- Ну вот, видите, господин Перльмуттер, у каждого человека есть что-нибудь. У меня тоже есть собака, и я уверяю вас, что я никого так не люблю, как ее. Итак, подумайте о вашей собаке. Подумайте, какая будет радость для вас, когда вы вернетесь домой целым им невредимым и ваш песик будет прыгать на вас и визжать и махать хвостом. Подумайте о вашей собаке и… по команде "раз" стреляйте!
- Я б-буду стрелять! - с трудом промолвил маленький еврей.
Две крупные слезы покатились по изрытым оспою щекам и оставили на них светлые полосы. Он крепко сжал пистолет, который подал ему мой товарищ, и взглянул на моего коллегу с унылой мольбой, как будто его мучило какое-то желание.
- Е-если я… - заикаясь, начал он.
Мой товарищ помог ему:
- Вы хотите попросить меня позаботиться о вашей собаке, если с вами случится что-нибудь? Не так ли, господин Перльмуттер?
- Да! - ответил маленький еврей.
- Ну, так я даю вам слово и сдержу его, как честный студент. Собаке будет хорошо, можете быть на этот счет спокойны.
Он протянул ему руку, и еврей крепко пожал ее.
- Бла-благ-годарю!
- Стороны готовы? - спросил внепартийный.
- Готовы! - воскликнул мой товарищ. - Стреляйте, господин Перльмуттер, стреляйте!.. Это самооборона. Подумайте вашей собаке и стреляйте!
Мы снова пошли за деревья. Внепартийный стоял бок о бок со мной. Я не сводил глаз с маленького еврея.
- Внимание! Раз!..
Перльмуттер вздернул пистолет вверх и выстрелил. Пуля пролетела где-то над ветками. И он словно застыл, растопырив руки.
- Браво! - пробормотал мой товарищ.
- Два!..
- Если Меркер имеет хоть искру совести в башке, он выстрелит в воздух, - снова пробормотал он.
- И… Тррри!
В этот момент трахнул выстрел Меркера. Зелиг Перльмуттер раскрыл рот. Чисто и ясно раздались его слова. В первый раз в своей жизни он не заикался. Нет, честное слово, он запел. И запел громко и чисто:
…Век наш юный краток,
Быстро пролетит…
Пистолет выскользнул у него из руки, и он упал лицом землю. Мы подбежали к нему. Я осторожно перевернул его лицом вверх.
Пуля попала ему в самую середину лба. Маленькая, дыра…
- Я исполню то, что обещал ему! - шептал мне товарищ. - Я велю Факсу сегодня же принести собачонку. Пусть ее подружится с моим Неро. Оба пса будут в восторге, когда я на расскажу им, как я раскатал благородных господ из "Маркии". Спокойной ночи, Зелиг Перльмуттер, - продолжал он еще тише, - ты был грязная перечница и отнюдь не делал чести своему имени, но, черт меня побери, все-таки ты был благородный студент, и Меркеры заплатят мне за то, что они тебя так безобразно ухлопали. Это мой долг перед твоей собакой. Надеюсь, что у нее не так уж много блох!..
Врачи подошли и занялись Перльмуттером. Они промыли рану и вложили в нее газовый тампон, чтобы остановить кровотечение.
- Напрасный труд! - сказал наш старый доктор. - Ничего другого не остается, как только писать свидетельство о смерти.
- Пойдемте завтракать! - предложил беспартийный.
- Благодарствуйте! - ответил мой товарищ официальным тоном. - Мы должны исполнить наш долг по отношению к нашему товарищу. Берись, фукс!
Мы подняли тело и с помощью служителя отнесли его через лес на дорогу и положили в карету.
- Кучер, вы не знаете тут где-нибудь убежища?
- Не знаю.
- Но ведь где-то тут в лесу есть общинная больница?
- Да, сударь, есть, Денковская. Большая больница.
- Далеко отсюда?
- Часа два езды.
- Поезжайте туда. Это ближе всего. Там мы сбудем его с рук.
Мы уселись на задние сиденья. Служитель сел против меня, а другое переднее место занял Зелиг Перльмуттер. Пришлось потратить некоторое время на то, чтобы привести его в сидячее положение. Лошади дергали, и приходилось крепко держать его, чтобы он не сваливался вперед.
- Видишь, как хорошо я сделал, что закалял твои нервы, фукс. Вот теперь тебе это и пригодится. Факс, откройте корзину с провизией.
- Спасибо! - сказал я. - Я не стану есть.
- Что-о? - продолжал товарищ. - Ты отказываешься? А я тебе скажу, что ты будешь есть и пить, что только за ушами затрещит. Я отвечаю за тебя, малыш, и не имею никакой охоты привозить тебя домой в состоянии коллапса. Prosit!
Он налил мне большой стакан коньяку, и я опрокинул его в рот. Я давился бутербродом с ветчиной. Я думал, что не смогу одолеть и одного, но съел четыре и залил их коньяком.
Дождь хлынул с новой силой. Он хлестал ручьями в дрожащие стекла кареты. Карета вязла в грязи. Один из нас должен был попеременно сидеть против мертвеца, чтобы поддерживать его. Мы должны были приехать на место в десять часов и поминутно вынимали часы… Никто не говорил ни слова. Даже мой приятель прекратил балагурство. Только "Prosit! Prosit!" раздавалось в нашей карете. И мы пили.
Наконец мы были у цели нашего путешествия. Служитель побежал через сад в дом, а мы в это время дали кучеру есть и пить.
Из дома к нам вышли два сторожа, а за ними пожилой господин - управляющий заведением. Мой товарищ представился ему и изложил свою просьбу, которая показалась врачу, очевидно, в высшей степени тягостной.
- Уважаемый коллега, - промолвил он, - это крайне неприятное обстоятельство для нас. Мы совершенно неподготовлены для таких случаев. Я совершенно не знаю, куда мы денемся с трупом. Нельзя ли вам…
Но мой товарищ настаивал:
- Невозможно, доктор! Куда же мы-то денемся?.. Впрочем, вы обязаны взять у нас тело и составить протокол. Дуэль происходила в пределах вашего округа.
Врач поиграл своей цепочкой и спросил кучера:
- Не можете ли вы описать мне место?
Кучер описал место, и мрачная физиономия у врача просветлела.
- О, я чрезвычайно сожалею, господа, но эта лужайка лежит вне нашей границы. Она принадлежит общине Гуген. Поезжайте туда в провинциальную лечебницу для душевнобольных, и там у вас возьмут тело.
Мой товарищ стиснул зубы:
- Долго ехать туда?
- Ну, два с половиной или три часа, смотря по тому, как поедете.
- Ага. Смотря по тому, как поедем. Это значит, по меньшей мере, четыре часа. В такую погоду и на усталых лошадях, которые уже с пяти часов утра в работе…
- Мне это очень грустно, господа.
Мой товарищ начал новую атаку:
- Господин доктор, неужели вы в самом деле хотите спровадить нас в таком состоянии? Могу вас заверить честью, наши нервы по дороге к вам совершенно измочалились…
- Мне это очень грустно, - повторил врач, - но все-таки не могу принять от вас труп. Вы должны обратиться в ее соответствующую общину. Я не могу взять на себя ответственность…
- Знаете, доктор, на вашем месте я все-таки в подобном случае взял бы на себя ответственность…
Пожилой господин пожал плечами. Мой товарищ молча раскланялся с ним:
- В таком случае поезжайте, кучер, в провинциальную лечебницу в общину Гуген!
На этот раз забастовал кучер. Он-де не сумасшедший, замучить лошадей до смерти. Мой товарищ искоса взглянул еще раз на врача, но тот опять пожал плечами. Тогда мой коллега подступил к козлам:
- Вы поедете! Понимаете это? Что выйдет из ваших лошадей - безразлично. Это уж мое дело. А вы получите сто марок на чай, если мы через четыре часа приедем в Гуген.
- Хорошо, сударь! - промолвил кучер.
К нам подошел наш служитель.
- Если господам все равно, так нельзя ли мне сесть на козлы? Это будет удобнее для вас троих. Вчетвером внутри так тесно….
Мой товарищ рассмеялся и схватил его за ухо.
- Ты предусмотрителен, Факс, но и мы не останемся у тебя в долгу. Ты простудишься там наверху под дождем, и твоя хозяйка будет горевать. А поэтому марш в карету!
Он обратился еще раз к врачу чрезвычайно холодным тоном:
- Покорнейше прошу вас, доктор, рассказать нашему кучеру, как ехать.
Пожилой господин потер себе руки.
- Охотно, уважаемый коллега. От всего сердца. Все, что только могу для вас сделать…
И он описал кучеру путь до мельчайших подробностей.
- Бессовестная каналья! - шипел мой товарищ. - И я не могу никак вызвать его на дуэль!..
Мы снова уселись в карету. С помощью ремней, в которых была упакована корзина с провизией, и наших подтяжек мы накрепко привязали мертвеца в его углу, чтобы по крайней мере освободиться от противной обязанности поддерживать его. Затем мы забились в наши углы.
Казалось, что день сегодня так и не наступит. Все более и более воцарялись эти тоскливые серые сумерки. Облачное небо, казалось, опустилось до самой земли. Дорога была так разжижена дождем, что мы на каждом шагу застревали в грязи. Грязь брызгала на окна желтыми глинистыми ручьями. Наши старания разглядеть сквозь оставшиеся незамазанными части стекла, где мы едем, были тщетны - мы едва могли различать деревья по сторонам дороги. Каждый из нас всеми силами старался быть господином своего настроения, но это не удавалось. Отвратительный, холодный и промозглый воздух, спертый внутри маленького помещения, заползал в ноздри и рот и оседал по всему организму.
- Мне кажется, он уже пахнет, - промолвил я.
- Ну, это с ним, вероятно, случалось и при жизни, - ответил товарищ. - Зажги сигару.
Он поглядел на меня и на служителя: я думаю, наши лица были так же бледны, как и у мертвеца…
- Нет, - промолвил он, - так нельзя… Надо устроить маленькую выпивку.
Бутылки с красным вином были откупорены, и мы стали пить. Товарищ командовал:
Прежде всего мы споем официальную песню: "Юность заботы не знает".
И мы запели:
Юность заботы не знает.
Братья, нам утро сияет
Солнцем надежд золотых.
Да, золотых…
Песнями юность прославим,
С песней и жизнь мы оставим.
Тихо уйдя от живых,
Да, от живых, -
В тень кипарисов немых…
- …Прекрасная песня. За здоровье веселых певцов!
Да, мы пили. Одну бутылку за другой мы откупоривали и пили. И снова пели. Мы пили и пели. Мы пьянствовали и орали.
- Траурная саламандра в честь нашего тихого гостя, господина Зелига Перльмуттера! Ad exercitium salamandris, раз, два, три… Salamander ex est! Факс заканчивает. Остатки долой.
- Черт возьми, Перльмуттер, старый пивопийца, вы могли, бы по крайней мере хоть сказать prosit, раз в вашу честь воздвигли саламандру. Пей же, тихоня! - Мой товарищ поднес ему к носу стакан. - Ты не желаешь, дружок? Ну, погоди же. - И он вылил красное вино ему на губы. - Получай. Вот так. Prosit!
Служитель, уже совершенно пьяный, крякал от удовольствия:
- Хе-хе, не желаете ли покурить? - Он старательно зажег длинную Виргинию и всунул ее мертвецу между зубами. - Вино да табак - славная жизнь!
- Тысяча чертей, ребята! - воскликнул товарищ. - У меня с собой имеется игра карт. Мы перекинемся в скат. Вчетвером. Один пасует.
- Пасовать будет, очевидно, главным образом господин Перльмуттер? - заметил я.
- С чего ты это взял? Он играет так же хорошо, как и ты. Вот увидишь. Готово! Сдавай, фукс!
Я сдал карты и взял десять себе.
- Не так, фуксик. Ты даешь карты господину Перльмуттеру. Воткни их ему в пальцы, пусть он играет сам. Конечно, он сегодня немножко вял, но мы не будем принимать это в дурную сторону. Поэтому ты должен помочь ему.
Я поднял руку мертвеца и всунул ему карты между пальцами.
- Пасс! - сказал товарищ.
- Вскрыть! - провозгласил служитель.
- Большой с четырьмя валетами! - объявил я за господина Перльмуттера.
- Черт побери! Вот везет, как утопленнику.
- Объявляю открытый! - продолжал я.
- Вот ведь счастье! - ворчал мой коллега. - Этот еврей сколотил себе состояние даже после своей смерти.
Мы играли одну игру за другой, и еврей все время выигрывал. Ни одной игры не потерял он.
- Господи Боже! - бормотал служитель. - Если бы он хоть наполовину так удачно стрелял сегодня утром. Хорошо еще, что нам не придется ничего платить ему.
- Не придется платить? - вскипел мой товарищ. - Ты не хочешь платить, бесстыдная блоха? Если этот бедняк мертв, так ты хочешь улизнуть от расплаты? Сию же минуту вынимай деньги и клади ему в карман! Сколько ему следует, фукс?
Я сделал подсчет, и каждый из нас сунул по серебряной монете в карман мертвецу. Мой взор случайно упал на конверт с моей фамилией: это было приглашение, полученное мною от одного знакомого семейства; меня звали на обед, устраиваемый в мою честь по случаю дня моего рождения. Я невольно вздохнул.
- Что с тобой? - спросил меня товарищ.
- Ах, ничего. Мне просто опять вспомнилось, что сегодня день моего рождения.
- Да, в самом деле? Я об этом совсем и забыл. Prosit, фуксик! Будь здоров! Поздравляю!
- И я тоже поздравляю, - промолвил служитель.
И вдруг из угла раздался заикающийся голос:
- И я т-тож-же П-поз-здравляю!..
Стаканы выпали у нас из рук. Что это было такое? Мы поглядели в угол: мертвец по-прежнему оцепенело висел в ремнях. Тело его качалось, но лицо было совершенно неподвижно. Длинная Виргиния все еще торчала между зубов. Тонкая черная полоска крови текла сбоку по его носу и бледным пепельно-серым губам. Лишь никелевое пенсне, забрызганное кровью (он его не потерял даже при падении), слегка дрожало на носу.
Мой товарищ первый опомнился.
- Что за дикость? - промолвил он. - Мне показалось, что… Давай другой стакан!
Я достал из корзины новый стакан и налил его.
- Prosit! - воскликнул он.
- P-p-rosit! - раздалось из угла.
Товарищ схватился рукою за лоб, а затем быстро выплеснул вино.
- Я пьян, - пробормотал он.
- Я тоже… - заикнулся я и забился покрепче в угол, по возможности подальше от ужасного соседа.
- Это ничего не значит! - громко сказал мой товарищ. - Мы будем продолжать игру. Факс, сдавайте!
- Я не могу больше играть, - простонал служитель.
- Трус! Чего вы боитесь? Боитесь проиграть еще раз?
- Пусть он возьмет все мои деньги, но только я больше не притронусь к картам!
- Шляпа! - воскликнул товарищ.
- Ш-ш-шляпа… - раздалось из угла.
Меня охватил невыразимый страх.
- Кучер! - закричал я. - Кучер! Стойте! Ради Бога, стойте!..
Но тот не слышал ничего и погонял лошадей сквозь доя и мглу.
Я видел, как мой товарищ закусил себе нижнюю губу, капли крови упали на подбородок. Он резко выпрямился и наполнил снова свой стакан.
- Я покажу вам, что корпорант "Норманнии" не знает какого страха. - И он обратился к мертвому, с трудом отчеканивая каждое слово: - Господин Зелиг Перльмуттер, я сегодня убедился, что вы в высшей степени благородный студент, решите мне выпить за ваше здоровье? - и он залпом выпил красное вино. - Так! А теперь, милый Перльмуттер, я очень прошу тебя не беспокоить нас. Правда, мы все совсем пьяны, но некоторая доля понимания у меня еще осталась, и я в точности знаю, что мертвый еврей уже не может говорить. Итак, заткни, пожалуйста, глотку!
Но Перльмуттер оскалил зубы и громко засмеялся:
- Ха-ха-ха…
- Молчи! - закричал товарищ. - Молчи ты, собака, или…
Но Зелиг Перльмуттер не унимался:
- Ха-ха-ха…
- Пистолеты!.. Где пистолеты?.. - Мой товарищ вытащил из-под сиденья плоский ящик, открыл его и выхватил оружие. - Я застрелю тебя, падаль, если ты скажешь еще хоть слово! - воскликнул он в безумном бешенстве.
Но Зелиг Перльмуттер продолжал каркать:
- Ха-ха-ха-ха…
Тогда тот прицелился ему прямо в лицо и выстрелил. Трахнуло так, что казалось, вся наша карета рассыплется на куски.
Но сквозь пороховой дым еще раз зазвучал ужасный хохот Зелига Перльмуттера. И долго-долго хохотал он, как будто так-таки и не хотел совсем остановиться…
- Ха-ха-ха…
…Я видел, как мой товарищ со стоном упал вперед на колени мертвецу. Я слышал из другого угла жалобное визжанье служителя.
И целые столетия ехали мы все дальше и дальше в этих ужасных, дождливых сумерках…
…Как мы приехали в лечебницу - все это я припоминаю лишь словно в тумане. Я знаю, что у нас взяли мертвеца, а заодно с ним вытащили из кареты и моего товарища. Я слышал, как он кричал и рычал, я видел, как он бил окружающих и как у него на губах выступила пена. Я видел, как на него надели смирительную рубашку и увели в больницу. Он и теперь все еще там. Врачи определили у него острую паранойю, развившуюся на почве хронического алкоголизма.
Собаку я взял к себе. Это был безобразный ублюдок. Десять лет я держал его у себя, но он все-таки не мог привыкнуть ко мне. Что я ни делал, чтобы заслужить его благоволение - все было тщетно. Он рычал и кидался на меня. Однажды я нашел его в моей постели, которую он всю перепачкал. Когда я стал гнать его оттуда, он укусил мне до крови палец. И я задушил его своей рукой.
Это было четыре года тому назад - в памятный для меня день - третьего ноября…
Теперь, господа, вы понимаете, почему это число имеет для меня такое страшное значение.
Рагуза. Март 1907
Египетская невеста
Я видел в свете много чудесного
Вальтер фон дер Фогельвейде
Искать комнату! Что может быть неприятнее этого занятия! Вверх по лестнице, вниз по лестнице, из одной улицы в другую, всегда одни и те же вопросы и ответы… Боже ты мой!
Я отправился на поиски в десять часов, а теперь уже три. Разумеется, я устал как карусельная лошадь.
Однако еще раз наверх - третий этаж.
- Нельзя ли посмотреть комнату?
- Пожалуйста.
Хозяйка повела меня через темный коридор и открыла дверь.
- Здесь.
Я вошел. Комната была высокая, просторная и не очень скудно меблированная. Диван, письменный стол, кресло-качалка - все как следует!
- А где спальня?
- Дверь налево.
Хозяйка отворила дверь и показала мне помещение. Даже английская кровать. Я был восхищен.
- А цена?
- Шестьдесят марок в месяц.
- Прекрасно! А на рояле у вас играют? Маленькие дети у вас есть?
- Нет, у меня всего только одна дочь. Она замужем в Гамбурге. На рояле тоже никто не играет. Даже внизу.
- Слава Богу, - сказал я, - в таком случае я снимаю комнату.
- Когда хотите переехать?
- Если вам удобно, то сегодня же.
- Конечно, удобно.
Мы снова вошли в первую комнату. Я увидел еще одну дверь.
- Скажите, пожалуйста, - спросил я хозяйку, - куда ведет эта дверь?
- Там еще две комнаты.
- Там живете вы?
- Нет, я живу по другую сторону. Комнаты эти сейчас не заняты. Они тоже сдаются.
Меня вдруг озарило:
- Но те комнаты, надеюсь, имеют отдельный выход в коридор?
- К сожалению, нет… Господин доктор уж должен согласиться на то, чтобы другой жилец проходил через одну его комнату.