- Разрешите командировку в Мурманск?
- Не разрешаю. В контору не суйся - все сделают без сопливых. Еще не отключился?
- Нет.
- То, что ты черкнул напоследок Мушкетову - это правда?
- Конечно, да.
Короткие гудки…
Несколько минут он сидел, сжимая в руке телефонную трубку. Потом бросил ее на пассажирское сиденье и вырулил на трассу. Дорога всегда успокаивает.
В то, что его, пусть даже на самое короткое время оставят в покое, он не верил. Как не поверил бы в это любой здравомыслящий человек, хоть немного знакомый с "системой". Слишком много "клубов по интересам" раздирали страну на жирные части. Даже такие столпы государственности, как Партия и Правительство, КГБ, ГРУ, МВД, Армия, на глазах распадались на группировки, каждая из которых отстаивала только свои корыстные интересы. А за любым интересом обычно стоят личности. Что уж тогда говорить об обществе в целом?
Ведущими аналитиками Центра подобная ситуация допускалась. Не так скоро, но с большой долею вероятности. Но то, что процесс разложения охватит и Центр Стратегического Планирования, представить не мог никто. А тем более он, Георгий Романович Устинов - потомственный профессиональный разведчик. Ведь для работы в "контору" отбирались самые проверенные, самые подготовленные специалисты, верные идеалам своих отцов - работников силовых структур и правоохранительных органов, погибших при исполнении служебного долга.
Когда же все началось? Понятно, что не вчера. И даже не в эпилоге безвременья, именуемого "застоем". Раньше, гораздо раньше, когда засидевшийся у "кормушки", четырежды герой самых едких в стране анекдотов, по причине прогрессирующей немощи и в силу природной лени, начал перекладывать на чужие плечи работу, которую должен был исполнять сам. С каждым годом все больше и больше! Власть уже не просто позволяли примерить, а давали "временно поносить".
Когда только начали думать о том, что пока Союз не распался, неплохо бы было найти замену дряхлеющему вождю и даже не до конца определились с кандидатурой - последовала реакция: мгновенная, решительная и беспощадная. Петр Машеров, еще не успев перебраться в Москву, был уничтожен. Автомобильная катастрофа была подстроена так топорно, что впору хвататься за голову. Виновника и вещдоки уничтожили одновременно. А что, мол, копаться? - несчастный случай! Чтобы не сомневались, Юрия Андропова взяли под жесточайший контроль. А от конторы не оставили даже названия. Остался лишь международный отдел. Все остальные подразделения работали полулегально.
Внедрившегося в сердце конторы "крота", так тогда и не вычислили. Он ничего больше не предпринимал. Со временем посчитали, что "умер своей смертью". А "крот", как сейчас выяснилось, тихо рос по служебной лестнице, окружив себя свитой себе подобных.
К чему это привело, помнят все. Немощный маразматик и руководимые им члены Политбюро стремительно деградировали. Без притока свежей, молодой крови государственный мозг задыхался. Эти люди еще ходили, сверяясь с бумагой, озвучивали мысли многочисленных референтов. Но они уже были почти никем - минами без взрывателей, говорящими атрибутами чьей-то реальной власти. Им, старикам, оставили за ненадобностью историческую ответственность. А что дали взамен? - красивую сказку о всенародной любви. В угоду этой легенде, иногда отсекались головы тех, кто старался урвать побольше, напрочь забыв, что ворованным нужно делиться.
Реальная власть уходила из Москвы в регионы. Пропитавшись там подлостью и холуйством, становилась она вседозволенностью и всевластием.
Страна зажила по законам курятника. Понятия "деньги" и "власть" становились синонимами. Одно перетекало в другое, в полном соответствии с дьявольским законом о сообщающихся сосудах. Но "контора" не умерла. Она копила силы и информацию. Ждала своего часа.
Умение "обрубать хвосты", в пять минут уходить от "наружки" - фамильный почерк Устиновых, возведенный в степень искусства. Жорка не стал бестолково мотаться по городу и "дергаться" как карась на кукане. В машине "с чужого плеча", скорее всего, под завязку напичканной электроникой, делать такие ошибки очень непродуктивно. Убивать его, либо задерживать, пока никому не имеет смысла. А вот проследить за дальнейшими действиями, хотелось бы многим. И первый вопрос: скольким многим?
Прежде всего, тем, кто его, якобы, отпустил - теневым руководителям Центра. О том, что они существуют, он раньше только догадывался по мельчайшим косвенным признакам. Контора редко кому доверяет, а они, надо думать, еще реже. Как он сказал, этот неизвестный товарищ? Распущу на мелкие атомы?
Устинов еще раз проанализировал только что законченный разговор и понял, каким он был дураком! Не зря говорят, "русский мужик задним умом крепок". Он искренне и глубоко заблуждался, считая себя победителем в неком психологическом противостоянии. А ему никто и не противостоял, его, как щенка, натаскивали на след.
Из головы не шла ключевая фраза: "То, что ты черкнул напоследок Мушкетову - это правда?" Они говорили так, как будто могли что-то там прочитать. Но ведь не могли и он это знает. И они знают, что он знает. А значит? Значит, ему давали понять, что кабинет Мушкетова ими прослушивался, но не хотели говорить об этом, открыто даже по секретному, защищенному каналу связи. Почему? Да потому, что машину, в которой он сейчас разъезжает, готовили к операции люди Момоновца, или он сам. Выходит, начальство считает, что Мушкетов и был… крот?
- Берегись! - говорили ему чуть ли ни открытым текстом, - каждый твой шаг, каждое неосторожное слово под жестким контролем. Расскажи нам все, что ты знаешь о них - пусть услышат. Дай понять, что ты серьезно настроен, и готов действовать. Пусть занервничают, раскроются. Пусть сыграют на опережение, а мы уж не оплошаем!
Так значит, его ведут и те, и другие. Передают с маяка на маяк, как носителя информации, ценной для всех. Одни надеются захватить, выпотрошить все, что ему известно, а потом ликвидировать. (Тайна останется тайной, если больше о ней никому не известно). Другие - наоборот - стараются выловить первых. На живца, на него, Устинова Жорку. А при случае, уничтожить его же руками.
Может, стоит включиться в игру? - трудно быть беспристрастным, когда ты ежесекундно распят в перекрестье радаров, если мерцающая зеленая точка, обозначающая твою машину, одновременно проходит сразу по нескольким схемам оперативных карт. Но в том и беда, что от машины ему избавляться пока рановато. Она - единственная ниточка, связывающая его с теми, кто намерен и в силах помочь.
Подождем ка еще с полчасика, - решил для себя Устинов. - Если руководители Центра о себе не напомнят, будем действовать самостоятельно.
Ну вот, Жорка, теперь ты герой! - думал Устинов, кружа по Черемушкам, - Еще бы! Даванул самого Крота. Герой-то герой, не на свою ли бедовую голову?
Запуская часовой механизм, он меньше всего думал о "чистке рядов" и прочей там чепухе. Он освобождал для себя очередную ступеньку служебной лестницы и всего лишь воспользовался моментом.
На площади "Трех вокзалов" он оставил свою машину. С центрального входа вошел в билетную кассу, разменял там последние пять тысяч и вернулся назад по подземному переходу. Вплотную к его машине стоял японский микроавтобус. Похожий на тот, что недавно еще вел его по дороге. За рулем сидел жилистый худощавый мужчина в синем комбинезоне. На кончике длинного носа чудом держались дымчатые очки. Из-под клетчатой матерчатой кепки с козырьком, отодвинутым на затылок, топорщился "ежик" волос. На плохо выбритой правой щеке красовался огромный флюс.
Почти не раздумывая, Устинов открыл переднюю дверь и сел на сиденье рядом с водителем.
Легко узнаваемый голос с легким прибалтийским акцентом донесся из-за спины, из глубины салона:
- Даже если ваша одежда нашпигована микрофонами, здесь вы можете говорить. Никто посторонний нас не услышит. Еще раз здравствуйте, Георгий Романович, в чем вы сейчас больше всего нуждаетесь?
- Одежда, оружие, деньги, машина, - коротко перечислил Устинов. - Еще бы хотелось узнать ближайшие перспективы.
Водитель плавно нажал газ, покачал головой, усмехнулся:
- И этот туда же! Ты, товарищ майор, перебирался бы подальше в салон. Не стоит тебе сейчас на переднем сиденье маячить.
Сказал и болезненно сморщился. Наверное, ему было очень больно.
Внутренняя начинка микроавтобуса напоминала передвижную лабораторию, оснащенную по последнему слову техники.
- Что, Олег, еще не совсем чисто? - понял водителя человек в летнем полевом камуфляже без знаков различия. - Пройдись-ка еще разок по контрольному кругу. Пусть ребята более основательно подотрут нашу задницу.
Потом он достал из-за мощной спины стандартный чемодан для спецкомандировок и обратился напрямую к Устинову:
- Переодевайтесь, Георгий Романович. Снимайте с себя все, вплоть до трусов и ботинок и тщательно расчешите волосы… в общем, везде. Мы, конечно, потом еще раз все хорошенько проверим… на вшивость.
- Опять за кордон? - уточнил Устинов, привычно облачаясь в черный элегантный костюм.
Он не спеша, рассовал по карманам деньги, чистые документы, несколько сберегательных книжек на предъявителя и солидную пачку долларов, вложенную в загранпаспорт. Ответа все не было.
- Без легенды? - снова спросил Жорка и осекся, наткнувшись на долгий взгляд внимательных глаз.
- За границу сейчас не советую. В первую очередь, вас будут ждать в международном аэропорту. Свободу не ограничиваю, но на всякий случай предупреждаю: Москва, Мурманск и Ленинград тоже для вас заказаны. Искать будут ненавязчиво, но настойчиво и очень внимательно. Вы ведь куда-то туда собирались?
Устинов пожал плечами.
- А вы попробуйте на Украину, в братскую Белоруссию, или куда-нибудь на российский юг. Устои там кондовы и патриархальны. Деньги чиновники любят, как при царе-батюшке - больше, чем они того стоят. Вот оттуда - чем черт не шутит? - можно попробовать махнуть за бугор.
- Я вас не совсем понял? Мы что, опять нелегалы?
- Получается так, - собеседник протяжно вздохнул и прикурил сигарету. - Вы, Георгий Романович, что-то там говорили о перспективах. Так они у нас, как у той крепостной девицы на выданье - пока никаких. Полная неопределенность. Ваша главная перспектива на ближайшие десять лет - уцелеть в беспределе и смуте, сохранить себя для организации. Пока в нас только стреляют, выбрасывают из окон, отрезают головы, а завтра порвут на части руками разъяренной толпы. У демократии много традиций, но толпа депутатов ничем не отличается от толпы водопроводчиков. Потому что и те, и другие попадают под законы толпы. Армейские офицеры, как вы, наверное, знаете, уже давно не выходят на улицу в военной форме. Толпа срывает погоны - и в морду. Что поделаешь? - гласность, соответствующая подготовка произведена…
Устинов тряхнул головой и сжал кулаки:
- Я до сегодняшнего дня не верил агентам и их донесениям. Думал, бредятина. Сегодня, мол, ночью ожидается погром в здании КГБ на Лубянке. Будут, сносить памятник Дзержинскому и потрошить секретные архивы КГБ.
- Они и будут сносить, - ваши секретные агенты, такие, как эта Виктория Новодумская. Они и будут копаться в архивах, чтобы сжечь платежные ведомости со своими фамилиями. Вы не замечали? У нее даже улыбка напоминает испражнение лица. Если честно, до сегодняшнего дня мы мало вам доверяли. Массонский орден, его влияние на умы, ваше в нем положение. Все это играло против вас.
Устинов внимательно слушал. Картина, развернутая перед ним, отдавала черною безнадегой. Это был анализ настоящего и минувшего.
Организаторы путча рассчитали все безупречно. Главком сухопутных войск Вареников в самый нужный момент оказался в командировке в Белоруссии. И не он один. По тем или иным "случайным" причинам от оперативного управления Армией были искусственно отстранены все деятельные и верные Присяге высшие командиры. А в заместителях у них, уж так получилось, оказались или предатели, или тупые исполнители, или безынициативные солдафоны. То есть, те, кому никогда не поверит озлобленное и униженное офицерство.
Человек без знаков различия говорил очень спокойно. Ненадолго задумывался, тщательно подбирая слова. Вел себя, как настоящий эстонец.
Когда, вслед за последними тактами "Лебединого озера" отошли в прошлое "гонки на лафетах", пришел в страну молодой энергичный вождь. С амбициями, но без денег. Деньги успели разворовать до него. Пришлось ехать с протянутой рукой к классовому врагу и многое обещать.
Молодой вождь был не таким, как все. Он без бумажки говорил про "демократический" централизм и многие с удивлением обнаружили, что да, действительно, упоминается такое понятие в подзабытом партийном уставе. Еще он говорил такими словами, как будто его, этот централизм, нельзя купить или, в крайнем случае, украсть. Всплывали и новые понятия. Оказалось, что "общественное" - это вовсе не "то, что еще не мое" и что это "то, что еще не мое" должно работать для всех, причем эффективно и с ускорением. Самые умные "видные теоретики марксизма-ленинизма" вскоре смекнули:
- Да это ж он, гад, так дает понять, что ответственность без власти принимать на себя не желает!
Так же, как в демократическом обществе меньше всего демократии, так и в стране дураков, меньше всего таковых. Властью с новым вождем делиться никто не хотел. Не для того хребет десятилетия гнули! Для начала решили "предупредить". И в качестве предупреждения, мол, "не замай!", нашли для молодого вождя подходящую альтернативу.
- Власть, - говорила альтернатива, - нам без особой надобности. Забирайте "кто, сколько сможет проглотить". А ответственность - не жена, ее всегда можно на кого-то другого переложить. Да хоть на того же меченого.
Альтернатива по всем параметрам "косила" под образ народного защитника и заступника. Сразу видно, наш человек, любитель "этого дела". Все на лицо, и удары оглоблей, и падение с моста под шафе. Их обоих: и меченого, и мордатого, как пауков в банку запускали каждый день в телевизор. И, надо сказать, народ полюбил этот "плюрализм" пуще тараканьих бегов. Тем более что, когда на экран выплывал мордатый, от телевизора, в буквальном смысле этого слова, начинало разить перегаром.
Экстрасенсы, колдуны, а так же ведущие информационных программ чуть ли не бились об заклад: "кто - кого". Азартный народ слагал пророческие частушки:
Скользкий глист не роет норы,
Всюду влезет скользкий глист:
Съел плохого комбайнера
Записной волейболист.
Это была идеология и Моральный кодекс. Волейболист мотался по городу в стареньком тестевом "Москвиче" и делал "ложные выпады", обозначающие "борьбу с привилегиями". И сразу же о нем стали слагаться легенды.
Пошел было в народ и молодой вождь, посулив ему перестройку, гласность и возможность зарабатывать "кто сколько хочет". Но на фоне пустых магазинов, это было смешно. Не поняли это и престарелые "теоретики":
- Народ, - говорили они, - это тебе, Мишатка, не маленькие гаечки, болтики или винтики. Это у них, в загнивающем обществе так. А наш народ до этого еще не дорос. Наш народ - это воздух в колесах государственной машины, который с легкостью должен выдерживать власть в нужное количество атмосфер. Представь себе, если воздух сам станет решать, что ему делать: надуваться или выдуваться! С таким народом мы, батенька, не только до коммунизма - до вашего следующего дня рождения не доедем.
Но молодой реформатор уже сделал свою последнюю ставку - на народ. На него же ставила и альтернатива. Наверное, потому эхо от всех потрясений, которые по идее должны были стать всенародными, бессильно замирало, так и не выйдя за пределы Садового кольца.
- Почему? - спрашивал новый вождь.
- Наверное, потому, что люди пьют, - сказала его жена.
И он тогда допустил последнюю ошибку, ставшую роковой. Указ о борьбе с пьянством и алкоголизмом, ударил по самому святому: по народной душе. А уже рикошетом - по нему самому.
"В связи с Указом… в целях дальнейшего усиления, в соответствии с распоряжением исполкома за номером… с такого-то по такое-то… продажа алкогольных напитков будет полностью прекращена".
Подобные объявления стали настенными украшениями всех водкосодержащих магазинов страны. И появлялись они в моменты, когда в тот или иной населенный пункт приходил эшелон с "левой" водкой. Ее не становилось меньше. Просто по себестоимости ее стало почти невозможно купить, зато по тройной цене - сколько угодно.
"Инициатива" была вроде бы частной, но взяткоемкость алкогольного бизнеса крепила благосостояние новых советских буржуев и все уровни власти настолько стремительно, что "то, что еще не мое" стремительно тончало "ещем".
Народ все это видел. И все понимал. И, страдая в водочных очередях, ненавидел власть и ее атрибуты.
Судьба реформатора решилась тогда. Сейчас решалась судьба народа: момент истины наступил.
Точная оценка событий, логические цепочки, исключающие неверное толкование. Устинов такого спокойствия не понимал и когда говорил, с огромным трудом сдерживал хлещущие через край эмоции:
- Евгений Иванович предупреждал, что такое возможно, что страна впадет в искусственно управляемую анархию. Я долго работал под его руководством и личным контролем. Орден "Права человека" - тоже его идея. Ведь только благодаря моим связям и надежным контактам в массонстве, нам удалось разоблачить многих. Иные предпочли застрелиться.
В районе Арбата, микроавтобус резко свернул в распахнутые ворота и увеличил скорость. Позади громыхнуло. Донеслись автоматные очереди. Устинов и его собеседник чуть не столкнулись лбами. Страдающий от боли шофер, громко и забористо матюкнулся.
У стен особняка, укрытого в глубине старинного парка, несколько личностей в черных масках подбежали к машине. Двое начали быстро откручивать номера и менять их на новые. Еще двое снимали намагниченные рекламные щиты над никелированными молдингами. Пятый тащил другие, более красочные.
- Что, Олег Николаевич, - весело крикнул он измученному шоферу, - зуб донимает? Есть, понимаешь, хорошее народное средство. Возьми две горошины. Одну положи на зуб - другую засунь в задницу. И почаще меняй!
Люди в масках похабно заржали. Шофер смачно плюнул, и рванул дальше. Верткая машина скользнула по узкой аллее и выскочила в другие ворота. Покружив в лабиринте старых московских двориков, снова выпрыгнула на проезжую часть.
Водитель впервые повеселел:
- Верняк, Отто Карлович! Громко, но чисто.
- Давай, Олежка, на Кольцевую. Туда, где танковая колонна. Нам еще пятерых эвакуировать надо…
Потом как ни в чем не бывало, вновь обратился к Устинову:
- Евгений Иванович лучше других понимал зоологию этого путча. Взять ту же самую "гласность". Вроде, нет ни запретных тем, ни личностей, ни событий. Все дерьмо, копившееся веками, прилежно взболтали и выплеснули на страницы газет. Ан нет! Ни один, самый отъявленный борзописец и словом не обмолвился насчет покушения на Андропова. Это табу! Знают, что сделают с тем, кто даже случайно коснется подобной тематики. Да и невозможно правдиво ее рассекретить, не сорвав маски с тех, кто сейчас на коне. Да, так и не смог Векшин основательно подчистить этот зверинец. Но он успел сделать главное - отвести от вас подозрение и вашими же руками лишить заговорщиков головы…
Устинов внутренне покраснел. Но Отто Карлович этого не заметил. Нужно было менять тему. Поэтому Жорка спросил: