Вне времени. Сейчас. "Я тебя бросила…"
Андрей стоял вместе с Ольгой, глядя, как по двору бредёт, хромая, одинокая фигурка. Ветер проносил сквозь них холодные злые снежинки. Бедная… ты тогда здорово расшиблась, Оленька. Острое чувство вины не отпускало его. Она прыгнула, рискуя сломать себе спину, она так боялась… а он сидел, похмельный, в эфире, и пытался быть рассудительным. Он пытался помочь ей сейчас, да - пытался! Но как это сделаешь здесь, в ледяном прошлом, в давно ушедший февраль?
- Я очень испугалась, - тихо сказала Ольга, пряча лицо у него на груди. - Я ужасная трусишка, ты же знаешь.
- Ты всё правильно сделала, малыш.
- Нет, я тебя бросила… а потом и ты меня бросил…
Андрей не знал, что сказать. Он просто поцеловал свою Оленьку в волосы.
10 лет назад. "Новостная" комната телекомпании АТР
- Захват заложников, стрельба. У нас теперь всё, как у взрослых, господа новостёры, - мрачно сказала Вика.
- Ну. Теперь будут мочить в сортире, - пробормотала Оксанка.
- Кого, нас?
- Да всех. По мере попадания на глаза… Вика, давай пересядем? У нас же окно прямо за спиной. Так в спину и всадят.
- Жалюзи закрыты.
- Тем более!!!
- Ну, давай… Эй, солдатик! Можно мы пересядем в уголок?
- Сидите, где сидите, - настороженно сказал солдат по кличке Малый.
Он сидел у входа в отдел новостей, там, где обычно сидела Вика. Развлекался тем, что разглядывал отключенные сотовые телефоны.
Оксана вздохнула и пробормотала:
- Солдафон…
- Может, пасьянчик раскинем, чтобы не скучать?
- Не трави душу, - отрезала Оксана.
Все компьютеры были тоже отключены. Серенькие экраны выглядели тоскливо-слепыми. Без суматохи и светящихся мониторов комната казалось какой-то неприглядно-нищенской и праздной. "В первый раз вижу такое, - подумала Вика. - Здесь даже на ночь оргтехнику не отключают. Обычно. За что и получаем постоянно по ушам… А хорошо бы сейчас втащил сюда своё пузо директор Ершов, дал всем страшных дюлей, и разогнал по домам…"
Она представила себе, как дородный Ершов орёт на Малого и пинком выталкивает его за дверь. У Малого виноватая морда. Ершов громогласно обещает ему урезать зарплату… скупердяй старый, можно подумать, он платит всем здесь выше крыши…
А ещё лучше, вваливается сюда вся моя рота отдельного такого-сякого полка… Ребята матерятся, дают Малому по шее, отбирают автомат… и старший лейтенант Тихонов, муженёк мой так и не состоявшийся, баран мой тупой и недогадливый, видит меня и обнимает… целует. Целовался-то он хорошо… никто так не целовал меня, дуру неугомонную… судьба это, Вика, говорит. Судьба навеки… а сам…
Спокойно!.. не надо об этом… отгорело и прошло… пусть живёт со своей сучкой новой… а я буду жить… и жизнь свою и дальше сама строить!
После первой суматохи, когда все надсадно орали и толкались, стало спокойнее. Самое ужасное было, когда Малый стал стрелять в потолок. Вика здорово испугалась. Вот, ведь, - мать его, - в Чечне не так страшно было!
Всё так мило шло! Новости оттарабанили без происшествий. Цербера Борща, Игоря Борчикова, шеф-редактора, пописывающего то там, то сям под псевдонимом Марк Резкий, сегодня ещё не было - отлёживался в отгуле, после вчерашнего дня рождения. Обещал, правда, когда в очередной раз звонил по телефону, сразу после новостей провести "разбор полётов", но так и не пришёл.
- Опять, наверное, где-нибудь в Белом доме ошивается. Пятница, - сказала Оксанка. - Помяни моё слово, через пару месяцев или в банк уйдёт пресс-секретуткой, или на "Студию-44" заместителем по развитию. Об этом уже неделю на всех перекрёстках трезвонят.
- Хм… в банк-то и я бы пошла!
- Ой, только не надо, Вика, - дёрнулся Кирилл. - Ты же на голову больная репортёрством. Ты же в банке сдохнешь от тоски! Опять же, новости ведёшь. Диктор. Звезда!
- Не надо ля-ля! - подбоченилась Вика. - Я уже резко поумнела, глядя на некоторых… хрен с ней, со звёздностью!
Кирилл поднял белый пластмассовый стаканчик и провозгласил:
- За процветание банковского дела!
В комнате роилось, как потом выяснилось, восемь человек. Операторы Нестор и Лекс (в миру Нестеров Дмитрий и Сашка Фаридов, подрабатывающий ещё на двух телеканалах); Оксанка-корреспондент, Вика - ведущая новостей и "репортёрщица", как дразнил её Кирилл. Сам он, кстати, должен был сегодня вместе с Лексом ехать к учредителям на завод цветных металлов, но в последний момент позвонил директор Ершов…
- Пришёл гегемон и всё пошло прахом! - в который раз рассказывал Кирилл. - И вообще, хрена ли я тут с вами сижу? Как говорил Гоголь, устами одного из своих персонажей - сижу, греха набираюсь. Даже водители все разъехались.
- Ну, иди, что сидишь? - кокетливо говорила Оксанка.
- Ишь, как попочкой крутит! - орал Кирилл. - Оксана, почему у тебя такая красивая попа? Как у Малахова этого… "Большая скидка" который!..
- Это потому, что он её непрестанно тренирует, - ядовито вставила Инна-архивариус.
- Во-во! Сжимает и разжимает, сжимает и разжимает… и так - каждое утро!
- Фи, старый анекдот! - пьяненько крикнула из противоположного угла Оксана-вторая, притиснутая с двух сторон Нестором и Лексом.
- Слушай, Кирилл, заткнись, а? - немедленно надулась Оксанка.
- Ради тебя… и Виктории… я готов понести любую кару! - Кирилл нагнул голову. - Повинную голову и сеч не мечёт… тьфу - меч не сечёт!
- Девки, мне идти пора, - в третий раз сказала Вика.
- Вика, ты меня бросаешь… среди этих пьяных животных?! - орала Оксана-вторая.
- Испугалась баба… этого самого, - сказал Кирилл и подцепил пластмассовым ножом огурчик в стеклянной банке. Огурчик сорвался и упрямо плюхнулся обратно.
- Вилку возьми, наказание ты моё, - Вика протянула ему свою.
Кирилл ей очень нравился. Но, - ёлки-палки! - мало ей было красавца-мужа?! Удалой такой… старший лейтенант. Тоже, бывало, все девки на него вешались! Ну, и где он теперь? Вместе со своими тремя тысячами рублей оклада "денежного воздержания", как сам же и шутил. Нет, девочки-мальчики, нечего тут нищету плодить. Кирилла, вон, и ножом в живот пыряли, и в аварии он попадал, и в драки… а всё на пиво не хватает! Зато вся физиономия в шрамах. Конан-варвар… уральский…
- А всё-таки хорошо было бы замуж за банкира выйти, - задумчиво сказала она.
- Ага, а он скажет - хрена ли ты круглые сутки среди красавцев вращаешься? И бросит тебя. Из ревности, - глубокомысленно сказал Кирилл, выковырявший всё-таки упрямый огурец из банки.
- Это где они, красавцы?
- Там же, где и большие зарплаты, - ехидно вставила Инна.
- Это мы-то не красавцы? Вон - Лекс, Махно, Тарас… Кирилл Деревнёв, в конце концов! Ваш покорный слуга.
Тарас сидел у видеомагнитофона и, надев наушники, расписывал синхроны и видеоряд. Рядом стояла банка с пивом.
- Вот, девки, Тарас. И трезвый, и работает! Чем не жених? Молодой, холостой, незарегистрированный! Скоро Парфёновым станет… местного разлива…
- Мы тут все скоро кем-нибудь, да станем, - раздражённо сказала Оксана и поглядела на часы.
- Что, не едет? - осведомился Кирилл. Оксана немедленно окрысилась:
- По мне, так пусть вовсе не появляется. Я его не жду.
Она встала и вышла из комнаты.
- А что я? - сказал Кирилл. - Мне по хрен. Хоть с Дедом Пахомом.
- Ой, да ладно, - пропела Инна. - Ну, клеится она к Борщу, и что?
- Он не Борщ! Он, в рот ему лягушку, ходячий псевдоним Марк Резкий, - недружелюбно пробормотал Кирилл. - Нет, девушки, пора мне идти… на холодное жёсткое холостяцкое ложе. Ты слышишь, Вика? Я по глазам вижу, что ты взволнована. В тебе уже зашевелилось сострадание?
- Это у тебя кое-что зашевелилось, - ответила Вика.
- Как зашевелилось, так и отшевелится, - вставила Инна.
- Ну, уж нет! - Кирилла сегодня несло. - Это самое… будет последним, чем я шевельну, покидая сей яростный мир. Я буду способен на любовь до последнего содрогания бренной оболочки.
- Что-то мало нас сегодня, - задумчиво сказала вошедшая Оксана.
- Так ить, матушка! Время-то позднее! Которые путёвые - давно уже по домам и по барам разбрелись.
- Ой, ты разбредёшься… на твою-то зарплату.
Кирилл помрачнел.
- Ты ударила меня по самому больному месту. Можно сказать, плюнула в душу и ногой растёрла… морда ты бессовестная, басурманская.
Прозвище "басурманка" с год назад приклеилось к Оксане, когда, после интервью с архиепископом, на укоризненное замечание архипастыря, мол, курить православной девушке должно быть неприлично, Оксана, невинно хлопая ресничками, созналась в том, что она - некрещёная, склонная к атеизму дамочка со стервозным характером.
- Не душа в тебе, Оксана, а пар один, - мрачно сказал разобиженный Кирилл. - Одно слово - нехристь.
- Парфёнов, на НТВ, говорят, пятьдесят тысяч баксов в месяц имел, - забубнили в углу.
- И что? Ершов, говорят, на выборах триста снял…
- Не триста, а двести восемьдесят. Зелёными.
- Так он тебе лично и поручил… посчитать. Слюни подбери, журка!
- Не мешай мне завидовать и наполняться ядом классовой ненависти.
Словом, всё сегодня было, как обычно по пятницам, только не так весело. Вчера все основательно наклюкались и сегодня, с бодуна, не веселило ни пиво, ни водка. "Ничего, зато голова перестала болеть", - подумала Вика.
Разговор шёл вяло. Архивариус Инна, зевая, уже осведомилась у Тараса, не собирается ли он сидеть здесь до утра, - ей нужно было взять у него две архивных кассеты и закрыть, наконец, помещение архива. Тарас поклялся, что ему остались сущие пустяки, и застенчиво улыбнулся в бороду.
Полчаса назад к ним заглянула Леночка-гримёр (сама она всё-таки предпочитала термин "визажист") и наскоро попрощалась со всеми. Сегодня она не оставалась на эфир, потому что завтра с утра субботы должна была прийти к 7-30 гримировать Алёнку для записи "Сказок на ночь от Алёнушки" и сидеть ей лишних полчаса совершенно не хотелось. Обещал вернуться Олежек с Земляникой и Кузей, да что-то их не было до сих пор. Впрочем, завтра они собирались на рыбалку - чёрта ли им сегодня здесь отсиживать?
Заглянул, было, и Дед Пахом - охранник. Прозвище ("Дед Пахом и трактор в ночном" - помните?) ему совершенно не шло. Скорее - мальчик-одуванчик, как сказал однажды Кирилл. С его непрестанно декларируемой, застарелой ненавистью к голубым, розовые щёчки и опрятные лапки длинного Деда Пахома раздражали Кирилла несказанно. Невинно оболганному Деду Пахому налили полстаканчика водки, дали пирожок и решительно вытолкали выполнять свой долг. Иначе бы он не ушёл. Работал он недавно и ему, похоже, нравились все, без исключения, девушки АТР.
- Ладно, - уныло сказал Кирилл, - вот ребята придут, и я с ними от вас уйду. В ночь и туман. "А в животе у крокодила - темно и скучно и уныло". И лишу вас своего молодого упругого тела. Вон, Деда Пахома вам оставлю. Для совращения малолетнего… пусть узнает, что с девушками - тоже можно!
В этот момент всё и началось…
А теперь это самое "всё" было просто и незатейливо - мелко, тоскливо, мерзко. Вика вспомнила бесланских детей, и ей стало совсем грустно: "Мы-то взрослые все… ну, за исключением Деда Пахома… а там… там они были маленькие…"
"Как Артёмка" - немедленно доложил услужливый внутренний голос…
"Да заткнулся бы, наконец!!! Заткнись, по-хорошему прошу! Слава Богу, Артёмка у мамы, в Алапаевске…"
"А зачем ты его туда отправила, коза? - ехидно осведомился внутренний голос. - Ты любви ждёшь, звезда ты… местного масштаба! И если нет на свете любви большой и чистой, то ждёшь хотя бы маленькой и похотливой… но - своей. Своей, понимаешь, да?
"Ну и что?"
"А то!.. Ты бы к Андрею прилепилась, если бы он вчера опять с этой тихоней не ушёл!.. Он тебе нравится… и Кирилл тебе нравится… а он не пришёл… и вообще, ты с кем была, помнишь?"
"Не помню"
"Ты с пьяненьким Махно была, дура ты ненормальная! А сейчас он около Оксаны-второй ошивается… утешает…"
"Ну, и что?"
"Это сейчас "ну и что", а ночью ты здорово ревела, помнишь? Ты же разобиделась на Махно, что он около тебя отирался, а провожать не пошёл! Потому что мужик… Потому что хочется, чтобы не просто Вику-отчаюгу, матершинницу и Мисс Строптивость в тебе видели, а женщину… чёрт бы их всех побрал!!! Женщину, а не военфельдшера или журналистку с красивыми ногами и фотогеничным лицом…"
"Да ты ЗАТКНЁШЬСЯ, или нет?!!"
Внутренний голос недовольно замолчал. Кряхтел что-то неразборчивое и тоскливое на самом краешке сознания, но и то - хлеб. И пусть бубнит, лишь бы не орал, как пожарная сирена.
Вика вдруг вспомнила, как визжала Оксана-вторая: "Ты чего? Вы чего? Ну, хочешь, боец, я тебе отдамся?! Тебе, лично! Только не трогай Пахома, слышишь?!.."
Впрочем, все мы визжали…
Кирилл матерился, орал. Солдат этот, Малый, стрелял в потолок коридора. Бегали все, дёргались… дурдом! Дед Пахом, бедный, с разбитой мордой сидит. Дамочка с прямого эфира… не знаю, как зовут… на ней вообще лица нет. У Малого коробка эта… страшная, с взрывчаткой и выключателем на боку. А, ведь, дети. Сущие дети!
Динамик громкой связи в студии ожил и пробурчал:
- Ты нормально?
- Нормально, Светик.
Только что влетел возбуждённый Мустафа. Он несвязно, путаясь в словах и оглядываясь, бормотал что-то про какую-то дверь. Андрей не сразу понял, что он выкрикивает, и теперь холодел, думая о том, что за этой дверью сидит перепуганная Ольга.
Из коридора доносились осторожные, но вполне внушительные удары. Два придурка пытались прикладами сковырнуть врезанный замок.
- Слушай, - не выдержал Роальд Вячеславович. - Там, около сортира, есть шкаф. Железный. Справа. В нём инструменты должны быть. А ключи, по идее, у Пахома, у охранника то есть. Впрочем, вру… от рекламы ключи на вахте не оставляют.
Москвич, демонстративно не обратив внимания на старого оператора, набычился, пристально разглядывая Андрея:
- А что это ты так ёрзаешь?
Андрей хотел уже сказать дерзость, но удержался.
- Жена у меня там сидела, - сухо сказал он. - Не знаю - ушла или нет.
… что сейчас подумала Ленка - бывшая жена?.. и дочь?.. Он мысленно взмолился, чтобы они ничего не видели, вообще не смотрели телевизор и ни о чём не знали. Всё-таки три года прошло, после того, как Ленка упорхнула от Андрея…
Мустафа выскочил обратно в коридор. Удары внезапно прекратились. Похоже этот… Филон, высадил-таки хлипкую деревянную дверь. Андрей вспомнил, что на днях её нечаянно выворотил массивный сын директора Ершова. Вместе с косяком. Так, мимоходом толкнул, балуясь. Эх, тоже мне, солдаты-воины.
- Что там? - заорал напрягшийся Москвич
- Ща… - донеслось из коридора, - посмотрим!..
- Филон, сами не лезьте! - ещё громче кричал взвинченный Москвич, вставая и судорожно поворачивая ствол от Роальда Вячеславовича к двери студии.
- Давайте, я загляну! - взмолился Андрей, путаясь пальцами в проводе петлички.
- Да любого давай! - испуганно орали из коридора. - Тут окно открыто!
Господи, хоть бы не убилась! - мелькнуло в голове. Всё стало ясно - Ольга всё-таки рискнула… молодчина!.. малыш мой любимый… хоть бы…
- Сидеть! - кричал Москвич, больно тыкая Андрея под рёбра своей чёртовой железякой.
- Хватит орать! - яростно захрипела Светка, и динамик взвизгнул. Видно было, как рядом с ней топтался внезапно побелевший Вован, прикладывающий автомат к плечу. Похоже, ему уже мерещились спецназовцы, лезущие прямо в двери и окна режиссёрки.
- Иду! Иду уже! Тихо! - вдруг по-заячьи пискляво закричали в коридоре. - Не стреляйте, иду!
- Гошка… - обречённо выдохнул Роальд. - Убьют же…
Слышно было, как Гошка яростно кричал уже из рекламного отдела:
- Ну, чего вы ссыте, козлы, нет здесь никого! Вот вам вот шкаф, столы, стулья!!!…нетникогопаразитыуродыпоганые… нет тут! никого!!!
- Давайте все успокоимся, а?!! - не своим голосом взвыл Андрей.
Стало тихо. Совсем-совсем тихо. И в этой тишине за стеклом появился взъерошенный Гошка с заплаканными глазами, вытер рукавом мокрое красное лицо, наклонился к пульту микрофона и сказал севшим голосом:
- Там никого нет, Андрей. И во дворе никого видно.
В дверях появилась сконфуженная рожа Филона. Он явно хотел что-то сказать, но только открывал рот, глядя на Москвича.
- Так, - сказал Москвич, ни на кого не глядя, - Мустафа и Филон сейчас забаррикадируют дверь…
Из коридора, со стороны новостей, вдруг радостно донеслось:
- Пацаны! К нам депутат! Наверное, из Москвы-ы-ы!
- Не понял… - растерянно сказал Москвич.
Из-за стекла донёсся истерический хохот Светки.
- Пока свет горит - мы в эфире, - примирительно сказал в новостной комнате оператор Лекс. - Так уж сетевую разводку слепили в своё время, помнишь, Оксан? Всё - абсолютно всё - на одном входящем силовом кабеле. Субботники наши помнишь?
- Нет, - рассеянно ответила Оксана, глядя на Малого. - Я же в конце мая сюда пришла.
- Точно… а мы тут с самого начала, с ноября… - начал, было, Махно. - Я от Жанны ушёл 18-го, а 20-го февраля уже на АТР. Скоро восемь лет испол…
- Малый, - громко сказал Кирилл. - Давай включим телевизор? Новости по всем каналам должны быть… и давно уже…
- Стоять! - лениво протянул Малый. - Здесь я командую.
- Слушай, родной, - торопливо сказала Вика, - ты пойми - оттого, что мы сейчас сидим в неведении, я точно скоро обоссусь от страха! А там нас уже по всем каналам обжёвывают… и заяву вашу, и что в городе делается, и что Путин сказал. Ну, тебе что, самому не интересно?
Малый давно уже слышал какие-то приглушенные вопли за входной дверью, но относился к ним спокойно. Ещё, когда бойцы входили в телекомпанию, Малый решил, что такую бронебойную дверь не всякий снаряд возьмёт. Ну, может, снаряд и возьмёт, но дверь себе телекомпания отгрохала явно не по чину. Косяк сварной; засов, как у слона хобот, глазка нет совсем… не, пацаны, в банке такие двери должны стоять! Малый не знал, что дверь была приобретена по бартеру и с ней была уйма возни, поскольку действительно предназначалась для других целей. Короче, с дверью им крупно повезло.
А телевизор он не позволял включать из чувства странно уязвлённого самолюбия. Небось, Москвич на всю страну морду свою поросячью выставил… красуется, падло!
Нет, посто-о-ой, - а с другой стороны, случись чего - он, Малый, почти и не причём! Девки, вон, даже хихикали с ним, глазками стреляли. Особенно эта - пьяная рыженькая… как её…Оксана?
… И что эти придурки, Филон с Мустафой, в коридоре колотят? Делать нечего?..
В общем, так и так - был втянут под страхом смерти. Заложников жалел, не бил, не пугал… нравился им, помогал, сопли вытирал, прокладки сушил. Достоин быть оправданным у этих… пристяжных, что ли. По телику как-то про этих пристяжных говорили - мол, в суде они даже убийцу могут оправдать. Это зашибись, это нам нравится…