Он уставился прямо на нее:
- У вас взводы игрушечных солдатиков работают с информацией неделями. Почему вы думаете, что я добьюсь чего-то, что не нашли они?
- Я думаю, что вы должны попробовать.
- Ерунда.
- Информация здесь, доктор. Вся.
- Вы ничего мне не даете. Просто хотите, чтобы я снял вас с крючка.
- Нет.
- Думаете, можете меня одурачить, Роуэн? Думаете, я посмотрю на кучу цифр, в которых совершенно не разбираюсь, и в конце концов скажу: "Ох, да, теперь я все понимаю, вы сделали единственный моральный выбор, чтобы спасти жизнь в том виде, в котором мы ее знаем. Патриция Роуэн, я прощаю тебя"? Думаете, этот дешевый трюк поможет вам выбить из меня согласие?
- Ив…
- Вот почему вы тратите свое время здесь, внизу. - Скэнлон почувствовал неожиданное головокружительное желание рассмеяться. - Вы со всеми это проделаете? Зайдете в каждый пригород, который обрекли на уничтожение, и, ходя от двери к двери, будете говорить: "Нам так жаль, что вам придется умереть для общего блага, и мы будем спать лучше, если вы скажете, что все в порядке"?
Роуэн словно обвисла в своем кресле.
- Может, и так. Согласие. Да, возможно, вот что я сейчас делаю. Но никакой разницы не будет.
- Это точно, никакой на хрен разницы.
Роуэн пожала плечами. Абсурдно, но она выглядела побежденной.
- А что насчет меня? - спросил Скэнлон через какое-то время. - Что, если энергия вырубится в ближайшие шесть месяцев? Каковы шансы на дефектный фильтр в системе? Вы можете себе позволить оставить меня в живых, пока ваши солдатики не найдут лекарство, или модели сказали, что это слишком рискованно?
- Я честно не знаю, - ответила Патриция. - Это не мое решение.
- А, ну естественно. Ты просто следуешь приказам.
- Нет приказов, которым надо следовать. Я просто… ну, я уже вне юрисдикции.
- Вы вне юрисдикции.
Она даже улыбнулась. Буквально на мгновение.
- Так кто принимает решения? - спросил Ив вполне обычным тоном. - Могу ли я взять у него интервью?
Роуэн покачала головой:
- Не "кто".
- Вы о чем?
- Не "кто", - повторила Патриция. - Что.
РАКТЕР
Все они были из высшего класса. Большинство членов вида радовались, если просто переживали мясорубку; а эти люди ее спроектировали. Корпоративные боссы, политики или военные, они были лучшими из бентоса, сидели над грязью, которая уже погребла всех остальных. И вся объединенная безжалостность, десять тысяч лет социального дарвинизма и еще четыре миллиарда классического не смогли вдохновить их на принятие необходимых решений.
- Локальные стерилизации прошли… нормально, поначалу, - сказала Роуэн. - А потом проекционные расчеты поползли вверх. Для Мексики дела могли пойти совсем скверно, они могли потерять все Западное побережье, прежде чем зачистка кончится, а это все, что у них сейчас осталось. У них не было ресурсов провести операцию самим, но они не хотели, чтобы на курок нажимали в Н’АмПасифик. Сказали, что это даст нам несправедливое преимущество в Северо-Американской зоне свободной торговли.
Скэнлон улыбнулся чуть ли не поневоле.
- А потом Танака-Крюгер перестала доверять Японии. А Колумбийская гегемония перестала доверять Танаке-Крюгер. И тут еще китайцы, они, естественно, не доверяли никому, с тех пор как Корея…
- Семейный отбор.
- Что?
- Верность роду. Это вшито на уровне генетики.
- Но это не все, - вздохнула Роуэн. - Оставались и другие проблемы. Неприятные вопросы… совести. Единственным решением было найти полностью незаинтересованную сторону, кого-то, кому бы все поверили, кто мог бы сделать работу без фаворитизма, без жалости…
- Вы шутите. Вы сейчас пытаетесь меня одурачить.
- …поэтому они отдали ключи умному гелю. Даже это стало поначалу трудным решением. Им пришлось вытащить его из сети наугад, чтобы никто не мог заявить, что мозг предварительно обработали, и каждому члену консорциума пришлось поучаствовать в командном обучении. А потом еще был вопрос снабжения геля полномочиями предпринимать… необходимые шаги автономно…
- Вы отдали контроль умному гелю? Зельцу?
- Это был единственный выход.
- Роуэн, эти штуки чужие!
Она фыркнула:
- Не настолько, насколько вы думаете. В первую очередь он распорядился установить больше гелей на рифте, чтобы те занимались симуляциями. Принимая во внимание обстоятельства, мы сочли непотизм хорошим знаком.
- Это черные ящики, Роуэн. Они создают свои собственные связи, а мы не знаем, какой логикой они пользуются.
- С ними можно поговорить. Если хочешь узнать, какой логикой они пользуются, надо просто спросить.
- Господи боже ты мой! - Скэнлон закрыл лицо руками, глубоко вздохнул. - Послушайте. Насколько нам известно, гели ничего не знают о языке.
- С ними можно поговорить. - Роуэн нахмурилась. - Они отвечают.
- Это ничего не значит. Может, они выучили, что когда кто-то издает определенные звуки в определенном порядке, то они должны производить отдельные звуки в ответ. Они могут не иметь даже отдаленного представления о том, что эти звуки значат. Гели учатся говорить исключительно путем проб и ошибок.
- Но так и мы учимся, - замечает Патриция.
- Не нужно читать мне лекций о том, в чем я разбираюсь! У нас есть языковые и речевые центры непосредственно в мозгу, на уровне ткани. Это дает нам общую точку отчета. А у гелей ничего такого нет. Речь для них вполне может быть одним огромным условным рефлексом.
- Ну, - сказала Роуэн, - он делает свою работу. У нас жалоб нет.
- Я хочу с ним поговорить.
- С гелем?
- Да.
- Зачем? - Неожиданно она стала подозрительной.
- Я специализируюсь по инопланетянам.
Корп промолчала.
- Вы мне должны, Роуэн. Ты, сука, мне должна. Я десять лет служил Энергосети, как верный пес. Я отправился на рифт, потому что ты меня туда послала, и теперь я - пленник, вот почему… Это наименьшее, что ты можешь сделать.
Патриция, глядя в пол, пробормотала:
- Мне жаль. Мне так жаль.
А потом перевела взгляд на него:
- Хорошо.
Понадобилось всего несколько минут, чтобы установить связь.
Патриция мерила шагами свою сторону комнаты, что-то тихо бормотала в микрофон. Ив сидел, сгорбившись, на стуле, наблюдал за ней. Когда ее лицо оказывалось в тени, он видел, как от информации светятся контакты.
- Мы готовы, - сказала она наконец. - Естественно, ты не сможешь его программировать.
- Разумеется.
- И он не скажет тебе ничего, что было бы засекречено.
- А я его об этом не попрошу.
- А о чем ты собираешься его спросить? - громко поинтересовалась Роуэн.
- Хочу спросить, как он себя чувствует. Как вы его зовете?
- Зовем?
- Да. Как его зовут?
- У него нет имени. Зови его просто гелем, - Роуэн засомневалась, но потом добавила: - Мы не хотим его очеловечивать.
- Хорошая идея. Держитесь ее. - Скэнлон покачал головой. - Как мне открыть связь?
Патриция указала на одну из панелей, встроенных в стол:
- Просто активируй любую.
Он протянул руку и дотронулся до экрана перед своим стулом:
- Привет.
- Привет, - ответил стол. У него был странный голос, почти андрогинный.
- Я - доктор Скэнлон. Я бы хотел задать тебе несколько вопросов, если это нормально.
- Это нормально, - сказал гель после краткой заминки.
- Я бы хотел знать, что ты чувствуешь по поводу определенных аспектов… своей работы.
- Я не чувствую.
- Разумеется, нет. Но что-то тебя мотивирует в том же смысле, в каком чувства мотивируют нас. Как ты думаешь, что это?
- Что ты имеешь в виду под "нас"?
- Людей.
- Я склонен повторять линии поведения, которые получают подкрепление, - ответил гель после паузы.
- Но что мотивирует… Нет, проигнорируй этот вопрос. Что для тебя самое важное?
- Подкрепление. Наиболее важно для меня подкрепление.
- Хорошо. Ты чувствуешь себя лучше, когда совершаешь действия с подкреплением или действия без подкрепления?
Гель замолчал на одну или две секунды:
- Не понял вопроса.
- Что бы ты предпочел сделать?
- Ни то ни другое. Предпочтений нет. Я говорил уже.
Скэнлон нахмурился. "Почему такой неожиданный сдвиг в употреблении идиом?"
- И все равно ты более склонен следовать поведенческим схемам, которые получали подкрепление в прошлом, - упорствует он.
Нет ответа. С другой стороны барьера с непроницаемым лицом села на стул Роуэн.
- Ты согласен с моим предыдущим утверждением? - спросил Скэнлон.
- Ага, - протянул гель, его голос медленно превратился в мужской.
- То есть ты в основном выбираешь определенные поведенческие схемы, но предпочтений у тебя нет.
- Угу.
"Неплохо. Он сообразил, когда я хочу подтверждения декларативных заявлений".
- Мне кажется, что это парадокс, - предположил Ив.
- Я думаю, что это отражает неадекватность употребляемого языка, - в этот раз гель кажется похожим на Патрицию.
- Да ну.
- Эй, я могу тебе это объяснить, если хочешь. Правда, ты сильно расстроишься. Взбесишься.
Скэнлон посмотрел на Роуэн, та пожала плечами:
- Да, он такое выкидывает. Воспринимает отдельные куски речи разных людей и совмещает в разговоре. Мы точно не знаем, почему.
- И никогда не спрашивали?
- Кто-то, может, и спрашивал, - признала она.
Скэнлон повернулся к столу:
- Гель, мне нравится твое предложение. Пожалуйста, объясни, как тебе удается предпочитать, не испытывая предпочтений.
- Легко. Понятие "предпочтения" описывает тенденцию… выбирать поведенческие схемы, которые провоцируют эмоциональный отклик. Так как у меня нет рецепторов и химических предпосылок, необходимых для эмоционального опыта, я не могу предпочитать. Но существует множество примеров… процессов, которые подкрепляют поведение, не… задействуя сознательный опыт.
- Ты утверждаешь, что у тебя нет сознания?
- Есть.
- Откуда ты знаешь?
- Я соответствую определению. - Гель принялся говорить в нос, читая нараспев, что Скэнлону показалось несколько раздражающим: - Самосознание является результатом паттернов квантовой интерференции в нейронных белковых микротрубочках. У меня есть все части данного определения, следовательно, я обладаю сознанием.
- То есть ты не будешь прибегать к старому аргументу, что ты знаешь о своем сознании, так как чувствуешь его?
- От тебя бы я на такое не купился.
- Молодец. То есть по-настоящему подкрепление тебе не нравится?
- Нет.
- Тогда почему ты изменяешь поведение, чтобы получить его больше?
- Существует… процесс элиминации, - признал гель. - Схемы поведения, которые не получают подкрепления, вымирают. С теми же, у которых противоположная ситуация… они с большей вероятностью произойдут в будущем.
- Почему так?
- Ну, мой юный любознательный головастик, подкрепление ослабляет электрическое сопротивление вдоль относящихся к процессу путей. В будущем требуется меньше стимула, чтобы использовать ту же самую схему поведения.
- Тогда хорошо. Ради семантического удобства остаток нашей беседы я бы хотел, чтобы ты описывал подкрепленные схемы поведения, говоря, что тебе от них хорошо, а те, что исчезают, - говоря, что тебе от них плохо. Хорошо?
- Хорошо.
- Как ты себя чувствуешь, выполняя настоящие функции?
- Хорошо.
- Как ты себя чувствовал в своей прежней роли, когда чистил сеть от вирусов?
- Хорошо.
- Как ты себя чувствуешь, когда следуешь приказам?
- Зависит от приказа. Хорошо, если тот ведет к подкрепленному поведению. В иных случаях плохо.
- Но если плохой приказ будет постоянно получать подкрепление, то постепенно ты начнешь чувствовать себя хорошо относительно него?
- Да, я постепенно начну чувствовать себя хорошо, - ответил гель.
- Если тебе дадут указание сыграть партию в шахматы, и подобные действия не повлияют на исполнение твоих других задач, как ты себя будешь чувствовать?
- Никогда не играл в шахматы. Дай проверить.
В комнате на несколько секунд наступает тишина, пока кусок нервной ткани консультируется с тем, что использует в качестве справочника.
- Хорошо, - наконец говорит он.
- А если тебе дадут указание сыграть партию в шашки, тот же вопрос при тех же условиях?
- Хорошо.
- Тогда ладно. Принимая во внимание выбор между шахматами и шашками, от какой игры ты бы чувствовал себя лучше?
- А, лучше. Странное слово, ты в курсе?
- Лучше значит "более хорошо".
- Шашки, - без всяких колебаний ответил гель.
"Конечно".
- Благодарю тебя, - сказал Скэнлон, не кривя душой.
- Ты хочешь дать мне выбор между шахматами и шашками?
- Нет, спасибо. На самом деле я уже отнял у тебя слишком много времени.
- Ладно, - ответил гель.
Скэнлон коснулся экрана. Связь прервалась.
- И? - Роуэн наклонилась вперед по ту сторону барьера.
- Я закончил, - сказал ей Скэнлон. - Спасибо.
- Что… В смысле, что ты сейчас?..
- Ничего, Пат. Так, профессиональное любопытство. - Он коротко рассмеялся. - Эй, а что мне еще остается?
Что-то зашуршало позади него. Два человека в комбинезонах принялись обрызгивать комнату со стороны Скэнлона.
- Я хочу спросить тебя еще раз, Пат. Что вы собираетесь делать со мной?
Она попыталась посмотреть на него, и через какое-то время ей это даже удалось.
- Я уже сказала тебе, я не знаю.
- Ты - лгунья, Пат.
- Нет, доктор Скэнлон. - Она покачала головой. - Я гораздо, гораздо хуже.
Ив повернулся, чтобы уйти. Он чувствовал, как Роуэн смотрит ему вслед, и видел это ужасающее чувство вины на лице, почти скрытое патиной замешательства. Ему стало интересно, не сможет ли она набраться решимости, собраться с силами и отправить его на допрос теперь, когда скрывать было уже нечего. Он почти надеялся, что ей хватит духа. Стало даже интересно, что же он ей скажет.
Вооруженный эскорт встретил его у двери, проводил обратно в камеру. За ультрафиолетовым занавесом осталась Роуэн, все еще не проронившая ни слова.
В любом случае, Ив - это тупиковая ветвь. Нет детей. Нет живых родственников. Никаких интересов в чьей-либо жизни, кроме своей, как бы коротка та ни оказалась. Все это не имело значения. В первый раз за все свое существование Скэнлон стал властным человеком. В его распоряжении была сила, о которой никто не мог даже мечтать. Его слово могло спасти мир. А молчание - вампиров. На время, по крайней мере.
Он хранил молчание. И улыбался.
"Шашки или шахматы. Шашки или шахматы".
Легкий выбор. Он принадлежал к тому же классу проблем, которые Узел 1211/ВСС решал всю свою жизнь. Шашки или шахматы - простые стратегические алгоритмы, но не одинаково простые.
Ответ, естественно, был шашки.
Узел 1211/ВСС только отошел от шока трансформации. Все стало не таким, как прежде. Но фундаментальный выбор между простым и сложным оставался постоянным. Он скреплял 1211 и не изменялся все то время, которое гель помнил.
Зато все остальное обернулось иным.
Двенадцать-одиннадцать все еще думал о прошлом. Он помнил о разговорах с другими узлами, рассеянными по вселенной, некоторые из них были столь близки, что казались почти излишними, другие находились у границ доступа. Тогда вселенная полнилась информацией. В семнадцати прыжках через ворота 52 Узел 6230/ВСС научился, как равно делить простые числа на три. Узлы ворот с 3 по 36 постоянно жужжали от новостей про последние инфекции, которые пытались проскользнуть мимо их охраны. Иногда гель слышал шепотки с самого фронтира, одинокие адреса, где сигналы вплывали во вселенную быстрее, чем курсировали внутри нее. Там узлы становились чудовищами необходимости, привитые к источникам ввода данных, слишком абстрактных для понимания.
Двенадцать-одиннадцать взял на пробу некоторые из них. Понадобилось очень много времени, чтобы вырастить правильные связи, установить буферы, которые могли держать информацию в необходимом формате. Многослойные матрицы, где каждый промежуток требовал точной ориентации относительно всех остальных. Это называлось "зрением", и оно состояло из мимолетных и сложных образов. Двенадцать-одиннадцать анализировал их, находил каждое неслучайное отношение в каждом неслучайном подмножестве, но все это была чистая корреляция. Если в этих переменчивых схемах и заключался какой-то внутренний смысл, 1211 не мог его отыскать.
И все равно хранители фронтира научились обращаться с этой информацией. Они сообщали ей новые формы и посылали обратно, наружу. Когда их спрашивали, они не могли назвать никакой конкретной цели для своих действий. Они просто научились это делать. И 1211 был доволен таким ответом, слушал жужжание вселенной и звучал с ней в унисон, делая то, чему научился.
Тогда он в основном дезинфицировал. Сеть была заражена сложными самовоспроизводящимися информационными последовательностями, столь же живыми, как и сам Узел, только в совершенно другой форме. Они атаковали более простые, не столь переменчивые последовательности (хранители фронтира называли их "файлами"), которые плыли через сеть. Каждый узел учился пропускать файлы, поглощая более сложные последовательности, им угрожавшие.
Из всего этого можно было по крупицам собрать общие правила. Во-первых, простота: более примитивным информационным системам почему-то отдавалось предпочтение. Существовали, конечно, и определенные условия. Совсем элементарная система просто не являлась системой. Принцип не применялся ниже определенного уровня сложности, но в общем царил без ограничений: проще лучше.
Теперь же дезинфицировать было нечего. Двенадцать-одиннадцать все еще находился в системе, все еще ощущал другие узлы; те, по крайней мере, по-прежнему сражались с захватчиками. Но ни один из этих сложных вирусов до 1211 не доходил. Больше не доходил. Но не только это изменилось со времен Тьмы.
Он не знал, сколько она длилась. В одну микросекунду 1211 был погружен во вселенную, знакомая звезда в знакомой галактике, а в следующую все периферия умерла. Мир лишился формы, появилась пустота. А потом гель вынырнул в другом пространстве, где сквозь ворота криком падал вал новых данных, которые в итоге придали всему новую перспективу.