! Чисто сработано! - И он отправился допивать вино на каменных ступенях часовни.
Он был единственным, кто это видел.
13 августа За что?
Тихо, тихо бредут
Мертвые к своим жилищам.
Гуннар Экелёф, "Ускользающие..."
УЛ. СВАРВАРГАТАН, 16.03
Смерть...
Давид перевел взгляд с письменного стола на "Супермаркет леди" - репродукцию виниловой скульптуры Дуэйна Хэнсона .
Грузная тетка в розовой майке и синей юбке толкает перед собой тележку. В волосах бигуди, в уголке рта - сигарета. Стоптанные туфли на отечных ногах. Фиолетовые пятна на обнаженных предплечьях - синяки. Наверное, муж бьет.
И битком набитая тележка.
Банки, пакеты, коробки. Продукты питания. Полуфабрикаты, пять минут - и готово. Ее тело - живое мясо, втиснутое в оболочку кожи, упакованное в тугую юбку и майку. Ничего не выражающий взгляд, в зубах сигарета.
И тележка битком.
Давид сделал глубокий вдох, почти физически ощущая запах дешевого парфюма, смешанного с потом.
Смерть...
Всякий раз, когда его покидало вдохновение или терзали сомнения, он смотрел на эту репродукцию. Для него это была сама Смерть - то, чему приходилось противиться изо дня в день. Потребительская философия, насаждаемая обществом, являлась в его глазах наивысшим злом, все остальное - злом меньшим.
Дверь распахнулась, и Магнус вышел из своей комнаты, держа в руках карточку с покемоном. Из комнаты доносился скрипучий голос мультяшного лягушонка Болля.
Магнус протянул Давиду карточку:
- Папа, а темный Голдак - водный или огненный?
- Водный. Сын, давай не сейчас...
- Но его же убьют!
- Магнус, видишь - я занят. Освобожусь - поговорим, ладно?
Магнус заметил раскрытую на столе газету.
- А это что?
- Магнус, ну я тебя прошу. Я же работаю. Сейчас закончу и приду.
- "Порнуха под водку"... Пап, а что такое "водка"?
Давид сложил газету и взял Магнуса за плечи. Магнус попытался вырваться, чтобы дотянуться до газеты.
- Магнус! Я не шучу. Не дашь мне спокойно поработать - никаких игр сегодня вечером. Давай, марш в свою комнату. Я скоро.
- Да чего ты все работаешь и работаешь?!
Давид вздохнул:
- Знал бы ты, как другие родители вкалывают. Все, давай, не тяни время.
- Ну и пожалуйста.
Магнус вывернулся из его рук и побрел к себе. Дождавшись, пока за сыном закроется дверь, Давид прошелся по комнате, вытер полотенцем взмокшие подмышки и опять уселся за стол. Окна с видом на набережную Кунгсхольма были распахнуты настежь, но легче не становилось - пот лил в три ручья, хотя он и так уже сидел полураздетый.
"Порнуха под водку - секс как двигатель торговли на шведском алкогольном рынке". На фотографии были изображены две дамочки из аграрной партии, демонстративно поливающие водкой страницы "Пентхауса". "Мы протестуем!" - гласила подпись под снимком. Давид вгляделся в их лица, исполненные праведного гнева - глаза так и сверкают. И размокшая обложка с голыми дивами. Все это попахивало дешевым фарсом, вряд ли такое рассмешит публику. Давид пробежался глазами по развороту в поисках хоть какой-нибудь зацепки.
Фотограф: Путте Меркерт.
Есть!
Пут-те Мер-керт. Давид откинулся на спинку стула и принялся сочинять репризу. Пару минут спустя перед ним лежал сырой монолог. Он снова посмотрел на дамочек с фотографии - на этот раз обличительные взгляды были устремлены на него.
"Смеешься? - вопрошали они. - Лучше на себя посмотри! Ничего святого!"
- Да я-то, в отличие от некоторых, хоть знаю, что паяц! - произнес он вслух.
Давид продолжал писать, несмотря на головную боль, которую он воспринял как справедливую кару. Минут через двадцать был готов вполне сносный текст, местами даже смешной, если как следует отыграть. Он покосился на леди из супермаркета, но она безмолвствовала. Не исключено, что он все же проиграл ей эту партию и лежит сейчас, готовенький, в ее тележке среди пакетов и банок.
Давид посмотрел на часы - полпятого. Четыре с половиной часа до выхода, а уже мандраж. Внутри все так и ходило ходуном.
Он выпил чашку кофе, выкурил сигарету и пошел развлекать Магнуса. Полчаса он обсуждал с сыном всевозможных покемонов, объясняя кто есть кто и раскладывая карточки по стопкам.
- Пап, - спросил Магнус, - а кем ты все-таки работаешь?
- Ты же знаешь. Помнишь, ты был на моем выступлении в "Норра Брунн"? Ну, рассказываю всякие шутки, люди смеются, а мне за это платят.
- А почему они смеются?
Давид посмотрел в серьезные глаза своего восьмилетнего сына:
- Не знаю. Ей-богу, не знаю. Ладно, пойду выпью кофе.
- Ну во-от. Опять кофе.
Давид поднялся с пола, усеянного покемонами, и направился к двери. На пороге он обернулся. Магнус, беззвучно шевеля губами, читал надпись на одной из карточек.
- Знаешь, - сказал Давид, - мне кажется, они смеются, потому что им хочется смеяться. Заплатили деньги, чтобы было весело - вот и смеются.
Магнус покачал головой:
- Ничего не понимаю.
- Да уж, - ответил Давид. - Я тоже.
В половине шестого пришла с работы Ева. Давид встретил ее в коридоре.
- Приветик! - обрадовалась она. - Ну как дела?
- Ох, не спрашивай, - покачал головой Давид, - весь на нервах.
Он поцеловал жену. Губы ее были солоноватыми от пота.
- Как ты?
- Голова немного болит, а так ничего. Успел что-нибудь написать?
- Да ну, - Давид махнул рукой в сторону стола. - Ерунда какая-то вышла.
Ева улыбнулась:
- Где-то я это уже слышала. Почитаешь потом?
- Если хочешь.
Ева заглянула к Магнусу, а Давид направился в ванную. Какое-то время он просто сидел на унитазе, приходя в себя, и разглядывал белых рыбок на душевой шторке. На самом деле ему не терпелось прочитать Еве репризу. Текст был довольно смешным, но Давид опасался, что Ева не одобрит предмета шуток. И будет права.
Он поднялся, сполоснул лицо холодной водой.
Мое дело - развлекать. Ни больше ни меньше.
Ну да, ну да.
Ева с Магнусом раскладывали "Монополию" в большой комнате, а Давид тем временем готовил на ужин омлет с грибами. Пока он стоял у плиты, помешивая шампиньоны, из подмышек катился холодный пот.
Ну и погода. Это же ненормально.
Его осенило - парниковый эффект! Точно. Земля - огромная теплица. Миллионы лет назад инопланетяне развели здесь людей, а теперь возвращаются пожинать плоды.
Он разложил омлет по тарелкам, крикнул Еве с Магнусом, чтобы шли есть. Кстати, неплохой сюжетик, только вот смешной ли? Да не то чтобы очень. А что, если приплести какую-нибудь знаменитость, типа Стаффана Хеммерсонна, - дескать, он переодетый инопланетянин, и парниковый эффект - его рук дело?..
- О чем задумался?
- Да так, ни о чем. О роли Хеммерсонна в парниковом эффекте.
- Ну и?..
Ева ждала продолжения. Давид пожал плечами:
- Да, в общем-то, все...
- Мам? - Магнус уже успел выудить все помидоры из своего салата. - А правду Робин говорит, что если станет еще жарче, то на земле опять появятся динозавры?
Чем дольше они играли в "Монополию", тем сильнее болела голова. С каждой неудачей становилось все труднее сдерживать раздражение. Через полчаса они сделали перерыв на "Болибумпу", и Ева пошла на кухню варить эспрессо. Давид сидел на диване и зевал. Как всегда, когда он нервничал, его клонило в сон, и сейчас он мечтал об одном - поспать.
Магнус свернулся калачиком у него под боком, и они принялись смотреть какой-то документальный фильм про цирк. Когда Ева позвала его пить кофе, Давид поднялся с дивана и направился на кухню, невзирая на протесты сына. Ева стояла у плиты и крутила ручку конфорки.
- Странно, - она повернулась к нему. - Плита почему-то не выключается.
Индикатор продолжал гореть. Давид покрутил все ручки по очереди - бесполезно. Конфорка под туркой с побулькивающим кофе раскалилась докрасна. Решив, что разберутся с этим потом, они уселись за стол и закурили, запивая сигаретный дым сладким кофе. Давид прочитал Еве свой монолог. Ей понравилось.
- Ну, как думаешь, годится?
- Конечно!
- А тебе не кажется, что он... - Что?
- Ну, притянут за уши, что ли.
- И что? При чем здесь это?
- Да нет, ни при чем... Спасибо, родная.
Они были женаты десять лет, и до сих пор не проходило дня, чтобы при виде Евы Давид не думал: как же мне повезло. Случались, конечно, и у них свои черные дни, порой недели, но и тогда в глубине его души теплилось неизменное: как же мне повезло, пусть даже в ту минуту он и не мог этого оценить. Но проходило время, и это понимание снова наполняло все его существо.
Ева была редактором и иллюстратором детских книг в небольшом издательстве "Гиппогриф" и даже выпустила две собственные книжки про бобренка-философа Бруно, который любил мастерить всякие штуки. Не то чтобы они стали бестселлерами, но, как выразилась однажды Ева, "Творческой прослойке вроде нравится. Архитекторам всяким. Только нравится ли их детям, вот вопрос". Давид же считал, что ее книги в сто раз смешнее, чем его монологи.
- Мам, пап! Телевизор не выключается!
Магнус стоял перед телевизором, размахивая пультом. Давид нажал выключатель, но экран продолжал гореть. Та же ерунда, что и с плитой, но здесь, по крайней мере, розетка в досягаемости. Он потянул за вилку в тот момент, когда диктор зачитывал новости. Пару секунд он чувствовал сопротивление, вроде магнитного притяжения: розетка ощутимо притягивала вилку. Полетели искры, Давид ощутил покалывание в кончиках пальцев - и лицо диктора погрузилось во тьму.
Давид ошалело смотрел на вилку в своих руках.
- Нет, вы видели? Короткое замыкание, что ли... Небось, все пробки выбило.
Он нажал кнопку лампы. Лампа включилась, но больше не выключалась.
Магнус запрыгнул на диван.
- Эй, ну давайте дальше играть!
Они дали Магнусу выиграть этот кон. Пока тот подсчитывал свои богатства, Давид упаковал рубашку, концертные ботинки и газету. Когда он зашел на кухню, Ева пыталась отодвинуть плиту.
- Слушай, брось, - сказал Давид. - Надорвешься.