- Вэл, - произнесла Винд, словно стихи. - Вэл Макклауд.
- Говоришь, что ты старая подруга Вэла и что тебе надоело стоять за кулисами и ты вышла послушать микс сзади и забыла сумочку. Делаешь вид, что чуть-чуть побаиваешься его, и одновременно не забываешь себя демонстрировать. Все это дает тебе возможность попасть туда… гипотетически, разумеется.
Она видела, как Винд нервно переводит взгляд с голубой двери на нее и обратно, словно собираясь с духом и одновременно как бы ища… чего? Одобрения?
"Зачем ты это делаешь, - требовательно поинтересовался у Конни внутренний голос. - Зачем ты толкаешь ее туда? Ради нее? Или ради себя?"
Она проигнорировала внутренний голос, перестав думать. Вместо этого она порылась у себя в сумочке и достала пару презервативов.
- Если соберешься туда, иди, пока концерт не кончился. Надо попасть туда раньше, чем группа окажется за кулисами. Хочешь стать подругой Вэла? В таком случае скажи себе, что это ты и есть. Ты - подруга Вэла. Как только увидишь его - поцелуй. Веди себя так, словно уже принадлежишь ему. Говори ему, что он - гений. Дай ему бутылку пива. - Она говорила все быстрее и быстрее, почти неслышным шепотом, и тем не менее в окружающем оре ее было очень хорошо слышно. - Возьми его за яйца, только не очень сильно, и пошепчи что-нибудь… может, как сильно ты его хочешь, а потом посмотри на него так, чтобы он понял, что ему выпала удачная ночь. Только никакого напряга, к черту все напряги, понимаешь? И если видишь, что дело зашло далеко, черт побери, гораздо лучше будет воспользоваться вот этим, поняла? - И она вложила пару "троянцев" в ладонь Винд.
Винд смотрела на мать, словно впервые видела. Она ничего не сказала, но на лице было явно написано: "Почему?"
- Потому что я - не моя мать, черт побери, - ответила Конни на безмолвный вопрос. - Когда я была в твоем возрасте, я поклялась, что не стану такой, как она. И не стала, чтоб мне. Не стала. Вот деньги на такси, если понадобится. Ну, ты хочешь своего бас-гитариста?
Пару мгновений она еще колебалась, но затем Конни увидела, как в глазах дочери полыхнул так хорошо знакомый по себе яростный огонек. Между ними словно возникла некая связь - впервые… Господи, впервые после того времени, как Винд лежала в пеленках. Винд энергично кивнула.
- Так иди и бери его! - сказала Конни.
Винд уже метнулась как ветер - в полном соответствии со своим именем. Конни смотрела, как дочь прокладывает себе путь в заполненных проходах, направляясь к голубой двери. Там возник момент колебания, но вот Винд расправила плечи и уверенно двинулась дальше. Она вошла в дверь.
Часть Конни торжествующе пела.
А другая - меньшая часть - умирала…
Длинный тощий длинноволосый басист одной рукой обнимал Винд. Вэл лежал с ней рядом, и его длинные сильные пальцы, которые извлекали из гитары эти мощные низкие звуки, сейчас лениво гладили ее груди. Их обнаженные тела тесно прижимались друг к другу, наслаждаясь последними мгновениями страсти, прежде чем та полностью угаснет.
Какой-то частью сознания Винд до сих пор не могла в это поверить. Мать оказалась права. Права буквально во всем. В том, как проникнуть внутрь. В том, что ее самоуверенной позы (а это была лишь поза, ничего более) оказалось вполне достаточно, чтобы привлечь к себе Вэла, как спутник на орбиту планеты. Нет, не планеты - звезды. Она называл ее своей звездочкой, новой звездой, центром своей вселенной. И кого волнует, если, со всей вероятностью - хорошо, со всей уверенностью - это всего лишь бредня мимолетной страсти. Он говорил так, даже если на самом деле так не думал.
Ее мать оказалась права.
О Господи.
В последнее время отношения Конни и Винд складывались не очень. В последнее - это примерно после второго дня рождения Винд. Но недавно они стали совсем никуда. Мать постоянно висела над душой. Винд чувствовала, что задыхается. Казалось, куда ни повернись - всюду маячит ее выжившая из ума, перезревшая фанатка-мать.
Это было… это было чертовски грустно. Мать становилась тяжелой, мучительной помехой, и Винд никак не могла найти способ дать ей понять это. Ее никак нельзя было удержать, заставить не лезть в дела дочери, прекратить бесконечную пустую болтовню о "старых добрых временах", словно какой-то внутренний демон подзуживал ее перебирать все события двадцати-сколько-там-летней давности, до которых никому нет ни малейшего дела…
- Ты в порядке? - Вэл, слегка удивленный, потрогал ее за плечо. - Словно заснула.
- Нет, все отлично, - игриво улыбнулась она. Потому что, черт побери, на этот раз… на этот раз мать оказалась права, надо отдать должное этой старой крэзовой суке.
Вэл опустил голову, с видимым отвращением глядя на презерватив, вяло свисающий с его члена, не более симпатичный, чем проколотый воздушный шарик. Когда Винд достала его из кармана, он скорчил рожу.
- Детка, - самодовольно протянул он, - если есть кто в этом мире, от кого ты могла бы не беспокоиться подхватить смертельную болезнь, - так это я.
Но, черт побери, относительно всего остального мать оказалась совершенно права. И нет никаких оснований полагать, что и в этом конкретном предупреждении она промахнулась.
Однако теперь, когда непосредственные игры и развлечения кончились, ей захотелось помочь ему сохранить некоторую степень достоинства.
- Позволь мне этим заняться, - показала она подбородком на обвисший презерватив. Потом встала и направилась в ванную, перешагивая через разбросанную по всему полу гостиничного номера одежду. Через мгновение она уже обтирала свою рок-звезду горячей мокрой губкой.
Вэл включил лампу на тумбочке и закурил "Мальборо". Резкий свет залил комнату. Винд замерла.
- Это очень приятно, детка. Зачем остановилась? - спросил бас-гитарист "Академии Мрака", выпуская колечки дыма, которые обвивались вокруг сосков Винд.
- Я просто смотрю на твою татушку, Вэл. Потрясающе! И так возбуждает!
- О да… - скучным голосом подтвердил он.
- Давно это у тебя?
- Да. Давно.
- Bay! - одобрительно воскликнула она и еще повозила "убкой. - Очень изящно. Никогда такого не видела.
Длинным ноготком указательного пальца правой руки она прошлась по контуру пурпурно-черного женского профиля, не пропустив и единственной алой слезинки, которая скатилась на ее черную щеку…
Луна снова пела ту самую старую песню… но в мозгу слышался какой-то визг, диссонансы… потом послышался смех, стали проявляться какие-то лица, она почувствовала жесткость под собой - словно лежала на ледяном камне. Ощутив ломоту в суставах, она попробовала потянуться, но руки оказались связаны, она не могла шевельнуться, а они приближались. И тут возник странный запах, который заполнял ноздри, заполнял душу…
Конни проснулась от отдаленного крика. Лишь через пару секунд она в замешательстве сообразила, что крик исходит от нее самой, после чего закрыла рот и - надо же! - крик прекратился.
Она посмотрела на старые настенные часы над кроватью. Четыре часа девять минут утра. Секунду она думала про "Бич Бойз".
Огромного размера мужская тишотка с изображениями "Роллинг Стоунз" прилипла к телу. Она подобрала коленки и прижала их к груди.
Винд еще не вернулась. Она поняла это инстинктивно, что не помешало прошлепать к комнате дочери и открыть дверь. Комната не слишком отличалась от той, в которой она сама жила лет двадцать назад. Плакаты на дверце шкафа и на стене: "Академия Мрака", "Ганз-н-Роузез", Альберт Эйнштейн на велосипеде. По-прежнему множество кукол и мягких игрушек, рассаженных по полкам и горкой громоздящихся на королевских размеров кровати. Не хватает только прекрасной восемнадцатилетней мирно спящей дочери.
Этот сон…
Она запустила пальцы в сырые от пота волосы, а затем, совершенно непонятно для себя, прикоснулась к шее, как раз у основания черепа. Кожа там была грубой. Уже много лет. Словно от сильной царапины, может, даже когтем.
Она уже много лет не видела этот сон. Он начал сниться вскоре после того, как "Тайдл Рэйв" разбились и сгорели. Она просыпалась с криком. Мысленно она до сих пор могла представить себе мать, которая возникала в дверном проеме и говорила: "Хорошо. Хорошо! Не одной мне из-за тебя страдать кошмарами!"
Очень тебе это поможет!
Сон перестал появляться много лет назад. Конни даже полагала, что назло - словно подсознание не хотело доставлять матери удовольствия видеть страдания дочери.
Но матери давно нет. И "Тайдл Рэйв" давно нет.
А сон вернулся - и с лихвой. Словно подсознание выдало своего рода тревожный сигнал, пытаясь предупредить ее…
О чем?
Что-то должно случиться? Или что-то уже случилось, но мозг отказывается принять или понять? Что-то…
- Винд, - прошептала она. - О детка… пожалуйста, вернись домой, успокой меня…
Но тревожное ощущение подсказывало, что покоя больше не будет никогда.
Пришлось мобилизовать все силы, чтобы не скатиться кубарем по лестнице, когда наконец около шести утра тихо открылась и закрылась входная дверь. Ее охватило чувство неимоверного облегчения, и с этим облегчением она заснула, проведя в блаженном забытьи время почти до полудня. Потом встала и, протирая глаза и пошатываясь, начала спускаться по лестнице. Слышалось шипение масла на сковородке и потрескивание яичной скорлупы. Конни вошла на кухню. Винд, свеженькая, как само утро, обернулась к ней от плиты.
- Спокойно закончилось? - спросила она.
- Судя по публике - да, - раздвинула губы в улыбке Конни.
Она подавила желание метнуться к дочери и прижать, к груди. Пересчитать - как бы по-детски это ни выглядело - все пальчики на руках и ногах, как она сделала, когда родилась Винд, проверяя, все ли в порядке. Вместо этого она быстро прошла по кухне, мятый купальный халат шелестел, соприкасаясь с мускулистыми икрами. Плюхнувшись в кресло, она изрекла:
- Ну?
- Что "ну"? - откликнулась Винд.
- Не увиливай, юная леди. Получилось?
Винд явно была намерена оттянуть разговор подальше, но не обладала достаточным талантом сохранять спокойствие мудреца.
- Да. Получилось. Прямо как колдовство.
- Всё?
- Всё, - с нажимом повторила Винд.
И что-то еще внутри Конни умерло. Правда, она не могла сказать, Что именно.
- Поздравляю, - ровным тоном произнесла мать. - Теперь ты…
(Проститутка! Шлюха! Сука!)
…среди немногих избранных, - закончила она, захлопывая дверь перед голосом своей матери. Чувствуя, что надо что-нибудь сделать, она встала и подошла обнять Винд. По пути она выключила плиту.
- Мама! - воскликнула Винд. - Я же готовлю тебе завтрак!
- Да, конечно… но ты все равно ничего не умеешь. Поэтому я и узнаю в тебе свою дочь. Так что… - И она увлекла Винд в другое кресло, сама устроившись напротив. - Расскажи мне обо всем.
И Винд рассказала ей все. Все славные подробности. Все уловки и ухищрения. Каждую секунду своего открытия. Конни продолжала улыбаться, хотя лицо горело, и кивала до тех пор, пока не почувствовала, что скоро голова отвалится.
(Ну что, довольна, сука? Превратила собственную дочь в такую же шлюху, как ты. Через нее ты только и можешь продолжать получать свои похабные удовольствия. Ты погубила ее, ты…)
- …и слезинка, как капля крови…
Эта фраза вернула ее к действительности. Она взглянула на дочь и яростно захлопала ресницами.
- Ну-ка погоди. Что? Про что ты говоришь?
- Про тату у Вэла, - озадаченно повторила Винд. - Ты что, не слушаешь?
- Будь снисходительна к своей старой мамочке, - заставила себя улыбнуться Конни. - Как она выглядит?
Винд принялась детально ее описывать, но заметив, как мать стремительно бледнеет, тревожно спросила:
- Мам, что с тобой? Тебе нехорошо?
И пела луна, и смеялся Рэб, и все остальные стояли…
(Шлюха! Проститутка! Если не хотела слушать меня, послушай себя!..)
- Детка… - Конни с трудом овладела голосом. Потом взяла Винд за плечи и докончила фразу: - обещай, что ты не вернешься.
- Куда?
- К Вэлу и остальным. У меня просто какое-то предчувствие. Больше ничего. Может, это глупости…
- Глупости, - убежденно повторила Винд. - И я собираюсь туда снова. Сегодня вечером.
- Нет.
- Но они меня пригласили…
- Нет! - Теперь она уже с силой встряхнула Винд. - Ты туда не вернешься!
Винд без труда сбросила с себя ее руки, и Конни с изумлением ощутила, какая сила в руках дочери.
- Черт возьми, почему? - вставая, спросила Винд.
- Я… я этого не могу объяснить. Скажем, женская интуиция, ладно?
- Нет, не ладно! Мать, в чем дело?
- Дело… - Она пыталась найти слова, чтобы выразить то, что было лишь мучительным повторяющимся сном. - Понимаешь, была тогда одна группа, "Тайдл Рэйв"…
- О нет, мать, хватит с меня твоих охотничьих рассказов…
- Да выслушай меня, черт побери! - вскипела Конни. - Хотела знать - так слушай!
И она рассказала ей все. По крайней мере все, что могла вспомнить, поскольку минуло уже более двадцати лет и многое с тех пор утратило четкость. Но кое-что она забыть не могла. Не могла забыть рокочущего бас-гитариста и его тату. Не могла забыть кубок, поездку в лимузине, и холод, и резкую пронзающую боль, и смех, и луну, поющую песни..
Она рассказывала торопливо, отчаянно, пытаясь достучаться до сознания дочери. Пытаясь восстановить связь.
Но по мере того, как говорила, видела, как на лице Винд все более отчетливо формируется выражение скепсиса. Ей не удалось убедить дочь. Гораздо больше было похоже на то, что она ее теряла.
- Здесь что-то не так, - с силой закончила Конни.
- Мать! - Винд старалась сохранить терпение, но не очень для этого напрягалась. - Это такой бред, что даже не смешно. Допустим, у него была такая же тату. Ну и что? Вполне возможно, что где-нибудь в Лос-Анджелесе, Чикаго, Сан-Франциско или еще черт знает где живет парень, который на этом специализируется. Что тут такого?
- Винд… прошу тебя, не возвращайся.
- Я обещала.
- Обещай мне, черт возьми! Я твоя мать! Я имею на что-то право! Имею! Я запрещаю тебе ходить туда!
- Ты мне запрещаешь? - изумленно переспросила Винд. - Ты что, совсем спятила? Я совершеннолетняя…
- И сексуально озабоченная! Думаешь только о том, как затащить его на себя и стать рок-шлюхой, вместо того чтобы послушать…
Винд ударила ее - сильно и неожиданно. Конни отреагировала автоматически. Удар в лицо получился такой силы, что Винд отлетела к плите, задела рукой все еще раскаленную сковородку и взвизгнула.
Раскаиваясь, Конни шагнула к ней.
- Винд!..
Но Винд уже не слушала. Она рванулась прочь, зажимая ошпаренную руку и крича на ходу:
- Ты просто ханжа несчастная! Забила мне голову всяким дерьмом о том, какое это было прекрасное время, какая ты сама была замечательная… Из шкуры лезла, чтобы сделать меня такой, как ты, - из-за какой-то вонючей склоки с твоей матушкой, а как только я начала вести себя как ты - тут же взбесилась! В чем дело, мама? Не нравится, что получилось? Во мне от тебя слишком много? Что ж, значит, так тебе повезло! Я буду делать то, что хочу, и ходить туда, куда захочу, и черта ты меня теперь остановишь!
Но Конни уже ее не слушала. Она вытащила из тумбочки под телефоном ящик, битком забитый старыми фотографиями и прочим хламом. Представление Конни о порядке ограничивалось приблизительным знанием о том, где что может быть. Она лихорадочно перебирала бумажки, отчаянно стараясь выбросить из головы диатрибу дочери, и наконец выхватила нужную стопку фотографий.
- Иди посмотри! - позвала она Винд. - Не могу найти фотографию тату, но вот это Рэб. - Она сунула фотографии под нос дочери. Винд мельком взглянула на характерное суровое выражение лица старомодного рокера, но на большее не хватило терпения. Нет, мать может убираться со своей паранойей куда подальше. Выхватив фотографии из руки Конни, она швырнула их на пол.
И ринулась прочь со скоростью и яростью, полностью соответствуя своему имени, не обращая внимания на материнские вопли.
"Хочу отрезать себе л-л-л-ломтик твоей л-л-л-любви-и-и-и! - завывал Вайли Койот, ведущий солист "Академии Мрака", носясь по сцене в драных, в обтяг, черных кожаных штанах и алых ботинках со страусиными перьями. Его огненно-красная грива раскачивалась из стороны в сторону, как и окружающая толпа. Он прыгал, падал, визжал, драл себя ногтями, подхлестывал, доводя восхищенных тинейджеров до полнейшего безумства.
Винд смотрела это сбоку, из-за кулис. Теперь она официально стала одной из немногих избранных. В руках у нее было две бутылки пива: в одной - "Миллер-лайт", из которой она прихлебывала, в другой - длинногорлый "Будвайзер", чтобы дать Вэлу, когда он закончит работать. Или в любой момент, как только он выскочит за кулисы сорвать поцелуй и промочить глотку холодненьким.
Группа доиграла "Ломтик Твоей Любви", и Руди Валенц, соло-гитарист, стал менять гитары для следующей вещи. Пока помощники подключали инструмент Вэла, она заметила, что он на нее смотрит. Она послала ему воздушный поцелуй, и бас-гитарист кивнул ей и улыбнулся.
Это была странная, кривая, причудливая, кошмарная улыбка. Словно часть его рта была мертва.
Винд ощутила внутреннюю дрожь. Она отвернулась и ушла в раздевалку.
Было нечто такое в этой улыбке… нечто такое, что напомнило ей такую же безумную улыбку, которая мелькнула в той стопке фотографий, что сунула ей мать.
Ее мать, сбрендившая сучка…
- Не становись посмешищем, - произнесла она в пространство, сунула в рот клубничку со стоявшего рядом подноса и отравилась обратно за кулисы досматривать окончание выступления "Академии Мрака".
Поездка на лимузине в отель стала одним из сильнейших ощущений, которые когда-либо испытывала Винд. Мелкий дождик стучал в ветровое стекло, а водитель, не давая затухнуть ленивой болтовне, рассуждал о том, что могло быть и хуже.
Винд не обращала на эту болтовню никакого внимания. Она сидела на коленях у Вэла, хохотала, дергала его за выпяченный подбородок, в то время как вся остальная группа жадно пожирала ее взглядами. Но Вэл властно обнял ее рукой и усмехнулся:
- Она моя, парни. Вся моя.
Вся его.
Она лежала, свернувшись в клубочек на кровати в гостиничном номере Вэла, и улыбалась. Она даже еще не разделась. Было ужасно забавно смотреть, как Вэл ходит взад-вперед по номеру, прижав к уху мобильник, и о чем-то договаривается. Время от времени покрикивает на своего агента. Ей это нравилось. Вэл никому не даст спуску. Она делала мысленные заметки, планируя приложить его манеру управляться с делами к своей собственной ситуации со свихнувшейся матушкой.
Вэл наконец отбросил телефон и обернулся к ней. Снимая рубашку, он снова улыбнулся той самой жуткой улыбкой. Потом, наставив на нее указательный палец как пистолет, произнес:
- Жди здесь.
На минуту он вышел из комнаты, а когда вернулся…
В руках у него был кубок. Большой серебряный кубок.
Увидев ее гримасу смущения и беспокойства, он вытянулся лицом.
- Что-то не так, детка?