Полдень, XIX век - Брюсов Валерий 27 стр.


ГЛАВА VI

Новые обычаи и старые грехи

- Скажи, пожалуйста, зачем все эти дома испачканы надписями на иностранном языке? - спросил Сергей Свистушкин антиквария, проходя с ним по улицам Петербурга.

- Это вывески, указание места, где живут разные ремесленники и где находятся лавки, или складка товаров на продажу.

- Зачем же это написано не по-русски в русском городе? Постой, постой! Понимаю! Вероятно, русские хотят, чтоб приезжающие сюда иностранцы знали, где что можно сыскать и купить, и для того наши пишут по-немецки. Не правда ли?

- Нет, это не так. Напротив того, это надписывают иностранцы, чтоб русские знали, где сыскать их лавку или мастерскую.

- Помилуй, брат! Как это? Для русских в русском городе пишут по-немецки? Да в этом нет толку.

- Толку мало, но таков обычай. Русские покупают охотнее в той лавке, где надпись на иностранном языке и в которой торговец не знает по-русски. Равномерно мы иностранных мастеровых предпочитаем своим.

- Так где же ваше просвещение, которым ты хвастал передо мною! Из этого видно, что иностранцы лучше работают и торгуют лучшими товарами.

- Совсем нет. Иностранцы торгуют товарами, сделанными в России, русскими людьми, а только лавку свою называют немецкою, голландскою или английскою. У немецкого мастерового работают русские, а он покуривает табак да побирает денежки. Но к иностранцам идут все; оттого… я, право, не умею сказать отчего… ну, вот так, затем, что они иностранцы.

- Спасибо за такое просвещение!

- Это остаток старого предрассудка. Сначала все лучшее делали у нас иностранцы, так и теперь осталась мысль, что они умнее русских. По несчастию, покупатели редко заглядывают в мастерские, а немногие знают, что лучшие товары изготовляются русскими.

- А просвещение-то на что? Я думал на то, чтоб рассуждать, соображать, мыслить…

- Так быть должно, но как это тяжеленько, то большая часть заставляет других думать за себя, а сами пользуются готовым. Точно так, как барин велит повару готовить яства, а сам только кушает во здравие.

- А если повар окормит его мухоморами?

- Туда и дорога!

- А если, вместо рябчика, попотчует вороньим мясом?

- Подсластить, так и не узнает, что за мясо.

- Так вы живете, зажмуря глаза, и позволяете водить себя за нос иностранцам!

- Да, потому, что это находят очень приятным. Достоинство веши зависит от мнения, которое об ней имеют. Какая нужда, что мой кафтан сшит русским, если я воображаю, что его сшил француз и, верю, что он лучше, когда его сшил француз!

- Мороченье, обман! Смешны вы мне, с вашим просвещением! Прочти-ка мне хоть одну из этих надписей.

- Я не могу вам перевести этого буквально, потому что в этой иностранной надписи вовсе нет смысла. Догадываюсь только, что здесь продают шелковые товары.

- Ну, брат, мудреные вы люди, когда для вас пишут на иностранном языке, да еще и без смысла. А я думал, что к вам заезжает все народ умный!

- И точно неглупый, но неученый. Притом же не всякой обязан знать тот язык, на котором пишет свою вывеску. У нас и чухны слывут парижанами, как заведут французского подмастерья или сидельца да напишут свое имя по-французски. Даже русские надписывают по-французски над своими заведениями

- Да, это, брат, сущая умора! И вы хотели запереть меня в дом умалишенных? Не перенести ли надписи из той больницы, где я был, к городским воротам?

- Другие времена, другие нравы!

- Ну, а эти иностранные торговцы и мастеровые навсегда поселились в России, что ли? Присягнули на подданство?

- Весьма немногие. Сюда приезжают только затем, чтоб составить капитал, а как карман полон, так они едут домой, в свою землю, да и бранят еще русских.

- А русские, верно, ездят за тем же за границу?

- Я не слыхал ни про одного русского купца, который бы разбогател за границей, не знаю ни одного, который бы имел торговое заведение в чужих краях. Об мастеровых даже и говорить нечего! Даже русские купцы, живущие здесь, не торгуют прямо с чужими краями, а делают это здешние иностранцы.

- Посмотри-ка мне в глаза! Нет, воля твоя, а мне кажется, что на нас подуло каким-то ветром, который всем вам вскружил головы! Ведь во всем, что ты мне говоришь, нет ни здравого смысла, ни толку! Право, сумасшедшие лучше знают свои выгоды.

- Отчасти правда! Но что делать, обычай!

- Скажи: дурачество, сумасшествие!

В это время встретились с ними три мальчика, весьма чисто одетые, в сопровождении наставника. Антикварий остановился и поговорил с детьми и с наставником на иностранном языке.

- Это, верно, также иностранный купец, который собирает в России наследство для своих деток? - спросил Сергей Свистушкин.

- Нет. Это дети русского князя, с наставником своим.

- Зачем же ты не поговорил с ними по-русски?

- Они не умеют говорить по-русски, - отвечал антикварий с улыбкою.

- Шутишь, что ли?

- Клянусь честью, что это дети природного русского князя, русские по отцу и по матери, и что они не знают ни словечка по-русски!

- Как же это случилось? Верно, остались сиротами в чужой земле?

- Это дело не случая и не сиротства, но обычая. У нас знатные господа не говорят между собою по-русски и часто вступают в службу по такой части, где даже не нужно им ни писать, ни читать по-русски. А как произношение французского языка довольно трудно, то детей от колыбели учат французскому языку, дают им сперва няньку, а потом дядьку из французов и до вступления в службу держат при них иностранцев.

С. Свистушкин прервал речь антиквария:

- На каком же языке они молятся, эти русские?

- По-французски!

Сергей Свистушкин остановился, воздел руки к небу, потом перекрестился, и слезы градом полились из глаз его.

- Боже мой! Для того ли ты избавил меня от смерти, чтоб я был свидетелем поношения моих потомков? Русские не говорят между собою по-русски! Русские молятся не по-русски русскому Богу! Русские отдают детей своих на воспитание иностранцам!.. Послушай, брат, правду говоришь?

- Клянусь Богом, что правду! Но вы должны знать, что не все русские так делают, а только некоторые из знатных и богатых.

- О, зачем я не умер, зачем не лишился ума! - воскликнул Сергей Свистушкин. - Мне было бы легче, если б я нашел Россию покоренную иноземцами: тогда, по крайней мере, была бы надежда свергнуть с себя иго, подобное тому, как мы свергнул и иго татарское и самозванцев. Но это добровольное порабощение, это постыдное сознание своего ничтожества, это желание казаться не тем, чем Бог нас создал, это отречение от языка предков… есть верх уничижения и постыдно не только для русского народа, но для всего человечества! О, зачем я не умер, зачем не лишился ума!

Это случилось с ними возле одной церкви. Поравнявшись с нею, С. Свистушкин вошел в церковь, распростерся на помосте храма и, громко рыдая, взывал к Богу русскому, чтоб он просветил потомков его и избавил их от ига чужеземных, бесполезных обычаев, а с тем вместе от посрамления.

ГЛАВА VII

Русский книжный магазин

Молитва облегчила грусть Сергея Свистушкина, и он вздохнул свободнее. Вышед на улицу, антикварий сказал ему:

- Не угодно ли завернуть в лавку, где продаются книги? Там мы узнаем, где жилище вашего внука.

- Пожалуй! Любопытно посмотреть на книги. Я, бывало, любил проводить время в монастырских книгохранилищах. Посмотрим, что-то написано о наших временах!

Они вошли в лавку или в магазин. Уже было около 6 часов вечера, и запах рома слышен был в лавке, вероятно, для предупреждения гнилости и для истребления неприятного запаха от сырой бумаги. В лавке было два торговца, из которых один казался хозяином, а другой слугою, хотя между ними было что-то общее. Тот, который казался слугою, беспрестанно смотрел на своего товарища (вроде господина) и передразнивал все его ухватки. Если первый улыбался, то и другой делал то же; первый кланялся - и другой гнулся; первый бежал за книгами - и другой спешил туда же. Это припоминало несколько Дон Кихота с его Санчо Пансой.

- Сядьте и отдохните, Сергей Сергеевич, - сказал антикварий, - вы устали, и я также.

Хозяин лавки, почитая Свистушкина богатым иногородным купцом, пришедшим покупать книги для пожертвования какому-нибудь училищу, чтоб приобресть медаль, поспешил подать ему стул. Товарищ его хотел предупредить его, и они так жестоко стукнулись лбами, что раздался стук, как от удара двух спелых арбузов. Сергей Свистушкин охнул и примолвил:

- Видно, крепколобого десятка!

- Есть ли у вас сочинения Никандра Семеновича Свистушкина? - спросил антикварий.

- Как не быть! Есть-с, - отвечал хозяин.

- Есть-с! - примолвил его товарищ, бросился к полкам и принес целую кипу тоненьких книжонок.

Сергей Свистушкин взял в руки одну книжонку, развернул ее и остановился.

- Что это? Разве это по-русски напечатано? - спросил он у антиквария.

- Это гражданские буквы, изобретенные при царе Петре Алексеевиче, - ответил антикварий. - Старинные буквы употребляются только для печатания церковных книг.

При сих словах книгопродавцы, думая, что Сергей Свистушкин безграмотный, но богатый купец, удвоили к нему свое внимание, ибо книгопродавцы весьма уважают безграмотных покупщиков, которым могут сбывать с рук залежалые книги своего издания, писанные на заказ по рублю за лист, а продаваемые по десяти и более рублей. Хозяин сделал гримасу, означающую улыбку, и с поклоном сказал:

- Прекраснейшая книга-с! Славного, знаменитого и модного сочинителя!

- Прекраснейшая книга-с! - повторил его товарищ, также кланяясь и улыбаясь.

- Прочти-ка заглавие, разумная голова! - сказал С. Свистушкин, подавая книгу антикварию.

- "Воры". Поэма, сочинение Никандра Свистушкина, в стихах.

- Что ты говоришь? Мой потомок пишет о ворах! Разве он служит в сыскном приказе?

Книжники посмотрели друг на друга в недоумении и не знали что отвечать.

- Это выдумка, сказка, - сказал антикварий.

- В наше время так няньки, дядьки и холопы слагали сказки, а ныне, видно, дворянским сынам нечего делать, когда они взялись за это ремесло. Я никогда не воображал, чтоб мой потомок попал в сказочники!

- Сказки неравны, Сергей Сергеевич! - возразил антикварий. - От старинных сказок ничего не требовалось, кроме того, чтоб связать кое-как выдуманное происшествие. А ныне от сказки, называемой по-гречески поэмой, требуется гладких стихов, силы воображения, картин, списанных с природы, познания человеческого сердца, глубокой нравственности, философии.

- Перестань, умная голова! - сказал Сергей Свистушкин. - Зачем столько мудрости, чтоб описывать житье-бытье воров? Стоит ли умному человеку ломать себе голову, чтоб узнать то, что известно каждому тюремщику! Ты морочишь меня.

- Нет, я говорю правду, Сергей Сергеевич. Здесь дело не о ворах, а об искусстве в рассказе. Один знаменитый немецкий стихотворец, по имени Шиллер, прославился, написав трагедию, или, как в ваше время называли, "Камедь о разбойниках", так и наши пустились тем же путем. Это мода, обычай века, чтоб описывать и выводить напоказ все, что есть худшего в мире: воров, убийц, бездушных изменников, бешеных - словом, всякого рода злодеев.

- Хорош обычай! Уж лучше бы описывать каких-нибудь витязей, хоть вымышленных, каковы, например, Полкан-богатырь, Бова Королевич и тому подобные.

- Вот другое сочинение нашего потомка, под заглавием: "Жиды…" - сказал антикварий, развертывая книгу.

- Ну их к черту, - возразил Сергей Свистушкин. - Этакой проказник мой потомок! Я думаю, что он скоро доберется до чертей.

- Вот-с, прекраснейшие-с стихи-с, столь же знаменитого по-эта-с, как и Никандр Семенович Свистушкин-с, - сказал книгопродавец с улыбкою, подавая несколько томов. - Здесь более чертей-с, нежели в самом аду-с, и столько мертвецов-с, что не поместятся на всех наших кладбищах-с! Прекраснейшие книги-с!

- Прекрасная книга-с! - примолвил товарищ хозяина, также улыбаясь.

- Отвяжитесь вы от меня, греховодники! - сказал с гневом Сергей Свистушкин и встал со стула.

- Вы не любите-с чертовщины-с, - сказал книгопродавец. - Жаль, а это и в моде, и доставляет великую славу и уважение-с. Не угодно ли-с?

- Чертовщина доставляет славу и уважение! Да вы с ума сошли! - сказал С. Свистушкин.

- Вот идиллии, эклоги, стансы-с, - сказал книжник.

- Вот идиллии, эклоги, стансы-с, - примолвил товарищ хозяина. - Сочинитель пишет в древнем вкусе-с.

Сергей Свистушкин не удостоил ответом книжников и посматривая на полки, спросил:

- Неужели все это русские книги?

- Никак нет-с. Русских книг есть гораздо более, нежели сколько их здесь видите-с, - отвечал хозяин. - Но если что прикажете, то я тотчас пошлю в другие лавки.

Товарищ хозяина тотчас бросился к дверям и, держась за ручку замка, сказал:

- Что прикажете? Сейчас принесу!

- А ты сам пишешь ли книги? - спросил Сергей Свистушкин.

- Это не наше дело, - сказал книжник.

- Итак, ты торгуешь чужим умом, чужим добром и чужим трудом! - примолвил Сергей Свистушкин. - Видно, за то немного и барыша!

- Очень-с немного! За чужой товар я получаю только по двадцати копеек с рубля.

- Только! За это только надобно было бы подержать тебя на правеже! Ты, брат, как я вижу, не жнешь, не сеешь, а хлебец собираешь!.. Это что за книжонки?

- Детские, в пользу воспитания юношества, не прикажете ли-с?

- А кто их пишет? Верно, отцы семейств, люди, занимающиеся воспитанием юношества?

- Никак нет-с. Отцы семейств и наставники покупают-с, а сочиняет кто попало, большею частью молодые люди, на заказ.

- Посечь бы этих ребят за то, что пишут для детей, едва вышед из детства, и тех, которые заказывают! - сказал Сергей Свистушкин. - Это что за кипы тоненьких книжонок и листов?

- Журналы и газеты-с. Не угодно ли подписаться-с?

- А что такое… как бишь их, журналы, что ли, и глазеты?

Книгопродавцы и антикварий улыбнулись, и сей последний сказал:

- Журналы суть книжки, выходящие в известные сроки. Издатели их обязуются помещать новые небольшие сочинения и разбирать, то есть оценять по достоинству отдельно выходящие книги.

- Так, стало быть, эти издатели умнее и опытнее других в книжном деле? - спросил Сергей Свистушкин.

- Так быть должно, но, по несчастию, по большей части дело идет напротив. Судят и рядят те, которые сами не могут и не умеют написать трех строк порядочно, а осуждают тех, которые их умнее.

- У вас, как я вижу, все идет наоборот!.. А глазеты что такое?

- В них извещают о всех происшествиях, случившихся в целом мире, - отвечал антикварий.

- Вот это славно! И что ж, обо всем пишут правду?

- Не всегда. Иногда умалчивают о том, что знать всем должно, а извещают о том, чего знать вовсе не нужно, и представляют вещи не так, как они есть, а как надобно, чтоб было Иногда и выдумывают небылицы…

- Что за чудеса, все идет наперекор здравому смыслу!.. Это что за книги?

- История Российская-с. Превосходнейшая-с! Не угодно ли-с?

- То есть летописи и хронографы, пересказанные другими словами, украшенные вымыслами, рассуждениями, или распространенные по воле сочинителя, по надобности и по духу времени, - сказал антикварий.

- Так, стало быть, те же сказки! - примолвил Сергей Свистушкин. - Ну, а это что за книги?

- Землеописание Российского государства-с! Не угодно ли-с? Прекраснейшая-с книга-с!

- А справедливо ли все описано?

- В этом нельзя поручиться, - отвечал антикварий. - Сочинители, описывая страну, сами не ездят по ней, не мерят, не считают, не поверяют, не наблюдают, а извлекают известия из разных старых и новых книг, составленных также по слухам; и прибавляют все, что им кажется справедливым. Оттого выходит, что часто жители какого-нибудь города читают, что про них пишут, да посмеиваются, находя совсем противное на бумаге тому, что есть на деле!

- Так какая же из этого польза? Те же сказки! - примолвил Сергей Свистушкин. - Ну, брат, охотники вы до сказок, и не мудрено, что вы мои похождения назвали сказкою! Странное дело ваше просвещение! Намереваетесь делать одно, а делаете другое, знаете сами, что пишете ложь, а принимаете за правду и вместо того, чтоб прославлять великих мужей, описываете воров и негодяев!.. Пойдем, брат, отсюда; здесь потеряешь ум, а не научишься ничему доброму. Однако ж я зайду к тебе на досуге и выберу кое-что для себя, чтоб посмеяться.

- Милости просим-с! - сказал книгопродавец, с поклоном и улыбкою.

Назад Дальше