– Я этого не чувствую, – почти сердито откликнулась я.
– Вы меня поражаете, Оля, своим нежеланием смиряться с происходящим. Кругом вас творятся разнообразные чудеса, а вы отказываетесь их воспринимать. Мне кажется, что они – знаки ожидающего вас впереди, может быть, и счастья, разве нет? Можно, я вас обниму?
Не дожидаясь моего согласия, он обнял меня за плечи и прижал к себе. Я вяло поинтересовалась:
– Вы вроде грозились не приставать ко мне? Или это тоже знак ожидающего меня счастья?
Роман рассмеялся, он хохотал и хохотал, не в силах остановиться, наконец, с трудом выговорил:
– Мне помнится, что тогда я обещал всего лишь не начинать немедленно приставать к вам. Дальнейшее мы не обсуждали. Если вам не нравится, Оля, вы так и скажите. Почему-то во всем остальном вы человек прямой и сразу способны внятно объяснить, чего вам хочется или не хочется.
Но я не собиралась ему ничего объяснять, ни внятно, ни невнятно. Мне стало тепло и хорошо, из души моментально испарилась тоска, из головы улетучились не только гадкие соображения, там вообще ни одной мысли не осталось. Блин, неужели вся моя тоска заключалась в отсутствии мужских объятий? Да уж, примитивизм человеческого устройства поистине поразителен. Или? Или… а вдруг? Вдруг… Сердце заколотилось, вспомнив про свою недостающую половину, судорожно сжалось от сладких предчувствий.
Я вздрогнула, Роман прижал меня к себе еще крепче.
– Вы замерзли, Оля? Слушайте, вам не кажется, что обниматься на вы по меньшей мере глуповато, особенно в нашем возрасте? А?
– А на ты придется целоваться?
– Придется? – Роман покачал головой. – Вы чего боитесь, Оля? Я вроде не похож на коварного искусителя. Можете на всякий случай пощупать мою голову, ей-богу, когда я расчесывался в последний раз, там не было рогов. Посмотрите сами, может, вас это успокоит.
Я рассмеялась, подняла руку к его голове и пошарила рукой по макушке. Ох, я так удачно подставилась… естественно, никаких рогов на его черепе не обнаружилось. Но где-то внутри у него было не без чертовщины, потому что… Потому что он осторожно поцеловал меня, и я пропала. Какая, к черту, разница, половина или нет, если мне так хорошо с ним. И не нужно мне никаких крыльев, и не будет их у меня, а будет крепкая цепь, с которой я не смогу сорваться, цепь с ошейником. Заглотила таки червяка, дурочка!
В просвет облаков внезапно выглянула луна, как будто ей было интересно происходящее. Я легко оттолкнула Романа от себя, потому что меня разобрал жуткий смех, а хохотать в тесных объятьях было неудобно. Он с недоумением спросил:
– Оля, вы…
– Ты! – сквозь хохот выдавила я из себя.
– Вот как? Хм, – он улыбнулся, – можно мне поинтересоваться, что тебя так насмешило?
– Рома, мне трудно объяснить вам…
– Тебе, – в тон отозвался он. – И все же, попробуй мне объяснить.
– Трудно, – попыталась отпереться я. – Такая каша в голове.
– Мы с такой легкостью разговариваем на обыденные темы, – с горечью заметил Роман, – но старательно скрываем от других свой таинственный внутренний мир, набитый чудесами под завязку.
– Вот уж мою кашу из мыслей и чувств никак нельзя считать чудесами, – еле переведя дыхание, простонала я.
Неожиданно резкий порыв ветра бросился на нас, несмотря на полную неподвижность воздуха. Роман снова притянул меня к себе.
– Пойдем на корму? Там вроде потише…
На корме было не потише, а совсем тихо, потому что тихо стало везде. Порыв ветра ударил нас и скрылся, как будто пролетая мимо, задел нас холодным крылом, да и отправился по своим делам дальше. Мы сели на скамью, Роман обнял меня и попросил:
– Ну, объясни мне, пожалуйста, что тебя так рассмешило?
И тут по нам снова врезало холодным ветром сзади, его порыв был настолько мощным, что я оглянулась в его сторону, от ужаса подпрыгнула, кинувшись обратно, но налетела на стену надстройки, и так и влипла в нее. Роман, нахмурившись, встал и повернулся. Его реакция оказалась более сдержанной. Он покачал головой и спросил голого мужика, сидящего в лодке, болтающейся на привязи за кормой, отлично видимого в синем свете луны:
– Ты кто? И чего тебе тут надо? Очередной рывок воздуха в ответ:
– Я ветер… Северный, если для вас это важно…
– Ветер, – задумчиво повторил Роман. – Надо же, не предполагал, что смогу увидеть тебя.
– Больше и не увидишь, – от его ответа меня придавило к железной стене, но Роман только слегка покачнулся.
– А можно спросить, зачем ты тут?
– Так, посмотреть, познакомиться…
– С нами? Но зачем?
– Узнаете…
Ветер встал, легко приподнялся в воздухе над лодкой, и я заметила, что он полупрозрачный, а крыльев у него вовсе и нет. Становясь все более разреженным, он абсолютно свободно махнул вверх и, окончательно растворившись в лунном свете, напоследок погладил меня холодным движением по голове, растрепав волосы. Сверху донеслось:
– Пока… До встречи…
Воздух снова замер, луна, удовлетворив свое любопытство, скрылась в тучах. В темноте Роман добрался до меня, нашарил мою руку, крепко вцепился в нее, жалобно сказав:
– Оля, я начинаю бояться, что этот деятель приходил за тобой, ведь ты хотела улететь. И вдруг он утащит тебя куда-то туда, куда ты собиралась? А я останусь один, опять один… Ты мне нужна, я не хочу, чтобы ты улетала без меня. Возьми меня с собой, пожалуйста!
Я была настолько потрясена, что не могла не то, что слово выговорить, у меня язык принципиально не шевелился. Судорожно сглотнув, полезла в карман за сигаретами, трясущимися руками долго и безрезультатно щелкала зажигалкой. Роман вытащил ее из моей руки, только тогда я смогла прикурить. После этого обнаружилось, что ноги у меня тоже перестали функционировать. Я медленно сползла по стене, усевшись на корточки. Высадив сигарету в три затяжки, схватила следующую. Язык по-прежнему отказывался повиноваться. Роман снова щелкнул зажигалкой, укоризненно покачав головой.
– Оля, дорогая, успокойся. Почему ты так испугалась?
– Не знаю, – еле шевеля дрожащими губами, прошептала я. – Как-то это уже с-слишком… Че-чересч-чур…
– Только заикаться не начинай, – Роман присел рядом. – Тебя же всю колотит. Может, пойдем, чайник согреем?
Я была согласна на все. Меня в самом деле колотило, и никак не получалось справиться с собой. Перспектива быть унесенной ветром меня не то, чтобы пугала, я впала от нее в панику, полную и совершенную. Все соображения вышибло из мозгов, меня трясло, и я была согласна на любое предложение, только бы забыть случившееся. Все остальное осознавалось сквозь туман ужаса, полностью подчинившего меня себе.
Роман привел меня в кают-компанию, схватил со стола чайник, оттащил его на камбуз. Через некоторое время я обнаружила перед своим носом кружку с чаем. Сдуру отхлебнув большой глоток, я сильно обожглась. И заревела в голос от боли, страха, отчаяния, от всего накопившегося в душе за последнее время, вытирая слезы и сопли рукавом неизвестно чьей куртки. Роман тяжело вздохнул, взял меня за руку, вытащил из-за стола и отвел в кубрик. В душном мраке он уложил меня на свою койку, заботливо закутал одеялом. Сам сел рядом и гладил меня по моей глупой, такой бедной и несчастной голове, пока я не смогла заснуть…
* * *
– Уж не уснула ли ты там, Холли?
За лепестками оказался иной мир в лице Расмуса. Он, отодвинув в сторону мою руку с цветком, с интересом заглядывал мне в глаза. С таким выражением я бы смотрела на незнакомую букашку, пытаясь определить, что она собой представляет. Видимо, определив, что собой представляю я, Расмус улыбнулся.
– Вставай, дорогая, нам пора!
Мне, конечно, никуда не хотелось. Что может быть лучше после длительного пребывания в тесных замкнутых помещениях космического корабля, чем поваляться под ласковым солнцем на мягкой нагретой земле среди зелени и цветов? Но Расмус плевать хотел на мои желания, он схватил меня за руку и поставил на ноги.
– Прекращай расслабляться, как ты собираешься воевать с подушкой под головой?
Он щелкнул меня по макушке, слегка, и по моим волосам побежали серебристые искры. Я закатила глаза вверх в попытке разглядеть их как следует. Тихое потрескивание и нежное покалывание бегающих по голове искорок взбодрило меня.
– Не сердись, Расмус, дорогой, я уже готова идти за тобой хоть воевать, хоть на край света!
Он широко раскрыл глаза, пристально уставившись на меня, почти в испуге, голубоватые искры собрались в точку в глубине зрачка.
– Что ты сказала? Мне не послышалось?
– Не пугай меня! Что я такого страшного натворила своим длинным языком?
– Ты сказала – дорогой Расмус? А? – строго спросил он.
– Ну, сказала, – скорчив рожу, пожала плечами я. – А что в этом такого особенного? Ты же мне говоришь – дорога-а-ая Холли?
– Холли, – почему-то жалобно попросил он. – Не надо. Я ведь могу тебе и поверить…
Что мне оставалось делать? Я скорчила серьезную мину, снова пожала плечами, на этот раз изобразив недоумение. Он мне может поверить, видите ли! Да верь ты, кто тебе мешает? Я-то тебе верю… Ох, Расмус, почему мы прячемся друг от друга, почему? Что тебя держит, Расмус? А меня что сдерживает во сне, где я могу делать, что хочу? Или не могу? Почему? Что там творится в моей душе, что скрыто от меня, то, что даже во сне не позволяет мне вцепиться в тебя, броситься на твою шею, повиснуть на ней? Почему мы ничего не можем себе позволить? На моей деланно серьезной физиономии бессовестно хлюпнул нос, в который старательно спрятались несколько прорвавшихся слезинок. Я мужественно улыбнулась.
– Успокойся, пожалуйста, не буду я тебя больше пугать. Пошли! Воевать, так воевать!
Он задумчиво наморщил нос, запустил пятерню в лохматый затылок.
– Еще бы знать, с чего начать… Меня разобрал неудержимый хохот.
– Это же надо! Ты что, отправляешься на сражение без плана? Тоже мне, великий воитель!
– Я не говорил этого никогда! – он погрозил мне длинным пальцем. – Ты забыла, что я великий и ужасный фокусник и клоун! Поэтому для меня импровизация важнее плана!
– И что, работает? – невинно поинтересовалась я.
– Не прикидывайся овечкой, все равно не поверю, – Расмус с удовольствием рассмеялся, – потому что ты, Холли, полноценная язва! Хороший специалист всегда артистичен, и я не исключение! Импровизация для меня, скорее, дополнительный, но достаточно важный инструмент.
Видимо, в доказательство этого значительного тезиса он щелкнул пальцами. Рядом с ним возник роскошный рысак. Я ахнула:
– Какой красавец!
Конь был прекрасен. Белоснежный, стройный, с тонкими легкими ногами, просто чудо! За всю жизнь мне так и не довелось ни разу даже прокатиться на лошади. А как хотелось! Так приятно было воображать, как несется мимо земля, как ветер свистит в ушах… И вот хоть во сне да прокачусь! Замечательно!
Расмус подошел к коню, с удовольствием погладил его, ласково сказав:
– Привет тебе, мой дорогой Генри! Давно не виделись! Прокатишь нас немножко?
Мне показалось, что губы коня скривились в довольной и лукавой улыбке. Расмус заскочил к нему на спину, протянул руки ко мне.
– Давай к нам…
Он наклонился ко мне, схватил под мышки, как куклу, посадил перед собой. Конь сделал шаг, второй… и мы оказались в воздухе. Я испуганно вцепилась в гриву, конь скептически фыркнул. Расмус осторожно отцепил мои судорожно сведенные руки от коня, обнял одной рукой за талию.
– Расслабься, Холли, я же тебя держу, видишь?
Я не столько видела, сколько чувствовала. Сообразив, что мне не грозит плюхнуться вниз, я успокоилась, с наслаждением обозревая окрестности. Летели мы невысоко, все детали ландшафта под нами были отчетливо видны. Множество возделанных полей, на которых копошились маленькие фигурки людей, лежали под нами. Вокруг каждого поля виднелась какая-то странная шевелящаяся масса белого цвета, сверкающая на солнце, как снег в морозный день. Масса, похоже, состояла из живых существ, по крайне мере, было видно, что она то распадается на отдельные шевелящиеся части, то снова сливается воедино. Так и не сообразив, что там происходит, я обратилась к Расмусу:
– Что это под нами?
– Под нами обыкновенные поля, на которых работают люди. А вокруг них ты видишь тех самых ребят, с которыми мы сейчас начнем сражаться, – терпеливо объяснил он.
– Они что, сторожат народ, чтобы не разбежался?
– Можно и так назвать происходящее, – фыркнул Расмус. – Но в действительности они внушают людям сладкие мечты о редком счастье работать в поле, нестерпимое желание пахать, непонятно во имя чего, но пахать, пахать и пахать… Кушать-то все хотят, а работать отнюдь не все. Так что некоторые сибариты находят выход из положения, создавая себе бесплатную рабочую силу, которая их питает и позволяет наслаждаться жизнью и дальше. Им остается только позавидовать. Но в одном им не повезло – не тех нашли, кто будет их кормить.
– Мы что, будем их гонять с каждого поля?
– Зачем? Проблему проще решить кардинально.
– И у тебя уже есть решение?
– Ммм? – ответ Расмуса показался мне неясным.
Впереди показались крыши поселения, торчащие из зеленых курчавых крон деревьев. Поселок расположился на вершине огромного пологого холма. Невысокие дома располагались вдоль узких улочек, и только одно свободное пространство среди домов и деревьев – похоже, центральная площадь – сияло лысиной на вершине холма. Туда мы и направились. Конь легко спустился, Расмус спрыгнул на землю, снял меня с конской спины. Нежно погладив Генри по холке, Расмус улыбнулся ему:
– Ну, пока, дорогой мой! Иди…
Я зачарованно наблюдала, как изысканные очертания коня растворяются в воздухе… и в этот момент что-то крепко схватило меня за ногу, дернув так, что я едва не рухнула. Удержаться на ногах удалось только потому, что Расмус успел схватить меня за плечи. Потом он наклонился и вытащил из-за моей спины потрясное существо, брезгливо глядя на него. Я открыла рот от изумления. Чего только во сне не приснится! Чего там сон разума рождает? Нет, это чучело не было чудовищем. Пожалуй, оно было даже симпатичным. Может же человеку понравиться даже тумбочка, почему бы и нет?
У этой дергающейся тумбочки были четыре ноги, судорожно болтавшиеся в воздухе. Я пригляделась повнимательней. Суставы этой твари были устроены весьма своеобразно, ноги могли сгибаться в любом направлении. Черт возьми, от таких коленок я и сама бы не отказалась! Кроме ног, прикрепленных, как все ноги, внизу яйцеобразного туловища, имелись другие конечности, видимо руки, тоже четыре. Они прикреплялись примерно посередине туловища. Примерно посередине между талией и шеей, если бы они у него были. Над руками четыре радужных глаза, на все четыре стороны света, очень удобно. Кожа (или шкура?) существа состояла из множества белоснежных, сверкающих всеми цветами радуги, чешуек. Красиво, черт меня дери!
Три руки сверкающей тумбочки, отчаянно размахивающей ногами, вцепились в руку Расмуса, пытаясь отодрать ее от четвертой, за которую он ее и поймал. Сияющие чешуйки поплыли, закружились у меня в голове, как стекляшки калейдоскопа, со все возрастающей скоростью…
– Холли, – прикрикнул на меня Расмус, сердито нахмурив брови. – Следи за головой.
Тоже мне, проблема! С этим я могу не только во сне, а и наяву справиться. Я решительно отодвинула калейдоскопическое вращение в угол сознания, как мысли о том, что надо купить в магазине. Вроде и думаешь о том, чего не хватает в холодильнике, но в сознании места оно не занимает, крутится себе в темном углу, в режиме автопилота, не мешая остальному. Что дальше?
Дальше не заставило себя ждать. Из-за домов, окружающих тихую площадь, на нас вывалилась белоснежная толпа. Расмус без предупреждения начал увеличиваться в размерах и не остановился, пока не стал ростом раза в два выше самого себя. Я с интересом задрала глаза. Его нога переходила в, гм, туловище, как раз над моей головой. Он небрежно махнул ногой из стороны в сторону, и первая волна нападающих откатилась в сторону. Поднявшись на ноги, эти ребятки вовсе не стали повторять попытку, а спокойно уселись в стороне, чтобы не мешать остальным.
Вторая волна откатилась в другую сторону, тем же манером превратившись в зрителей. После шестой волны первая, видимо, отдохнув и набравшись сил, направилась к Расмусу. Интересно, на сколько времени у него хватит сил ногой-то махать? Мне стало скучно, я занялась производством раскопок в собственном черепе, в надежде разыскать среди мысленного хлама искрящуюся свежестью идею, как избавиться от этих ребят единым махом. Хотелось бы мне знать, чего им здесь не хватает, вдали от родного дома? Может, я не там копаюсь? Вдруг ответ найдется в их головах? Чем черт не шутит, вдруг получится?