* * *
"Если вампиры существуют..." Доктор Брайт записала вопрос на полях доклада об использовании фондов для летнего цикла исследований, который ей пришлось составлять буквально в последнюю минуту. "...И они, очевидно, действительно, существуют, а теперь только вдумайтесь, какие выводы можно сделать из этого. Демоны. Оборотни. Лохнесское чудовище. У нее уже ныли скулы, но она не смогла удержаться от широкой ухмылки. С полудня она почти ни на мгновение не сходила с ее лица. "Кровь Генри Фицроя принесет мне все мыслимые титулы научного сообщества на серебряной тарелочке. Они вынуждены будут создать новые награды, предназначенные специально для меня".
Разумеется, следует предпринять особые меры предосторожности. Вампиры из легенды обладали множеством способностей, которые могут оказаться опасными. В то время как со многими из них можно было бы не считаться, пока они не способны выбраться из герметичного бокса до самого восхода солнца, настоящий вампир, как оказалось, не способен обратиться в туман, он, должно быть, чрезвычайно силен; об этом свидетельствуют вмятины внутри крышки герметичного бокса, в котором он был заточен. "Так что, по-видимому, единственный выход в том, что он будет проводить ночи, замкнутым в этом боксе".
Конечно, его придется кормить, хотя бы для того, чтобы возместить потерю жидкостей, которые в течение дня будет забирать от него Кэтрин. Хорошо, что у них было несколько маленьких трубок, через которые можно будет вводить кровь для его кормления.
"И для обеспечения вечной жизни". Доктор Брайт в задумчивости постукивала кончиками пальцев по письменному столу. Кажется, документы, обнаруженные у Фицроя, указывают на то, что он вел достаточно обычный образ жизни, даже если учитывать то обстоятельство, что дневное время было ему, несомненно, противопоказано, и ничто, кроме легенды, не указывало на то, что он прожил более двадцати четырех лет, каковой возраст был указан в его водительских правах. Позже она сможет обсудить с ним его историю, а пока не следует придавать этому серьезного значения. Какой смысл жить вечно, если приходится вечно скрываться? Блуждать в ночной тьме, днем оставаясь совершенно беспомощным? Нет, такое вряд ли ей подойдет.
После многих лет пребывания в безликой ответственности за сохранность инфраструктуры в научной сфере ей страстно хотелось добиться признания. Она провела достаточно длительное время, не высовываясь наружу, сражаясь с бюрократией, пока другие обретали регалии и славу.
Признание - вот что было ей нужно в первую очередь. Покорение смерти всегда означало для нее просто достойный конец жизни, и она не имела желания стать ночным существом-кровососом: не в большей степени, чем разрешить сотворить из своего тела одно из тех неуклюжих чудовищ, которых она велела своей помощнице немедленно уничтожить.
"А неплохая, кстати, мысль. Когда Кэтрин исчерпает все свои ресурсы..."
Сопротивляясь искушению начать сочинение своей Нобелевской речи в Стокгольме, доктор Брайт заставила себя сконцентрироваться на вопросе использования грантов. После того как она закончит разбираться с этой последней - неизбежной, увы, - канцелярщиной, можно будет спокойно провести несколько часов в лаборатории. Она с необычайным удовольствием предвкушала неизбежное объяснение с плененным вампиром.
Спустя полчаса неуверенный стук в дверь офиса оторвал ее внимание от балансовой ведомости, которая показала, что, по крайней мере, один из профессоров факультета прослушал в свое время курс лекций по экономике, что сказалось на качестве отчета.
- Войдите.
В кабинет заглянула миссис Шоу.
- Я просто хотела сказать, что уже ухожу, доктор.
- Боже, а я и не заметила, что прошло столько времени.
Пожилая женщина улыбнулась.
- Уже довольно поздно. Но мисс Гренье и я хорошенько поработали и разобрались наконец почти со всеми задолженностями.
Доктор Брайт одобрительно кивнула.
- Прекрасно. Благодарю вас за усердие. - Признательность создавала наилучшую мотивацию, независимо от области ее применения. - Назавтра у вас накопится груда новых документов, - добавила она, указав на кипу папок с бумагами, отодвинутых на край стола.
- Можете положиться на меня, доктор. Доброй ночи. Ох... - Дверь, не успевшая закрыться, вновь отворилась, и в ней снова показалась миссис Шоу. - Я хотела еще сказать, что дочь Марджори Нельсон была здесь утром. Ей было нужно узнать домашний адрес Дональда Ли. Я решила, что вы не будете против...
- Немного поздновато теперь для возражений, верно? - Так или иначе, но ей удалось сохранить впечатление, будто данный вопрос ее нимало не волнует. - Мисс Нельсон объяснила вам, зачем ей понадобился адрес Дональда?
- Она хотела поговорить с ним о своей матери. - Миссис Шоу при виде выражения лица начальницы, которое той не удалось скрыть, начала проявлять беспокойство. - Я понимаю, что это идет вразрез с нашими правилами, но ведь она - дочь Марджори.
- Была дочерью Марджори, - сухо поправила ее доктор Брайт. - Но ничего страшного, я надеюсь, миссис Шоу, не произойдет. - Какой смысл выказывать раздражение, когда поезд уже ушел? - Если Дональд не захочет разговаривать с мисс Нельсон, я не сомневаюсь, он сам сможет позаботиться об этом.
- Извините, доктор. Спокойной ночи.
Дженис Брайт подождала немного, чтобы убедиться, что на сей раз дверь закрылась окончательно, протянула руку к телефонному аппарату и набрала номер Дональда. После четырех гудков сработал автоответчик и после трубных фанфар прозвучало сообщение: "...фотографию с автографом можно приобрести за двадцать долларов плюс конверт с обратным адресом и маркой. Особо преданным поклонникам рекомендуется добавить пять долларов. Те, кто действительно желают поговорить с мистером Ли, могут оставить сообщение после звукового сигнала, и он перезвонит вам, как только у пего появится пауза в его чрезмерно насыщенном деловом графике".
- Это доктор Брайт. Если ты здесь, Дональд, возьми трубку.
Очевидно, его там не было. После того как она оставила указание, чтобы он перезвонил ей при первой же возможности, женщина повесила трубку и оттолкнула от себя телефонный аппарат.
- Быть может, он провел весь день, избегая встречи с этой неприятной особой. По крайней мере, он не присел ее в лабораторию.
Лаборатория...
Воспоминания возникали на грани сознательного мышления. В лаборатории сегодня она столкнулась с чем-то странным. Доктор Брайт откинулась на спинку стула и нахмурилась, вперив взгляд в плитки, которыми был выложен потолок. Она пыталась вспомнить какое-то несоответствие, привлекшее ее внимание, но мысли ее были заняты невероятным появлением вампира Что-то такое совсем обычное...
Ну да, она прижала ладони к гладкой поверхности герметичного бокса номера восемь, позволяя мягкой вибрации механизмов успокоить свои расстроенные нервы...
Только номера восемь больше не существовало. В боксе номера девять находился вампир; номер девять и номер десять неподвижно сидели около стены.
Кто же был в боксе номера восемь?
И тут еще одно воспоминание всплыло на поверхность.
Собрав в бумажник все его содержимое, она бросила его на аккуратную стопку одежды, лежавшей на соседнем стуле.
Внезапно дыхание у доктора Брайт перехватило.
- О Господи, нет...
* * *
Они услышали, как в холле зазвонил телефон. Как и следовало ожидать в подобных обстоятельствах, ключ застрял в замке.
Четыре звонка. Пятый.
"Проклятье!" Вики повернулась к двери спиной и с силой ударила в нее каблуком. Казалось, от удара содрогнулось все здание. Когда женщина снова взялась за ключ, он повернулся.
- Безотказный способ Люка Скайуокера, - пробормотал Селуччи, бросившись к телефону.
Девять звонков. Десять.
- Да? Слушаю!
- Тебе повезло, Майк. Я уже собирался повесить трубку.
Селуччи одними губами пояснил подруге: "Дэйв Грэм" - и, прижав трубку к уху плечом, вынул из кармана карандаш.
- Что тебе удалось выяснить?
- Мне пришлось кое перед кем прогнуть спину, так что ты за это еще будешь мне обязан отработать, напарник, но на Хамбер-колледж выйти все-таки удалось. Рекомендацию на курсы твой парень получил от некого доктора Дабира Рашида, с медицинского факультета Королевского университета. В качестве бонуса они мне подкинули информацию, что он специально просил, чтобы юный мистер Чен прошел свой четырехнедельный испытательный срок в заведении Хатчинсона.
- Доктор Дженис Брайт не упоминалась?
- Ни единым словом. А как себя чувствует Вики?
- Хороший вопрос. Будь я проклят, если бы знал.
- Вот оно как? Тебе стоило бы вспомнить, что смерть близких на людей воздействует по-разному. Я помню, когда умер мой дядя, тетушка выглядела абсолютно спокойной, распоряжалась на похоронах, словно на встрече родственников. А спустя две недели - бабах! Прямо-таки развалилась на части. И кузен моей жены...
- Дэйв.
- Что?
- Позже расскажешь.
- Ох, и верно. Слушай, Кэнтри говорит, что ты можешь пробыть здесь столько времени, сколько понадобится. Он сказал, что мы легко сможем какое-то время обойтись и без тебя.
- На редкость порядочный поступок!
- Да он просто святой. Сообщи мне, когда все утрясется.
- Непременно, дружище. - Повесив трубку, Майк обернулся и встретил свирепый взгляд подруги. - Ну что ты злишься? Наш Том Чен получил рекомендацию от некоего доктора Дабира Рашида, с медицинского факультета Королевского университета. Нельзя ли предположить, что это один из псевдонимов доктора Брайт?
- Нет. Я встречалась вчера с доктором Рашидом, - Вики резко прошла через всю комнату и рухнула на диван. - Прелестный старикан достиг мафусаилова возраста и не знает точно, на каком он свете. Я полагаю, здесь он на постоянной штатной должности.
Селуччи от неожиданности ударился бедром о телефонный столик и зашипел от досады.
- Хочешь сказать, что этого Рашида легко ввести в заблуждение и попросить об услуге, причем никто об этом знать не будет?
- Именно так, - резко сказала Вики, поправив очки на переносице. - Причем даже если он и вспомнит, что давал рекомендацию некоему Тому Чену, ни за что не сможет вспомнить, кто его об этом просил.
- В таком случае придется стимулировать его память.
Вики фыркнула.
- Шок может убить старую развалину.
- Никогда не знаешь заранее. Рекомендация включала просьбу, чтобы Чен прошел четырехнедельный испытательный срок именно у Хатчинсона; чем больше подробностей, тем вероятнее, что хотя бы одна попадет в цель.
- Верно. - Схватив с дивана зеленую парчовую подушку, она швырнула ее к дальней стене. - Господи, Майк, почему все так сложно?
Еще один интересный вопрос.
- Я не знаю. Вики, быть может...
Голос Майка замер, когда он увидел, как внезапно побледнело лицо подруги.
- Вики? Что случилось?
- Четырехнедельный испытательный срок. - Руки дрожали так сильно, что ей никак не удавалось сцепить пальцы вместе, и она стиснула ладони в кулаки и прижала их к бедрам. - Моей матери оставалось прожить полгода. - Женщине с трудом удалось протолкнуть эти слова сквозь сжатое спазмом горло. - Они не могли постоянно держать своих людей в этом похоронном бюро. - Как случилось, что она не поняла это раньше?! - Моя мать должна была умереть за те четыре недели. - Она обернулась и встретилась взглядом с Селуччи. - Ты понимаешь, что это значит?
Он прекрасно это понимал.
- Моя мать была убита, Майк. - В ее голосе зазвучала холодная сталь. - А кто оказался рядом с моей матерью за несколько секунд до ее смерти?
Он обернулся назад и схватил телефонную трубку.
- Я думаю, мы напали на след. Вот теперь-то детектив Фергюсон будет вынужден нас выслушать...
- Нет, - решительно возразила Вики. - Сначала необходимо найти Генри. Как только он будет в безопасности, наступит ее очередь. Не раньше.
Она не собиралась потерять Генри, как уже потеряла свою мать.
Глава 12
Как только день, отступая, освободил его и он вновь обрел ощущения, Генри пришлось бороться с паникой, охватившей его сознание; он все еще оставался заключенным в стальном гробу, его обволакивала отвратительная вонь извращенной смерти и резкий запах его собственного страха. Он не смог справиться с собой и предотвратить первые два удара по своду из непреодолимого металла, обитого мягкой тканью, но ему удалось справиться с третьим. Когда сознание вернулось к нему полностью, вместе с ним он вновь обрел самообладание. Он вспомнил о своих бесплодных попытках освободиться предыдущей ночью и понял, что его физической силы будет недостаточно, чтобы выбраться из этой ловушки.
В голове проплывали лица: молодой человек, удушенный совсем недавно; взрослый мужчина, умерший давно, но не мертвый и не живой; молодая женщина, белобрысая, с бледной кожей и ничего не выражающими глазами. Вампир сглотнул, распробовал крохотную каплю крови, каким-то образом оказавшуюся в его ротовой полости, и чуть не потерял сознание от пробудившегося голода.
Голод был слишком силен, чтобы с ним можно было справиться. Фицрою едва удавалось удерживаться на тонкой грани между неодолимым голодом и самообладанием.
Он насытился в предыдущую ночь. Этого должно было быть достаточно, чтобы контролировать свой голод. Внезапно вампир обнаружил, что кто-то снял с него плащ и рубашку и не позаботился надеть что-то взамен. И поскольку он был раздет допояса, то различил на коже следы дюжины уколов.
"Я вовсе не желаю, чтобы меня привязали к столу до конца жизни, - ничуть не более, чем чтобы мне отрубили голову, а рот набили чесноком".
Он пришел к такому выводу, несколько шутливому, более года тому назад. Теперь Генри не находил в подобной позиции так уж много смешного. На протяжении дня кто-то, по-видимому, проводил над ним эксперименты. Днем он был лишен сознания и беспомощен. А ночью был пленником.
Паника возобладала, и темно-красный прилив голода захлестнул его.
Во второй раз за эту ночь вернулось сознание, принеся с собой ощущения боли и изнеможения: настолько всепоглощающие, что Фицрою едва удалось расправить сведенные конечности. Даже думать было мучительно больно. Крики, которых, судя по всему, никто не слышал, надорвали горло. Тело, покрытое синяками на локтях и коленях, протестовало против любого движения. Два пальца на левой руке были сломаны, кожа на суставах кровоточила. С последними, как ему показалось, остатками сил вампир вправил кости сломанных пальцев и лежал, задыхаясь, стараясь не вдыхать омерзительный запах.
"Эти люди взяли у меня столько крови, что можно предположить, они знают, кто я такой".
Голод наполнил его узилище пульсацией темно-красной жажды, нараставшей в моменты слабости. Вскоре слабость отступит, и голод один будет властвовать над его телом и разумом.
* * *
За все семнадцать лет Генри никогда не оказывался в такой полной тьме, и, вопреки запомнившимся заверениям Аннабель, начал поддаваться панике. Паническое состояние лишь возросло, когда он попытался приподнять крышку склепа и обнаружил, что не может сдвинуть ее с места. Над ним оказался не каменный свод, а грубо оструганная древесина, столь тесно сковавшая его со всех сторон, что грудь, вздымавшаяся и опадавшая при дыхании, задевала доски.
Он не имел ни малейшего представления, как долго здесь находился, парализованный ужасом; яростный голод был готов разодрать его внутренности, но ему удавалось сохранить разум посредством...
* * *
- Нет. - У него хватило сил протестовать всего лишь шепотом, недостаточным, чтобы стереть воспоминания. Ужас, охвативший его при первом пробуждении, когда он оказался погребенным не в усыпальнице их семейства, а в обычной могиле, почти растерзанный голодом, и теперь мог овладеть им полностью, если он ему это позволит. - Вспомни все, что осталось, если ты вообще в состоянии хоть что-либо вспоминать.
* * *
...Он слышал, как вонзалось в землю над ним лезвие лопаты, шум, в сотни тысяч раз превышавший тот, каким он, скорее всего, должен был ощущаться.
- Генри!
Голод резко выплеснулся в направлении голоса, вынося его на гребне волны.
- Генри!
Его имя. Это она его звала. Он ухватился за звук, ставший единственный его надеждой.
- Генри, ответь мне!
Хотя голод захлестывал его сознание, он сумел выговорить:
- Аннабель...
Затем, протестуя, взвизгнули гвозди, и откинулась крышка гроба. Бледные руки, сильные, нежные руки обвили его, сдерживая рвущуюся наружу ярость. Грубую домотканую холстину сорвали с него, обнажив алебастровую кожу, она прижала его к груди, и он смог насытиться кровью, изменившей его природу, защищенный от света шелковым занавесом черных как смоль волос.