Скосив на нее глаза, подошел Джек.
- Послушайте, как вас там, - сказал он Филу участливым голосом, но с плохо скрытой издевкой. - Сегодня вечером мне назначен прием у психоаналитика, но я думаю, вам это нужнее. - И он вручил Филу кусочек ленты фонографа. Тот покорно взял его и сунул в карман.
Куки захихикал. Юнона налетела на него. - Послушай, - загремела она, - то, что он сумасшедший, извиняет твои смешки не больше, чем издевательства! Внутренняя дверь отворилась и весь ее проем заполнил высокий толстяк с покрытой сажей челюстью и в толстых черных очках. Фил заметил на лицах присутствующих уважение.
- Что за шум-гам? - поинтересовался толстяк. Фил невольно вздрогнул - это был голос Старины Резинорука.
- Этот чудак… - начал Куки, но умолк, натолкнувшись на взгляд Джека.
Толстые стекла блеснули в сторону Фила.
- А, один из твоих сумасшедших поклонников, Джек, - понимающе сказал пришелец. - Убери его отсюда.
- Конечно, мистер Бримстайн, - сказал Джек. - Сию секунду.
Внутренняя дверь закрылась. Фил позволил Юноне увести себя через вторую дверь. Он чувствовал себя ужасно - хуже не бывает. Ему было так плохо, что он почти не заметил странной пары, движущейся им навстречу по коридору. Мужчина выглядел праведником, хотя и достаточно бойким. Очень загорелый, обутый в оранжевые туфли, на голове оранжевый берет. Женщина смахивала на молоденькую ведьму, правда, нос у нее уже начал загибаться к подбородку. Красная шапочка, приколотая парой десятков длинных шпилек к жестким темным волосам, красная юбка, жесткая и плотная, как ковер. На обоих были черные свитера с воротниками-хомутами.
Фил, оцепенев от собственного горя, лишь бросил на них мимолетный взгляд, но все же смутно уловил, что те подчеркнуто игнорировали шагавшую рядом с ним великаншу.
- Там ваш герой мышей стреляет, - рявкнула она им, проходя мимо.
Женщина чуть сморщила ведьмовский нос, а загорелый мужчина оглянулся, сверкнув глазами эльфа и одарив кроткой улыбкой.
- Радость, Юнона, - мягко укорил он, - ничто, как радость.
Великанша угрюмо посмотрела им вслед, потом опять двинулась дальше.
- Парочка интеллектуалов, поклонников Джека, - горестно сообщила она. - Поэты, религиозные придурки и все такое. Совсем вскружили ему голову, вонючки.
Они дошли до угла. Старина Резинорук помахал краешком руки без пальцев и пробормотал: "Не болтайтесь тут", но Юнона устало бросила: "Заткнись", заставив его замолчать.
- А теперь отправляйся домой, сынок, - сказала она Филу. - Не знаю, стоит ли ходить к этому аналитику, которого тебе присоветовал Джек. Наверное, какой-то модный чудак, с которым он познакомился через семейку Экли, этих двух интеллектуальных придурков - ты только что их встретил. Но может, и вправду стоит сходить к какому-нибудь психиатру? - Она похлопала его по плечу и широко улыбнулась. На внутренней стороне губы обнажился шрам. - Извини за то, что там произошло, - это все мой поганец-муж. Если захочешь, заходи. У Старины Резинорука теперь есть образец твоего голоса. Просто спроси Юнону Джоунс. Только одно условие, сынок: больше никаких зеленых котов.
III
Полузакрыв веки и едва различая что-либо сквозь ресницы, Фил глядел на призрачно-желтый круг окна - единственный источник освещения, который он мог вынести. Он не включил свет, когда солнце село, и теперь только натриевое зеркало над стратосферой освещало комнату. Несколько минут назад он выключил телевизор, хотя девичий голос продолжал ворковать сексуальную песенку - Фил не снял толстую перчатку приемника. Сейчас пожатие пальцев этой искусственной руки с гидравлическими отсеками, передающей электрический сигнал по воздушным волнам, а также меняющей давление в гидравлических отсеках приемника, напомнило ему пожатие скелета в резиновых перчатках. Фил рывком стянул приемник, выключил голос, зажег сигарету и вновь погрузился в свои проблемы.
"Получается, я действительно сумасшедший? Неужели Счастливчик - просто видение психопата? Или меня каким-то образом провели?.."
Снова и снова он мучительно суммировал доказательства. Кроме него никто Счастливчика не видел. К тому же слишком многое свидетельствовало в пользу галлюцинации: этот ненормальный цвет, дурацкая еда, мгновенное подозрение, что Счастливчик не был "настоящим" котом, изумительно-божественное чувство восторга и ощущение силы…
Но все эти чувства точно так же свидетельствовали и в пользу того, что Счастливчик должен был существовать. После произошедшего сегодня Фил просто не сможет жить без Счастливчика, без теплых приливов прозрений, вдохнувших в него уверенность и заслонивших все мысли о потерянной работе, об одиночестве, собственной трусости и чувстве безысходности.
- Счастливчик, - бессознательно прошептал Фил, и больной, детский звук его голоса до такой степени напугал, что он тут же нащупал в кармане ленту фонографа, которую вручил Красавчик Джек Джоун. Сильно затянувшись сигаретой, так, что она разгорелась адским алым огоньком, он прочел расплывавшиеся слова: "Доктор Антон Ромадка. Верхний этаж Башни. Восемь часов".
Фил представил себе узкий черный шпиль Башни - роскошного отеля-офиса - и подумал, что доберется до нее за пару минут. Затем неожиданно смял в кармане бумажку и принялся ходить по комнате. Посещение доктора Ромадки означало бы, что он и вправду не верит в Счастливчика.
Фил подумал о снотворном, но побоялся, что оставшихся таблеток не хватит. Он потянулся за книгой, которую недавно начал читать, но при лишь одной мысли об избито-садистском сюжете стало нестерпимо скучно. Как к последнему средству он снова прибегнул к радио, включив звук и изображение.
- …добыча Антихриста.
Подобная фраза в сочетании с изможденным крестьянским лицом неизбежно означала, что Президент Роберт Т. Барнс вновь рассказывал собратьям-американцам о России.
- … Но и по эту сторону поля битвы живут грешники, - продолжало воплощение Великого отца со Среднего Запада, слегка качнувшись вперед и поднимая кустистые брови. - Грешники среди нас - порождения плоти. Слишком долго они потрафляли самым отвратительным порокам и страстям. - Он погрозил пальцем и вновь качнулся. - Предупреждаю: время их на исходе.
Фил потянулся к ручке (слишком часто Барнс разражался подобными пустыми или, как поговаривали, пьяными угрозами, в то время как все знали, что его администрация заодно с "Развлечениями Инкорпорейтед"), но заколебался, поскольку в голосе Президента появились незнакомые и, пожалуй, пугающие нотки.
- Братья американцы, - Барнс почти шептал, слегка раскачиваясь из стороны в сторону, - враждебные силы распространились повсюду - безумные мысли, духи, подобные тем, что одолели древний Вавилон. Наши мозги подвергаются обработке, настал последний час испытаний на…
Секундное любопытство прошло. Фил повернул ручку в сторону тишины и темноты. Тем не менее разглагольствования Президента задали тон его дальнейшим фантазиям. Теперь он уже не ходил взад-вперед, а вновь присел в поролоновое кресло, втиснутое между радио и кроватью.
- Я, должно быть, сошел с ума, - сказал он тихо и уверенно, не чувствуя никакой боли, видимо оттого, что сидел неподвижно. Все, что нашло на него сегодня днем, было ни на что не похоже, включая по-дурацки переоцененного фантастического кота. - Да, я, скорее всего, сошел с ума.
В этот миг в туманный круг окна врезался меньший, но ярче освещенный. Фил автоматически встал и шагнул вперед.
Девушка по ту сторону ниши включила свет. Вот она швырнула на пол плащ и прошлась по комнате, словно в поисках чего-то. Когда она поворачивала голову, конский хвостик ее черных волос качался из стороны в сторону. Она находилась менее чем в шести метрах от него и была отчетливо видна: серый костюм в модных крупных темных разводах, компактное лицо, маленький носик, большой рот, широко посаженные глаза. Впервые Фил совершенно определенно заметил, что ее уши не имеют мочек, а заканчиваются острым кончиком, почти как у фавна. Как и в те редкие случаи, когда доводилось ее видеть, Фил почувствовал неловкость.
Девушка пожала плечами, видимо, решив, что поиски бесполезны, и прошла к окну, глядя прямо на Фила. Он слегка отступил назад, хотя знал, что невидим. Она взялась за ручку на ободе и провела рукой четверть круга. Окно постепенно затемнялось. Затем, когда Фил уже было отвернулся, оно вновь прояснилось, пока не стало почти таким же прозрачным, как и прежде. Фил понял, что произошло: внутреннее поляризующее стекло проскользнуло, не задев шпингалет, и слегка повернулось вперед, всего на несколько сантиметров. Он знал, что такое случалось и с его окном.
Девушка же решила, что ее уже не видно. Она потянулась и сняла жакет…
Фил закусил губу. Ему не хотелось подглядывать. Но все, что могло отвлечь его от мысли, на которой завершились его фантазии, казалось вполне приемлемым. А он очень хорошо знал, что это окно может предоставить самые захватывающие, хоть и вновь-таки бесплодные, ощущения.
Девушка медленно расстегнула магнитные застежки блузки, затем выскользнула из нее, грациозно поведя плечами. Фил, заколдованный красотой груди с темными сосками, и позабыл все свои страхи. Под грудью плотно охватывало тело черное бархатное белье.
Девушка выступила из юбки. Белье оканчивалось на бедрах неровными краями. Это озадачило Фила - наверное, из-за подернутого дымкой окна. Белье, казалось, было сделано из какого-то меха.
Ловко балансируя на одной ноге, девушка стянула с другой чулок и вместе с ним нелепую туфельку на тридцатисантиметровой "платформе". Показалось - у Фила екнуло сердце, - что она помимо туфельки отстегнула еще кое-что. Точнее сказать - ступню.
Дальше он увидел, что она сняла не всю ступню. Там, где должна была быть лодыжка, нога слегка изгибалась назад, а потом вперед, резко сужаясь книзу и оканчиваясь аккуратным черным копытцем.
Точно так же девушка отстегнула и второй чулок с туфелькой. Теперь Филу было видно, как нога ловко входит в отверстие в искусственной ступне и "платформе" и таким образом там скрывается.
Она прошлась по комнате в стремительном танце. До Фила донеслось цоканье копытцев. Он вспомнил, что и раньше слышал чечетку. Он отчетливо видел тонкие бабки, изящные щетки, покрытые мехом совершенно той же фактуры и такого же цвета, что и "белье".
Девушка прервала танец, взяла электробритву и, критически осмотрев край "нижнего белья", принялась его подбривать.
Фил наконец обрел дар речи. Пробормотав: "Сначала зеленый кот, затем…", в следующую секунду он метнулся к двери.
Какое-то время он не совсем ясно представлял себе, что происходит. Например, когда он пересекал улицу в двух кварталах от Небесных Многоэтажек, его едва не сбил черный, медленно двигавшийся, спроектированный в музейном стиле начала двадцатого века электромобиль. В нем сидели Куки, семейство Экли и Красавчик Джек Джоунс с коробкой на коленях. В тот момент Фил даже не узнал их.
Единственное, в чем он отдавал себе отчет, это то, что в его кармане лежал мятый клочок ленты фонографа с именем и адресом доктора Ромадки.
IV
Огонек индикатора подскочил к самому верху колонки глазков. Лифт со свистом пронесся наверх и остановился. Дверь открылась, и Фил вывалился в крошечное фойе, застеленное ковром, напоминавшим серую лужайку.
Стена - на этот раз женским голосом (прямо обаяшка!) - прошептала:
- Добрый вечер. У вас назначено время?
- Уф, - только и смог произнести Фил, удивляясь тому, что он вообще в состоянии говорить.
- У вас назначено время? - повторила стена. - Пожалуйста, ответьте: "да" или "нет".
- Да, - сказал Фил.
- Сообщите ваше имя, пожалуйста.
- Фил Гиш.
Едва произнеся эти слова, он подумал, что должен был сказать "Джек Джоунс". Но, тихонько пожужжав, стена сообщила:
- Как поживаете, мистер Гиш? Пожалуйста, проходите. Она раздвинулась, открыв отверстие сюрреалистической грушевидной формы. Откуда-то рядом выпрыгнула извивающаяся рука, тонкая и блестящая, словно змея. Грациозным жестом хозяйки, в свое время занимавшейся балетом, она указала на ближайший стул.
- Присядьте, пожалуйста, - предложила стена. - Доктор Ромадка подойдет через пару секунд.
Фил сглотнул. У него было чувство, что если бы он вышел за пределы указанной территории, рука действовала бы столь же эффективно, как и та, потяжелее, из гимнастического зала, хоть и в сопровождении "Извините, пожалуйста" или даже "Ну ладно, Фил".
Он принял предложение и сел, будто замкнув этим некий цикл, так как стена сказала: "Спасибо". Он встал. Стена произнесла "Да?" с едва заметным оттенком раздражения. Он снова сел. "Спасибо", - последовало в ответ.
В комнате было темно, тихо и спокойно, как в утробе. По всей видимости, большинство пациентов доктора Ромадки предавались тут за большие деньги фантазиям. Неизбежный письменный стол имел двойной изгиб, напоминая старинную козетку. Нигде не было рекламных плакатов: явный признак зажиточности. На одной из стен висела большая круглая композиция, несомненно, копия какого-нибудь античного оригинала. Неясные очертания нимф и сатиров встревожили Фила, и он быстро перевел взгляд на арку, за которой виднелось начало лестницы. Он решил, что у доктора Ромадки должен быть еще и пентхауз. Внезапно послышались рассерженные голоса, мужской и девичий. Вскоре девичий перешел в переполненный ненавистью кошачий визг. Где-то со щелчком захлопнулась дверь, и немного погодя по лестнице, не двигая ногами, спустился мужчина. Фил сообразил, что лестница - это эскалатор.
Доктор Ромадка оказался плотным лысым человеком, источавшим тонкость и проницательность. На его левой щеке краснели четыре глубоких свежих царапины, на которые он абсолютно не обращал внимание и, по всей видимости, ожидал того же от Фила.
Доктор кивком головы пригласил пациента к столу. Они сели, глядя друг на друга, разделенные сияющей изогнутой поверхностью. Аналитик улыбнулся.
- Итак, мистер Гиш? Да, Джек Джоунс сообщил мне ваше имя, и поскольку Сашеверелл и Мери в любом случае все оплачивают, новая договоренность меня вполне устраивает. Ах да, Сашеверелл и Мери - это мистер и миссис Экли, друзья Джека Джоунса. Я думал, вы знаете. Между прочим, вы на час опоздали.
Капля крови из самой глубокой царапины скатилась по щеке, упала и расплылась на белой рубашке. Фил поежился и заставил себя произнести:
- Я тут с ума сходил. Аналитик кивнул.
- Вы и с виду слегка на взводе.
- Слегка?
- Ну… - Аналитик пожал плечами, словно извиняясь за неумение выразиться точнее, и добавил: - Не удивляйтесь тому, что, как вы выразились, сходите с ума, мистер Гиш. Кстати, можно называть вас Филом? В наши дни это скорее правило, нежели исключение, хотя то, что вы сами признаетесь, несколько непривычно. Вот уже сто лет американцы живут в эпоху коллективного безумия и стадного чувства, сравнимых разве что с тюльпанной манией у голландцев. Здесь и ужас перед ведьмовским ремеслом, и помешательство на танцах, и троцкизм, и крестовые походы. До 1950-го нашу манию можно было бы назвать автомобильной, а теперь нам остается лишь гадать, какое подыскать название. Я, видите ли, пишу непопулярную книгу на эту тему. Не то чтобы нынешнее помешательство в обществе являлось большим секретом либо сильно пугало кого-то. Нет. Каких еще результатов следует ожидать в американском обществе, когда началась переоценка, с одной стороны, безопасности, цензуры, надуманного идеализма, призванного спасти мир, и самопожертвования на войне, а с другой - неутолимой жажды приобретений, жестокой соревновательности и агрессивности, воинственности садистов-мужчин, презрения к родителям и государству и фантастически чрезмерно поощряемой сексуальности?
Аналитик резко повысил голос и выпучил глаза, словно к его негодованию примешивалось что-то сугубо личное. Однако через секунду он овладел собой - стал веселым и профессиональным.
- Ладно, Фил, давайте посмотрим, что с вами сделало больное общество. Вы, может, и удивитесь, но мы не будем пользоваться всеми этими современными средствами: электросном, глубоким фотографированием мозга либо ситуативной терапией в сочетании с грелкой, одеялом и блондинистой любовницей-роботом. Мы просто займемся тем, чем занимались наши прадедушки, - поговорим. Чувствуйте себя совершенно свободно. Этот стол спланирован так, что мы можем сидеть рядом, не глядя друг на друга. Хотите закурить? Отлично! Давайте! А теперь начните с самого начала. Расскажите мне о своей жизни.
Фил проглотил слюну.
- Извините, доктор Ромадка, - сказал он, - но у меня нет желания сейчас это делать. Я хотел рассказать вам о происшествии… то есть о галлюцинации. Это случилось только что, и я убедился, что свихнулся. Мне хотелось бы, чтобы вы мне о ней рассказали. Ну, то есть, интерпретировали, либо проанализировали, или как там еще…
Аналитик радостно передернул плечами.
- Отлично, любое начало подойдет. Давайте, начинайте. Фил рассказал ему все, что видел сквозь затемненное окно. Умело направляемый доктором, он и сам не заметил, как виновато сознался в том, что уже давно использует окно в качестве наблюдательного пункта. А когда добрался до описания самой галлюцинации, почувствовал, что опять дрожит от ужаса. Но в конце концов выплеснул все.
Казалось, доктор Ромадка был счастлив, будто ему преподнесли редчайшее творение искусства.
- Прекрасно, - прокомментировал он, - мне редко приходилось слышать о таком изумительном символе всех темных сексуальных влечений этой культуры. Сатир женского пола, вернее, сатиретка, готовая принести и любовь и тяжкие повреждения с помощью копытец. Мери пришла бы в восторг от этой истории, уверен, и захотела бы создать одну из своих кукол по ее образу и подобию. - Он вздохнул в судорожном порыве, но затем взял себя в руки. - Конечно, Фил, сейчас от вас вряд ли можно ожидать интереса к эстетической стороне деятельности вашего подсознания. Вы хотите знать причины, источники. Скажите, вы когда-нибудь видели лошадь?
- Только в цирке, - признался Фил.
- Вы интересуетесь греческой мифологией?
- Не припомню такого.
- Ладно, а вы видели телепрограмму "Девчонка-жеребенок", или музыкальную сексомедию "Лошадиная компания", или этот древний фильм "Фантазия"?
Фил отрицательно покачал головой. Аналитик задумчиво кивнул.
- Говорите, мех располагался на торсе, как нижняя рубашка, в обтяжку, обнажая грудь? И ноги, прямые, как палки, оканчивались копытами?
- Не совсем, - поправил Фил и принялся описывать выпуклую заднюю часть щеток и изящные, как щиколотки, бабки.
- Но во всем остальном она была сложена как нормальная девушка, кроме ушей, как у фавна?
- Нет, - сказал Фил через секунду и наморщил лоб. - У нее тяжеловатые ляжки и такие мощные, будто специально созданы для бега на дальние дистанции. И руки длинноваты, правда, тогда мне это не пришло в голову. И потом, верхняя часть ее тела немного выдвинута, надеюсь, вы меня понимаете, и сбалансирована довольно крупным задом. Но о ней нельзя сказать - толстобедрая.