Абду вернулся к столу и взял несколько деревянных щепок.
- Надо будет поджечь их под твоими ногтями. Ты когда-нибудь пользовался такими штуками?
Кэрмоди сглотнул слюну и сказал:
- Боже, прости меня еще раз.
- А ты думал, что об этом уже можно забыть, верно? Но мы не можем убежать от своих злодеяний. Они преследуют нас как собака, учуявшая кость.
Абду подошел к креслу, встал на колени и, навалившись животом на бедра Кэрмоди, снял с пленника туфлю и носок. Кэрмоди стал извиваться, пытаясь сбросить с себя мучителя, и вдруг закричал - это щепка вонзилась ему под ноготь большого пальца.
- Давай кричи, - подбодрил его Абду. - Никто не услышит тебя через эти стены.
Он взял коробок кэринянских спичек, чиркнул одной из них о каменный пол и, подпалив кончик щепки, встал.
- Это дерево пропитано маслом, - сообщил он. - Жжет как адский огонь, правда?
Внезапно в дверь постучали. Абду развернулся и выхватил из кобуры пистолет. Кто-то снова постучал, и стало тихо. Абду с облегчением вздохнул и неожиданно подпрыгнул от телефонного звонка.
Священник следил, как над медленно разгорающимся огнем поднимается дым. Он уже не кричал и чувствовал, что скоро потеряет сознание. Он испытывал неимоверную боль, но знал, что она несравнима с теми адскими муками, когда огонь коснется нервов.
- Хватит звонить, черт бы тебя побрал! - рявкнул Абду.
- Наверное, это ищут меня, - простонал Кэрмоди. - Они нашли полицейских, которых вы вывели из строя. И им известно, что я не покидал отель.
- Ладно, пусть поищут тебя в другом месте. Сюда никто не попадет, пока дверь на засове.
Кэрмоди зашипел от боли.
- А что ты будешь делать потом? Они все равно не уйдут. Кроме того, они знают, что этот номер снимает миссис Фрэтт, которая на телефонный звонок не отвечает. И тебя в твоем номере нет. Охране известно, что из отеля ты не выходил. Ты же знаешь, как они проверяют каждого, кто входит и выходит.
Абду нахмурился и посмотрел на телефон. Потом оторвал кусок липкой ленты, лежавшей на столе, и, заклеив Кэрмоди рот, поднял трубку.
Кэрмоди хотелось услышать разговор, но это ему не удалось. Огонь достиг его плоти. И он уже ничего не слышал, кроме собственного крика, который остался в горле, запечатанном липкой лентой. Крик подымался все выше и выше, в голову. Однако боль не помутила зрения, и он увидел тонкую струйку дыма, вьющуюся над дверным запором. Абду не видел этого, потому что стоял спиной к двери.
Огненная полоса медленно прочертила засов. Сталь лопнула. В тот же миг Абду повернулся и исчез в облаке желтоватого дыма. Его тело превратилось в смутный силуэт. Неясная тень вскинула руки, сжимая горло, и упала. Секундой позже в номер ворвались кэриняне в противогазах. Один из них бросился к Кэрмоди и попытался вытащить щепку из-под ногтя большого пальца, но только сломал обгоревший кусок. Тогда он вскочил, махнул рукой другому, и тот, достав шприц, ввел Кэрмоди в руку какое-то вещество. Через несколько секунд страдальца охватило блаженное забвение…
Он очнулся на какой-то кушетке. Боль в пальце и изрезанной щеке прошла. Над ним склонился Тэнд. По щекам его текли слезы. Но Тэнд не смущался: кэринянские мужчины плакали так же часто и охотно, как земные женщины. Он улыбнулся и похлопал Кэрмоди по руке:
- Все в порядке. Ты у меня дома, в полной безопасности, - во всяком случае в этот момент. Мы вовремя разрезали дверь автогеном. Можно сказать, нам повезло: Абду ничего не заметил, иначе он убил бы тебя.
- Абду парализовали газом?
- Да, он жив и сейчас на допросе.
- Он рассказал что-нибудь о своей связи с Лифтином и Абогом?
- Мы воспользовались шаларошелем, и он выложил все. Абду нанял Лифтина убить тебя, и это люди Лифтина покушались на тебя рядом с домом миссис Кри. Однако мы уверены, что Лифтин не только делал это втайне от Абога, но и тщательно скрывал от секретаря главы покушение, которое готовилось против тебя. Абог заинтересован в том, чтобы ты оставался в живых, потому что он и Рилг надеются на твою помощь в беседе с Йессом по поводу всеобщей Ночи. Ты, мой милый друг, попал в эту паутину.
- А миссис Фрэтт мертва?
- Боюсь, что так. Абду рассказал нам, как она была убита. - Заметив, что Кэрмоди вздрогнул, Тэнд поспешил ободрить его: - А что еще тебе оставалось делать?
- Я знаю тебя достаточно хорошо и понимаю, что ты озадачен моим поведением. Тебя интересует, почему я, человек, переживший Ночь, так яростно сопротивлялся. Почему не постарался отговорить миссис Фрэтт от пыток, когда она явно склонялась к отказу от своих намерений.
- Да, этот вопрос меня интересует. Но я понимаю, почему желание выжить преодолело остальные доводы рассудка. Человек, прошедший через Ночь, далеко не идеален. Я переживал ее многократно и всякий раз становился лишь ненамного лучше прежнего. И мне еще куда как далеко до совершенства. Кроме того, разве я могу тебя судить? Я и сам, наверное, поступил бы так же. - Он помолчал и добавил: - Но одного я все-таки не понимаю. Ты мог заставить разум не воспринимать физическую боль. Почему не воспользовался своими способностями?
- Я пытался, - ответил Кэрмоди. - Ив первый раз это у меня не получилось.
- Хм-м. Понимаю.
- Во мне что-то выключилось, - сказал священник. - И ясно почему. Я почувствовал, или, вернее, почувствовала какая-то бессознательная часть меня, что я должен пострадать за горе, причиненное миссис Фрэтт и ее сыну. Это ощущение не поддается логике, потому что моя боль ничем бы ей не помогла, а уж мне тем более. Но бессознательный ум имеет свою собственную логику, как ты сам прекрасно знаешь. - Он пошевелил раненым пальцем. - Не болит.
- Заболит, когда анестезия перестанет действовать. Но ты уже сможешь контролировать эту боль. Или ты по-прежнему намерен причинять себе страдания?
- Думаю, что нет. - Кэрмоди сел. Собственное тело казалось ему слабым и, как ни странно, голодным. - Я хочу есть. Сколько времени?
- Через час ты должен встретиться с Йессом. Думаю, у тебя хватит сил.
- Я чувствую себя прекрасно. А теперь ты что-нибудь предпримешь против Абога и Рилга?
- Это зависит от Йесса. Ситуация очень сложная. Требуется время, чтобы разобраться в ней и привести наши планы в исполнение. Нам сейчас очень не хватает времени. Кроме того, мы до сих пор не разыскали Лифтина.
Кэрмоди поднялся с кровати. Закусив, приняв душ и одевшись, он снова почувствовал себя самим собой.
Тэнд не скрывал радости.
- Я хочу, чтобы при встрече с нашим сыном ты выглядел хорошо, - сказал он. - Хотя, честно говоря, я чувствую, что он больше твой сын, чем любого из остальных Отцов.
- А другие тоже так считают?
- Теперь уже нет. Пойдем. На улицах очень людно, и дорога займет много времени.
Тэнд оказался не прав. Народу на улицах поубавилось, и многоголосый галдеж утих.
- Никогда прежде я такого не видел, - сказал он. - Наверное, люди волнуются, какое решение примет Йесс, и сидят по домам у телевизоров, ожидая его обращения к жителям планеты.
Машина свернула за угол огромного храма, к той стороне, которую Кэрмоди никогда прежде не видел. На этой стене не было портика с кариатидами, и в нишах виднелось лишь несколько фигур. Тэнд припарковал машину у входа и провел Кэрмоди в небольшую дверь у юго-западного угла здания. Отряд охранников отсалютовал ему, и офицер открыл перед пришедшими дверь большим ключом, который висел на серебряной цепи на его широком поясе.
За дверью оказалась маленькая комната с несколькими креслами и столиками, на которых лежали кэринянские и некэринянские журналы, книги и кассеты с записями. Другая дверь вела на площадку лестницы с кварцевыми ступенями, где стояла небольшая кабина гравитонового лифта. Низ шахты лифта был высечен в каменной породе.
Тэнд и Кэрмоди вошли в лифт. Кэринянин нажал пусковую кнопку и еще одну кнопку с идеограммой цифры "семь".
- Я с тобой не поеду, - сказал он. - Тебя некому будет представлять, хотя протокол и требует этого. Но он видел твою фотографию. Да и кем ты можешь быть, как не Джоном Кэрмоди, верно?
Кэрмоди занервничал. Лифт остановился. Тэнд открыл дверь, и они вышли в небольшую прихожую. Кэринянин отпер овальную дверь, потом вытащил из сумочки на поясе еще один ключ и протянул Кэрмоди:
- У каждого Отца есть такой.
Кэрмоди заколебался.
- Входи, - подбодрил его Тэнд. - Йесс в следующей комнате. А я спущусь и подожду тебя.
Кэрмоди кивнул и переступил порог. Он вошел в большую комнату, освещенную крошечным светильником. На стенах висели красные портьеры, светло-зеленый ковер, очень толстый и мягкий, покрывал весь пол. Окон не было, но его слегка горевшую кожу овевал прохладный воздух. В противоположной стене виднелась еще одна овальная полуоткрытая дверь.
- Входи, - послышался глухой баритон.
Кэрмоди вошел в большой зал, стены которого были покрыты светло-зеленым пластиком. На стенах красовались фрески, изображавшие события из кэринянской мифологии. Обстановка была простой: стол из блестящего черного дерева, несколько легких, но удобных кресел и кровать, установленная в нише. Имелись также видеофон, большой телевизор и высокий книжный шкаф из того же блестящего дерева. На столе лежали кассеты, несколько книг, канцелярские принадлежности и выполненная под старину авторучка из драгоценного камня с белыми и зелеными прожилками.
Йесс стоял у стола. Он был высоким: макушка Кэрмоди доходила ему как раз до груди. Великолепное мускулистое тело было обнаженным. Черными волосами он походил на землянина, но проницательный взгляд выдавал в нем кэринянина. Взглянув на его красивое лицо, Кэрмоди почувствовал, как его горло сжалось: он увидел черты Мэри, запечатленные в Йессе. Его уши походили на волчьи, зубы были лишь слегка голубыми. Но на каждой стопе росло пять пальцев.
Внезапная боль стиснула Кэрмоди грудь, выжала слезы из глаз и выдавила из горла стон. Он зарыдал, шатаясь, приблизился к Йессу и обнял его. Йесс тоже заплакал.
Наконец бог высвободился из объятий и усадил Кэрмоди в кресло. Выдвинув ящик стола, он достал платок и вытер священнику слезы.
- Я долго ждал этой встречи, - сказал он. - Но знал, что она будет нелегкой. Мы чужие независимо от того, как много нам известно друг о друге. Боюсь, что этот барьер навсегда останется между нами.
Первый раз в жизни Кэрмоди было трудно начать разговор. Что он мог ему сказать?
- Как видишь, Отец, - продолжал Йесс, - я действительно твой сын, а значит, наполовину землянин. Сейчас это стало одним из наших аргументов относительно универсальности бунтизма. Некогда ограниченный этой планетой, бунтизм распространяется по всей Вселенной. Нашей вере суждено было стать межпланетной, когда я получил некэринянскую мать и отца-землянина. Бунта сделала это, преследуя особую цель.
Кэрмоди почувствовал себя лучше и улыбнулся:
- У тебя есть одна моя черта: прямота. И мне кажется, что ты обладаешь еще одной моей чертой: агрессивностью. Но я не могу сказать, что радуюсь этому последнему качеству.
Йесс улыбнулся и сел в кресло, стоявшее у стола.
- Тогда я перейду к главному вопросу. Почему ты, человек, заключивший мистический брак с Бунтой, принял другую религию? По моему мнению, тебя настолько должны были потрясти переживания Ночи и чувство реальности Бунты, что ты не должен был поступить иначе, как только преданно служить великой богине.
- Другие люди, в том числе верховные руководители Церкви, задавали мне тот же вопрос, - ответил Кэрмоди. - Возможно, оставшись на Кэрине, я бы стал бунтистом. Но я искренне верю, что нечто - рок, судьба или Бог - направили меня на верный путь. Будучи под наблюдением в госпитале Хопкинса, я испытал мистическое переживание, прояснившее все, что происходило здесь. Теперь я убежден, что вера, избранная мной, - моя, и пока ничто не убедило меня в обратном.
Не сводя с лица Кэрмоди пристального взгляда, Йесс по-прежнему дружелюбно спросил:
- Ты считаешь Бунту ложным божеством?
- О нет! Скорее она - проявление Творца, создавшего Кэрин, одно из его проявлений. По крайней мере, я так думаю. Но я не знаю этого наверняка и вряд ли смогу убедиться в этом. Моя Церковь не сделала никаких заявлений касательно бунтизма и еще долго не будет их делать.
- Вот в последнем я не уверен, - сказал Йесс и, открыв дверцу бара, вытащил небольшую бутылку и пачку сигарет. - Вино кэринянское, а сигареты с Земли. Мне нравится и то и другое. Вот почему я думаю, что я, Йесс, не только бог Кэрина. Я, Йесс, бог всей Вселенной. - Он говорил об этом, как о само собой разумеющемся.
- Ты действительно веришь в это?
- Я знаю.
- Тогда незачем и спорить, - сказал Кэрмоди. - Я, собственно, и не намеревался спорить с тобой. Но мне хочется быть честным. Я приехал сюда, чтобы попытаться разубедить тебя в одном из твоих замыслов. Я…
- Я знаю, почему ты здесь. Твоя Церковь послала тебя, вооружив теми же аргументами, которые представил мне Рилг. Бедняга, сам того не ведая, является эльгулитом. Я знаю об этом давно, но ничего не могу поделать, потому что редко вмешиваюсь в дела правительства. Кроме того, почти все политики Кэрина - что, возможно, касается и других планет - тоже эльгулиты. По собственной воле или бессознательно.
- И поэтому ты принял такое решение?
- Я думал о нем весь последний год. Но не намерен провозглашать его народу до самого последнего мгновения. Потому что если у людей будет много времени на размышления, они могут взбунтоваться.
Конечно, я ни в чем не могу их обвинять. Слишком многие из них знают, что не переживут Ночи. Но время на уговоры само-обманувшихся прошло. Если за своим показным служением Йессу они действительно эльгулиты, им следует это понять.
- А что ты скажешь о детях? - спросил Кэрмоди.
Он знал, что лицо его покраснело и Йесс осознает, что Отец разгневан.
- Жизнь расточительна. Жизнь - это борьба. Кто-то понимает это, а кто-то - нет. Бунта дает, но не отнимает. Она позволяет жизни идти своим чередом.
Кэрмоди сидел молча, подавленный: он понимал, что ни в чем не сможет переубедить Йесса.
- Когда Ночь пройдет, мы осуществим реорганизацию, - продолжал Йесс. - Мы проведем интенсивную компанию обращения в веру максимально возможного числа некэринян. Я сам собираюсь посетить другие планеты.
- А это не опасно? - спросил Кэрмоди. - Если тебя убьют какие-нибудь религиозные фанатики, о тебе пойдет дурная слава.
- Нет, это не так. Появится новый Йесс. Убийство Йесса не опровергает его божественность, а усиливает - так же, как в случае с Христом.
- Ты хочешь сказать, что планеты имели своих собственных спасителей лишь как временную замену до тех пор, пока не появился ты, истинный суперспаситель.
- Именно так, - ответил Йесс. - Это эволюция божественного начала. Так же, как Новый завет заменил собою Ветхий, так же, как Книга мормонов, Коран, "Ключи науки и здоровья" дополнили Библию, так и другая Книга идет им на смену, чтобы объединить в себе все существовавшее до этого знание.
Сейчас я диктую Книгу Света. Вскоре она будет закончена. В ней отражена краткая история Бунты и ее народа. Кроме того, она будет представлять в организованной и доступной форме основные принципы нашей религии. Она сделает то, на что не осмеливались другие писания. Она понесет в себе детально расписанное пророчество грядущих событий. Она даст его не в смутных символах, которые можно трактовать по-разному в тысячах версий. Она предоставит ясное и вполне определенное пророчество.
Когда эту Книгу переведут на все языки Галактики и она станет доступной каждому, свершится величайший миссионерский подвиг всех времен.
Йесс посмотрел в глаза Кэрмоди, и священник почувствовал, как на затылке у него поднимаются волосы. Это была та аура, которую многие отрицали. Это была та аура, которую он чувствовал, когда входил в храм с другими Отцами, чтобы породить бога Йесса, - аура Бунты.
Внезапно это ощущение исчезло. Йесс встал:
- Рад был видеть тебя, Отец.
Кэрмоди тоже поднялся:
- Могу ли я обнародовать твое решение?
- Нет. Ты не должен говорить об этом. - Йесс подошел к нему, обнял его за плечи и поцеловал. - Не печалься, Отец. Ты многого не понимаешь. Прими мое решение, как ты принимал события Ночи и мое зачатие существом, которое ты породил своим сознанием.
- Мне бы тоже этого хотелось, - ответил Кэрмоди. - Но я не могу принять необходимость страданий и смерти.
- Они не будут излишними. Да пребудет с тобой Бунта.
- А с тобою - Бог, сын мой.
Выйдя из лифта на первом этаже, священник сразу увидел Тэнда.
- Ну как все прошло, Джон? Как ты себя чувствуешь?
- Угнетенно. И тревожно. Я чувствую себя как актер, который вышел на сцену и обнаружил, что играет в плохой пьесе да в плохом театре.
- Ты выполнил свою миссию. Почему бы тебе не улететь домой?
- Я не могу. Не знаю почему, но не могу. Внутренний голос говорит мне, что дела здесь еще не закончены. Наверное, мне хочется узнать всю правду, если это возможно. Слушай, я тебе вот что скажу. Меня встревожила теория Йесса об универсальном спасителе. Неужели божественные истины приоткрываются мало-помалу, когда человек становится к ним готов? Неужели Йесс откроет нам очередную тайну? И будет ли она действительно ценной?
Кэрмоди. вернулся в номер, лег в постель и проспал до позднего утра, что с ним редко случалось. Когда он спустился в ресторан на завтрак, то не увидел ни одного некэринянина, кроме нескольких землян, обращенных в бунтизм. Завтракал он в печальном одиночестве, которое внезапно было нарушено появлением жреца из храма Бунты.
Кэрмоди посмотрел на зеленые одеяния, на головной убор, похожий на павлиний хвост, и лишь через несколько секунд узнал Скелдера.
Кэрмоди встал и радостно протянул к нему руки. Некогда суровый и замкнутый священник, к которому он когда-то относился весьма пренебрежительно, явно изменился.
- Я хотел повидаться с тобой до наступления Ночи, - сказал Скелдер. - Потому что никто не знает, что будет потом.
- Наверное, мне не стоит спрашивать о правильности твоего выбора? - спросил Кэрмоди.
- Не надо. Я счастлив и доволен принятым решением. Мне не о чем сожалеть. А как ты?
- То же самое. Может быть, присядем и поговорим?
- Я бы с удовольствием, - ответил Скелдер, - но мне надо быть в храме. Ты же знаешь, в полдень Йесс собирается объявить народу о своем решении.
- Нет, я не слышал об этом. А что потом?
- Все мы в руках Бунты. Тэнд рассказал мне, что ты многое знаешь о закулисных делах. И поэтому должен догадываться, что мы не будем удивлены, если Рилг попытается помешать Йессу выступить с публичным обращением. Конечно, он не посмеет пойти против бога - официально, во всяком случае. Но его люди могут перерубить электрические кабели или испортить телевизионную аппаратуру.
- Наверное, он в отчаянии.