Идея была так хороша, что я сразу запросил у Проводника финансовые расчеты. Оказалось, что даже тех больших денег, которыми я уже обладал и которые не считал для быстрой реализации плана недостаточно.
- Как умножить эти деньги многократно? - спросил я безмолвно.
- Лет пять потребуется, - ответил Проводник. - Даже, если мы вскроем несколько очень богатых кладов, все равно добыча сокровищ и постепенная реализация их растянется приблизительно на этот срок.
- Почему такая медленная реализация.
- Если выбросить на рынок слишком много драгоценных камней и ювелирных изделий, то цены на них упадут безмерно. К тому же, тут придется соблюдать секретность и добычи и реализации. Ты же всегда хотел оставаться в тени.
- Да-с, - сказал я, - скверно.
Я жил в это время в Париже, снимал небольшую квартирку. Париж мне нравился, он напоминал Одессу в период фестиваля.
И я задал вопрос, который все это время жил у меня в сердце или еще в каком-то болезненном месте и который я никак не мог решиться задать всезнающему компьютеру, боясь получить отрицательный ответ. Это было бы бесповоротно и горько.
- Ты мое здоровье можешь сделать очень хорошим? - спросил я. - Или, хотя бы - приличным?
- Конечно, - спокойно ответил Проводник.
И добавил:
- Только не радуйся так активно, сердце не выдержит такого выброса адреналина.
5
Забежав вперед, вставив документ из того периода, когда я стал всемогущим, я как бы признался в том, что мне надоели эти записи, что я пытаюсь быстрей закончить книгу. Но за этим кроется и то, что я теряю чувство ответственности перед людьми. Что мне, в сущности, все надоело. Что эта епитимья, которую я сам на себя наложил, превращается в каприз.
Да, мне лень писать. Все больше хочется возложить эту обязанность на Проводника (он сделает эту работу мгновенно, гораздо четче, чем я сам). Я наигрался в писателя, как наигрался и в другие игры с людьми: и в безобидные, вроде "Золушки", "Прекрасного принца", и в кровавые…
Еще, может быть, тут играет роль некая "аллергия" на писательское ремесло. Худо ль, бедно ль, но я пописал в своей прошлой жизни. И, как журналист, и как писатель. У любого сочинителя есть три этапа. Первый - это когда он, осененный идеей восторженно пишет. Вначале порыв вдохновения, потом - тяжкий труд, если произведение большое. Это приятный этап. Именно так выходили из под моего пера рассказы, стихи, повести. Я просматривал их недавно и пришел к выводу, что написаны они весьма не плохо, хоть и не стандартно. Я часто меняю стиль, чтоб и манерой выражения подчеркнуть ситуацию. Я часто отхожу от сюжетной темы. То - в лирику, вплоть до стихов, то - в философию. Я не ищу действия тела, а внимательно исследую действия духа. Естественно, что даже заказные "чернушные" детективы у меня получаются не массовыми, рассчитанными на читателя со вкусом.
Вот простой пример. Маленькая зарисовка:
Где-то в пространстве стоит алмазная скала. Гигантская. Невозможно описать, какая большая. Раз в тысячелетие прилетает на скалу ворон и точит об нее свой клюв. Когда он сотрет клювом всю скалу - пройдет одна секунда вечности.
* * *
Ворон, который был и вороной тоже, долго думал: влететь в город или войти?
Он представил, как входит, переступает лапами по вязкому снегу, останавливается на переходах, пропуская угрюмые машины, как идет по серому городу, вызывая недоуменные взгляды прохожих, как бездельники пристраиваются за ним, норовя выдернуть из хвоста вороненое перо, как хамеют, наливаясь наглостью, как растет их толпа, толпа сытых, в импортных кожаных куртках с пустыми стекляшками глаз, как пьяный выкрикивает что-то гадкое, и толпа бросается на ворона, чтобы втоптать его в серое месиво снега и грязи, смешать с обыденностью, обезличить…
Ворон, который был и вороной, решил влететь в город.
Он представил, как летит среди голых сырых сучьев спящих деревьев, между серыми стенами домов, вдоль серых улиц, над угрюмыми машинами, рыгающими в воздух бензиновым перегаром, летит над однообразной чередой прохожих и бездельников, которые смотрят только вниз, под ноги, и никогда не поднимут взгляд вверх, в небо, в беспредельную глубину мира и Космоса, которая их пугает, представил, как в чьем-то заброшенном парке он сядет среди других ворон и будет высматривать в сером месиве грязного снега кусочки съестного, выброшенного людьми, как подлетит к заплесневелой корке, толкаясь и каркая, отпихивая балованных голубей и бессовестных шалопаев-воробьев, увидит, как какая-то старуха потянется к этой же корке, отмахиваясь от возмущенных птиц кривой клюкой и шамкая беззубым ртом своим, как поскользнется старая на сером крошеве снега и грязи и упадет в слизь городских отходов, а птицы, довольно гулькая, чирикая и каркая, выхватят эту корку из-под сморщенных рук…
Ворон, который был и вороной, задумался. Он думал о добре и зле, 0 мгновении жизни и вечности, о низости и высокости странного двуногого существа, которое наивно считает себя вершиной мироздания, хотя всего-навсего есть его подножье.
Но сам давно прошел эти ступени познания себя и мира, его сверх "Я" существовало едино и множественно, он ощущал свою личность в камне и цветке, в вороне и вороне, в прошлом и будущем, а свое человеческое обличье вспоминал с трудом и без особого желания.
Город клубился где-то впереди, будучи в то же время далеко позади, сплетались вокруг него и вне его судьбы и чаяния, вечность приподнимала бархатное крыло невозможности, которая становилась возможной мгновенно в неисчерпаемой бесконечности космического сознания.
Было хорошо и чуть-чуть тревожно, как всегда бывает на пороге чистилища.
Ворон взмыл в пустоту молчания и камнем пал вниз - сквозь зло и добро, сквозь истину и ложь, сквозь крик и немоту…
* * *
А огромная алмазная гора ждала прикосновения его клюва. Одного прикосновения в одно тысячелетие. И тикали секунды вечности, неисчерпаемые секунды вечности…
Конечно же, такие вставки в детектив, предназначенный для толпы, не вполне правомерны. Они снижают "читабельность", а следовательно лишают издателя доходов. Вот тут-то и начинается второй этап.
Если в совдеповское время я годами оббивал пороги издательства, прежде чем добивался включения книги в план. Потом десятки редакторов и цензоров паслись на моей рукописи, честно отрабатывая скудное жалование. Это было неприятно, но азартно. Какой-то своеобразный путь борьбы, полоса препятствий. Тем более, что гонорары в те времена были хорошие, одна небольшая книжечка могла кормит автора целый год.
Нынешние коммерческие издательства населены "новыми русскими" в худшем смысле этого неологизма. И противно, когда они высказывают свое безапелляционное мнение о выстраданных кровью авторских трудах. Вдобавок, эти книжные жуки всегда знают, что нужно читателю и в какой форме это должно быть изложено.
В какой-то мере они правы - толпа обладает еще меньшим количеством извилин в мозгах, чем эти книжные магнаты.
Платят авторам нынче гроши. Поэтому современный писатель подрабатывает "чернушкой" в мягких переплетах, а хорошие произведения почти не пишет - трудно найти издателя.
Но есть еще и третий этап. Что бы там не говорили, но любой пишущий ждет реакции на свою писанину. Без обратной связи он иссякает, как гниет колодец, которым не пользуются долгое время. И часто эта реакция совершенно не соответствует ожидаемой. Все же подсознательно мы пишем для равных, а ответ приходит от мелких, низких. Хорошо еще, если он просто не понял тебя, хуже - когда понял превратно. Писатель (журналист) слишком остро реагирующий на литературных гиен - критиков и на мнение толпы может сломаться.
Где-то у Стругацких мне довелось прочитать очень правильный совет на эту тему. Не ручаюсь за точность изложения, но суть передам. Каждый писатель должен заранее знать, что треть его читателей останутся равнодушными, треть - станут врагами и лишь последняя треть воспримет вас благосклонно.
Нынче писателей "делают", как делают "звезд" в шоу-бизнесе. И вовсе не обязательно, чтоб этот писатель умел писать. Не умеет же писать Незнанский, страдает асклепсией - дефектом мышления, не позволяющим связно излагать мысли на бумаге. Но раскрутили проныру, сделали из него фетиш для некоторых читателей. И трудятся ребята из литературного института, создавая "бессмертные" произведения западного автора…
Что-то я разошелся. Видать до сих пор свербит в моем подсознании обида на оскорбления, нанесенные редакторами, критиками, издателями. Хочется, даже, упомянуть их пофамильно, хотя смешно выглядит такая мелочность в устах всемогущего. Ладно, живите книжные паразиты, не до вас.
Кстати, когда я разбогател, появлялась мыслишка открыть собственное издательство, набрать туда умных сотрудников и делать хорошие книги, оплачивая труд всех, кто к этим книгам причастен, по высшей категории. И, что самое главное, продавать эти книги ниже себестоимости, чтоб могли их купить и в России, и в странах СНГ. (Сперва, даже, думал о бесплатной раздаче, но понял, что это станет доходом только для спекулянтов).
Признаться, я писал это предостережение, этот дневник, эту исповедь! - черт бы ее побрал - охотно лишь вначале, пока описывал некоторые странные или грустные эпизоды из прошлой жизни. Это мне было интересно. Вспоминать, иногда с помощью Проводника, когда терялись детали, заново чувствовать. Может, именно в том счастье воспоминаний - в чувствование. Не зря же, вспоминать некоторые эротические эпизоды приятней, даже, чем их испытывать в реальности. Это мощно испытывают те, кто в тюрьмах и зонах, где от вечерних и утренних мастурбаций содрогаются многоярусные ряды зэков…
И вот сейчас, будучи всем и… никем, я с большим бы удовольствием стал вспоминать свои мечтания. О богатстве, о здоровье, о могуществе. А не то, как живется богатому, могущественному и, уже здоровому. (О том, как Проводник меня оздоровил и как потом Матр оздоровил меня многажды я еще расскажу).
Приятно переехать из однокомнатной хрущевки в шикарный особняк. Но не вижу особой радости от возможности иметь несколько сотен таких особняков в разных концах света. Даже один особняк создает (по крайней мере, для меня) множество неудобств. Он начинает требовать охрану, прислугу, он обрастает обслуживающим персоналом помимо твоей воли, и ты уже не свободен, как был свободен в нищей хрущевки, которую и запирать было не от кого. Всюду копошатся эти придатки богатого жилища. Один ремонтирует сложную систему ассенизации (семь туалетов, не считая джакузи и раковин с ваннами, плюс бассейн, плюс система полива зимнего сада), второй натирает паркет, третий заменяет лампочки (эти лампочки перегорают периодически, а их несколько сотен), четвертый висит в люльке, моет окна, пятый чистит бассейн, на кухне человек восемь священнодействуют (не может же владелец шикарного особняка питаться, как жилец хрущевки, селедкой и картошкой с куском вялого магазинного хлеба), в саду садовник с учеником секатором щелкают… А еще охрана с ее бойцами и электронной сигнализацией, которая, в свою очередь, изредка срабатывает в неположенное время…
Особняк невозможен без машины, а лучше - небольшого автопарка. Да, как же может особняк допустить, чтоб хозяин и в грязь и в жару ездил на "запорожце". Нет, для одной погоды особняк предусматривает американский джип, мощный, как танк, для другой - японский микроавтобус с микроклиматом. Для прогулки он выведет из гаража открытый кабриолет, для деловой поездки подгонит к парадному входу БМВ или "мерседес" последней модели. Есть в запасе у особняка и машины представительского класса, и малолитражки для жены и детей хозяина.
Машины требуют обслуживания. Особняк нанимает механиков, шоферов, выездных охранников. Телохранителей. Хранителей тела…
И это лишь один особняк, первый…
* * *
Сегодня, ночуя в коконе силового поля, я посмотрел на облака, на вершины Гималаев под этими облаками, зевнул, выпил талой воды. И, пересиливая себя, решил надиктовать (правильней сказать - надумать) Проводнику несколько страниц в хронологическом порядке.
Став богатым я несколько раз подбирал нищих девушек и старался дать им все желаемое. Конечно, я воображал себе сюжеты из "Колдуньи" или "Красотки". Но все эти девушки мгновенно превращались в жадных и тупых фурий, уверенных, что имеют на меня какие-то права. И это при том, что я с ними (за исключением одной) даже не ступал в интимные отношения.
Аналогично вели себя и дети.
Я попытался заняться осмысленной благотворительностью. Для стариков открыл бесплатную столовую, где их кормили действительно вкусно и обильно. Личным контролем добился культурного обслуживания, для чего пришлось несколько раз обновлять обслуживающий персонал. Стремился, чтоб клиенты не чувствовали себя униженными. Разрешал брать часть пищи с собой.
И… ничего приятного. Всех стариков Москвы я накормить не мог, а их количество увеличивалось, возле столовой начали скапливаться толпы (и не только стариков), на входе пришлось ставить увеличенную охрану, начались скандалы, митинги (как нищие любят митинговать), беспорядки. После того как два БОМЖа в драке изувечили друг друга я закрыл столовую.
Открыл два детдома за городом. Вложил хорошие деньги, старался, чтоб они были такими же, как тот, блистающий паркетом, детдом, который чекисты подарили Макаренко. Увы. Или дети теперь не такие, или я так и не смог набрать хороших воспитателей. Во-первых, воровали и педагоги и дети. Хотя те же педагоги получали министерскую зарплату, а дети имели больше всего необходимого, чем в средней российской семье. Не считая денег на карманные расходы. Во-вторых, к своему дому, к имуществу те и другие относились, как печенеги во время набега на русские поселения.
Открыл больницу для бедных. С оборудованием и врачами, которым могла бы позавидовать "Кремлевка". Та же картина, как и со столовой. Толпы людей, многие приехали из других городов, митинги, очереди, как за хлебом в блокадном Ленинграде, драки… Ну не мог же я создать сеть подобных больниц для всей России. Никаких денег для этого не хватит, будь я, даже, самым богатым человеком в мире.
А если бы и был…
Вот сейчас, например, обладая Матром, я мог бы это сделать. Но я убедился (и Проводник это подтвердил), что добра от такой благотворительности не будет. Люди превратятся в стадо ручных животных, потеряют все человеческие навыки. Хотя, многие люди и теперь-то не имеют этих навыков и ненамного отличаются от животных.
И я пришел к выводу, что для создания того общества, которое я бы хотел видеть, надо брать младенцев и воспитывать их как Людей. Но пыл мой охладил финансовый скептицизм Проводника, и я решил заняться собственным здоровьем.
6
По указанию всемогущего компьютера я снял виллу в окрестностях Парижа и нанял рабочих для некоторых переустройств. В бассейне была оборудована большая ванна с проточной водой, которая заливалась в нее из отдельной емкости. Каждая емкость была рассчитана на десятидневное беспрерывное снабжение ванны. Само помещение снабдили регулятором точного температурного режима. На случай случайного отключения электричества (хотя такое во Франции маловероятно) вся система обогрева была продублирована новейшим генератором, который должен был включаться автоматически. Были установлены многочисленные баллоны со сжатым кислородом и отдельно - углекислым газом. Эти баллоны были подсоединены к специальным редукторам с автоматическим часовым механизмам, по графику, составленному проводником, они должны были наполнять помещение то чистым кислородом, то углекислым газом. Над ваннами соорудили герметический, воздухонепроницаемый купол. После этого все рабочие и служащие были из частных владений удалены. Осталась только наружная охрана, которой было строжайше запрещено как появляться во внутренних помещениях, так и пускать туда хоть кого.
Проводнику не надо было сканировать мой организм, он и так знал его досконально. Я разделся донага и лег в первую ванну. Зашуршал кислород, наполняя купол, зашуршала вода, наполняя ванну и одновременно изливаясь из нее тонкой струйкой. Вода в каждой из емкостей была преображена проводником, для чего я на краткий миг засовывал в воду руку с браслетом. Это не было химическое или физическое преображение, это было изменение информационной структуры воды.
Проводник, естественно, пытался удовлетворить мое любопытство, но понял я немного. Понял, что любая вода при внешней схожести разная. Не зря у жителей Земли так много обозначений воды с иными свойствами: талая, ключевая, родниковая, святая, мертвая, живая, прелая, застоявшаяся, колодезная, речная, озерная, дождевая, росяная, лубяная, травяная, ягодная, хвойная, мягкая, жесткая, злая, добрая, кислая, щелочная…
По словам Проводника вода, из которой на 97 процентов состоит все живое на планете, отличается не столько составом, сколько информационной насыщенностью. В точках пересечения магнитных линий вода особенно информативна. Подобное качество для обычной воды можно создать концентрацией земных и космических излучений. Пример - некоторые пирамиды. Особыми свойствами вода обладает в заоблачной выси Гималаев, на Тибете, на Алтае, в некоторых местах Индии, Египта, Мексики. Для изменения ее свойств (и не только ее) люди интуитивно строят маленькие модели пирамид, вращают воду в стремительных центрифугах, облучают, помещают в сильное магнитное поле. Но до грамотного, направленного использования всемогущей воды человечеству еще далеко, хотя наши далекие предки умели ей пользоваться. Отсюда и непременное участи в сказках, преданиях живой и мертвой воды. Правильней сказать: мертвой и живой, так как именно в этой последовательности применяется водный бальзам - первый заживляет, регенерирует, второй - оживляет, стимулирует.
Я должен был отлежать в каждой из трех вод по десять дней.
Вода заполняла ванну. Кислород действовал опьяняюще. Проводник воздействовал на какие-то точки моего мозга, я уплывал в забытье, наполненное видениями. Чтобы я не утонул в ванне плавала тончайшая спасательная сетка особой формы, с подголовником. Мое тело плавало на этой сети, изготовленной из невесомых компонентов. Но дыхание мое все замедлялось и замедлялось. Я смог бы уже и под водой находиться без опаски. Смог бы… Смог… Смо…