- Я не понимаю, о чем ты говоришь, - произносит Кларк.
- Я пыталась быть дружелюбной. Пыталась поладить с тобой, но ты такая холодная, ты даже не хочешь признать… я имею в виду, тебе не может тут нравиться, никому не может. Так почему ты не можешь просто признать это…
- Мне и не нравится. Я… я ненавижу это место. Как будто "Биб" собирается… сомкнуться вокруг меня. А я могу только ждать, когда это случится.
Баллард кивает в темноте.
- Да, да, я понимаю, о чем ты, - кажется, ее приободрило признание Кларк. - И неважно, сколько ты говоришь себе… - Она останавливается. - Ты ненавидишь это место, станцию?
"Неужели я опять сказала что-то не то?"
- Снаружи едва ли лучше, - говорит Баллард. - Снаружи даже хуже! Там оползни, гейзеры и гигантские рыбы, которые вечно хотят тебя сожрать. Ты не можешь… но… тебе же на них наплевать, так?
Почему-то в ее голосе появляются обвинительные ноты. Кларк пожимает плечами.
- Да, тебе наплевать. - Теперь Баллард говорит тихо, почти шепотом. - Тебе на самом деле нравится снаружи. Ведь так?
Лени неохотно кивает.
- Ага, похоже на то.
- Но это так… Рифт может убить тебя, Лени. Он может убить нас сотней разных способов. Разве это тебя не пугает?
- Не знаю. Я не думаю об этом. Подозреваю, что да, может и убить. Ну, вроде того.
- Тогда почему ты так счастлива там? - кричит Баллард. - Ведь это не имеет смысла…
"Не сказать, что я именно "счастлива"".
- Не знаю. Но в чем проблема-то? Множество людей занимаются опасными вещами. Как насчет парашютистов? Скалолазов?
Но Дженет не отвечает. Ее силуэт на кровати словно затвердевает. Неожиданно она протягивает руку и включает в каюте свет.
Лени моргает от неожиданной яркости, а потом комната погружается в сумрак, когда затемняются линзы.
- Боже мой! - орет Баллард. - Ты уже и спишь в этом гребаном костюме?
Об этом Кларк просто не подумала. Так ей казалось гораздо легче.
- И все это время, пока я тут тебе душу изливала, ты стояла тут с этим поганым лицом робота! У тебя даже не хватило порядочности показать мне свои треклятые глаза!
Кларк отступает, изумленная. Баллард поднимается с кровати и делает шаг в ее сторону:
- Только подумать, а ведь, прежде чем тебе дали этот сраный костюм, ты даже могла за человека сойти! А теперь не пойти ли тебе и не поиграть с чем-нибудь в своем разлюбезном океане!
И она с грохотом захлопывает люк прямо перед лицом Лени.
Та какое-то время смотрит на задраенную переборку. Знает - ее лицо сейчас совершенно спокойно. На нем почти никогда не отражаются эмоции. Но она стоит здесь и не двигается, пока съежившееся существо внутри слегка не расслабляется.
- Хорошо, - наконец очень тихо произносит Лени. - Думаю, я пойду.
Когда она появляется из воздушного шлюза, ее уже ждет Баллард и тихо говорит:
- Лени, нам нужно поговорить. Это очень важно.
Кларк наклоняется и снимает ласты.
- Выкладывай.
- Не здесь. В моей каюте.
Кларк смотрит на нее.
- Пожалуйста.
Та поднимается по лестнице.
- А ты не собираешься снять?.. - Дженет останавливается, когда Кларк переводит на нее взгляд. - Неважно. Все в порядке.
Они заходят в кают-компанию. Баллард впереди. Кларк следует за ней по коридору в ее комнату. Напарница закрывает люк и садится на койку, оставляя место для Лени.
Та осматривает тесное пространство. Хозяйка завесила зеркало на переборке простыней.
Дженет хлопает по кровати рядом с собой:
- Иди сюда, Лени. Садись.
Кларк неохотно садится. Неожиданная доброта напарницы смущает ее. Она так себя не вела с тех пор…
"…с тех пор как не чувствовала себя главной".
- …это может показаться тебе нелегким, - начинает Баллард, - но мы должны вытащить тебя с рифта. Они вообще не должны были посылать тебя сюда.
Кларк не отвечает.
- Помнишь тесты, которые мы проходили? Они измеряли нашу толерантность к стрессу; к заточению, длительной изоляции, постоянной физической опасности - к такого рода вещам.
Лени едва заметно кивает:
- И?..
- И ты думаешь, они проверяли эти качества, не понимая, какие люди будут ими обладать? Или как они такими стали?
Внутри Кларк что-то замирает. Снаружи ничего не меняется.
Баллард слегка наклоняется к ней:
- Помнишь, что ты сказала? Про скалолазов, парашютистов и почему люди намеренно совершают опасные поступки? Я читала про это, Лени. Мне нужно было понять тебя, я много читала…
"Нужно было понять меня?"
- …и знаешь, что общего есть у всех любителей острых ощущений? Они все говорят, что ты не знаешь жизни, пока не почувствовал приближение смерти, пока почти не умер. Им нужна опасность. Они кайфуют с нее.
"Ты совсем меня не знаешь…"
- Некоторые из них ветераны войны, другие долго были заложниками, некоторые провели много времени в опасных зонах по той или иной причине. А настоящие маньяки…
"Меня никто не знает".
- …те, кто не может жить счастливо, не находясь на грани все время… Большинство из них начали рано, Лени. Еще детьми. А ты, держу пари… ты даже не любишь, когда к тебе прикасаются…
"Уходи. Уйди".
Баллард кладет руку на плечо Кларк.
- Как долго ты терпела надругательства над собой, Лени? - тихо спрашивает она. - Сколько лет?
Кларк движением плеча сбрасывает ее ладонь и молчит. Чуть перемещается на койке, отворачиваясь. "Она не хочет причинить тебе зла".
- Все так, да? Ты не просто выработала в себе стойкость к травмам, Лени. У тебя теперь зависимость от них. Не так ли?
Кларк понадобилась всего лишь секунда, чтобы восстановить равновесие. Костюм и линзы делают все проще. Она спокойно поворачивается к Баллард. Даже слегка улыбается.
- Надругательства? Какой необычный термин. Я думала, он уже вышел из употребления после охоты на ведьм. Любишь историю, Дженет?
- Существует механизм, - начинает рассказывать ей та. - Я читала о нем. Ты знаешь, как мозг справляется со стрессом, Лени? Он качает в кровь различные стимуляторы, вызывающие привыкание. Бетаэндорфины, опиоиды. Если это происходит достаточно часто и долго, то ты подсаживаешься. И никак иначе.
Кларк чувствует какой-то звук, разрастающийся в горле, иззубренный кашляющий шум, похожий на скрип рвущегося металла. Только спустя мгновение она понимает, что смеется.
- Я не вру! - настаивает Баллард. - Можешь посмотреть сама, если не веришь мне! Разве не знаешь, сколько детей, подвергавшихся насилию, всю жизнь проводят с мужьями, которые их бьют, или сами себя увечат, или начинают заниматься прыжками со свободным падением…
- И от этого счастливы, так? - Кларк все еще улыбается. - Им так нравится, когда их насилуют, бьют или…
- Нет, разумеется, ты не счастлива! Но то чувство, которое ты испытываешь, близко к счастью настолько, насколько это для тебя возможно. Поэтому ты смешиваешь их, ищешь напряжение, стресс везде, где только можешь. Это физиологическая зависимость, Лени. Ты нуждаешься в опасности. Просишь о ней. И всегда просила.
"Нуждаюсь". Баллард читала, Баллард знает: жизнь - это чистая электрохимия. Нет смысла объяснять, каково это. Нет смысла объяснять, что есть вещи гораздо хуже побоев. Есть вещи, которые хуже того, когда тебя связывает и насилует собственный отец. А потом наступает перерыв, и ничего не происходит. Он оставляет тебя в одиночестве, и ты не понимаешь, надолго ли. Сидишь за столом напротив него, заставляешь себя есть, а избитые внутренности стараются вновь собраться вместе; а он треплет тебя по волосам, улыбается, и ты понимаешь, передышка затянулась, и он скоро придет. Сегодня ночью, или завтра, или послезавтра.
"Естественно, я в этом нуждалась. Просила. А как еще я могла бы с этим справиться?"
- Слушай. - Кларк качает головой. - Я…
Но говорить неожиданно трудно. Она знает, что хочет сказать; не только Баллард умеет читать. Через призму жизни свершившихся желаний Дженет не может понять одного: с Лени не произошло ничего необычного. Бабуины и львы убивают свой молодняк. Самцы колюшек бьют самок. Даже насекомые насилуют друг друга. На самом деле это не надругательство, это всего лишь… биология.
Но сказать подобное вслух она по каким-то причинам не может. Пытается, потом еще раз, и в конце концов наружу вырывается почти детский вызов:
- Да что ты вообще знаешь?
- Много, Лени. Я знаю, что ты подсела на боль, а потому будешь выходить со станции и продолжать испытывать рифт на прочность, провоцировать его на убийство. И рано или поздно он тебя убьет, разве ты этого не видишь? Поэтому тебе здесь не место. Поэтому тебя нужно отправить обратно.
Кларк встает:
- Я не вернусь. - И направляется к люку.
Баллард протягивает к ней руку.
- Постой, тебя нельзя уходить, ты должна меня выслушать. Это еще не все.
Лени кидает на нее абсолютно равнодушный взгляд.
- Спасибо за заботу. Но мне можно уходить. Я могу покинуть станцию, когда мне вздумается.
- Если ты сейчас выйдешь, то потеряешь все, они наблюдают за нами! Ты что, до сих пор этого не поняла? - Баллард повышает голос. - Послушай, они все про тебя знают! Они ищут таких, как ты! Проверяют нас, не знают точно, какого типа личности справятся с работой здесь лучше, поэтому смотрят, кто сломается первым! Как ты не понимаешь, вся эта программа - эксперимент! Все, кого сюда послали, - я, ты, Кен Лабин, Лана Чунг… Мы все - часть хладнокровного эксперимента…
- А ты его проваливаешь, - спокойно резюмирует Кларк. - Понимаю.
- Они используют нас, Лени… Не выходи туда!!!
Пальцы Дженет впиваются в Кларк, словно присоски осьминога. Та их резко отталкивает. Открывает люк, распахивает его. Слышит, как напарница встает за спиной.
- Ты больная! - кричит Баллард.
Что-то врезается прямо в голову Кларк. Она падает ничком на пол коридора, трубы больно впиваются в ладони.
Лени перекатывается на бок и поднимает руки, защищаясь, но Баллард перешагивает через нее и направляется в кают-компанию.
"Я не боюсь, - замечает Кларк, поднимаясь на ноги. - Она меня ударила, а я не боюсь. Ну разве не странно…"
Откуда-то поблизости доносится звон разбитого стекла.
Баллард орет в кают-компании:
- Эксперимент закончен! А ну выходите, гребаные садисты!
Кларк идет по коридору, заходит в каюту. Осколки зеркала заостренными сталактитами висят в раме. Стеклянные брызги усеивают пол.
На стене, прямо за разбитым зеркалом, объектив "рыбьим глазом" следит за каждым уголком комнаты.
Баллард смотрит прямо в него, не отрываясь.
- Вы слышите меня? Я больше не играю в ваши идиотские игры! Хватит с меня спектаклей!
Кварцитовая линза отвечает бесстрастным взглядом.
"Так ты была права, - размышляет Кларк, вспоминая о простыне в каюте Дженет. - Ты все поняла, нашла аппаратуру в своей собственной каморке, и, моя дорогая подруга, ты ничего мне не сказала. Как долго ты уже знаешь?"
Та оглядывается, видит Лени и скалится в объектив:
- Ее-то вы одурачили, это нормально, она же долбаная психопатка! Она же не в себе! Ваши маленькие тесты ни хера меня не впечатлили! Вообще!
Кларк делает шаг вперед.
- Не называй меня психопаткой, - голос ее абсолютно спокоен.
- Да ты такая и есть! - кричит Дженет. - Ты больна! Безумна! Вот почему ты здесь, внизу! Им нужно, чтобы ты была больна, они зависят от твоего психоза, а ты уже настолько с катушек съехала, что сама этого не замечаешь! Прячешь все под этой… своей маской, сидишь там, как медуза, мазохистка, размазня, и принимаешь все, что тебе скармливают… просишь этого…
"А ведь так и было, - понимает Кларк, сжимая кулаки. - И это самое странное".
Баллард начинает отступать, Лени медленно приближается, шаг за шагом.
"Только здесь, внизу, я поняла, что могу дать отпор. Что могу победить. Этому научил меня рифт, а теперь и Баллард…"
- Спасибо, - шепчет Кларк и со всего размаху бьет напарницу в лицо.
Ту отбрасывает назад, она наталкивается на стол. Лени спокойно идет вперед, в сосульке зеркала виднеется ее отражение; линзы на глазах словно сияют.
- О господи, - хнычет Баллард. - Лени, извини меня.
Кларк становится над ней.
- Не стоит.
Она видит себя словно какую-то развернутую схему, где каждая деталь аккуратно поименована.
"Вот тут определенное количество злости. А здесь - ненависти. Столько всего, что хочется выплеснуть на другого".
И смотрит на Баллард, съежившуюся на полу.
- Думаю, я начну с тебя.
Но ее терапия заканчивается, и Лени не успевает даже разогреться. Кают-компанию наполняет неожиданный шум, пронзительный, размеренный, смутно знакомый. Кларк требуется несколько секунд, чтобы вспомнить, что же издает этот звук, а потом она опускает ногу.
В рубке раздается звонок телефона.
Сегодня Дженет Баллард отправляется домой.
Уже полчаса скаф все глубже погружается в полночную тьму. Теперь на мониторе видно, как он огромным распухшим головастиком устраивается в стыковочном агрегате "Биб". Эхом отражаются и умирают звуки механического совокупления. Люк в потолке откидывается.
Замена Баллард спускается по лестнице, уже в гидрокостюме, смотрит вокруг непроницаемыми глазами без зрачков. Перчатки у костюма сняты, рукава расстегнуты до предплечья. Кларк замечает тонкие шрамы, бегущие вдоль запястий, и еле заметно улыбается. Про себя.
"Интересно, а ждет ли там, наверху, еще одна Баллард, на случай, если бы не справилась я?"
Позади, дальше по коридору, с шипением открывается люк. Появляется Дженет, с одним-единственным чемоданом, уже без костюма и с заплывшим глазом. Она, похоже, собирается что-то сказать, но останавливается, когда видит вновь прибывшего, смотрит на него какое-то время, потом едва заметно кивает и забирается в брюхо машины, не произнеся ни слова.
Команда скафа с ними не разговаривает. Никаких приветствий, никакой болтовни, поднимающей моральный дух. Возможно, их проинструктировали на этот счет, а может, они все сообразили сами. Шлюз с гулом захлопывается. Лязгнув на прощание, челнок отваливает от станции.
Кларк пересекает кают-компанию и смотрит в камеру. Потом протягивает руку за раму, усеянную осколками, и вырывает провод питания из стены.
"Нам это больше не нужно", - думает она, зная, что где-то там, далеко отсюда, с ней согласились.
Лени и новенький осматривают друг друга мертвыми белыми глазами.
- Я - Лабин, - в конце концов произносит он.
УБОРКА ДОМА
"Итак. Говорят, ты у нас любишь бить людей".
Лабин стоит перед ней, вещмешок лежит у его ног. Славянская внешность; темные волосы, бледная кожа, лицо, выструганное неумелым плотником. Единая густая бровь отбрасывает тень на глаза. Невысокий - около ста восьмидесяти сантиметров, но плотный.
"А ты похож на такого".
Шрамы. Не только на запястьях, но и на лице. Еле заметное паутинное эхо старых травм. Слишком тонкие для умышленного украшения, даже если Лабин имеет склонность к подобного рода забавам, но слишком очевидные для работы восстановителей; медицинские технологии научились стирать подобные следы десятилетия назад. Если только… Если только повреждения не были действительно чудовищными.
"Это так? Что-то давным-давно сжевало твое лицо до кости?"
Лабин наклоняется, берет сумку. Скрытые линзами глаза не выдают ничего.
"Я знавала немало людей, которым нравилось бить других. Ты подходишь. Вроде бы".
- Есть разница, какую каюту мне занять? - спрашивает он. Странно слышать, что такой почти приятный голос исходит от такого лица.
Кларк качает головой.
- Моя вторая справа. Бери любую другую.
Он проходит мимо. Кинжалы отражающего стекла выступают по краям дальней стены; расколотый образ новичка исчезает в коридоре за спиной Лени. Она подходит к зазубренной поверхности. "Однажды мне придется здесь убраться…"
Ей нравится, как преобразилось это зеркало после вмешательства Баллард. Каким-то образом нынешние головоломные отражения казались более творческими. Более импрессионистскими. Теперь же и они начали утомлять ее. Возможно, настала очередь для следующего изменения.
Часть Кена Лабина разглядывает ее со стены. Не думая, Лени вонзает кулак в стекло. Поток осколков звенит, барабаня по полу.
"Тебе вполне может нравиться бить людей. Только попробуй. Ну давай, сука, только попробуй".
- О, - произносит Лабин, стоя у нее за спиной. - Я…
На стене еще осталось достаточно кусков зеркала; лицо Кена ничего не выражает. Кларк поворачивается к нему.
- Прости, что напугал тебя, - тихо извиняется Лабин и уходит.
И ему вроде бы действительно жаль.
"Так. Значит, тебе не нравится бить людей, - Кларк прислоняется к переборке. - По крайней мере, такие, как ты, мне не попадались".
Она даже не уверена, откуда знает об этом. Между ними отсутствует какая-то важная химия. Лабин - очень опасный человек. Но только не для нее.
Лени улыбается про себя.
"Когда бьешь кого-то, это значит только одно: тебе никогда не нужно извиняться. Пока не становится слишком поздно, конечно".
Она так устала делить каюту с самой собой. Но перспектива пригласить сюда кого-то нравится ей еще меньше.
Кларк лежит на койке и рассматривает свое тело. С противоположной стены на нее холодно взирает ее двойник. Спутанная топография выступающей переборки, в которой отражается ее лицо, похожа на захламленный стол, поставленный на бок.
Камера позади этого зеркала должна видеть то же, что и она, только по краям пропорции искажаются. Кларк размышляет о широкоугольной линзе; в Энергосети не оставили бы без внимания углы комнаты. Какой толк от эксперимента, если не можешь следить за подопытным животным?
Она размышляет о том, наблюдает ли за ней кто-то прямо сейчас. Скорее всего, нет; ну, по крайней мере, с той стороны нет людей. У них наверняка есть какая-то машина, неутомимая и беспристрастная, что-то, с неусыпным вниманием следящее за тем, как Лени работает, сидит на унитазе или раздевается. Оно запрограммировано позвать кого-нибудь из плоти и крови, только если объект на экране совершит что-либо интересное.
Интересное? А кто определяет этот параметр? Точно ли он соответствует природе эксперимента, или кто-то со стороны настроил автомат сообразно со своими личными вкусами? Раздевается ли кто-то там вместе с Лени?
Она ворочается на кровати и смотрит в переборку у изголовья. Макаронный пучок оптических волокон вырывается из пола рядом с койкой и ползет по стене, исчезая в потолке; сейсмические линии передачи, протянутые в рубку. Отверстие кондиционера обдувает воздухом ее щеку, правда, только с одной стороны. Позади него металлическая радужка ловит полосы света, разбитые решеткой, она готова сфинктером сжаться в тот момент, когда перепад давления превысит некое критическое количество миллибар в секунду. "Биб" - это особняк с множеством комнат, причем каждая из них может самоизолироваться в случае экстренной необходимости.