Рядом с саркофагом стоял низкий столик из зеленого камня, похожего на гелиотроп или красный железняк! Ножки были сделаны в виде лап шакала, и вокруг каждой из них обвивалась змея, искусно выполненная из чистого золота. На столике стояла странная и очень красивая коробка или ларец необычной формы. Она была похожа на маленький гроб, если не считать того, что длинные боковые стороны были сведены в точку, вместо того, чтобы быть обрезанными, как в верхней, горизонтальной части. Таким образом, получался неправильный пятиугольник – две плоскости каждой из боковых сторон, один торец и верх и низ. Пятигранник этот был сделан из цельного куска камня; такого камня я никогда ещё не видел. В основании он был интенсивно зеленого цвета – цвета изумруда, без блеска, конечно. Камень был невообразимо твёрд и обладал тонкой текстурой и казался драгоценным камнем. По мере движения вверх камень светлел с неощутимым на глаз изменением цвета, и наверху становился нежно-жёлтым. Это не было похоже ни на что из того, что я когда-либо видел, и ни один камень или самоцвет не напоминал этот. Я подумал, что это какой-то уникальный загадочный самоцвет, или матрица какого-либо драгоценного камня. Он весь, кроме нескольких мест, был испещрён мельчайшими иероглифами, искусно выполненными тем же сине-зелёным цементом, или пигментом, как и на саркофаге. В длину он был примерно два с половиной фута; вдвое меньше в ширину и почти фут в высоту. Пробелы располагались неравномерно, начинаясь сверху и сбегая к заострённому концу. Эти места казались более прозрачными, чем все остальное Я попытался поднять крышку, чтобы посмотреть, не могли ли они быть полупросвечивающими, но она держалась прочно. Крышка была так плотно пригнана, что вся этот ларец казался единым целым с вынутой таинственным образом серединой. На боках и краях виднелись какие-то странные протуберанцы, выполненные так же искусно, как и все остальное. В них были непонятного вида отверстия или пустоты, отличавшиеся друг от друга в каждом случае; они, как и все остальное, были покрыты иероглифическими фигурами, тонко выгравированными и заполненными тем же сине-зелёным цементом.
С другой стороны от огромного саркофага стоял другой небольшой столик из гипса, с искусно выгравированными на нем символическими фигурами богов и знаками зодиака. На этом столике помещалась шкатулка размером примерно в квадратный фут, сделанная из пластин горного хрусталя, вставленных в оправу из полосового красного золота, красиво гравированная иероглифами, расцвеченными сине-зелёным цветом, очень похожим по оттенку на цвета саркофага и ларца. Это произведение искусства в целом было вполне современным.
Но если шкатулка и была современной, то, что было внутри, таковым не являлось. В ней, на подушке из тонкой, как шёлк, золотой ткани со странным оттенком старого золота, покоилась рука мумии, поразительная по совершенству. Рука женщины, тонкая и длинная, с тонкими, сужающимися к кончикам пальцами, и почти такая же совершенная, как и в то время, когда её бальзамировали тысячи лет назад. При бальзамировании она ничуть не потеряла своей красоты, даже запястье, казалось, сохранило гибкость, лёжа на подушке в изящном изгибе. Кожа была цвета старой слоновой кости, смуглая нежная кожа наводила на мысль о жаре, но затенённой жаре. Поразительная особенность этой руки заключалась в том, что у неё было целых семь пальцев – два средних и два указательных. Верхний край запястья был неровным, как будто бы рука отвалилась, и словно запятнан чем-то красно-коричневым. Рядом с рукой на подушке лежал небольшой скарабей, искусно выполненный из изумрудов.
– Это ещё одна из тайн отца. Когда я его спросила, что это, он сказал: "Вероятно, самое ценное из всего, что у меня есть, если не считать ещё одной вещи". Когда я спросила, что это за вещь, он отказался говорить и запретил мне упоминать обо всем, что касалось этих предметов. "Я расскажу тебе, – сказал он, – расскажу все и об этом тоже, когда придёт время – если доживу!".
Опять "если доживу". Эти три предмета – саркофаг, шкатулка и рука, казалось, объединились в триаду тайн!
В этот момент мисс Трелони пришлось заняться каким-то делом по дому. Я стал осматривать другие диковины, находившиеся в комнате, но без неё они потеряли для меня всякое очарование. Позже в этот день меня послали в будуар, где она говорила с миссис Грант о том, куда разместить мистера Корбека. Они сомневались, отвести ли ему комнату вблизи комнаты мистера Трелони, или в отдалении, и решили, что об этом стоило бы спросить меня. Я пришёл к выводу, что ему вряд ли стоит находиться слишком близко; во всяком случае, при необходимости его легко можно переселить и поближе. Когда миссис Грант ушла, я спросил мисс Трелони, как получилось, что мебель в этой комнате – в будуаре, где мы находились, так сильно отличалась от других комнат дома.
– Предусмотрительность отца! – ответила она. – Когда я приехала впервые, он подумал – и вполне справедливо, – что меня могут напугать все эти символы смерти и погребений повсюду. Поэтому комнату, в которой мы находимся, и ту, что рядом, где я спала сегодня, обставил красивыми вещами. Видите, какие они все приятные. Этот шкафчик принадлежал Наполеону Великому.
– В этих комнатах, значит, совсем нет ничего египетского? – спросил я, скорее для того, чтобы выказать интерес к тому, что она говорила, чем с другими целями, так как по мебели это и так было ясно видно. – Какой приятный шкафчик! Могу я на него посмотреть!
– Конечно! Буду очень рада! – ответила она с улыбкой. – Отец говорил, что его отделка совершенна, как внутри, так и снаружи.
Я подошёл к шкафчику и внимательно его осмотрел. Он был сделан из тюльпанного дерева с инкрустацией и отделан позолоченной бронзой. Я начал было вытаскивать один из ящиков, глубокий, чтобы рассмотреть внутреннюю отделку, но внутри что-то покатилось и загремело; раздался звон металла о металл.
– Ого! – заметил я. – Там что-то есть. Я тогда лучше не буду открывать.
– Насколько я знаю, там ничего нет, – сказала она. – Может быть, горничная положила туда что-то и забыла об этом. Все равно, открывайте!
Я вытянул ящик; мы с мисс Трелони в изумлении отступили. Перед нашими глазами лежало несколько древних египетских светильников различных размеров и необычно разнообразных форм.
Склонившись над ними, мы стали их рассматривать. Моё сердце билось, как паровой молот; и по движению груди Маргарет я видел, что она тоже необычайно возбуждена.
Пока мы на них смотрели, опасаясь к ним прикоснуться и боясь даже о чем-нибудь думать, у входной двери раздался звонок и в холл сразу же вошли мистер Корбек и сержант Доу. Дверь будуара открылась, и, увидев нас, мистер Корбек подбежал к нам, – за ним несколько медленнее следовал детектив. Со сдерживаемой радостью мистер Корбек заявил:
– Возрадуйтесь со мной, моя дорогая мисс Трелони, мой багаж прибыл и там все на месте. – Затем он помрачнел и добавил: – Если не считать светильников. Светильников, которые стоили в тысячу раз больше всего остального… – он остановился, поражённый необычной бледностью её лица. Затем его глаза, следуя нашему взгляду, остановились на груде ламп в ящике. Издав вопль удивления и радости, он, склонившись, прикоснулся к ним.
– Мои светильники! Мои светильники! С ними все в порядке! В порядке! Но как, Бога ради, ради всех Богов, как они здесь очутились?
Мы молчали. Детектив громко вздохнул. Я взглянул на него, и, он, посмотрев на меня, перевёл взгляд на мисс Трелони, стоявшую к нему спиной.
В его глазах виднелась та же самая подозрительность, когда он говорил мне, что она всякий раз первой обнаруживала своего отца после нападений.
Глава 9. Недостаток знаний
Мистер Корбек почти обезумел от радости, что светильники нашлись. Он брал их по одному и нежно рассматривал, как будто был в них влюблён. От восторга и возбуждения он дышал так громко, что это скорее походило на кошачье мяуканье. Сержант Доу тихо заговорил, и его голос прозвучал в тишине как негармоничный звук в музыке.
– Вы вполне уверены, что это те светильники, которые были у вас и украдены?
– Несомненно! – голос мистера Корбека звучал возмущённо. – Конечно, я уверен! Другого такого комплекта светильников нет нигде мире!
– Насколько вам это известно! – детектив говорил спокойно, но с такой настойчивостью, что казалось, для этого у него есть какой-то повод, поэтому я молча ждал. Он продолжал. – В Британском музее, несомненно, могут быть такие, или эти были и раньше у мистера Трелони. Нет ничего нового под солнцем, как вам известно, мистер Корбек, даже в Египте. Эти могут быть оригиналами, а у вас, возможно, были копии. Есть ли какие-либо особые признаки, по которым вы можете определить, что они ваши?
Мистер Корбек на этот раз не на шутку рассердился. Забыв о своей сдержанности, он излил своё возмущение потоком почти несообразных, но выразительных, отрывочных фраз:
– Определить! Копии! Британский музей! Проклятье! Может быть, такой набор есть в Скотленд-Ярде, чтобы преподавать идиотам-полицейским египтологию! Знаю ли я их? Я три месяца нёс их сквозь пустыню, спрятав на себе, и ночь за ночью проводил без сна, сторожа их! Когда я часами рассматривал их через лупу, пока у меня глаза не начинали болеть, пока каждая мельчайшая царапина, вмятина или пятно не стали мне знакомыми, как карта капитану! Посмотрите, молодой человек, взгляните! – Он расставил светильники в ряд на шкафчике. – Вы когда-нибудь видели набор светильников подобной формы, или хотя бы одной из этих форм? Посмотрите на преобладающие в них фигуры! Вы когда-нибудь видели такой полный набор – даже в Скотленд-Ярде, даже на Бау-стрит? Смотрите! По одной на каждом, семь форм Хатхора. Посмотрите на эту фигуру Ка, Принцессы Двух Египтов, стоящую между Ра и Озирисом на Лодке Мёртвых, с Глазом Сна, держащимся на ножках и склонившимся перед ней. Вы такое найдёте в Скотленд-Ярде или на Бау-стрит? Или, может быть, ваши исследования в музеях Гизы, или Фитцуильяма, или Парижа, или Лейдена, или Берлина, говорят вам о том, что этот эпизод часто встречается в иероглифике, и что это не более, чем копия. Может быть, вы сможете мне сказать, что означает эта фигура Птаха-Секера-Аузара, держащего Тета, завёрнутого в Скипетр Папируса? Вы такое видели раньше, хотя бы в Британском музее, или в Гизе, или в Скотленд-Ярде?
Внезапно он прервался и продолжал уже совершенно другим тоном:
– Послушайте! Мне кажется, что толстолобый идиот – это я сам! Я прошу у вас прощения, приятель, за свою грубость. Я просто потерял контроль над собой, когда услышал ваше предположение о том, что я не знаю этих светильников. Но вы не сердитесь, а?
Детектив добродушно ответил:
– Нет, сэр, только не я. Мне нравится смотреть, как люди сердятся, когда я имею с ним дело, тогда я понимаю, на чьей они стороне. Когда люди сердятся, тогда вы и узнаете от них правду. Я держусь спокойно, это моя профессия! Вы знаете, за эти две минуты вы рассказали мне об этих светильниках больше, чем тогда, когда описывали их, чтобы я мог их опознать.
Мистер Корбек крякнул, он был недоволен тем, что выдал себя. Сразу же повернувшись ко мне, он спросил самым естественным тоном:
– Теперь скажите мне, как вам удалось их вернуть?
Я был так поражён, что ответил не думая:
– Мы их не возвращали! Путешественник открыто расхохотался.
– Что вы этим хотите сказать, черт побери? – спросил он. – Вы их не возвращали! Да вот они здесь, у вас перед глазами! Мы вас застали за тем, что вы их разглядывали, когда мы вошли.
К этому времени я справился со своим изумлением и находился уже в своём уме.
– В этом-то все и дело, – сказал я. – Мы случайно на них наткнулись, именно в тот момент!
Мистер Корбек, отстранившись, внимательно смотрел на нас с мисс Трелони, переводя глаза с одного на другого, он спросил:
– Вы хотите мне сказать, что никто их сюда не приносил, что вы нашли их в этом ящике? То есть, иначе говоря, их никто не возвращал?
– Думаю, что кто-то все же должен был их сюда принести; они не могли здесь очутиться сами по себе. Но кто это был, когда и как это произошло, мы не знаем. Нам нужно будет это расследовать и узнать, не знает ли кто-нибудь из слуг об этом деле.
Некоторое время мы все стояли молча. Молчание было довольно долгим. Первым заговорил детектив, который внезапно произнёс:
– Черт меня побери! Извините, мисс, – после чего он захлопнул рот.
Мы вызывали слуг по одному и спрашивали их, не знают ли они чего-нибудь о предметах, положенных в шкафчик будуара, но никто из них не смог пролить свет на эту проблему. Мы не говорили им, что это были за предметы и не показывали их.
Мистер Корбек, упаковав светильники в вату, поместил их в жестяную коробку, которую, могу здесь кстати заметить, отнесли в комнату детективов, и один из людей всю ночь стоял рядом с ней на страже с револьвером. На следующий день принесли небольшой сейф и мы поместили светильники в него. Сейф отпирался двумя различными ключами. Один из них я держал при себе, а другой положил в свой ящик в подвалах банка. Мы все были полны решимости избежать повторной потери светильников.
Примерно после того, как мы нашли лампы, появился доктор Винчестер. С ним была большая коробка, и, когда её открыли, там оказалась мумия кошки. С разрешения мисс Трелони я отнёс её в будуар и туда же принесли Сильвио. К нашему всеобщему удивлению, – кроме, разве что, доктора Винчестера – он ничуть не возмутился, он вообще никак на это не отреагировал. Он стоял на столе рядом с коробкой и громко мурлыкал. Затем, следуя нашему плану, доктор отнёс его в комнату мистера Трелони, и мы все пошли за ним. Доктор Винчестер был в возбуждении, мисс Трелони тревожилась. Я тоже волновался, так как начал понимать, в чем состоит идея доктора Детектив держался с холодным и спокойным высокомерием, но мистер Корбек, бывший сам по себе энтузиастом, был полон оживлённого возбуждения.
Как только доктор Винчестер вошёл в комнату, Сильвио замяукал и стал выворачиваться и, выпрыгнув из его рук, побежал к мумии кошки и стал яростно царапать футляр. Мисс Трелони с трудом унесла его, но, оказавшись вне комнаты, он успокоился. Когда она возвратилась, послышалось множество реплик:
– Я так и думал! – от доктора.
– Что это может значить? – от мисс Трелони.
– Это очень странно! – от мистера Корбека.
– Странно! Но это ничего не доказывает! – от детектива.
– Я отказываюсь от комментариев! – от меня, так как я подумал, что надо хоть что-то сказать.
Затем, по общему согласию, эту тему оставили на некоторое время.
Вечером у себя в комнате я делал некоторые заметки о том, что произошло, когда раздался стук в дверь. По моей просьбе пришёл сержант Доу, тщательно закрыв за собой дверь.
– Ну, сержант, – сказал я, – садитесь. В чем дело?
– Я хотел поговорить с вами, сэр, об этих светильниках. – Я кивнул и подождал, он продолжал. – Вы знаете, что комната, в которой их нашли, напрямую соединяется с той, где мисс Трелони спала прошлой ночью?
– Да.
– Ночью где-то в той части дома открылась и снова закрылось окно. Я слышал это, обошёл вокруг, но ничего не заметил.
– Да, я знаю это! – воскликнул я. – Я сам слышал, как открывалось окно.
– Не думаете ли вы, что в этом есть что-то странное, сэр?
– Странное! – сказал я. – Странное! Это самая поразительная, сводящая с ума вещь, которую я когда-либо встречал. Это все настолько странно, что никто ничему не удивляется, и все просто ждут, что же произойдёт дальше. Но что вы подразумеваете под "странным"?
Детектив помолчал, подбирая слова, затем нерешительно заговорил:
– Видите ли, я не из таких, кто верит в магию и все такое. Я всегда смотрю на факты, и в конце концов оказывается, что у всего есть причина. Этот новый джентльмен говорит, что вещи были украдены из его комнаты в отеле. Судя по некоторым его словам, я понял, что светильники принадлежат на самом деле мистеру Трелони. Его дочь, хозяйка дома, оставив комнату, которую она обычно занимает, спит в ту ночь на первом этаже. Ночью было слышно, как открывается и закрывается окно. Когда мы, весь день старавшиеся найти ключ к разгадке этой кражи, возвращаемся в дом, мы находим украденные вещи в комнате, находящейся рядом с той, в которой она спала!
Он остановился. У меня возникло то же самое чувство боли и страха, которое я испытал, когда он говорил со мной раньше. К проблеме, однако же, надо было встать лицом к лицу. Этого требовали наши с отношения с Маргарет, и мои чувства к ней, которые, как я теперь прекрасно осознавал, означали глубокую любовь и привязанность. Я сказал по возможности спокойно, зная, что острые глаза сыщика нацелены на меня.
– И какой же здесь вывод?
Он ответил с холодной дерзостью убеждённости:
– Для меня вывод в том, что кражи не было вообще. Кто-то принёс эти вещи в дом и передал их кому-то через окно на первом этаже. Их положили в шкафчик так, чтобы они были найдены в подходящее время!
Почему-то я почувствовал облегчение; это предположение само по себе было слишком чудовищным. Мне не хотелось, однако, подавать вида, поэтому я ответил по возможности серьёзно:
– И кто же, вы думаете, принёс их сюда?
– Этот вопрос остаётся открытым. Возможно, сам мистер Корбек; доверять это дело какому-то третьему лицу было бы слишком рискованно.
– Тогда естественным продолжением ваших выводов явится то, что мистер Корбек лгун и надувала и что у него есть тайные дела с мисс Трелони, имеющие целью обмануть кого-либо в истории с этими светильниками.
– Ваши слова достаточно резки, мистер Росс. Они так прямо выражены, что точно определяют место человека, и тогда насчёт него возникают новые сомнения. Но мне приходится следовать здравому смыслу. Может быть, второе лицо, здесь замешанное, это мисс Трелони. Если бы одна деталь, которая навела меня на размышления, так что я засомневался в её отношении, я бы и не стал предполагать, что она здесь замешана. Но насчёт Корбека я уверен. Кто бы там ни был замешан, но он-то уж точно! Эти вещи не могли быть взяты без его попустительства – если он говорит правду. Если же нет – что же! В любом случае он лжец. Я стал возражать против того, чтобы оставлять его в доме, где хранится такое множество ценных вещей, но это даст нам с напарником возможность за ним наблюдать. И за всем прочим мы будем смотреть тоже, скажу я вам. Он сейчас в моей комнате, сторожит эти светильники, но и Джонни Райт тоже там. Я приду до того, как он уйдёт, так что вряд ли кто-нибудь ещё сможет вломиться в дом. Это все, мистер Росс, разумеется, только между нами.