- Может быть, нечто случилось и с ней самой. Ведь это была в высшей степени секретная миссия. Предположим, она внезапно умерла, а Вице-премьер первого кресла и знать ничего не знает о нас.
- И ты сам веришь в это? - поинтересовалась Уошен.
- Иногда, - пожав плечами, отвернулся Дью.
За тяжелыми стенами и захлопнутыми ставнями раздавался шум возни молотокрылых. Потом все смолкло.
На мгновение показалось, что их подслушивает сам Медулла оссиум.
- Но ведь есть и другая возможность, - продолжила Уошен начатую Дью игру.
- Их много. О какой именно ты говоришь?
- Событие было настолько колоссальным, что убило все и везде. И все мертвы.
Дью помолчал какое-то время. На подобные темы было наложено негласное табу. Но Уошен настаивала, напомнив, что, возможно, они не первые, кто нашел этот странный Корабль, что перед ними уже были другие, но покинули судно по причине какой-нибудь мины-ловушки.
- Возможно, возможно, - пробормотал Дью и сел в постели. Железные пластины кровати заскрипели под. гладкими сильными ногами, переброшенными через край. Ступни коснулись прохладного ровного пола. - Возможно, - еще раз и уже более мягко повторил он.
- А, может быть, Корабль самоочищается через каждый миллион лет. События разрушают все чужеродное и неорганичное…
- А мы, значит, выжили? - кривая улыбка исказила губы Дью.
- Выжил Медулла оссиум. Иначе здесь осталось бы только бесплодное железо.
Дью провел ладонью по лицу и накрутил на палец длинный, кофейного цвета локон своей любовницы. Даже в специально затемненной спальне Уошен видела его лицо. За столько лет она изучила его до малейшей черточки, даже лучше, чем свое собственное, и в своей бездонной памяти не могла отыскать ни одного мужчины, который был бы ей настолько близок.
- Я просто предполагаю. Я и сама не верю в то, что говорю, - поспешила добавить она.
- Я знаю.
Положив руку на его потную спину, Уошен неожиданно обнаружила, что Дью смотрит в колыбель. Их малыш Локи крепко спал, и не подозревая об этом печальном разговоре родителей. Следующие три года ему предстояло прожить в детской вместе с Тиллом. Прошел месяц с того вечера, когда Уошен услышала историю о Строителях и Унылых, но до сих пор еще ни с кем не поделилась ею. Даже с Дью.
- Есть немало объяснений тому, почему мы выжили, - продолжила она.
Дью вытер пот со лба.
- Дорогой, - вдруг решилась она. - А ты слышал когда-нибудь разговоры детей? Других детей?
- О чем? - Он поглядел на нее через плечо. Уошен коротко пересказала ему странную историю о Строителях и Унылых.
Все тот же луч света, что скользил через ставни с самого начала постройки этого дома, Лег на макушку Дью и сверкнул в ярких серых глазах.
- Ты же знаешь Тилла, - нехотя ответил он. - И знаешь, какой он странный.
- Поэтому я никому и не говорю.
- И что, ты сегодня опять услышала эту историю?
- Нет.
- Но ведь ты подслушивала, так? Уошен промолчала.
Дью задумчиво покачал головой, удерживая улыбку, потом встал и, осторожно ступая босыми ногами, подошел к колыбели.
Но он смотрел не на сына. Вместо этого он ощупал подвижную погремушку, висевшую на толстой прочной веревке. Раскрашенные кусочки дерева, связанные почти незаметной проволокой, показывали Локи все те чудеса, которые он не мог видеть сам. В центре вертелся Корабль, окруженный крошечными звездолетами, несколько птиц, среди которых был и фениксоподобный, вырезанный Уошен и висевший тут без всякого объяснения.
Уошен подумала и тоже поднялась к колыбели.
Локи был спокойным ребенком. Никогда ни на что не жалующимся. От своих родителей он унаследовал несколько генов бессмертия и силу, а от этого мира, где ему суждено было родиться… Да, так чем для него был Медулла оссиум? И уже в который раз Уошен подумала о том, не было ли большой ошибкой позволить рождаться детям в мире, почти непонятом и непознанном. Мире, который может убить их. Убить завтра же, если не сегодня.
- Я бы не стал беспокоиться о Тилле, - наконец сказал Дью.
- Я и не буду, - пообещала Уошен, убеждая скорее себя, чем возлюбленного.
- Дети - это просто источник воображения, - задумчиво произнес Дью. - Никогда не знаешь, что они придумают…
И Уошен невольно вспомнила Дитя, наполовину человека, наполовину гайана, существо, которое она вырастила для Памира, и с горькой улыбкой ответила:
- Но ведь иметь их так интересно. По крайней мере, меня всегда в этом уверяли.
Мальчик шел один через площадь, рассматривая свои голые ноги, шаркающие по горячему, разогретому небом железу.
- Привет, Тилл!
Казалось, ребенок вообще не способен удивляться. Словно подумав немного, он медленно поднял глаза, и на губах его застыла заученная улыбка.
- Здравствуйте, мадам Уошен. Я надеюсь, вы в добром здравии.
Под голубым светом неба он казался вежливым, совершенно обыкновенным одиннадцатилетним мальчиком. У него было узкое лицо, маленькое худощавое тельце, и, как все дети, он был почти раздет. При виде его Уошен всегда задумывалась, кто же на самом деле является его отцом. Иногда ей казалось, что этого не знает даже сама Миоцен. Она явно стремилась быть его единственным родителем и открыто намеревалась в один прекрасный день усадить мальчика на место рядом с собой. И каждый раз, когда Уошен видела этого полудикого ребенка, на котором не было ничего, кроме штанов, она испытывала негодование, совершено неуместное и глупое, поскольку оно было направлено на одиннадцатилетнего парнишку.
- Мне надо тебе кое-что сказать, - улыбнулась она. - Некоторое время назад, когда ты был еще в детской, я услышала, как ты рассказывал другим детям одну историю. Очень изысканную историю. - Большие карие глаза, смотревшие на нее, не сморгнули - в них только заплясали черные отблески-стрелы. - Это была очень интересная история.
Тилл выглядел как любой подросток, не знающий как себя вести со взрослыми, надоедающими ему дурацкими вопросами. Тяжело вздохнув, он переступил с одной босой ноги на другую и снова вздохнул, всем своим видом являя картину бесконечной скуки.
- Как ты придумал такую историю? Тилл только пожал плечами.
- Я знаю, мы все любим поговорить о Корабле. Может быть, даже излишне любим. - Уошен все пыталась взять верный тон, чтобы мальчик, не дай бог, не почувствовал никакой покровительственности. - Всем нравится прикидывать и придумывать. О прошлом Корабля, о Строителях да и о нас всех. Но все это пустая болтовня. А с тех пор, как мы решили восстановить мост с вашей помощью… Это ведь делает вас тоже отчасти Строителями, правда?
И снова пожатие плеч и взгляд, устремленный в никуда.
На дальнем конце площади перед автомагазином команда капитанов запускала свое последнее изобретение - турбину, примитивное сооружение, построенное из грубого железа на основании смутных воспоминаний, к сожалению, увы, не спасавших от ошибок. Кое-как приготовленный из подручных средств спирт-сырец, соединенный с кислородом, издавал тихий рев. Во время работы у машины хватало мощности выполнять любую предложенную операцию. Но ее едва хватало на день, и к тому же от турбины было слишком много грязи и шума. А сейчас ее вой почти перекрывал низкий голос мальчика.
- Я ничего не выдумываю, - заявил он наконец. - Ничего и ни о чем.
- Извини? - улыбнулась Уошен, делая вид, что не расслышала.
- Я не собираюсь вам ничего рассказывать. Ну, о том, как я все это придумал.
Уошен кивнула, растерянно улыбаясь, и тут же увидела подходившую к ним Миоцен. Она вышла из магазина со старыми эполетами на простой робе из тканной вручную материи. Вице-премьер была усталой и рассерженной, как всегда.
- Я вообще ничего не придумывал! - намеренно громко еще раз повторил Тилл.
- Чего ты не делал? - требовательно спросила мать. Тилл промолчал.
На мгновение они с Уошен обменялись взглядами, словно заключая договор, и ребенок с невинным видом повернулся к матери.
- Эта машина… Что за ужасные звуки.
- Да. Ну и что?
- Так же завывал и Корабль? Большая машина, визжащая без остановки?
- Нет-нет, мы использовали термоядерные реакторы. Очень эффективные, бесшумные и совершенно безопасные. - Миоцен переглянулась с Уошен. - Не правда ли, дорогая?
- Да, термоядерные, - подтвердила Уошен, и ее руки невольно потянулись расправить ткань своей собственной домотканой одежки. - Думаю, что это были лучшие реакторы во всей галактике.
Затем, подобно сотням матерей, Миоцен спросила у сына:
- Я не вижу тебя целыми днями. Где ты был, Тилл?
- Не здесь, - ответил мальчик и махнул рукой куда-то в неопределенном направлении. Три пальца на его руке были значительно меньше, чем другие, и бледнее. Это говорило, что они явно восстановлены после небольшой травмы.
- Ты опять занимаешься какими-то исследованиями?
- Но это недалеко. Я всегда только в долине. "Врет", - подумала Уошен. Ложь так и читалась на его лице. Но Миоцен удовлетворенно кивнула.
- Я знаю, где ты бываешь. Знаю.
Это был самообман, если и не игра для отвода глаз.
Повисла неловкая тишина, но тут же, задребезжав, опять заработала турбина. Этот звук отвлек внимание Миоцен, и она опять направилась к магазину.
Уошен улыбнулась мальчику и присела рядом с ним на корточки.
- Ведь ты любишь выдумывать всякие вещи. Признайся, любишь?
- Нет, мадам.
- Только не надо скромничать, - предупредила она. Но Тилл опустил голову и снова вперился в свои босые ноги и черное железо под ними.
- Мадам Уошен, - наконец, нетерпеливо сказал он. - Что есть, то есть. Существующее - это единственное, чего выдумать невозможно.
Глава пятнадцатая
Локи ждал в тени - взрослый молодой человек с мальчишеской виноватой улыбкой и большими беспокойными глазами, словно постоянно ожидающими отовсюду какой-нибудь неприятности.
- Я не должен был этого делать, - первым делом произнес он. И тут же добавил: - Я знаю, мама. Дающий обещания всегда только обещает.
Уошен промолчала.
- Если это для того, чтобы создать беспокойство, - пробормотал Дью, - то тогда лучше вернуться опять домой.
- Тебе лучше бы и вернуться, - отрезал сын, повернулся и зашагал прочь, не приглашая следовать за собой и зная, что сами они помочь себе не смогут.
Уошен поспешила вслед, чувствуя сзади шаги Дью. Молодые джунгли черных зонтообразных деревьев и элегантных зарослей кустарника неожиданно превратились в пейзаж из чистого железа: черные холмы и арки, лежащие в чудовищной, подавляющей человека путанице. Каждый шаг грозил опасностью и требовал сосредоточения всех сил. Острые края резали плоть, пятная пальцы и ляжки свежими розовыми ранами. Путь пересекали бездонные пещеры, в лицо дул ветер, и мочила ноги дождевая вода, со стуком падавшая на железную землю. Но самым неприятным было то, что организм Уошен привык спать в это время суток. Усталость притупляла ее чувства и здравый смысл. И когда она увидела Локи, в ожидании их стоявшего на проржавевшем обрыве скалы, то не увидела ничего, кроме его широкой спины и длинных золотых волос, -хитроумно сплетенных на затылке. Она смотрела на простую черную рубашку, связанную в домашних мастерских из искусственного хлопка, рубашку, которую она штопала уже столько раз и всегда так неумело.
Оказавшись рядом с сыном, она увидела простиравшуюся под ними глубокую долину, длинную и узкую, на дне которой росли зрелые, черные, как ночь, деревья добродетели.
- Черные, как ночь, - прошептала Уошен.
И ее сын купился на эту приманку. Покачав головой, он сказал:
- Мама! Это совсем не то!
Он имел в виду другую ночь. Ночь в его мире.
Это был счастливый уголок земли. Когда потоки лавы из злобны недр стали растекаться во все стороны, этот толстый и прочный кусок земной коры провалился в трещину. Джунгли сгорели, но не погибли. Их корни были, наверное, столетней давности, если не старше. Столь же старые, как пребывание людей на Медулле. Это было богатое, вечное проявление земли, и, возможно, именно за это оно и было выбрано детьми.
Дети.
Уошен знала, что не совсем права, но все же не могла думать о них только как о юных и в каком-то смысле беззащитных существах.
- Тихо, - прошептал Локи, не глядя больше на родителей.
Кому он говорил это? Но Уошен не стала расспрашивать.
А Локи, собрав тело в пружину, начал перепрыгивать с уступа на уступ, приглушенно рыча при каждом приземлении, потом замер на несколько секунд, вглядываясь в долину и моргая от яркого небесного света.
- Держитесь рядом. Прошу вас, - почти родительским тоном вдруг попросил он.
Полевые ботинки родителей износились уже давным-давно. Теперь на них были уродливые сандалии из искусственной пробки, и ходить в них стоило большого труда. В долине, в ее живой шевелящейся тени, воздух был прохладен, но неприятно влажен. На земле слоями гнили упавшие растения, создавая под ногами болото, и запах разлагающейся органики вызывал неприятные ощущения. За спиной у нее пролетел огромный кинжалокрылый, поглощенный каким-то своим жизненно важным делом. Уошен смотрела, как насекомое скрылось в дымке, потом вновь появилось, казавшееся маленьким на таком большом расстоянии, но ярко сияющее своим кобальтово-синим телом.
Локи резко, но беззвучно обернулся, прижав палец к губам. В этом неверном свете на какое-то краткое мгновение он стал точной копией своего отца. Но Уошен увидела, что в его серых глазах стоят такие боль и беспокойство, что даже попыталась успокоить его легким прикосновением.
Это Дью выпытал секрет у своего сына. Дети встречались в джунглях, и эти встречи продолжались вот уже более двадцати лет. Через какие-то нерегулярные промежутки времени Тилл вызывал их в отдаленное убежище, где ими разбиралось все: кто, что и где сказал или сделал.
- Но что сказано и что сделано? - допытывалась Уошен.
Локи не объяснял. Поначалу он качал головой, стыдясь и отпираясь, но потом с тихим разочарованием признался, что нарушил давнее обещание ничего вообще об этом не говорить.
- Так почему же сказал? - не унималась Уошен.
- Потому. - Локи нахмурился, и его серые глаза стали почти черными. И окончательно смутившись под сострадательными, но гневными взглядами, обращенными на него, сломался: - Вы, конечно, имеете право услышать. Но для себя решайте сами.
Он любил своих родителей, и ради них нарушил свое обещание, и не мог не привести их сюда, в долину.
Но теперь Уошен не думала об этом.
Еще несколько шагов, и она очутилась рядом с огромным, каких она в жизни не видела, деревом добродетели. Должно быть, время убило его, и гниль свалила, расколов при падении. Взрослые дети и их маленькие братья и сестры избрали это место под ярчайшими сине-белыми небесами. И вот они стояли здесь, группками и парами; у некоторых были вплетены в волосы хвосты молотокрылых. Тихие быстрые голоса сливались в однообразный шум. Тилл ходил взад и вперед по широкому черному поваленному стволу. Он выглядел уже совершенно взрослым, вернее, вообще вне какого-либо возраста. На нем были лишь штаны и два браслета, один из стали, другой из золота. Темные волосы напоминали веревки. А на его взрослом, почти приятном лице застыло выражение застенчивости и сосредоточенности, что вдруг странным образом обнадежило Уошен. Может быть, все это не что иное, как только старая игра, превратившаяся в привычку к несколько необычным сборищам. Сейчас Тилл просто расскажет им свою историю, которой не может верить никто, кроме этих молодых дурачков, или какую-нибудь другую в том же духе.
Локи не оглянулся и не произнес ни слова. Он просто подался вперед сквозь стену кустарника и вышел на яркий свет пустого пространства.
- Привет, Локи, - приветствовало его двадцать голосов.
- Привет, - громко ответил он и присоединился к старшим.
Исполняя данное обещание, Уошен и Дью стали на колени в зарослях кустарника, не обращая внимания на шипение тысяч жучков.
Ничего не происходило.
Из чащи показалось еще несколько детей, начался тихий разговор, а Тилл, не обращая ни на кого внимания, продолжал все так же мерить шагами ствол. Может быть, в этом все и заключалось. Очень хотелось на это надеяться.
Но Тилл остановился.
Мгновенно всякий шепот смолк.
- Чего мы хотим? - едва слышным голосом спросил он.
- Того, что лучше для Корабля, - тихим, но дружным хором ответили дети. И дальше, одним дыханием: - Всегда.
- Но каково это всегда?
- Дольше, чем мы можем сосчитать.
- Как далеко это всегда?
- До бескрайних краев.
- И все-таки мы живы…
- Всего мгновенье! Если оно длится!
Слова были абсурдными, но почему-то вызывали озноб. Их нелепость была очевидна, но для сотни голосов, кричавших одновременно, хором, ритмично подчеркивая окончания слов, требовалась физическая подготовка, чтобы произнести их.
- А что хорошо для Корабля? - снова начал Тилл, и его узкое привлекательное лицо стало полно любопытства и ожидания. - Знаете ли вы ответ? - допытывался он.
- Нет, - ответили дети.
- Может, знаю я ответ?
- Нет, - прозвучало с явным уважением.
- Это правда, - провозгласил юный лидер. - Но проснувшись, отыщу лучший из ответов. Сны, пока я не проснулся, сами ищут это. Лучшее для Корабля - лучшее всегда.
- Да,- воодушевлено запели его последователи. "Нет, это и не песня, - подумала Уошен. - Это звучит слишком гордо и слишком безумно для простой речевки; каждый чересчур много себя вкладывает в этот крик". Наступила короткая пауза.
- Есть ли у нас дела на сегодня? - поинтересовался Тилл уже более спокойным тоном.
- У нас есть новенькие! - крикнул кто-то.
На какое-то мгновение Уошен подумала, что речь идет о них с Дью, и обернулась. Он казался совершенно спокойным в этой взвинченной, накаленной атмосфере и при крике Тилла: "Приведите их сюда" - быстро взял ее за руку.
Но новенькими оказались дети, семилетние близнецы. Мальчик и девочка медленно вскарабкались на гнилой ствол, дрожащими ручками хватаясь за черный бархат коры.
- Вы наши братья и сестры, - несколько раз внушал им Тилл, и когда они начали улыбаться, уточнил: - Знаете ли вы о Корабле?
- Он очень старый, - глядя в небо, пропищал мальчик.
- Нет ничего старее, - важно подтвердил Тилл.
- И огромный.
- Ничто не может быть больше. Да.
Девочка водила пальцем по пупку в ожидании своей очереди и, когда Тилл посмотрел на нее, подняла глаза и Твердо сказала:
- Это место, откуда мы все пришли. Вот что такое Корабль.
Но публика рассмеялась.
Тилл поднял руку, призывая к тишине.
Мальчик покраснел за сестру и с тихой злобой поправил:
- Оттуда пришли капитаны, а не мы. Тилл кивнул, ожидая продолжения.
- Но мы поможем им, - добавил ободренный малыш. - Мы поможем капитанам вернуться обратно на Корабль. Скоро.
Наступило долгое ледяное молчание. Тилл позволил себе улыбку и, возложив руки на головы обоих близнецов, оглядел остальных.
- Он прав?
- Нет! - взревела толпа.
Близнецы скорчились и попытались исчезнуть. Но Тилл встал между ними на колени, повторяя твердо и уверенно: