Сюжетный поворот - Дэймон Найт 4 стр.


- Погоди. - Он повернулся, чтобы оглядеть всю необъятную впалую чашу, и голос его вдруг раздался отовсюду, причем в сотни раз усиленный: - Gispinu!

Снова началось то же цветение красок и движение под висящей в воздухе грудой металла, но на сей раз все раскочегарилось в полный рост и уже не свернулось.

Завороженный, художник так и уставился вниз из-за ограждения балкона. Пол чаши теперь исчез, спрятавшись под сверкающей мраморной улицей. По обеим сторонам возвышались белые здания, все с портиками и колоннами, а в дальнем конце возвышалось что-то похожее на Парфенон, но по размеру никак не уступавшее главному зданию ООН в Нью-Йорке.

Улица бурлила людьми, которые издали казались карликами. Они рассыпались по сторонам, когда по улице стремительно пролетела четырехконная колесница, а затем опять стеклись вместе. Джонни слышно было, как они злобно гудят - будто пчелиный рой. В воздухе витал странный едкий запах.

Джонни озадаченно глянул на Глорма, затем на смуглого.

- Что это? - спросил он, указывая вниз. Глорм подтолкнул смуглого.

- Рим, - начал смуглый, трясясь, словно от озноба. - Здесь играется представление - в сорок четвертом году до нашей эры.

Сейчас перед тобой сцена, в которой Юлий Цезарь сожжет весь город дотла, потому что его не сделают императором.

Едкий запах стал еще резче; снизу начала подниматься тонкая пелена серо-черного дыма…

- Но он не жег Рим, - обиженно запротестовал Джонни. - И вообще это не Рим - Парфенон расположен в Афинах.

- Так было раньше, - стуча зубами, ответил смуглый. - А мы все изменили. Последняя группа, которая делала здесь живучки, сносно играла небольшие сценки, но не тянула до цельного представления. Вот Глорм… - он бросил вороватый взгляд на серебристого мужчину и слегка возвысил голос, - понимает, что такое настоящее представление.

- Погоди-ка, погоди, - с трудом шевеля языком, пробормотал Джонни. - Значит, вы пустились во все тяжкие, понастроили тут фальшивых декораций - с этим безумным Парфеноном и всем прочим, когда можно просто вернуться в прошлое и снять то, что было на самом деле?

- Bona! - прокричал усиленный голос Глорма. - Gi estu presata!

Сцена под ними бешено закружилась вокруг своей оси и погасла.

Глорм нетерпеливо повернулся к Джонни.

- Ну вот, - произнес он. - Ты не по-ни-май. Который ты тут видишь, и есть, как твой говоришь, "на самом деле". Мы не строй декораций… строй не декораций… не строй… Kiel oni gi diras?

- Мы не строили никаких декораций, - перевел смуглый.

- Putra lingvo! Мы не строили никаких декораций. Наш заставил во-он тех римлян все тут построить. Они тоже не строй никаких декораций - они строй Рим, другой. Твоя понимает? Никто не строй никаких декораций! Настоящий Рим! Настоящий огонь! Настоящий трупы! Настоящий ис-то-ри-я!

Джонни уставился на него, разинув рот.

- Вы хотите сказать, что изменяете историю - только чтобы делать фильмы?

- Живучки, - поправил смуглый.

- Ну да, живучки. Вы все тут, похоже, чокнутые. А что из-за этого делается с людьми там, в будущем? Слушайте… а где мы сейчас? В каком времени?

- По вашему календарю… мм… 4400 с чем-то. Примерно в двадцати пяти столетиях от твоего времени.

- В двадцати пяти столетиях… Ну ладно, так что же происходит с вами, когда вы изменяете римлян, как вам вздумается?

- Никаких, - выразительно ответил Глорм.

- Никаких? - тупо переспросил Джонни.

- Вообще никаких. Что бывает с собакой, когда твой отрубает хвост ее матери?

Джонни немного подумал.

- Да, действительно "никаких".

- Правильно. Что, большой дело? Джонни кивнул.

- А вот эта и правда ба-альшой дело. Но нам его делай по двадцать, по сорок раз каждый год. Твоя знай, сколько теперь людей жить на планета? - Не сделав ни малейшей паузы, Глорм сам же и ответил на свой вопрос: - Тридцать миллиард. Знай, сколько народу ходит живучка? Половина. Пятнадцать миллиард. В семь раз больше, чем на планета в твой время. Старый, молодой. Глупый, умный. Живучка должен всех развлекать. Не как твоя Голливуд. Там не искусство, не представление. Когда народ думай, там, глубоко… - он похлопал себя по лбу, - какой-то есть правда, тогда я делай этот правда - и этот получается и правда правда! Это есть искусство! Вот это есть представление!

- Нью-Йорк вы по крайней мере не очень-то изменили, - заметил Джонни себе в защиту.

Выпученные глаза Глорма, казалось, вот-вот вывалятся.

- Не изменили! - Он фыркнул и повернулся. Его усиленный голос снова зазвенел в ушах: - Donu al mi frugantan kvieton de Nov-Jorko natura!

Произошло какое-то коловращение плывущих фигур вокруг висящей металлической груды. Глорм в нетерпении сжал кулаки. Довольно долгое время спустя пол чаши снова расцвел.

Джонни затаил дыхание.

Иллюзия была столь безупречной, что пол, казалось, куда-то выпал: в тысяче футов под ними, освещенный утренним солнцем, лежал остров Манхэттен; Джонни видел стоящие на якоре в заливе суда и ясные отблески Гудзона и Ист-Ривер, убегающие на север в туманы над Бронксом.

Первое, что бросилось ему в глаза, была беспорядочная шахматная доска заполнявших весь остров низеньких строений; густое скопление небоскребов в южной части и разрозненное в средней отсутствовали.

- Угадай, в который год, - послышался голос Глорма. Джонни нахмурился.

- Около 1900-го? - Нет, не может быть, тут же с тревогой подумал он. Слишком много было мостов - даже больше, чем в его время.

Глорм от души рассмеялся.

- То, что твой смотрит, есть Нов-Йорк 1956 года - до тех, как мы его изменить. Твой думай, это ваши изобресть небоскреб? О нет. Это наши их изобресть.

- Для "Рабов бродвейской зарплаты", - почтительно вставил смуглый. - Первая живучка Глорма. Какое представление!

- Теперь ты понимать? - снисходительно спросил Глорм, - Давным-давным мне хотелось рассказать о том актеру, увидеть его морда. Ну вот - теперь твой понял. - Его тощая физиономия сияла. - Твой есть актер; мой есть продюсер, режиссер. Продюсер, режиссер есть все Актер есть дерьмо! Значит, твой отдаст мне инштрумент.

- Дудки, - вяло ответил Джонни.

- Отдаст, - заверил Глорм. - Твой очень скоро его отпустит.

Тут Джонни потрясение обнаружил, что рука его заметно немеет. Так вот зачем понадобились эти объяснения! А теперь они дождались, чего хотели. Он действительно готов был отпустить кошелек - уже вот-вот. Значит…

- Послушай! - отчаянно выговорил художник. - А как насчет людей в будущем - я имею в виду ваше будущее? Они тоже делают живучки? А если так, то разве ты для них не актер?

Физиономия Глорма вытянулась от ярости..

- Kracajo! - сказал он. - Ну погоди… - Он взглянул на устройство в руке у Джонни и сжал кулаки.

Хватка Джонни ослабла. Скоро ему придется отпустить кошелек - и что тогда? Обратно в свое время? Опять быть посмешищем, неотвратимо приближаясь к…

Рука страшно устала. Вот-вот кулак разожмется.

…И ничего тут поделать Джонни не мог. Ему предвиделась бесконечная цепочка халтурщиков, где на плечах у каждого стояли Глормы - на всем пути в неведомое будущее, которое было слишком велико, чтобы измениться: Все это, подумалось ему, не более пугало и ужасало, чем другие формы вселенской тирании, уже явленные человеческому разуму; с этим можно было бы жить, не будь его роль столь неприятной… Кулак разжался.

Улыбаясь, Глорм протянул руку к повисшему в воздухе кошельку. Пальцы его сделали что-то такое, за чем Джонни уследить не сумел, - и вдруг кошелек опустился прямо Глорму на ладонь.

Там он еще некоторое время трясся и мерцал, будто замедляющийся волчок. Затем внезапно разошелся на коричневую монетку и пенсне. Снова началось мерцание, в какой-то яркой кляксе последовательно появлялись авторучка, записная книжка, часы, зажигалка. Затем оба предмета стабилизировались - металлические, неживые.

Глорм сунул их куда-то в складки своего одеяния.

- Bona, - безразлично бросил он через плечо, - Resendution al Nov-Jorkon.

Отчаяние развязало Джонни язык. Он заговорил, еще сам толком не понимая, что же, собственно, хочет сказать.

- А что, если я не останусь в Нью-Йорке?

Глорм помедлил и раздраженно повернулся к художнику:

- Kio?

- Вы вернули себе устройство, - начал Джонни, когда идея обрела очертания у него в голове. - Хорошо. Но что вы собираетесь делать, если я решу переехать в Чикаго или еще куда-нибудь? Или если меня арестуют и посадят в тюрьму? Я вот о чем. Вы можете перетасовать все вероятности, но если я хорошенько постараюсь, то могу поставить себя в такое положение, где невозможно будет случиться тому, чего бы вам хотелось. - Он перевел дух. - Понимаете, о чем я говорю?

- Plejmalpuro, - сказал Глорм. Судя по выражению его лица, он понял.

- Вот что, - продолжил Джонни. - Мне надо бы уяснить всю картину. Герцог, о котором вы говорили как о главном герое, - это тот Герцог, которого я знаю? - Он получил в подтверждение кивок от Глорма. - И когда он помогал мне убраться из города, это была часть сценария?

- Генеральная репетиция, - сказал смуглый. - Ты плюхаешься в болото во Флориде - и выбираешься оттуда по уши в дерьме и в пиявках. Потрясающая хохма.

Джонни вздрогнул и постарался выбросить из головы пиявок и падения из высотных зданий.

- Я хочу знать вот что: в чем здесь интересы Герцога. Почему он хотел, чтобы я убрался из города?

И ему объяснили. Ответ был дьявольски прост, и Джонни даже показалось, что он знал его заранее.

Художник подождал, пока ногти выйдут у него из ладоней, а затем почувствовал, что снова может говорить разумно. Но тут он вдруг понял, что ему нечего сказать. О чем можно разговаривать с людьми, способными вытворить такое, а потом назвать это искусством или увеселением? Логично было предположить, что культура, чьими вкусами диктовались безжалостные представления Глорма, должна иметь именно такое понятие о "герое". И это ужасало.

Снова время поджимало. Но и ключ ко всему был уже у Джонни в руках.

Что на его месте сказал бы Герцог?

- Ладно, послушайте, - быстро начал Джонни, - мне тут, конечно, только жеваной бумагой харкать, а перед вами я бы и крышку со своего чайника снял, но вот какое дело…

Глорм со смуглым подались вперед с заинтересованными, настороженными выражениями на лицах.

- …Но вот как я все это себе представляю. Вместо того клоунского типа для вашей "разрядки смехом" мы вводим обходительный тип "гражданина мира". Такой сюжетный поворот. Вот это смог бы провернуть, гм, по-настоящему великий продюсер-режиссер. Вот это я понимаю. Возьмем, к примеру… да, покажите-ка мне, где там в сценарии говорится о…

Джонни материализовался на тихой улочке в нескольких шагах от двери своего дома. Чувствовал он только тяжесть и усталость. Солнце все еще висело высоко над крышами старых зданий; около 2.30 - через полтора часа после того, как Герцог покинул его в аэропорту.

Джонни прислонился к перилам и стал ждать. Ну конечно - вот улицу переходит Мэри Финиган; волосы ее распущены, а под глазами темные крути.

- Иди домой, Мэри, - сказал ей Джонни.

Девушка изумилась:

- А что случилось - разве его здесь нет? То есть Герцог звонил мне - сказал, что он у тебя.

- Да, и у него там топорик, - заметил Джонни. - Я правду говорю. Он собирался убить тебя в моей квартире моим же туристским топориком. На нем отпечатки моих пальцев.

Когда она ушла, Джонни завернул за угол и вошел в вестибюль. Герцог стоял там, запустив руку в почтовый ящик Джонни. Обернувшись, он выругался, а рука его машинально выдернула из ящика пухлый конверт.

- Джонни, какого черта ты тут делаешь?

- Я раздумал ехать.

Герцог прислонился к стене, ухмыляясь.

- Что ж, каждая новая встреча дает маленькое представление о воскресении. Вот так так! - Он взглянул на конверт у себя в руке, будто только что его заметил. - Так, интересно, и что же тут такое?

- Сам знаешь что, - беззлобно проговорил Джонни. - Пятьдесят баксов, которые мне должен Тед Эдвардc. Именно они и навели тебя на мысль, когда Тед сказал тебе, что отправит долг по почте. Затем подкатило то дельце с Мэри, и ты, наверное, подумал, что сам Бог дает тебе такую возможность.

Глаза Герцога сузились, а взгляд его стал жестким.

- Так ты и про это знаешь? Да? И что же ты собирался тут делать? Не скажешь ли старому приятелю?

- Ничего, - ответил Джонни. - Просто отдай мне расписку, и будем считать, что все улажено.

Герцог выудил из кармана сложенный листок бумаги и отдал его Джонни. Явно не в своей тарелке, он все заглядывал Джонни в глаза.

- Ну-ну. Порядок, да?

Джонни кивнул и направился к лестнице.

- Значит, порядок, - сказал Герцог. Он стоял, подбоченясь, и качал головой. - Да, Джонни, мальчик мой, ну ты и артист!

Джонни бросил на него быстрый взгляд.

- Ты тоже, - заверил он.

Примечания

1

You are Another, опубликован в журнале "The Magazine of Fantasy & Science Fiction", © 1955

Назад