– Д-д-да? – усомнился посетитель. – Б-б-больно х-х-хлипкая на в-в-вид. К-к-кофе н-н-налей, ч-ч-что ли… З-замерз к-к-как с-собака!
Из-под растрепанной шевелюры на меня сердито посмотрел покрасневший больной глаз. Распухший красный нос злобно нацелился в мою сторону.
– Д-д-да-да-дав-в-вайте з-з-зна-знакомиться, р-р-раз уж д-д-деваться н-некуда. Я н-начальник эксп-п-педиции, Р-роман. А в-вы?
– Ольга, – вздохнула я. Еще и заика, только этого мне не хватало.
Он подозрительно посмотрел на меня уже двумя красными глазами.
– Х-х-хочу в-вас п-п-пред-д-дупредить, ч-что п-п-потом я м-м-меныпе с-с-ст-тану з-з-за-за…
– Роман безобразно заикается, только когда волнуется или злится, но обычно все не так страшно, – перебив посетителя, пояснил Иван, нервно хихикнув. – Мы с ним с одного курса. Экзаменаторы его ненавидели.
– М-меня д-до сих п-пор б-б-бухгалтерша н-ненавидит, – согласился Роман. – М-можно, я в-вас Олей б-буду з-звать, м-мне т-та-так легче в-выговаривать?
– Зовите, не жалко, – пожала я плечами. – Когда отправляться-то?
– П-по-послезавтра, – он чуть не поперхнулся, отхлебнув слишком горячий кофе.
– Это что, неудачная шутка? – я выразительно поглядела на шефа.
Но Ваньке уже все было до лампочки.
– Директор сказал, что тебя будет собирать хоть весь институт, если понадобится. Лаборатория-то уж точно в полном составе. Сборы беру на себя, не волнуйся.
– Черт с вами со всеми, тогда я сваливаю домой, – я смирилась с неизбежностью, но на всякий случай уточнила: – И голова о сборах у меня совсем не болит, да, Ванечка?
– Все будет в полном порядке, – шеф чуть не плясал от радости.
– Д-дайте м-мне в-в-ваш т-те-телефон, Оля, – повернулся следом за мной Роман.
Его лицо выглянуло из-под волос и показалось мне знакомым. Чиркнув на клочке бумаги номер, протянула ему, присмотрелась. Да, теперь я была абсолютно уверена, что где-то его уже видела. Но где именно? Не помню, чертовщина какая-то!
Роман пропыхтел сквозь носовой платок:
– З-з-зав-в-втра в-веч-чером з-звякну, ок-кончательно д-дог-говоримся.
– Отлично! За командировочными завтра заскочу. Пока, ребята! – я беззаботно вылетела из Ванькиного кабинета.
Мысленно уже начала раскладывать дела по полкам: первым делом пришить оторвавшуюся лямку комбинезона, купить новые шнурки к полевым ботинкам, собрать рюкзак, написать детям, разморозить холодильник, договориться с Наташкой, чтобы поливала цветы. А, совсем забыла, она же сегодня вечером грозилась притащиться на предмет обследования моего психического здоровья. Ну и ладненько, все сразу и обсудим, все и решим.
По дороге пробежалась по магазинам, купила бутылку сухого вина, шоколадку для Натальи, себе шнурки и кучу других полезных в хозяйстве мелочей. Дома выволокла с антресолей рюкзак и комбинезон, которые были уже аккуратно упакованы на зиму, как оказалось, понапрасну. Бегая по квартире, все собрала и, сообразив, что Наталье пора бы уже и быть, а ее до сих пор нет, направилась к телефону.
Что-то все мои планы на жизнь в последнее время идут наперекосяк… Наталья разговаривала таким голосом, как будто внутри у нее поселился медведь.
– Не приду я, заболела, где-то инфекцию хватанула. Когда и успела? Это ты виновата!
– Я?! Почему? – я была искренне поражена.
Она зашлась лающим кашлем и сквозь него кое-как прохрипела:
– Может, если бы не перенервничала из-за тебя, то и не заболела бы…
– Сейчас! Такой кашель на нервах не отрастить, – мне стало грустно. – А я бутылку купила для наших посиделок. И вообще, послезавтра в экспедицию уматываю, на север. Так что выздоровеешь, заскочи мои цветочки полить.
– Какую еще такую экспедицию в такое время? – приступ кашля не позволил Наталье полностью выразить всю глубину ее недоумения.
– Гидролого-гидрометеорологическую!
– И как у тебя язык поворачивается такие жуткие слова выговаривать? Надолго?
– На месяц, – я вздохнула. – И начальник у меня натуральный зза-ззаика.
– А он женат? – немедленно оживилась болящая.
– Да откуда мне знать, не спрашивала! – рассердилась я. – Опять тебя в туже сторону понесло. С ним и разговаривать-то невозможно. Пока дождешься, чего скажет. Тьфу на тебя, иди, болей дальше. Пока.
Сообразив, что холодильник можно и завтра разморозить, я собралась немного поваляться на диване перед телевизором.
Включив ящик, завернулась в мохнатый уют разумного, или по крайней мере разумно выражающегося мохера. Шуба лениво, но ехидно прокомментировала слюняво-розовый эпизод сериала, бушующий на экране, но я уже ничего не замечала, потому что сон успел вцепиться в меня мертвой хваткой…С чего мне так спится в последнее время, только и успела подумать я.
* * *
– Холли, проснись! Ну, ты и спать! – прогудел над ухом насмешливый голос капитана Расмуса Макмиллана.
Сладко зевнув, я повозилась в огромном, мягком кресле, в котором меня поймал и сморил сон. Приподняла непослушные веки и сквозь сонную пелену разглядела капитана, который возвышался надо мной, скрестив руки на груди. Разве я не только что уснула? Меня одолевала зевота, просыпаться совсем не хотелось.
Расмус, скептически покачав головой, уселся за столом напротив.
– Наконец-то, – довольно усмехнулся он. – А то я уже начал беспокоиться, что ты проспишь всю дорогу.
– Не такая уж я и засоня, – хмуро проворчала я, вяло размышляя над тем, как у меня получилось заснуть там, на диване, а проснуться здесь, в кресле?
– Ни к чему столь откровенно врать, – захохотал Расмус. – Ты настоящая, полноценная, стопроцентная соня, с чем я тебя и поздравляю. Может, тебе чаю горячего? Или холодная вода за шиворот сработает эффективнее? А?
– Только попробуй! – содрогнувшись от живо представившейся ужасающей картины, я, наконец, проснулась окончательно (или заснула?) – Но чай… Да, это было бы хорошо!
– Ты какой любишь?
– Очень крепкий, очень сладкий, но не очень горячий, – размечталась я.
– Пожалуйста, – он вытянул лапу, звонко щелкнул пальцами, и передо мной образовалась исходящая паром чашка, похожая на тюльпан, красивая, тонкостенная, с синими цветами на боках.
Я сунула в нее нос. Чай, в самом деле, крепкий, душистый. Подняв глаза на капитана, с сомнением спросила:
– А чем наколдованный чай отличается от обыкновенного?
– Обычно он намного вкуснее, – его самодовольству не было пределов. – Пей быстрее, дел много.
– Каких еще дел? – Чай оказался самой той, нужной температуры, когда он еще не остыл, но и язык уже не обжигает. И вкусный, капитан не обманул, просто изумительный. – А я не превращусь от этого чая в какую-нибудь жабу зеленую?
– В зеленую жабу или кого пострашнее, голубушка, я тебя сам превращу, если не прочухаешься в ближайшее же время, – нетерпеливо заерзал на своем месте Расмус, сделав страшное лицо. – И без всякого чая, между прочим!
Не знаю, почему окружавшие капитана люди так его боялись, меня ему напугать не удалось. Спокойно выпив замечательный чай, успела пожалеть напоследок о том, что таким вкусным он оказался только во сне, и собралась поставить чашку на место. Но не успела донести ее до стола – она растворилась в воздухе.
Я вздрогнула и охнула от неожиданности, а Расмус презрительно фыркнул:
– Было бы из-за чего переживать, пора бы уже и привыкнуть!
На столе появилась длинная нить. Капитан взял ее в руки, после чего она распалась на две половины. Он стащил со своего мизинца кольцо, продел в него нитку, завязал концы узелком и спокойно заметил:
– Рекомендую проделать тебе то же самое со своим.
Но я не могла оторвать глаз от кольца, которое он снял с себя. Точно такое же, как на моем среднем пальце левой руки, серебряное, с тонким восточным узором, один к одному.
Расмус досадливо наморщил нос.
– Холли, прекрати впустую пялить глаза! Да, оно такое же, как и у тебя. А как иначе мы сможем с тобой настроиться? А?
Я вперила в него бессмысленный взгляд.
– Ты что, издеваешься надо мной? Откуда я знаю, как мы можем настроиться, не говоря уже о том, что у меня нет никакого понятия, зачем, собственно?
Эта зараза довольно усмехнулась:
– Есть, немного издеваюсь, конечно. Люблю эффекты, что поделаешь… – и сразу же стал серьезным. – Холли, дорогая, нам придется работать вместе. Чтобы мы могли делать это легко и качественно, нам следует настроиться друг на друга. Поэтому снимай свое кольцо спокойно, обстоятельно, неторопливо вставляй в него нитку. Так, замечательно. Теперь завяжи узелок, подними над столом и держи, пока кольцо не начнет раскачиваться.
Я пожала плечами, фыркнув:
– Тоже мне, невидаль! Я могу сделать так, чтобы оно качалось справа налево или наоборот, даже могу заставить его ходить по кругу.
– Знаю, – Расмус пристально посмотрел на меня. – Знаю, но нам предстоит добиться, чтобы наши кольца качались в унисон. Бери!
Я взяла нитку, поставила локоть на стол и принялась наблюдать за своим кольцом. Оно, немного подумав, начало медленно раскачиваться, постепенно увеличивая размах колебаний. Кольцо капитана равномерно, как настоящий маятник, уверенно ходило из стороны в сторону.
Он отрывисто произнес:
– Сначала сделай так, чтобы они двигались параллельно!
Надо признать, это получилось у меня довольно быстро, почти без усилий. Во сне любые чудеса получаются легко. Два одинаковых кольца качались из стороны в сторону параллельно, только каждое со своей амплитудой. Расмус, не сводя глаз с моего кольца, бросил:
– Внимательно смотри на мое и представляй, что оно раскачивается в твоей руке!
Я попыталась последовать его указаниям, но в результате только безуспешно вспотела (это во сне-то?). Он нахмурился:
– Забудь про свое кольцо! Как будто его нет! Раскачивай мое, качай его сама!
– Сразу надо было давать точные указания, – огрызнулась я.
Кольца начали подстраиваться к движениям друг друга, пока не стали двигаться в одном ритме. Довольный Расмус с облегчением рассмеялся:
– Умничка! Просто замечательно получилось!
Он дунул на мой вспотевший лоб, который немедленно высох, поймал мое кольцо, другой рукой протянул мне свое.
– Забирай и надевай! Есть надежда, что наши усилия были не напрасными, и мы с тобой сработаемся! Ура!
Я взяла с ладони Расмуса его кольцо и надела на свой палец – никаких отличий от того, что сидело на нем раньше.
Он натянул кольцо, только что бывшее моим, на свой мизинец и гордо покрутил им у меня перед носом.
– Видишь? Теперь это мое, и ты не представляешь, насколько мне оно нравится, как и его бывшая владелица, впрочем. Кажется, с тобой будет легко!
Я засмеялась, настолько его возвышенные чувства не вязались с ситуацией. Было бы из-за чего переживать!
– Может, ты скажешь, наконец, ради чего меня сдернули со стула в лаборатории? Чем мы с тобой будем заниматься? Я ведь могу и умереть от неутоленного любопытства.
– Скажу, но чуть позже, когда немного привыкнешь.
– К чему это мне нужно привыкать? – с подозрением покосилась я на его хитрющую морду.
– Ко всему, ко всему, – пропел Расмус, поднимаясь из-за стола. – Ко мне, к кораблю, к обстановке, к себе. Пошли знакомиться с моим экипажем.
– Расмус, – спросила я его по дороге, – а в Космофлоте много таких, как ты? Я имею в виду, колдунов и волшебников?
– А я уж испугался, что тебя интересует, сколько там фокусников и клоунов? – захохотал он. – Нет, дорогая, я там один такой, великий и ужасный.
– Единственный и неповторимый, – засмеялась и я. – А как ты стал колдуном?
– А никак, – невозмутимо ответил он. – Я просто им родился.
Экипаж, взволнованно ожидающий встречи в кают-компании в количестве одной штуки, оказался сугубо мужским. Похоже, капитан был вовсе не таким душкой, каким показался мне, ибо его подчиненный штурман-механик таращился на него с изрядным подозрением. Я бы таким взглядом уставилась на крокодила, если бы он уселся рядом со мной за стол. Так, на всякий случай, слегка бы приглядывала за ним. Даже во сне. Особенно во сне…
* * *
На этот раз меня разбудил звонок в дверь. Черт, кого могло принести в такое время? Наталья болеет, а больше вроде и некому. Между прочим, сколько сейчас этого самого времени? Будильник сообщил, что всего-навсего половина девятого. Самое то для гостей…
Зевая во весь рот, я добрела до двери, за которой обнаружился давешний Роман. Ничего себе, это что, собственно, значит?
– П-п-прошу п-п-прощения, Оля, – он внезапно покраснел. – М-м-можно?
Мне всегда казалось, что взрослый мужик не способен смутиться до помидорной окраски в принципе, но Роман как-то ухитрился это сделать. Очень мило, конечно, но при первом знакомстве он не произвел на меня впечатления особо робкого человека. Я пожала плечами и впустила его.
– Я в-в-взял в-в-ва-ваш ад-д-дрес у В-в-ваньки, – после неловкой паузы выдавил он из себя. – Ч-ч-честно г-г-говоря, мне оч-ч-чень т-т-трудно г-г-говорить п-по т-те-те-телефону еще т-т-руднее, чем т-так.
Боже, как невыносимо трудно слушать подобную речь, начинаешь мучительно страдать вместе с ним!
– Ох, – не сдержалась я. – Мне тоже трудно с вами разговаривать. Чаю, может быть? Или кофе?
– К-кофе, – Роман повесил плащ на вешалку, а шарф обмотал вокруг шеи. – С-со м-мной н-не т-трудно р-разг-г-говаривать, м-меня т-т-тяжело слушать, я знаю.
– Башмаки можете не снимать, если хотите, – заметила я, когда он наклонился к своему ботинку.
Не люблю утруждать своих гостей, во-первых, а во-вторых, у мужиков регулярно приключаются носки с дырками, то на пальце, то на пятке, это всегда мешает нормальному общению. Сидят, ноги под себя поджимают, стесняются.
– С-спасибо, н-но на улице в-все-т-таки г-грязновато, – откликнулся Роман. Стаскивая с ноги башмак, он заметил себе под нос:
– Я т-только с-сейчас с-сооб-б-бразил, что р-р-азбудил в-вас. У в-вас на щ-щеке отпечаток от к-к-офты.
Я повернулась к зеркалу, пригляделась. И в самом деле, красноватое пятно от воротника, на котором можно различить даже отдельные петли. Черт, опять забыла, что мне снилось! Вздохнув, я остервенело потерла щеку. Ну почему обстоятельства вечно складываются таким гнусным, противоестественным образом?
Выковыряв из-под полки тапки сорок последнего размера, принадлежавшие старшему сыну, протянула их гостю.
– Влезайте. Пойду, чайник согрею. Проходите…
И все-таки, где я могла с ним раньше встретиться? А, собственно, чего страдать попусту? У шефа, небось, и видела, как-нибудь, мельком, увидела и забыла. Бывает, чего уж там. Я ведь вечно бегаю, людей не успеваю по дороге замечать, пока за руку не схватят, чтобы поздороваться. Могла на периферии какой-нибудь конференции встретить, да мало ли где, чего меня так заело?
Поставив чайник, метнулась в ванную, сполоснуть сонные глаза. Пятно по-прежнему сидело на щеке. Ладно уж, переживу как-нибудь. В экспедиции этому типу еще и не такое доведется увидеть на моей чувствительной физиономии. Нос, к примеру, краснеет при малейшем похолодании, а все остальные части лица пухнут от ветра и дождя при любой температуре.
– Выпить хотите? – спросила я своего будущего начальника.
– Т-только н-не в-водки, н-не люб-блю я ее, н-невкусная она, – поморщился он.
– Я сегодня сухого вина купила, – и поставила бутылку на стол. – Подругу ждала в гости, но она внезапно разболелась. Правда, у меня есть почти нечего, опустошаю холодильник перед отъездом.
– У м-меня в х-холодильнике п-почти в-всегда п-пусто, – грустно заметил Роман. – К-как т-только нак-куплю еды п-побольше, обязательно п-притащится какая-н-нибудь с-сволочная с-са-саранча и в-все п-пожрет.
– Ну, – я задумалась, – в принципе, можно до магазина слетать, если очень есть хотите.
– Л-лень, – отказался он. – Я н-набегался по л-лужам, з-з-замерз, устал, х-хочу п-посидеть с-спокойно.
Я вытащила из холодильника остатки сыра, в хлебнице обнаружился черствый кусок булки. Украсила скудный натюрморт шоколадкой, припасенной для Натальи, вздохнула:
– М-да, негусто, даже неловко.
– Б-бросьте, Оля. Не м-мельтешите из-за м-меня, я этого н-не люблю, – Роман начал намного меньше заикаться, его уже можно было слушать почти без напряжения.
– Не буду, так и быть, – я поставила на стол бутылку. – Только штопора, у меня, к сожалению, нет. Старый сломался, а новый все забываю купить.
– Это не п-проблема, – гость вытащил из кармана складной нож, извлек из него штопор. Пробка сопротивлялась недолго, он разлил вино по стаканам. Почти сразу забурлил закипевший чайник.
Я спросила Романа:
– Может, сначала кофе, чтобы согреться?
– Лучше и т-того, и д-другого… М-можно? Пошарив на полке, достала банку с кофе:
– Будете растворимый или вам нормального сварить?
– Оля, п-перестаньте н-нервничать, – попросил Роман. – Н-не надо н-ничего варить. Выпью и р-растворимый, я к в-вам п-поговорить п-п-пришел, а не к-кофеи распивать. Д-давайте з-за з-з-знакомство.
– Д-давайте, – я осеклась. – Черт, простите меня, я не дразнюсь.
– Уже п-привык. Особо в-п-п-печатлительные н-натуры р-рядом со мной ч-часто начинают з-з-за-заикаться, – он улыбнулся.
Улыбка преобразила его некрасивое лицо, и передо мной оказался совершенно другой человек, совсем не та злюка, которая злобно фыркала днем в кабинете шефа. На распухшем от насморка носу Романа я разглядела бледные веснушки. Наверное, летом станет совсем пестрым. Рыжий, рыжий, конопатый… Не рыжий, конечно, но определенно рыжеватый.
– Я, п-пока сидел у В-ваньки, п-посмотрел инст-титутский сборник, обратил в-внимание на п-пару ваших статей. П-пишете вы, к-конечно, по-женски, но м-мыслите по-м-мужски. М-мне п-понравилось…
– Не могу сказать, что воспринимаю ваши соображения, как комплимент. Все-таки мне кажется, что женщина должна быть женщиной, а мужчиной должен быть только мужчина.
– Д-да? П-пожалуй, я с вами соглашусь. Мне к-кажется, что вы к мужикам не очень хорошо относитесь, я п-прав?
– Не задумывалась, если честно, – усмехнулась я. – Думать мне, в основном, некогда.
– М-да, вы н-настоящий д-дип-пломат, – ответил он. – Я, собственно, чего п-приперся… Мне д-действительно трудно разговаривать п-по телефону с н-незнакомыми людьми. Р-раз уж с-судьба нас с вами свела, н-надо п-познакомиться п-поближе. Х-хотя д-думаю, что В-ванька, п-подлец, мог бы и мужика подыскать для меня. Я, ч-честно, не люблю смотреть на женщин, замученных работой. М-мне кажется, ч-что у них несколько д-другое предназначение…Ч-чего-то меня в сторону п-повело. Так вот, В-ванька сказал, что в-вы можете не б-беспокоиться, он все оборудование для в-вас соберет. И д-деньги з-завтра будут.
– Вы знаете, Рома, я и не собиралась беспокоиться, – голова моя начала медленно, но верно косеть, только этого мне еще и не хватало. – Я вообще редко этим занимаюсь. Не то, чтобы я была совершенной пофигисткой, но… Как бы вам это объяснить? У меня обычно получается все, что я хочу, поэтому поводов для беспокойства у меня не так и много.
– Н-но все-таки они есть? – уточнил Роман.