Пери уже много раз испытывала крылья в тренировочном центре. Поначалу ее подвешивали в специальной сбруе над невидимой страховочной сеткой и раскачивали над всем тренировочным центром, который был больше футбольного поля. Пери понимала, что не может упасть, и осторожно расправляла непривычные крылья, училась их раскрывать, складывать, выгибать. Потом сетку убрали, и Пери должна была сама заботиться о собственной безопасности, а для этого ей пришлось досконально изучить программу воздушных течений в системе симуляции полета: сверхсильные восходящие потоки держали ее высоко над искусственными облаками и небесно-голубым полом тренировочного центра. А еще она полагалась на тренеров и инструкторов - Пери в жизни не видела таких могучих летателей, способных прийти на помощь в мгновение ока, за взмах крыла. Конечно, никто не гарантировал, что обойдешься без травм, - летатели вечно залечивали синяки и переломы, да и сама Пери не раз и не два ковыляла с перевязанной после вывиха щиколоткой и скрепляла поврежденные перья специальным пластырем.
Ей было страшно обидно, что она учится так медленно. Слетки, спортивные детишки шести-семи лет, сновали под куполом зала, словно ласточки, а набравшись опыта и дерзости, устраивали шуточные воздушные баталии. Птичьи способности внедрили маленьким летателям прямо в мозг, и теперь они умели прокладывать курс по звездам, по поляризованному свету, по оттенкам неба. Пери мечтала когда-нибудь тоже так научиться.
Как Пери ни предвкушала настоящий полет, ей отчаянно хотелось так и остаться в тренировочном центре. Там было так здорово - и при этом безопасно. Лучше всего было тренироваться по ночам, когда над головой сияли искусственные звезды, а пол терялся в темноте, - волей-неволей забудешь, что зал на самом деле бутафорский и у него есть стены. Можно было нырять, очертя голову, в перину темноты, мерцая маховыми перьями, посыпанными по краям флуоресцентной пудрой для ночных полетов, а другие летатели сновали мимо, иногда задевая ее кончиками крыльев, вычерчивая в черноте ярко-синие и пронзительно-зеленые дуги. Временами казалось, будто это настоящий полет.
Но нет - настоящий полет предстоял ей лишь теперь, когда она стояла на краю утеса, - здесь, где не было программ, управляющих воздушными течениями, где ветер никто не предсказывал. Здесь Пери чувствовала себя неуклюжей, точно орленок-слеток, вынужденный делить воздух с настоящими асами - чайками и ласточками. Как они отнесутся к такому вторжению? Вдруг решат прогнать или отпугнуть? Недавно на одну начинающую летательницу, решившую в одиночку потренироваться над пустыней, напала пара орлов. Орлы вступили с ней в схватку, один даже вцепился в нее когтями, запутался в волосах и перьях, они долго кувыркались в небе над пустыней, метались туда-сюда, падали и взлетали, как обычно бывает, когда дерутся птицы. В новостях показали, как та летательница плакала - мол, она была уверена, что упадет и разобьется.
А сегодня упадет и разобьется Пери. Эта мысль неотвязно крутилась в голове.
Сколько летателей погибает во время первых полетов? Столько же, сколько разбивается на автомобиле в первые два года за рулем, отмахивался Хаос. Пери исполнилось семнадцать. В тренировочном центре таких было полным-полно, а кое-кому перевалило и за двадцать: многие приобретали крылья уже взрослыми. Маленькие дети учились летать, примерно как ходить и говорить, а подростки и молодежь вынуждены были относиться к этой задаче с усердием на грани одержимости. "Или живешь, или летаешь! - орал Хаос на одной особенно неудачной тренировке. - Если для тебя это дилемма, значит, ты никакой не летатель!" А консультант по полетам говорил: "Две тысячи часов. Две тысячи часов в воздухе - и станешь птицей".
Пери шагнула на самый край обрыва. Надо падать. Надо готовиться к смерти.
Снизу подул резкий ветер. Пери закачалась на краю, развернула крылья и бросилась вперед. Сорвавшись с утеса, она поняла, что пропустила нужный момент. Камнем полетела вниз, отчаянно захлопала крыльями, еще отчаяннее, еще - в тренировочном центре ей никогда не приходилось так напрягаться.
"Ничего-у-меня-не-выйдет"…
Мышцы на груди и спине так болели, что ей было трудно дышать.
Летать ей не по силам. Если я сегодня не разобьюсь, пойду и попрошу ампутировать крылья. Нельзя же всю жизнь таскать на себе бесполезную тяжесть. Пери станет хуже калеки - ведь она отдала старую жизнь за новую, а новая имеет смысл, только если летать.
Тут крылья все-таки притормозили падение.
Где-то здесь должен быть динамик - место, где ветер взлетал по утесу снизу вверх, подогретый раскаленным от солнца склоном, - надо только поймать этот поток и взлететь… Где же он, где?!
У Пери в груди кончился воздух - вышел весь, словно от крика.
"Дыши!"
"Дыши в ритме полета!"
В летательные мышцы возвращалась сила, они разогрелись от напряжения, боль отступила.
Вдох - крылья вверх, выдох - крылья вниз, вдох - крылья вверх, выгнуть их, чтобы уменьшить сопротивление воздуха, выдох - крылья вниз, вниз…
Вниз всегда выходит сильнее.
Вниз - раз, вниз - два, вниз - три…
"Вниз - расправить, вверх - выгнуть. Вниз - расправить, вверх - выгнуть". Мантра тренировочного центра.
- Это как грести веслами, только в воздухе! - орал Хаос. - Когда поднимаешь весло, держишь его под углом, - вот и выгребай на перьях! Вниз - расправить, вверх - выгнуть!
Ну вот, наконец-то. Вот он, динамик, лови его, седлай, словно накатившую морскую волну, не пропусти, не дай пролететь мимо и сбросить тебя, не дай закинуть тебя обратно на вершину утеса, в опасную зону, где полно возвратных течений и ветер стелется по земле.
Пери поймала ритм. Динамик подхватил ее и нес все быстрее - и это было прекраснее, чем летать во сне, когда приходится махать руками и тратить столько сил: теперь она махала крыльями, и крылья несли ее вверх. Пери взмывала все выше и выше, летела на теплом ветре, стремительном, головокружительном, словно скорый поезд, и вот Пери уже поднялась над утесом - быстрее, быстрее, никаких потолков, никаких преград для счастья, со всех сторон - бесконечный хрустальный шар, абсолютная свобода - да-да, такого Пери и представить себе не могла, - и вот она уже забралась совсем высоко, где можно было парить - и стала парить, особым образом раскинув крылья: не зря же летатели так долго изучали орлов и альбатросов, и их маневры вошли у крылатых людей в кровь и плоть, только Пери все равно приходилось думать над каждым движением, вот почему летать было так опасно, полет еще не внедрился в ее мышцы, но теперь она чувствовала, как все сплетается в идеальный рисунок, словно танцевальные па, не надо слишком сильно задумываться, пусть все течет само собой, но следи, чтобы движения были точными, угол крыла, изгиб спины…
- Ой, что делается! - вырвалось у Пери. - Я же лечу!
"Я же лечу!!!"
Пери так сильно сосредоточилась, что ее не отвлекали ни ослепительное мерцание, расстилавшееся внизу, ни косые лучи света, пронзавшие крылья, словно струи дождя, ни небо, синее-синее, прямо хоть лизни, чистое, как первый снег. Все это было прекрасно, но по сторонам Пери не глядела. Нет - она просто растворилась в мире, и такого с ней еще не случалось.
А потом она спланировала вниз - по длинной пологой кривой. Воздух был объемный, Пери высекала в нем скульптуры, нарезала спирали, отслаивала завитки. А потом она снова забила крыльями и взмыла вверх. Если набрать высоту, можно успеть оглядеться. Пери выгнула крылья так, чтобы они несли ее вверх. Прямо над ней виднелось беленькое слоистое облачко. Взбитое, раскинувшееся по небу, словно овечье руно на столе. Лети выше облаков или ниже, как хочешь, но не задерживайся внутри, - без линии горизонта крылья не выровнять.
Туман набился Пери в рот, в нос, в глаза, но она все равно прорвалась сквозь холодную вату. Представила себе, как отчитывал бы ее сейчас Хаос:
- Это же как войти в комнату с завязанными глазами! Бред! Мало ли кто там засел!
Вырвавшись из облака, Пери выровняла крылья по горизонту. Потом, ныряя и поднимаясь, пролетела по контуру облака, отделявшего ее от моря внизу. Сильно разогналась и помчалась вперед. Ну-ка, какая у нее предельная скорость? В тренировочном центре не узнаешь.
Мышцы трепетали от волнения, напряжения и восторга, - а Пери между тем пыталась разобраться, в какой сектор неба попала, в его океанских глубинах, в его стремительной переменчивости, в том, насколько иначе выглядели сейчас, сверху, под разными углами, с разной высоты облако, синяя чаша моря, утес, - но ничего не могла запомнить, все текло, словно вода, все чувства слились воедино и струились следом.
Пери впервые в жизни видела небо.
Какую высоту можно набрать? Где граница? Пери забралась уже так высоко, что земля казалась ненастоящей. Настоящими были только Пери и небо. От каждого виража ее переполняла чистая радость.
Вот он, полет.
Вот оно, то, за что она так боролась. Вот ради чего она столько мучилась и рисковала.
Да, дело того стоило.
Она летела и летела, без малейших усилий, как во сне, крылья не знали усталости, но тут в ее полет вторгся чей-то голос. Тихий шепот - но он пронзал воздух хуже крика. Во время первого полета она была в воздухе одна. От этого шепота она потеряла равновесие, растерялась, вошла в штопор, рухнула во тьму, хотя какая может быть тьма - сейчас только утро, не могла она летать так долго, а теперь она падает, вот сейчас разобьется, сейчас…
Пери вздрогнула и проснулась, ахнув от испуга. Было темно - темно, как в ее сне. Хьюго мирно похрапывал рядом. Раньше я и не знала, что младенцы тоже храпят.
Пери прислушалась, сердце у нее сжалось. Снова шепот - и вот он умолк, вот удаляется по западному склону холма. Кто-то прошел мимо, не заметил ее с Хьюго, но скоро вернется - когда поймет, что по другую сторону холма никого нет. Никто ему не отвечает. С кем он говорит? Наверное, по инфокарте. Питер? Питер послал кого-то за ней и теперь его расспрашивает - он дома, не спит, ясно, что он не может уснуть. Не надо было мне тут задерживаться. Сердце так громко бухало в ушах, что Пери испугалась, как бы оно ее не выдало.
Сейчас он убьет меня, бросит труп в море, утащит Хьюго.
Спокойно, спокойно. Тебе есть куда лететь. Где это, Питер не знает. Надо лететь к Жанин. Про Жанин в Городе не знает никто.
Здесь неподалеку самая высокая точка Платформы. На восточной оконечности есть смотровая площадка - в противоположную сторону от удаляющихся голосов. Пери сажает Хьюго в слинг, молясь, чтобы малыш не заплакал. Он еще толком не проснулся, а она уже застегивает сумку-пояс и крадется к смотровой площадке, подскакивая от каждого шороха.
Тишина. Шорох ветра в перьях. Возвращается? Пери силой воли заставила себя сидеть на месте и не бежать.
До утра придется лететь, не останавливаясь. Никакого отдыха. Надо оторваться от погони. Выдержу? Придется. Перья шуршали в неподвижном воздухе невыносимо громко. Неужели он и вправду меня ищет?
На смотровой площадке нет перил - лужайка просто кончается, обрыв - и все. Сзади доносится крик, сердце больно екает, попытка только одна. "Не жди. Двигайся". Пери взмыла в воздух, крылья захлопали, зашумели - фр-р-р! - словно целая стая голубей. Вверх, вверх, скорее.
Пери взмыла на километр над Платформой и только потом отважилась двинуться прочь, на северо-запад, и луна отражалась у нее в глазах. Надо бы подняться над облаками, но тут только перистые, полосы, подсвеченные серебром, к тому же они далеко, добираться до них нет смысла: перистые облака - очень высотные, на самом деле это продолговатые островки колючих снежинок, они начинаются только на отметке в шесть километров. Зато предвещают хорошую погоду.
А внизу - Платформа, рукотворный остров, разливающий свет в ночи; наконец-то, наконец-то я покидаю мир Питера и теперь буду жить своей жизнью на неизведанной земле.
Пери обернулась через плечо. Море притихло и колыхалось вдали, над гребнем холма, словно мятая серая шаль. Кругом раскинулось небо - пустое и спокойное.
Пери летела, не зная усталости, мечтая, чтобы темнота продлилась еще час, еще минуту, летела, обгоняя рассвет. Надо добраться до фермы Жанин, пока солнце не взошло. Как только Пери собралась с мыслями после того, как нашла Луизу, то сразу поняла - без Жанин ей не обойтись, просто она надеялась, что обманный маневр с полетом на Платформу собьет преследователей с толку. Море - не Город. Море - не Окраины. Море - это нигде. Ох, если бы можно было все время лететь только над морем. Нет, надо было лучше продумать план полета к Жанин. Предупредить ее. Рассчитать все так, чтобы прилететь туда под покровом темноты.
Скоро позади взойдет солнце - оно уже прошивает облака разноцветными иглами, подсвечивает тьму впереди. Уже недалеко, совсем недалеко. Надо подналечь. Так странно лететь над этой землей - и знакомой, и чужой, - странно видеть ее с высоты, ведь Пери и в голову не приходило, что когда-нибудь она посмотрит на нее из поднебесья: вот утро пробуждает землю к жизни, вот закат лижет холмы, словно пламя. Пери была бы счастлива остаться в Городе навсегда. Сегодня она во второй раз попадет на ферму "Совиный ручей" в темноте. В первый раз она приехала среди ночи. Пери была тогда совсем маленькая. Три года? Четыре?
Это было чуть ли не самое раннее ее воспоминание: Пери проснулась в слезах - она частенько просыпалась в слезах, когда ей снился тот сон. Начинался он всегда одинаково: Пери становилось холодно, ледяной ветер трепал ей волосы. Перед ней высились темные башни, испещренные огоньками, между ними струился свет, а дальше простирались темные равнины, и там тоже кое-где мерцали огоньки. Потом Пери окутывало мягкое тепло - "Не двигайся. Двигаться нельзя. Ты упадешь. Подожди". Тепло куда-то пропадало. Пери не могла пошевелиться, руки и ноги у нее коченели. Сначала ей было даже интересно, что кругом темнота, огни и холод, но теперь к ней приближалось что-то жужжащее и рокочущее, и становилось так страшно, как будто ее окружал вихрь серых перьев, они смыкались над ней, а потом взорвались над головой, обернулись снежной бурей, и Пери осталась одна. Она словно оцепенела. "Шурр-шурр-шурр, - доносилось до нее с вышины. - Шурр-шурр-шурр". Мерное шуршание повторялось снова и снова, но Пери было никак не повернуть голову и не посмотреть, что это. Двигаться было нельзя. "Ты упадешь". Край, обрыв. Он же совсем рядом. Двигаться нельзя. Темнота рассеивалась. Обрыв надвигался. От света становилось страшно. "Ты упадешь". Ледяной металл под ней сначала согрелся, потом раскалился. Серые перья улетели. Бросили ее одну. Не стали ждать. Пери ничего не видела, свет жег ей глаза и лицо. "Не двигайся. Упадешь!" Ничего, кроме света. Пери размякла от тепла, потом сжалась в комочек, прячась от разгоревшегося солнца. Свет пригвоздил ее к месту на самом краю обрыва. "Подожди". Пустота за солнечной стеной. Пери проснулась в слезах. "Упадешь!"
Разбудила ее тем утром незнакомая тетенька, усадила в машину, и они долго-долго куда-то катили.
- Мы едем к маме? - спросила Пери.
- Мы едем к твоей новой маме, - ответила тетенька. Она остановилась и купила им перекусить, но у Пери кусок не шел в горло. - Бедная крохотулька, - сказала тетенька, покачав головой.
Когда тетенька привезла Пери по извилистому проселку на ферму, уже стемнело. Они проехали в ворота, и табличка на ограде вспыхнула в свете фар: проржавелые буквы "Совиный ручей", а рядом - жестяная сова со стеклянными глазами. Пери замерла на пороге, боясь и темноты снаружи, и сумрака внутри. Две женщины смотрели на нее - одна с улыбкой, другая вся ощетинившись, но пугала Пери именно улыбка. Улыбка была рассеянная, ни к кому не обращенная. И не имела к Пери никакого отношения. Одно притворство.
Ту, с улыбкой, звали Бронте.
- Твоя приемная мать, - объяснила тетенька из машины.
У Пери выступили слезы: Бронте обняла ее слишком крепко. Пери забилась, высвободилась:
- А где мама?
Бронте была ей не мама. На ощупь она оказалась другая - сухая, тощая. Неуютная. Будто ей самой себя не хватало и нечем было делиться с другими. И пахло от нее неправильно - словно от чего-то залежавшегося в кладовке. Даже словами не опишешь, но именно так. А еще Пери явно не пришлась Бронте по душе. Пери ни секунды не сомневалась, что сама виновата: да, это она с самого начала все испортила.
Вот и ферма - виднеется внизу, - вот знакомый дом; солнце поднималось, и Пери с каждой минутой видела ее все отчетливее. Она заложила вираж - ага, можно приземлиться на клочок жухлой травы у веранды. Среди банановых пальм кто-то уже сновал. Пери сбросила высоту. Жанин. Точно она. Жанин со своими вечными бананами.
- Тетя Жан, тетя Жан, стой! - кричала маленькая Пери, таскаясь за Жанин хвостиком по всей ферме.
Жанин показала ей тогда ряды банановых пальм - у нее они были какие-то особенные.
- Не вздумай есть эти бананы, ясно? - строго сказала она. - И вообще не ешь бананы, только те, которые я дам себе сама, поняла? А иначе очень сильно заболеешь! Или вообще умрешь!
- Не буду, тетя Жан.
А сейчас Жанин вышла из-за деревьев и из-под руки смотрела, как Пери кружит над старыми пастбищами, залитыми золотым светом утреннего солнца. Жанин подняла руку. Пери помахала ей.
Вспышка - яркая, холодная, совсем не то, что солнце - расплавленный медяк. Громкий треск - словно сломали сухой сук.
Тетя Жан, не стреляй!
Пери сложила крылья и камнем рухнула вниз.
Глава четвертая
Агентство "Ангелочки"
Спал я скверно и проснулся рано. Итак, утро понедельника. Пери уже сорок часов как в бегах. Слишком долго, черт дери, слишком! Пери - летательница, могла сбежать куда угодно, и с каждым часом найти ее будет все труднее, потому что множатся варианты мест, где она может прятаться.
Когда я вывел Плюша на утреннюю пробежку, еще едва рассвело. Уличные торговцы, которые, позевывая, сонно протирали глаза и расставляли свои лотки, терли глаза еще сильнее, увидев, как мимо бежит светловолосый тощий мужчина с карликовым львом на поводке. Поводок, кстати, я наскоро соорудил из куска провода.
Вернувшись домой, я позвонил Чеширу. Тот коротко ответил, что новостей нет и собрался распрощаться - мол, ему пора на совещание. Я перебил его:
- Скажите, откуда у Пери крылья? И почему вы не упомянули о них раньше?
- А зачем? Летатели - мое обычное окружение, - холодно ответил Чешир. - Для меня упоминать о крыльях так же нелепо, как упоминать, что у такого-то есть руки. Секрета мы из этого не делали, запись с камеры слежения вы сами видели.
- Но Пери не одна из вас, она не вашего круга. Она няня.
- Она захотела крылья. Мы хорошо ей платим.
- В жизни бы не подумал, что кто-то рискнет нанять крылатую няню. Она ведь просто взяла малыша в охапку и улетела неведомо куда.
- Мы придерживались иного мнения, - уронил Чешир. - Я считал, что крылатая няня - это не просто удобно в хозяйстве, а жизненно необходимо. Чтобы воспитательница была с ним наравне, когда он начнет летать. Такие семьи уже есть, не только наша.
- Вот что, дайте мне номер лечащего врача Пери. У кого она наблюдалась в ходе превращения?
- Понятия не имею, - равнодушно ответил Чешир. - Я в ее превращении участия не принимал.