- Только иногда ответ ничего особенного тебе не дает, понимаешь? Иногда ответ - это нечто вроде "Забудь об этом. Ты в полной жопе". - Актон смотрит на мертвого кита. - Ты не можешь выключить свет?
Темнота поглощает их, словно одеяло. Кларк тянется сквозь нее и притягивает Карла к себе:
- Что ты хочешь сделать?
Снова механический смех.
- Кое-что, о чем прочитал. Я думал…
Он трется своей щекой о ее.
- Понятия не имею, что я думал. Когда оказываешься внутри, то превращаешься в гребаную жертву лоботомии, и появляются разные глупые идеи. А когда выбираешься наружу, проходит какое-то время, прежде чем просыпаешься и осознаешь, каким же тупым кретином был. Я хотел изучить надпочечную железу. Думал, это поможет мне противостоять истощению ионов в синаптических соединениях.
- Ты знаешь, как это сделать.
- Ну, в общем, все равно дерьмово получилось. Я там не могу нормально думать.
Она даже не пытается спорить.
- Извини, - жужжит Актон через какое-то время.
Кларк гладит его по спине, словно два куска пластика трутся друг о друга.
- Думаю, я могу тебе все объяснить, - добавляет он. - Если тебе, конечно, интересно.
- Естественно. - Но она понимает, что это ничего не изменит.
- Ты знаешь, что в мозге существует определенный участок, контролирующий движение?
- Да.
- И если, предположим, ты стала пианистом, то часть, управляющая руками, буквально расширяется, занимает большее пространство этого участка из-за повышенной потребности в управлении пальцами. Но вместе с этим что-то теряется. Прилегающие участки переполняются. В результате ты не можешь так же хорошо двигать пальцами ног или изгибать язык, как было до усиленных занятий музыкой.
Актон замолкает. Кларк чувствует его руки, слегка обнимающие ее.
- И я считаю, что нечто подобное случилось со мной, - наконец произносит Карл.
- Каким образом?
- Я думаю, нечто в моем мозгу выросло, натренировалось, распространилось и заполнило остальные части. Но оно функционирует только в окружающей среде с высоким давлением, понимаешь, именно оно заставляет нервы работать быстрее. Поэтому когда я возвращаются внутрь, то новая часть отключается, а старые вроде как теряются.
Кларк качает головой.
- Мы уже говорили об этом, Карл. В твоих синапсах просто не хватает кальция.
- Это не все. Это вообще больше не проблема. Я поднял уровень ингибиторов. Не полностью, но достаточно. Но у меня все еще есть эта новая часть, а старые я найти не могу. - Она чувствует его подбородок на своей голове. - Мне кажется, я уже не совсем человек, Лен. Если принять во внимание, каким я был, может, это не так уж и плохо.
- А что она делает? Конкретно эта новая часть?
Отвечает он не сразу:
- Это вроде как еще один орган чувств, только он рассеянный. Своего рода интуиция, только очень резкая, четкая.
- Рассеянная, но четкая.
- Ну да. Это проблема - объяснить, что такое запах, человеку без носа.
- Может, это не то, что ты думаешь. Я имею в виду, нечто изменилось, но это не значит, что ты можешь вот просто так… заглянуть в человека. Может, у тебя всего лишь какое-то расстройство настроения. Или галлюцинация. Ты не можешь знать наверняка.
- Я знаю, Лен.
- Тогда ты прав. - Гнев струйкой сочится изнутри. - Ты больше не человек. Ты меньше, чем человек.
- Лени…
- Люди должны доверять друг другу, Карл. Нет ничего особенного в том, чтобы верить тому, кого знаешь. И я хочу, чтобы ты мне верил.
- Но не знал.
Она пытается услышать грусть в этом синтезированном голосе. На "Биб" та, может, и пробилась бы на поверхность, но на станции он бы никогда этого не сказал.
- Карл…
- Я не могу вернуться.
- Ты здесь - это не ты. - Она отталкивается прочь, разворачивается и уже едва различает его силуэт.
- Ты хочешь, чтобы я снова стал, - она слышит сомнение в его словах, даже через вокодер, но знает, это не от вопроса, - омерзительным и полным ненависти уродом.
- Не будь дураком. У меня в жизни было немало уродов, поверь мне. Но, Карл, это какой-то слишком дешевый трюк. Ты вышел из волшебного ящика и - опа! - превратился в мистера Хорошего Парня. Зашел - и снова обернулся Ситэкским Душителем. В реальности так не бывает.
- Откуда ты знаешь?
Кларк держится на расстоянии, она знает. Реально лишь то, что приносит боль. Реально то, что происходит медленно, мучительно, когда каждый шаг вырезан криками, угрозами и ударами.
Его перемена станет реальна только в том случае, если Карла изменит сама Лени.
Естественно, она не говорит ему об этом, но, разворачиваясь и оставляя его на дне, боится, что говорить и не надо. Он сам все знает.
Она просыпается сразу, напряженная и встревоженная. Повсюду тьма - свет выключен, Лени даже закрыла датчики на стене - но это близкая, знакомая мгла ее собственной каюты. Что-то стучит в корпус, постоянно и настойчиво.
Снаружи.
Коридор достаточно освещен для глаз рифтера. Наката и Карако неподвижно стоят в кают-компании, Брандер сидит в библиотеке; экраны не горят, все фоновизоры висят на своих местах.
Звук пробивается и сюда, не такой сильный, как прежде, но хорошо различимый.
- Где Лабин? - тихо спрашивает Кларк. Элис кивает в сторону переборки: "Где-то снаружи".
Лени спускается по лестнице в шлюз.
- Мы думали, ты ушел, - говорит она. - Как Фишер.
Они парят между станцией и дном. Кларк протягивает к нему руку, Карл отшатывается.
- Сколько времени прошло? - Слова выходят слабыми, металлическими вздохами.
- Шесть дней. Может, семь. Я не откладывала… не хотела вызывать тебе замену…
Он не реагирует.
- Мы иногда видели тебя на сонаре, - добавляет она. - Недолго. А потом ты исчез.
Тишина.
- Ты заблудился? - спрашивает она, помедлив.
- Да.
- Но теперь ты вернулся.
- Нет.
- Карл…
- Лени, мне нужно, чтобы ты мне кое-что пообещала.
- Что?
- Обещай мне. Сделай то же, что и я. Другие тоже. Они тебя послушают.
- Ты же знаешь, я не могу…
- Пять процентов, Лени. Можно десять. Если держать выработку ингибиторов на таком низком уровне, то все будет нормально. Обещаешь?
- Зачем, Карл?
- Потому что я не всегда ошибался. Потому что раньше или позже им придется от вас избавиться, и тогда вам понадобится любое преимущество.
- Идем внутрь. Мы можем поговорить об этом внутри, все там.
- Тут странные дела творятся, Лен. За пределами действия сонара они… Я не знаю, что они там делают. И они нам ничего не говорят.
- Пойдем внутрь, Карл.
Он трясет головой и, кажется, уже отвык от этого жеста.
- …не могу…
- Тогда не думай, что я…
- Я оставил файл в библиотеке. Там все объяснил. Насколько мог в том состоянии, когда был на станции. Обещай мне, Лен.
- Нет. Ты пообещай. Пошли внутрь. Обещай, что мы во всем разберемся вместе.
- Оно слишком многое во мне убило. - Он вздыхает. - Я слишком далеко зашел. Что-то сгорело, и даже здесь я не чувствую себя целым. Но с вами все будет нормально. Пять или десять процентов, не больше.
- Ты мне нужен, - очень тихо жужжит она.
- Нет. Тебе нужен Карл Актон.
- А это еще что значит?
- Тебе нужно то, что он с тобой делал.
Вся теплота покидает ее, остается только медленное, леденящее кипение.
- Это что, Карл? Большое озарение, которое ты получил, пока ходил одержимый духами в грязи? Думаешь, ты меня знаешь лучше, чем я сама?
- Ты знаешь…
- Только это не так. Ты ни хрена обо мне не знаешь и никогда не знал. И у тебя смелости не хватит все выяснить, поэтому ты бежишь во тьму и возвращаешься, изрекая всякую претенциозную чушь.
Она подстрекает его, знает, что провоцирует, но он просто не реагирует. Даже его ярость сейчас была бы лучше, чем это.
- Я сохранил его под именем "Тень", - говорит он.
И она смотрит на него и ничего не может сказать.
- Файл, - добавляет Карл.
- Да что с тобой такое?
Она начинает его бить, лупить изо всех сил, но он не отвечает тем же, даже не защищается да Господи почему ты не дерешься со мной сволочь почему не покончишь с этим ну давай выбей из меня всю дурь а потом нам обоим станет стыдно и мы пообещаем никогда не делать этого снова и…
Только сейчас ее покидает даже гнев. По инерции от нападения они расходятся друг от друга. Лени хватается за причальный кабель. Морская звезда, присосавшаяся к нему, слепо тянется к Кларк кончиком своего луча.
Актон не останавливается, уплывает вдаль.
- Останься, - говорит она.
Он делает нырок и замирает, ничего не отвечая, далекий, еле различимый, серый.
Здесь столько всего невозможно сделать. Нельзя заплакать. Даже закрыть глаза. А потому Лени пронзает взглядом дно, смотрит на собственную тень, уходящую во тьму.
- Зачем ты это делаешь? - спрашивает она, уставшая, и не знает, к кому сейчас обращается.
Его тень наплывает на ее. Механический голос отвечает:
- Это то, что делаешь, когда действительно кого-то любишь.
Лени вскидывает голову вверх, успевая заметить, как Карл исчезает.
Когда она возвращается, на "Биб" царит тишина. Единственный звук - мокрое шлепанье ее ног по палубе. Лени забирается в кают-компанию и, выяснив, что там никого нет, направляется в коридор, ведущий к каюте.
Останавливается.
В отсеке связи на экране светящаяся иконка медленно двигается в сторону Жерла. Дисплей лжет ради пущего эффекта: на самом деле Актон темный и ничего не отражает, светится не больше, чем она сама.
Лени снова думает, не должна ли она остановить его, хотя бы попытаться. Карла никак не одолеть силой, но, может, ей просто не пришли в голову верные слова. Может, если она все сделает правильно, то ей удастся вернуть его, заставить войти на станцию, убедить. Ты - больше не жертва, как-то сказал он. Возможно, теперь Лени превратилась в сирену.
Только слова не приходят.
Он уже почти добрался. Лени видит, как он скользит между огромных бронзовых колонн, а следом завиваются спиралями туманности бактерий. Кларк представляет, как его лицо обращено вниз, изучающее, безжалостное и голодное, и видит - Карл направляется к северному концу Главной улицы.
Лени отключает экран.
Ей не нужно наблюдать за этим. Она понимает, что происходит, а машины отреагируют, когда все кончится. Она не сможет остановить их, даже если попытается, разве только не разобьет тут все в труху. Именно это ей и хочется сейчас сделать. Но Кларк держит себя в руках. Тихая, словно камень, она сидит в командном отсеке, глядя на пустой экран, и ждет, когда взвоет сирена.
НЕКТОН
СУХОПУТНИК
РЕЗКИЙ СТАРТ
Ему снилась вода. Ему всегда снилась вода. Запах мертвой рыбы в гниющих сетях и радужные лужи бензина, которые, мерцая, расплывались от дамбы в Стивстоне, дом, расположенный так близко от берега, что на него с трудом выписывали страховку. Ему снились те времена, когда понятие берега еще означало нечто определенное, даже та грязно-коричневая полоса, где река Фрэйзер кровоточила в пролив Джорджия. Его мать стояла над ним, лучилась улыбкой и словами: "Жизненно важный экологический источник, Ив. Перевалочный пункт для мигрирующих птиц. Фильтр для всего мира". И маленький Ив Скэнлон радовался в ответ, гордый, что он единственный из всех своих друзей - ну не друзей на самом деле, но, возможно, теперь они ими станут - вырастет, ценя природу не понаслышке, прямо здесь, на своем новом заднем дворе. В полутора метрах от линии прилива.
А потом, как обычно, реальный мир ворвался в сон, пинком распахнув двери, и поджарил мать током прямо посреди улыбки.
Иногда он мог отложить неизбежное. Воспротивиться разряду от прикроватного сонника, еще несколько секунд побороться и не возвращаться. Тридцать лет случайных образов искрами проносились в разуме: падающие леса, раздувшиеся пустыни, ультрафиолетовые пальцы, все глубже погружающиеся в бесплодные моря. Океаны, вползающие на берега. Жизненно важные экологические ресурсы превращались в незаконные лагеря беженцев, а потом в затопляемые приливом зоны.
Ив Скэнлон просыпался, обливаясь потом, со сжатыми зубами, безжалостно выброшенный в реальность.
"О господи, нет. Я вернулся".
В реальный мир.
"Три с половиной часа. Всего лишь три с половиной часа…"
Больше сонник позволить ему не мог. Стадии сна с первой по четвертую давали десять минут каждая. Быстрый сон - тридцать, сжать сами видения не получалось. Семидесятиминутный цикл, по три раза за ночь.
"А ты мог бы сам распоряжаться своим графиком. Все остальные так и делают".
Фрилансеры лично выбирали распорядок работы. За наемных служащих - тех немногих, кто остался, - все решали другие. Ив Скэнлон служил по найму. Он часто напоминал себе о преимуществах: не нужно сражаться за место и выскребать новый контракт каждые шесть месяцев. Ты получал своего рода стабильность. Если хорошо исполнял обязанности. И продолжал их исполнять. А это, естественно, означало одно: Ив Скэнлон не мог позволить себе спать ночью девять с половиной часов, оптимальных для его вида.
Получается, он обрек себя на рабство ради безопасности. Чуть ли не каждый день Ив ненавидит сделанный им выбор. Может, когда-нибудь эта ненависть станет сильнее страха перед альтернативой.
- Семнадцать пунктов повышенной важности, - сообщил терминал, как только ноги Скэнлона коснулись пола. - Четыре трансляции, двенадцать Интернет-сообщений, один телефонный звонок. Телетрансляции и телефон чисты. Интернет-объекты дезинфицированы на входе с сорокапроцентной вероятностью проникновения вирусов сквозь фильтр.
- Поднять уровень дезинфекции, - приказал Ив.
- Операция уничтожит все зашифрованные вирусы, но также может необратимо повредить около пяти процентов рабочей информации. Я могу просто избавиться от опасных файлов…
- Дезинфицируй их. Что в несрочных?
- Восемьсот шестьдесят три пункта. Триста двадцать семь трансляций…
- Стереть все. - Скэнлон направился в ванную, остановился. - Подожди минуту. Воспроизведи телефонный звонок.
- Это Патриция Роуэн, - начал терминал холодным, отрывистым голосом. - Похоже, у нас проблемы с персоналом глубоководной геотермальной программы. Мне бы хотелось обсудить их с вами. Ваш звонок я направлю напрямую.
"Твою мать".
Роуэн была одним из самых высокопоставленных корпов Западного побережья. С тех пор как его наняли в Энергосеть, она практически не удостаивала его внимания.
- Звонок срочный? - спросил Скэнлон.
- Важный, но не срочный, - ответил терминал.
Сначала он мог позавтракать, может, даже проверить почту. Рефлексы настаивали, чтобы он бросил все и запрыгал дрессированным тюленем, изображая повышенное внимание. Их надо проигнорировать. Он им зачем-то понадобился. Наконец-то. Наконец-то, черт побери.
- Я иду в душ, - сказал он терминалу, сомневаясь, но не повинуясь. - Не тревожь меня, пока я не выйду.
Его рефлексам это явно не понравилось.
- …Что "излечение" жертв синдрома множественной личности на самом деле равносильно серийному убийству. Этот вопрос остается спорным в свете недавних открытий, что человеческий мозг потенциально может содержать до ста сорока полностью разумных личностей без значительных сенсорных/двигательных расстройств. Суд также рассмотрит вопрос о том, можно ли считать поощрение к добровольной интеграции множественных личностей - что сейчас является традиционной терапевтической практикой - доведением до самоубийства. Ссылки к следующему пункту идут под тегами "мыслительный процесс" и "юридический процесс".
Рабочий терминал замолк.
"Роуэн хочет меня видеть. Вице-президент, распоряжающийся всей северо-западной концессией Энергосети, хочет видеть меня. Меня".
Мысли раздались во внезапной тишине. Скэнлон только сейчас понял, что терминал замолк.
- Следующий пункт.
- Разбирая дело о разрушении умного геля, суд снял с религиозного фундаменталиста обвинение в убийстве, - прочитал тот. - Сообщение идет под тегами…
"Разве она не говорила, что будет работать со мной? Ведь такая у нас была договоренность, когда я только пришел?"
- "ИИ", "мыслительный процесс", "юридический процесс".
"Да. Именно это она и сказала. Десять лет назад".
- Э-э-э… Резюме, без технических подробностей.
- Жертвой стал умный гель, временно одолженный Научному центру Онтарио для публичной выставки, посвященной искусственному интеллекту. Обвиняемый во всем признался, утверждая, что нейронные культуры, - терминал изменил голос, аккуратно вставив звуковой фрагмент, - оскверняют человеческую душу.
Эксперты, вызванные по ходатайству со стороны защиты, среди которых числился и умный гель, давший показания по сети из университета Рутгерса, засвидетельствовали, что у нейронных культур нет примитивных структур, возникших в ходе эволюции среднего мозга, необходимых для ощущения боли, страха или желания самосохранения. Защита в дальнейшем сделала вывод, что сама концепция "права" создана для защиты индивидуумов от незаконного страдания. Поскольку умные гели не способны на физическое или умственное мучение какой-либо разновидности, то у них нет прав, которые следовало бы защищать, несмотря на уровень их самосознания. Это умозаключение было красноречиво суммировано во время финальной речи защиты: "Даже сам гель не заботится о своей жизни или смерти. Почему о них должны думать мы?" На решение суда подана апелляция. Ссылки на следующие объекты по тегам "ИИ" и "мировые новости".
Скэнлон проглотил пригоршню порошкового альбумина.
- Перечисли экспертов, привлеченных защитой. Только имена.
- Филип Кван. Лили Козловски. Дэвид Чайлдс…
- Стоп.
Лили Козловски. Он знал ее еще по Калифорнийскому университету Лос-Анджелеса. Свидетель-эксперт. Твою же мать. "Да, может, мне следовало целовать побольше задниц в аспирантуре…"
Скэнлон фыркнул.
- Следующий.
- Количество Интернет-вирусов снизилось на пятнадцать процентов.
"Она сказала, проблемы с рифтерами. Интересно…"
- Резюме, без технических деталей.
- За последние шесть месяцев количество вирусных инфекций в Интернете снизилось на пятнадцать процентов благодаря продолжающейся установке умных гелей в критических узлах магистральной линии. Цифровые вирусы практически не способны инфицировать умные гели, поскольку каждый из них имеет уникальную и гибкую системную архитектуру. В свете этих недавно полученных результатов некоторые эксперты предсказывают безопасное возвращение к обыкновенному пользованию электронной почтой к концу…
- А, на хрен. Отмена.
"Давай, Ив. Ты годами ждал, когда эти идиоты признают твои способности. Может, вот оно. Не провали все излишней готовностью".
- Жду, - сказал терминал.