Да, тревоги не было в глазах Лабарту, но было что-то непривычное в его облике. Вроде, и одет как обычно: темная льняная рубаха, вышитая по рукавам и вороту, разноцветный пояс, длинные железные серьги… Их принес в дар купец из Киша, сказав: "Такое украшение пристало носить энзи. Да что там, даже лугалю всего Шумера оно впору!"
Да, все как обычно, вот только…
- Где… амулет, что дал тебе Намтар-Энзигаль? - спросила Тирид, и сердце замерло в ожидании ответа.
Лабарту поднял руку, словно хотел сжать амулет в кулаке, но тут же опустил ладонь. Лазурит, синий остроконечный камень всегда висел у него на шее. Но не сегодня.
- Я потерял его, - отозвался Лабарту. Говорил чуть виновато, но не опускал глаз. - Должно быть, вчера, когда купался в канале, или… Но заметил сегодня утром - нет его.
Страх задрожал в груди, но Тирид не выпустила его на волю, как прежде не выпустила на волю слезы.
Должно быть, это знак. Ребенок мой вырос, стал сильным. Могуществом скоро превзойдет и меня, и Шебу. Защита нашего хозяина больше не нужна ему. Да, это знак…
- Отец говорил с тобой.
Лабарту кивнул.
- Он сказал, сегодня вы покинете Лагаш. Я… - Лабарту замолк, и Тирид ждала. Он знал, что этим летом они уйдут из города. Все вопросы уже были заданы, ответы получены. - Я хотел проводить вас хотя бы до края полей, но Шебу думает, что лучше нам проститься у канала.
Тирид опустила голову, не в силах смотреть на сына. Как оставить его здесь одного? Как уйти?
- Наш хозяин, Намтар-Энзигаль, предрек тебе великое будущее, - заговорила она, и сама удивилась, как ровно звучит голос. - Помни его законы и правила, соблюдай их и храни. Ты будешь сильным, тебе покорятся многие. Помни то, чему мы тебя учили.
- Я всегда буду помнить! - пообещал Лабарту, и слова его звонким эхом отозвались внизу, во дворе. - Тирид… - Он взял ее за руку, и ей пришлось поднять глаза. - Тирид, вы вернетесь?
- Когда-нибудь, - тихо ответила она. - Когда те, кого ты оживишь своей кровью станут сами себе хозяевами… Или позже… Мы вернемся.
- Я сохраню для вас Лагаш, - сказал Лабарту.
- Нет. - Тирид улыбнулась и покачала головой. - Лагаш твой. Нас ждут другие земли.
И только теперь поняла, что не смогла сдержать слез.
Но разве можно не расплакаться, расставаясь с единственным ребенком?
Когда полуденная жара миновала и город вновь начал оживать, втроем они вышли из города. У широкого канала Шебу и Тирид простились с сыном и дальше пошли одни. Снова и снова Тирид оборачивалась и видела, что Лабарту все еще стоит у края дороги, смотрит вслед.
Как же он останется тут без меня? Он еще слишком молод и…
Но Тирид глубоко вздохнула, отгоняя эти мысли. Солнце давно осушило слезы, но сердце тихонько ныло, и ветер в тростниках еле слышно шептал: "Останься!.. Останься!.."
- Куда же мы пойдем? - спросил Шебу - К хозяину, на Дильмун?
Тирид тряхнула головой, отбросила непослушные волосы.
- Намтар-Энзигаль не звал нас туда, - сказала она.
- Вернемся в степь?
Шебу остановился. Он смотрел вопросительно, ждал ответа, но Тирид знала - если Шебу примет решение, ей не переубедить его.
Ответить правдиво? Сказать: "Если уйдем в другой город, то надолго ли останемся там? Всего несколько дней пути до Лагаша, разве смогу я удержаться? Вернусь, повидать, проведать… А хозяин не велел. Значит, надо уйти на край земли, до самого дальнего моря…"
- Хозяин рассказывал про другие земли, - проговорила Тирид. - Я хочу увидеть их.
Несколько мгновений Шебу молчал, внимательно глядя на нее, словно пытался проникнуть в мысли. Потом кивнул.
И они вновь зашагали вперед, мимо зарослей тамариска, мимо финиковых пальм. Люди на полях прерывали работу и выпрямлялись, чтобы проводить взглядом двух демонов. Безоблачное небо над головой, горячая земля под ногами - разве не прекрасное начало пути? Дорога вела в Умму, в Киш и в Ниппур. А потом дальше, в неведомые земли.
3.
Они переправились через Евфрат и пересекли степь. Здесь звучал родной язык, здесь знали их, помнили и боялись. Так легко и привычно бродить в высокой траве, вдыхать аромат весенних цветов и засыпать в объятиях друг друга - в шатре или прямо на земле, под звездным небом.
Но земля черноголовых слишком близко, слишком близко Лагаш.
Вскоре они покинули знакомые места.
Дальше путь лежал по пустынным землям, жажда там горела ярче пламени, и люди, попадавшиеся на пути, тщетно молили о милосердии. Эту дорогу хотелось забыть, как страшный сон.
Но потом, словно в награду за пережитые испытания, судьба преподнесла им дар: впереди показались горы, и трудно было поверить, что подобные места существуют наяву, а не только в легендах и песнях. Драгоценные кедры, из которых черноголовые делали алтари, двери храмов и убранство царских покоев, - эти кедры росли здесь повсюду. Кроны их заслоняли небо, и солнечный свет сиял среди зелени, узором ложился на землю.
В этих краях Шебу и Тирид задержались надолго, - запах хвои пленял, и крови было много. Но однажды Тирид приснился Лабарту. Он звал ее по имени, и в голосе его было столько боли и горя, что Тирид проснулась в ужасе и лежала, дрожа и не смея заговорить. Шебу обнимал ее, прижимал к себе, шептал что-то. Успокоенная его словами, она уснула. Утром сон забылся, но горы больше не казались достойным пристанищем, и демоны спустились в долину.
Здесь не текли великие реки, не было и каналов. Но богатства этой земли поражали, - казалось, даже возделывать ее не надо, она сама даст урожай. И людей здесь было много. Одни жили деревнями, выращивали ячмень, как жители Шумера, другие кочевали со стадами овец, как народ марту. На холмах, возле жертвенников и в священных рощах поклонялись своим богам, непохожим на богов черноголовых.
Шебу и Тирид блуждали по этой земле, вдоль берега моря, по горам и зеленым долинам и однажды вышли к городу.
За пределами Шумера они не встречали городов, этот был первым. Каменные дома, улицы, святилище, дворец правителя. Да, много меньше, чем Лагаш, меньше, чем Ниппур, но все же настоящий город. И в этом городе жил пьющий кровь.
Шебу и Тирид встретили его у колодца возле дороги. На вид демону было лет семнадцать, не более, но глаза хранили память многих столетий.
И все же был он много младше и слабее, чем Энзигаль.
Едва увидев их, демон спросил:
- Кто вы и чьей крови?
Шебу поклонился и ответил:
- Я Шебу, а это жена моя, Тирид. И она сестра мне, потому что хозяин у нас один - Намтар-Энзигаль.
Услышав это имя, демон города простерся на земле перед ними и сказал:
- Дети сердца Намтара-Энзигаля - всегда желанные гости в Йерихо. Я, Хадад, свято соблюдаю все его законы. Пейте здесь кровь и оставайтесь, сколько захотите.
Город был щедр и красив. Они задержались там надолго.
4.
Когда пришла пора расставаться, хозяин Йерихо вышел проводить своих гостей и простился с ними лишь у дальнего колодца.
Здесь было шумно: блеяли овцы, лаяли собаки, пастухи переговаривались, черпая воду. От летнего солнца чуть кружилась голова, а горячая дорога под ногами торопила, звала в путь.
Шебу поклонился хозяину города. Тирид, вслед за ним, прижала руки к груди и склонила голову.
- Благодарим тебя, Хадад. - Шебу говорил нараспев, как принято в этих краях. Так легко перенимается чужая речь, и не заметишь, как забываются родные слова. - В твоем доме мы жили счастливо, и кровь, выпитая на твоей земле, была чистой и сладкой.
- Мой дом будет ждать вас, - отозвался хозяин Йерихо и улыбнулся, открыто и легко.
Шебу и Тирид провели на его земле не один год. Но раз уж отправились странствовать, так к чему сидеть на одном месте?
- Идите по этой дороге, - продолжал Хадад. - Она выведет вас к другому морю. Но вряд ли вы останетесь там надолго… Куда вы отправитесь потом?
- Мы еще не знаем, - отозвалась Тирид.
Хадад на миг задумался, опустил взгляд, словно изучал следы в пыли. Но потом тряхнул головой и улыбнулся вновь.
- Какой бы пусть вы не выбрали - все будет верно, - сказал он. - Ведь вы - дети сердца Энзигаля, и никто не осмелится причинить вам зла.
Обняв на прощание своих гостей, Хадад повернулся и зашагал обратно, в город пальм.
Путь через горячую безлюдную землю остался позади. И вот теперь, стоя у кромки прибоя, и глядя как с тихим шуршанием набегают на песок волны, Тирид отчего-то не чувствовала радости. Это море совсем не походило на штормовые берега, где они бродили прежде. Безмятежная и спокойная гладь… Тирид вздохнула и сжала руку Шебу.
- Скажи… - Голос ее был чуть громче шелеста волн. - Будут у нас еще дети?
Шебу привлек ее к себе, поцеловал. Тирид молча прижалась щекой к его плечу.
Зачем я спросила? Что он может сказать мне?
И, словно в ответ, Шебу прошептал:
- Такой дар дается ли дважды?
Повинуясь внезапному порыву, Тирид отстранилась.
- Пойдем на запад! - сказала она. Что там, на западе, они не знали, но стоять на месте не было сил. - Я хочу увидеть, куда уходит солнце.
Часть вторая Бегство
Глава первая Лагаш
1.
Иногда ему казалось, что в этом городе он родился, здесь прожил всю жизнь. Ведь все, что было до того, видилось как сон, струящийся, ускользающий и яркий. Там он едва отличал жар солнца от вкуса крови, там травы были так высоки, что смыкались над головой, и голоса Тирид и Шебу были повсюду.
Но он знал, что те годы, ставшие туманно-ярким маревом - явь, а не сон, ведь он помнил, как покинул степь, как шел в Лагаш. Помнил так же ясно, как вчерашний день.
"Тебе дана особая память", - повторяли Шебу и Тирид. Он думал над этими словами, теперь даже чаще, чем прежде. Много раз он переплывал реку - ее бурное течение будило в нем радость, он боролся с ним, как борятся с диким зверем, - и уходил в степь. Там, лежа среди дурманящих трав, глядя в небо, он пытался дотянуться мыслью до тонкой границы, отделявшей неясные блики первых лет от того, что было ему дано.
Раньше, когда он еще не был один, он спрашивал у Тирид, отчего он не помнит свою жизнь с самого рождения, если у него такой особый дар. Но Тирид лишь покачала головой, сказала: "Этот дар был у тебя всегда. Но он спал, и пробудился однажды".
И теперь, раз за разом, он пытался дотянуться до первого ясного мгновения, и никогда не мог найти его.
Но он помнил дорогу. Помнил Евфрат - бескрайний, полный птичьего многоголосья, теплыми волнами накатывающий на край плота. Помнил утоптанную дорожную глину - непривычно ровную, горячую и сухую. И такой же горячей и сухой в тот миг была жажда, но Шебу крепко держал его за руку, не позволял отойти. Дорога тянулась вдоль реки, и по ней уходил высокий демон, а Шебу и Тирид смотрели ему вслед.
Хозяин его родителей, Энзигаль, отправившийся в другую землю, за море.
Лабарту сел, тряхнул головой. Его волосы пропитались пыльцой, запахом трав, - степь цвела, забывала зиму. Солнце уже стало алым, клонилось к западу, и Лабарту поднялся, глядя на него.
Сколько бы он ни вспоминал, о чем бы ни думал, проходили часы или мгновения, и вновь он видел, как Шебу и Тирид уходят прочь из Лагаша, идут, взявшись за руки, - туда, куда движется солнце.
Река стала темной, пена окрасилась закатом. Лабарту бросился в воду и долго плыл против течения, прочь от города. Но не мог уплыть далеко, - вода была упорней, била, тянула назад. Когда он выбрался на южный берег, уже почти стемнело.
Город встретил его тишиной. Но городская тишина всегда обманчива - она сплетается из тысячи легких шорохов, шелеста дверных занавесей, плеска воды, дыхания спящих. Голоса птиц и перекличка стражи, треск огня, шаги припозднившихся путников…
Сам Лабарту шел бесшумно. Это была тайная игра, оставшаяся с ним с детства: идти по темным улицам, слушать, но не дать себя услышать. Но сегодня с волос все еще стекала вода, рубашка липла к телу, а воспоминания, уже непрошенные, теснились, поднимались, затмивали явь.
"Ты должен научиться управлять своей памятью, - говорил Шебу. - Должен научиться сдерживать ее, как сдерживаешь жажду".
Шебу научил его сдерживать жажду, но не мог объяснить, как обуздать память. Лабарту учился этому сам, день за днем. И когда реки разлились в девятый раз со дня его рождения, летом, он нашел верный способ.
Нужно идти, не стоять на месте, и каждой частицей тела вслушиваться, впитывать мир. И тогда упругая глина под ногами, шершавый кирпич стен, которого касается ладонь, и каждый глоток воздуха, - все вместе они станут ярче воспоминаний, и прежние чувства не пробудятся, не захлестнут.
Но сейчас, неслышно ступая по путанным улицам, он сам не знал, хочет ли удержать память. Ведь сколько раз еще зима сменит лето, прежде, чем родители вернутся?
В воспоминаниях они были рядом, вместе с ним возвращались домой. Здесь, у колодца на площади остановились, чтобы Лабарту мог утолить жажду. Он пил, стараясь не уронить ни капли, а когда отпустил жертву, и та прижала окровавленную руку к груди, увидел, что перед ним - девочка, не старше его самого, испуганная и бледная.
"Иди, - сказала ей Тирид. - Никто из нас не голоден больше". Но та лишь пятилась, бормотала слова благодарности.
Это было давно.
Лабарту вздохнул, мотнул головой, положил обе руки на кирпичную кладку колодца. Здесь не было сейчас ни детей, ни взрослых, только он, демон Лагаша.
Он любил этот город - так любят то, что хорошо знакомо, то, что принадлежит по праву. Он знал каждый поворот тут, каждую развилку. Бессчетное число раз, днем и ночью, он бродил по этим улицам, - укрощал память, наблюдал за людьми, выбирал из множества отпечатков босых ног в пыли один след, и шел по нему, пока не надоедало.
Ему нравилось имя города - Лагаш - в нем был плеск волн у причальных столбов на реке и шелест ветра в прибрежных тростниках.
Сейчас, как всегда ночью, город тихо шелестел свое имя. В домах вокруг, за каждой стеной, были люди. Движение их жизней, тепло крови, было повсюду, нахлынуло приливом, стало невыносимым, - и Лабарту поспешил домой, туда, где прежде жили Шебу и Тирид.
Дом быстро позабыл их тепло и голоса. Летняя жара и прохладный ветер зимы развеяли запахи. Дольше всех держался аромат душистого масла, которое любила Тирид, но и он был сейчас едва ощутим.
Все еще ступая бесшумно, Лабарту пересек двор, вошел в темный дом. Сбросил одежду, влажную от речной воды, опустился на овечьи шкуры, служившие ему постелью. Нигде в городе не было такой тишины, как в этом жилище на заброшенной улице, - но и здесь слышался шелест, распадался на голоса сверчков и дыхание ветра. И самым громким звуком в этой тишине было биение собственного сердца, движение крови в жилах.
В такие ночи трудно не думать о том, как одиноко теперь в этом доме.
С тех пор, как Шебу и Тирид ушли, Лабарту чаще стал говорить с людьми. Но то, как они кланялись в страхе, покорность в их сбивчивых и торопливых словах, - все заставляло оборвать речь, не задавать вопросов.
Тот, кто в таком ужасе смотрит на меня, не сможет понять, а, значит, не сможет и ответить.
Но были и те, кто не боялись. Были жрецы, чья жизнь словно бы проходила в невидимом Лабарту мире, и был Уруту.
Лабарту встретил его, когда разлив реки был особенно бурным, и люди горевали об унесенных лодках и разрушенных домах. Это был четырнадцатый разлив рек для Лабарту.
Он был невысок - многие дети Лагаша превосходили его ростом и были шире в плечах. Но не сильнее, нет. Горожане уступали ему дорогу, знали - вот идет демон, дитя демонов, пьющий кровь, неопаляемый солнцем. Люди отступали в сторону, делали охранительные знаки, страшились наступить на его тень.
Но однажды, когда Лабарту бродил по берегу канала и читал следы, как велел Шебу, подошли двое и остановились, словно ждали, заметит ли он их. Один - юноша, лишь этой весной облачившийся в одежду взрослого воина. Лук за плечами, короткая перепоясанная рубаха, нож… А рядом с ним мальчик, бледный от страха, обеими руками вцепившийся в колчан со стрелами.
Лабарту не был голоден.
Старшим был Уруту, и он сказал тогда:
- Я не боюсь тебя. Я знаю свою судьбу. Гадание гласит - я умру на войне, от вражеской стрелы.
Лабарту знал, что нельзя спорить с судьбой.
С тех пор он много раз говорил с Уруту. И в городе, и на берегу канала, утром, в полдень и на закате.
- Ты демон, - сказал как-то Уруту. В тот вечер они встретились у колодца. Девушки, черпавшие воду, поспешили уйти, но Уруту остался. - Где твои родители найдут жену для тебя? В Лагаше нет больше демонов.
- Я демон, - ответил Лабарту. - Это люди в спешке женятся, рожают детей и умирают. Демонам некуда спешить.
Тирид засмеялась, когда он пересказал эти слова.
- Ты сам найдешь ту, которую захочешь привести в свой дом, - сказала она, - и сделаешь демоном, когда пожелаешь.
У Тирид были красивые ожерелья, из бирюзы, из жемчуга, из крохотных белых ракушек. Витые серьги, браслеты с бубенчиками, костяные и деревянные гребни. Ничего из этого Тирид не забрала с собой, - высыпала все украшения в маленький сундук, сказала, улыбаясь: "Это для той, что станет жить здесь".
Сквозь ночную темноту Лабарту видел плетеный сундук, - на прежнем месте, там где оставила его Тирид, у стены. Настала пятая весна с тех пор, как ушли родители, но за все эти годы никто не заглядывал в шкатулку, никому Лабарту не дарил сокрытые там ожерелья и серьги.
Ему некого было привести к своему очагу.
Женщины Лагаша с готовностью уступали его желаниям, но в глазах у них всегда таился страх. Лишь когда страсть раскалялась, и мысли теряли форму и звук, лишь тогда этот страх исчезал.
Или я не замечал его.
Однажды, он задержал девушку в своем доме. Решил - стоит ждать, стоит дать время, ведь ей нечего бояться, она поймет. Она разожгла очаг, позабывший об огне, толкла ячмень в широкой ступе, пекла лепешки. Лабарту приносил ей то, что она просила, - она благодарила, еле слышно, не поднимая глаз. Иногда, также тихо, она начинала петь. Иногда шептала что-то - замолкала, стоило Лабарту приблизиться, но он успевал уловить имена богов, слова мольбы.
Она засыпала рядом с ним, на мягких овечьих шкурах. Как-то раз, проснувшись, она улыбнулась, и в глазах у нее не было и тени тревоги. Лабарту засмеялся, обнял ее. И в этот миг она встрепенулась, пробудившись полностью - поняла, кто рядом с ней - вновь стала покорной и далекой. Страх трепетал вокруг нее, был ощутимей, чем тепло ее тела.
- Пойдем, - сказал тогда Лабарту. - Я отведу тебя домой.
Он хотел рассказать об этом Уруту, хотел сказать: "Ты был прав, в этом городе нет жены для меня", - но пророчество исполнилось, вражеская стрела нашла свою цель.
Судьба Уруту исполнилась, как исполняются все судьбы.