- Значит, - сделала вывод Лайма, - я вспомнила себя не в той вселенной, где Том…
Она не смогла произнести слово.
- Не в той, - кивнул Леонид.
- Вот оно как, - пробормотала Лайма. - Я проводила Тома вчера, а он полетел четыреста лет назад из совсем другой вселенной, где мы… Я могу и это вспомнить?
- Понимаешь… - Он должен был сказать правду. - Когда я понял, что ты вспомнила себя в той вселенной, где Том любил Минни, а мы с тобой… да… Я думал… надеялся… что именно там звездолет Тома уже достиг… то есть, не достиг… промахнулся мимо цели и… В общем, исчез, от него больше не могло поступить сообщений, потому что он попал в нашу Вселенную. Я не подумал, что если там прошли сотни лет, если там другое время, ты не могла…
Он не хотел произносить слово.
- Я не могла вспомнить, - закончила Лайма, - потому что там, где прошли четыреста лет после старта, меня нет. Я давно умерла. Да?
Леонид отвел взгляд.
- Да, - вынужден был признать он. - Вселенную, откуда появился Том, которого мы видели на экране, ты вспомнить не можешь.
- Там я умерла, - повторила Лайма. Мысль о том, что где-то ее уже нет в живых, а где-то, может быть, она еще не родилась, показалась ей не столько невероятной, сколько эмоционально неприемлемой.
- Значит, - сказала она, - ты с самого начала знал, что помочь Тому невозможно!
- Как я мог это знать? Мне только этой ночью пришло в голову, что в разных вселенных могут быть разные времена. Этого нет в теории.
- Какое время отделяет наш мир от того, что я вспомнила?
- Я не знаю!
- Почему?
- Почему - что? - осторожно переспросил Леонид.
- Не понимаешь? Мы - я, Том, ты - живем в двадцать первом веке. Здесь. Но там… я помню даже запахи, они стали еще сильнее, ощутимее. Я о чем… Почему там мы - я, Том, ты, эта Минни - живем в другом времени? Не другие, похожие на нас, а мы? Иначе я не смогла бы вспомнить! Скажешь, что это квантовые эффекты? - с неожиданной злостью спросила Лайма. - Ты физик или мистик? Во всех несуразицах, во всем, что ты не можешь объяснить, виноваты у тебя квантовые эффекты. Просто слова. Пустые.
- Лайма…
- Если где-то мы с тобой и Том живем в двадцать втором веке…
- Ты помнишь дату? - быстро спросил Леонид.
- …то где-то мы - тоже такие, как есть, - можем жить и в тридцатом веке, да или нет?
- Ну… - с сомнением сказал Леонид. - Этого нельзя исключить.
- Значит, где-то мы живем тогда, когда корабль Тома пролетел мимо цели и два века спустя исчез.
- Не два века, - задумчиво сказал Леонид, - свет еще должен дойти до Земли.
- Неважно. Живем в то время, когда стало известно, что звездолет исчез.
- Ну… наверно.
- А в какой-то вселенной мы живем в те годы, когда Тома еще можно было спасти.
Леонид не представлял, как это можно было бы сделать, но сказал осторожно:
- Наверно.
- Тогда… - Лайма помедлила и добавила: - Я хочу домой. Отвези меня, пожалуйста.
- Хорошо, - пробормотал Леонид и приподнялся, чтобы перебраться на переднее сиденье.
- Не на этой, - сказала Лайма. - На моей. Эту ты взял у Колмана? Позвони ему позже, он заберет машину.
- Хорошо, - повторил Леонид.
* * *
Леонид вел машину медленно, искоса поглядывая на Лайму. Что она вспоминала? Ей нужно побыть одной, освоиться, заново себя понять, каждое слово будет лишним. Пусть заговорит первая, тогда он будет знать, как себя вести.
Не меньше, чем Лайме, Леониду нужно было сейчас остаться наедине с собой. Рассказ Лаймы он воспринимал пока, как сюжет фантастического фильма. Точно знал, что на самом деле это фильм о реальной жизни, но на уровне ощущений это была фантастика.
Лайма вспомнила себя в мире, где они были любовниками, а Том получил от ворот поворот и, в угнетенном состоянии, отправился в экспедицию. Почему психологи (должны же там быть психологи!) допустили, чтобы астронавт ушел в полет, не будучи совершенно здоров? Угнетенная психика опаснее недолеченного насморка. Какие физические законы привели к тому, что в мире номер два они, такие, какие есть, живут в другом времени и, похоже, в других странах?
Существует ли мир, в котором Тома можно спасти? Нет. Если корабль потерпел катастрофу - то во всех мирах, где полетел к звездам. Во всех мирах скорость света одинакова в пределах квантовой неопределенности: триста тысяч километров в секунду. Если на Земле принят сигнал о помощи с расстояния в сотни парсек, то после катастрофы в любом случае прошли столетия, и на экране человек, много лет назад расставшийся с жизнью.
Правда… В нашем мире Том не отправлялся к звездам. В нашем мире существует только электромагнитный сигнал, вспышка, разложенная в телевизионную картинку. Да, и сигнал был с абсолютной точностью направлен на Землю. Учтены десятки недостаточно определенных (здесь и сейчас) движений: Земли вокруг Солнца, Солнца вокруг центра Галактики, звездолета по его траектории. Нужно было определить расстояние до Земли с точностью до световой секунды, иначе узко направленный электромагнитный пучок прошел бы мимо. И нужно было рассчитать, чтобы мы этот пучок зафиксировали. Произойди вспышка на сутки раньше или позже, и она осталась бы незамеченной, потому что за этой областью неба никто не вел систематических наблюдений. "Маньяки" оказались в нужном месте в нужное время…
И прочитать текст по губам говорившего позвали именно ту женщину, которая в нашей Вселенной любила Тома Калоху, астронавта…
Сколько невероятных случайностей должно было сойтись на площадке по масштабам вселенной - микроскопической! Но такая цепь "случайностей" естественна в мироздании, где вселенных-клонов больше, чем атомов в каждой из таких вселенных. Антропный принцип в квантово-механической интерпретации.
Все так, но поверить в это трудно. Папа не смог.
Поверить - ключевое слово. Почему, даже оказавшись перед фактом, человек все равно хочет сначала поверить в происходящее и, лишь поверив эмоционально, принять? Даже неопровержимая система математических доказательств остается вне научного рассмотрения, пока не найдется человек, поверивший в новую идею. Сколько людей - профессиональных физиков в том числе, - до сих пор не верят в справедливость теории относительности, несмотря на очевидные ее подтверждения! Не верят - и создают альтернативные теории тяготения, бьются лбами о стены неприятия, но все равно не верят. Чем наука отличается от религиозной веры, если…
"Стоп, - сказал себе Леонид. - Это важно понять, но не сейчас".
Лайма, похоже, задремала. Бедная, как она смогла принять вторую свою память, третью, четвертую, и даже рассказать достаточно внятно - на языке, которого прежде не знала?
Леонид припарковался перед домом Лайзы, выключил двигатель и проверил список входящих звонков на телефоне. Восемь. Семь от Папы, один - от Ренаты. Отвечу потом. Разбудить Лайму? Она спит так крепко…
Леонид обошел машину, открыл дверцу со стороны пассажира и поднял Лайму на руки. Невольно огляделся - не видит ли кто.
На скамейке под раскидистым деревом (что-то тропическое, в ботанике Леонид не разбирался) сидела женщина лет пятидесяти, гавайка, и смотрела, как Леонид шел к подъезду с Лаймой на руках. Что она подумала? Ах, какая разница… Открыть дверь Леонид не мог, нужно было потянуть на себя…
Женщина поднялась и, не торопясь, приблизилась. Сказала несколько слов по-гавайски, Леонид пожал плечами и просительно улыбнулся. Женщина открыла перед ним дверь и что-то спросила, Леонид кивнул, не поняв. Он начал подниматься по лестнице и подумал, что Лайму все равно придется разбудить перед дверью в квартиру. Услышал тихие шаги - женщина шла следом, кивнула ему: иди, мол, я помогу.
Ключ. Скорее всего, ключ в сумочке, сумочка в машине, машина на улице… Глупо. Лайма тихо вздохнула, будто во сне поняла причину его замешательства, но ничем помочь не могла - только сильнее прижалась щекой к его груди, отчего Леониду захотелось стоять, не шевелясь, всю оставшуюся жизнь. Чувствовать, как бьется ее сердце, ощущать запах волос, видеть близко ее губы, ресницы…
Леонид растерянно посмотрел на женщину, протянувшую руку, чтобы помочь ему открыть дверь.
- У меня нет ключа, - сказал Леонид по-английски, не уверенный, что его поймут. - Ключ в сумочке, сумочка в машине…
Женщина кивнула и пошла вниз.
Когда она скрылась за поворотом лестницы, на Леонида снизошло странное ощущение. Держать Лайму становилось труднее, он стоял, тяжело дыша, и в то же время - так ему казалось - видел сон, будто вошел в спавшее сознание Лаймы и оказался в знакомом мире, он здесь родился, прожил жизнь, помнил каждое мгновение, воспоминания лежали неразобранной грудой старых вещей в далеком закутке, куда он ни разу не заглядывал, потому что не подозревал о возможности распахнуть плотно закрытую дверь, в ней и замка не было, и ключ не нужно было доставать из сумочки, в памяти всех людей есть такая комната и дверь, о которой не знаешь, как о потайном ходе в старинном замке, но если нашел, если открыл дверь, если ступил на порог… Понимаешь, насколько безбрежен океан воспоминаний. Понимаешь, что океан не один, их множество, они не помещаются в маленькой комнатке в мозгу, да и комнатки на самом деле нет, дверь лишь открывает пути, множество дорог… куда? В собственное "я", которое богаче Вселенной, потому что живет в миллиардах миров. Не в миллиардах… сколько получалось в расчетах? Десять в шестьдесят седьмой степени, и это минимум.
В какой из своих памятей видела сейчас сон Лайма? В той, где ее любимый Том не полетел к звездам, не погиб в дорожной аварии, не ушел к Минни, и жили они вместе долго и счастливо? Или в той, где Том улетел, но корабль удалось спасти, и Том вернулся - к Лайме, не к Минни? Или в той, где Том сказал Лайме: "Прости, я люблю другую" и ушел, а она осталась одна, потому что и Леонид, с которым она какое-то время была близка, тоже выбрал другую женщину? Он это помнил, точнее, знал, что помнит, но не мог выбрать именно это воспоминание, эту дорогу памяти, чтобы пойти по ней и разглядеть подробности.
Как все сложно в мирах, где живет наше "я". Как, оказывается, все просто - если вспомнить.
- Сэр, - женщина говорила по-английски с видимой неохотой. - Я не знаю, те ли ключи взяла. Они лежали в женской сумочке.
- Да, - сказал Леонид. - Попробуйте желтый, он, кажется, подойдет.
Ключ подошел, и женщина распахнула перед Леонидом дверь. Он положил Лайму на диван в гостиной - как недавно, вечером… вчера? Или сто лет назад? Здесь? Он бывал в этой квартире? Леонид не был уверен. Лайма положила ладони под щеку, поджала ноги - совсем как ребенок.
Он поцеловал Лайму в щеку - тихо коснулся губами. Нужно было подумать. Подумать и решить. Решить и выполнить. Выполнить и понести ответственность.
Он был готов?
Если человек, в принципе, помнит себя во всех мирах-клонах, то как вызвать нужное воспоминание? Леонид с трудом вспоминал собственное детство. Помнил рассказы мамы, а реальные эпизоды если и вспоминались, то как иллюстрации к ее рассказам. Он и университетские годы почти забывал - остались события, даты, но не лица сокурсников, детали интерьеров. Он не запоминал имена, не всегда узнавал людей, с которыми вчера познакомился. Зато хорошо помнил числа, формулы.
Дырявая память. Может, потому и дырявая, что остальные памяти неощутимой лавиной сметают реальные воспоминания? Мы не помним нужное, не зная о том, что помним другое?
Леонид прикорнул в уголке дивана, чтобы не касаться Лаймы, не мешать… Пусть спит, а он посидит, подумает.
* * *
Когда Леонид открыл глаза, в комнате было полутемно, и ему показалось, что проснулся он в своей квартире в Зеленчукской. Запах свежемолотого кофе. Тихий разговор - по телевидению передавали новости. Леонид потянулся, медленно приходя в себя. Наташа встала сегодня раньше него и сейчас войдет в спальню с обычными словами: "Вставай, соня! Расчеты стынут!"
- Лео, ты проснулся?
Лайма!
Леонид вспомнил, наконец, где находится.
- Я слышу, ты проснулся. - Лайма вошла из кухни с двумя чашками в руках, поставила на журнальный столик, принесла блюдца и сахарницу и только после этого подошла к Леониду, положила руки на плечи и поцеловала в губы. Отстранилась.
- Садись, Лео, выпей чаю.
Лайма придвинула столик и села рядом с Леонидом.
- Что тебе снилось? - спросила она.
Леонид не запоминал снов. Он не был уверен, что сны у него вообще были. Что-то смутное. Ему и сейчас ничего не сни…
Он вспомнил. Только что знал, что спал без сновидений, и - вспомнил, увидел, будто фильм, от первого до последнего кадра, весь, сразу, не во времени, кадры расположились в пространстве, и нужно было переходить от одного к другому, чтобы рассмотреть по порядку. Порядок он устанавливал сам - мог перейти от последнего кадра к тому, что в середине, мог начать с середины и перескакивать к началу и концу попеременно. Что-то это ему напоминало…
Да. Вселенную Барбура. Леонид писал о ней в курсовой на втором курсе. Барбур утверждал, что понятие времени во Вселенной отсутствует. Мир - множество статичных кадриков-реальностей, мгновений настоящего. Жизнь - переход от одного кадра к другому. Красивая идея, но совершенно не разработанная математически.
"Наверно, - подумал Леонид, - я вспомнил во сне, и сон распался на кадры, а память хаотически их разбросала. Как я теперь сложу последовательность?"
Не было ничего проще.
- Мне приснилось, - Леонид взял со столика чашку и отпил глоток: какой вкусный заварила Лайма чай, - мне приснилось, что я работаю в Третьей Лунной обсерватории, у меня в подчинении семьдесят два сотрудника, мы занимаемся квантовым сканированием мультивселенной до расстояний трехсот парсек… Послушай, я помню все числа!
- Конечно, - улыбнулась Лайма. - Кому помнить, как не тебе?
- На каком языке мы разговариваем? - в замешательстве пробормотал Леонид. - Не по-английски.
Лайма покачала головой.
- И не по-русски…
- Это гавайский, - объяснила Лайма. - Не старый гавайский, что был при императоре Камеамеа Первом, а новый, в нем много английских слов, но очень своеобразная грамматика. Не думай об этом, Лео. Вспоминай.
Чашка в руке Леонида оказалась пустой, и он вопросительно посмотрел на Лайму.
- Еще чаю? - сказала она. - И сэндвич? Может, сделать глазунью?
Глазунью он терпеть не мог. Наташа закормила его разными видами яичниц в первые недели их брака. Выяснилось, что она не умела готовить, яичницы были ее единственным и коронным блюдом, после медового месяцы яйца, казалось Леониду, вылезали у него из ушей, как у фокусника на эстраде. В конце концов, он наотрез отказался от очередного "глазка" и пригрозил, что разведется, если не получит нормальной котлеты с гарниром из свежих помидоров и огурцов.
- Да, - сказал он, - сделай. Обожаю глазунью. Сто лет ее не ел.
Пока Лайма ходила по кухне, что-то включая, переставляя и взбивая миксером, Леонид раскладывал в памяти кадрики, точно определяя, что в его сне за чем следовало, из каких причин возникали какие следствия, и чем все закончилось в том мире, память о котором заняла место в его сознании, нисколько не потеснив обычную, - он вспомнил, как в первый раз привел Наташу к себе домой, родители ушли в гости, он усадил девушку на диван в гостиной и долго возился на кухне, настраиваясь на решительные действия, но так и не смог, он хотел Наташу, но боялся ее обидеть, не знал, как себя вести, но все получилось само собой, то есть, так, как хотела Наташа: когда он вернулся из кухни, она стояла перед зеркалом обнаженная, не стыдясь своего тела. Чего ей стыдиться, она пришла к своему мужчине, и, если он не решался сделать то, что нужно, она должна была ему помочь, разве нет?
Лайма поставила перед Леонидом тарелку с аппетитной на вид глазуньей, она добавила ломтики бекона, посыпала укропом и, похоже, какой-то гавайской приправой. Леонид нацепил на вилку большой кусок, ему показалось, что ничего вкуснее он не ел в своей жизни. Пусть так всегда и будет: глазунья с беконом на тарелке, Лайма в коротком халатике и обнаженными руками, семейная идиллия вдвоем, нет, почему вдвоем, из спальни слышны голоса детей, двое, мальчики, одному три, другому пять…
Память о том, что возможно? Дежа вю?
В какой-то из вселенных-клонов…
- Ты работал на Луне, - напомнила Лайма.
- Да, - сказал Леонид. - Обсерватория квантово-парциального мониторинга мультивселенной. Представляешь, Лайма? В зоне нашей ответственности десять в пятнадцатой степени вселенных-клонов. Миллион миллиардов.
- Миллион миллиардов, - Лайма пожала плечами. - Для меня это слишком большое число. Не могу представить себе ничего больше пары тысяч.
- Пожалуй, я тоже, - улыбнулся Леонид. - Понимаешь, в квантовом мире вселенные-клоны связаны… Вспомнил: это называется "протоки Освальда". Освальд. Когда он жил? Неважно. Освальд первым описал квантовые переходы между вселенными с привлечением уравнений психического взаимодействия наблюдателей… Я понял!
- Что? - осторожно спросила Лайма, потому что Леонид застыл с протянутой рукой, в которой держал вилку.
- Что? - повторил Леонид. - Я понял, почему до сих пор не удалось построить единую теорию, объединить все физические поля. Не включен наблюдатель. А наблюдатель не включен, потому что еще не выведены уравнения психологии подсознания, а уравнения не выведены, потому что психология сегодня - наука описательная, феноменологическая, в ней даже базовые законы еще не открыты, это будет… Не знаю, когда это произойдет в нашем мире. Скорее всего, не при нашей с тобой жизни.
- Говори, что помнишь, говори…
- Я помню себя на лунной станции, мы занимались квантовыми переходами по Освальду. Генераторы, создающие "протоки Освальда", - что-то вроде Большого адронного коллайдера, но там не адроны сталкиваются, а бозоны Хиггса и апреоны… у нас эти частицы еще не открыли. Трудно вспомнить слова… язык… вижу кадры, картинки, я их перебираю в памяти, а звука нет.
- Пожалуйста, - взмолилась Лайма. - Опиши картинки. Ты… смог спасти Тома?
- Том, - Леонид надавил пальцами на виски, боль просачивалась из глубины черепной коробки, пока тихая, как набежавшая на берег волна начавшегося прибоя. Он чувствовал, что скоро вторая волна боли заставит его забыть, разметает сложенные по порядку картинки. - Лайма, мы научились летать к звездам. По "протокам Освальда" корабль попадает во вселенную-клон. Из-за квантовой неопределенности - всегда не в ту точку пространства-времени, откуда вылетел. Сдвиги рассчитываются квантовыми компьютерами, которые позволили справиться со сложностями психофизического описания.
- Квантовые компьютеры? Они и у нас есть. Я как-то переводила статью…