- Слушайте, падший бог, и те, кто ему служит! - послышался чей-то голос. - Слушайте все! Новорожденный сын Бунты Эльгуль посылает вам свое проклятье! Слушайте! Слушайте!
- Встань так, чтобы мы могли вас увидеть! - закричал Йесс. - Покажи мне моего брата!
В ответ раздался смех:
- Не считай меня идиотом. Ты хочешь убить меня и младенца Эльгуля!
- Это голос Абога, - пробормотал Тэнд и закричал: - Абог! Ты исчадие ада! Где Рилг?
- Я убил его во время второго штурма! Этот придурок мертв, и теперь я главный среди отцов, оставшихся в живых!
- А что тебе это даст? - продолжал выкрикивать Тэнд. - Уходи и забирай эту мерзость с собой! Тебе недолго придется радоваться победе!
Снизу послышался смех. Плач ребенка удалился и затих.
Все, кто стоял на крыше, воззрились на Йесса. Его лицо было бледным, как восходящее солнце.
- Впервые с начала времен Эльгуль и я живы одновременно, - сказал Йесс и повернулся к Кэрмоди: - В роковой день ты прилетел в наш мир, Отец. Ты стал первым землянином, который пережил всю Ночь. Ты первый землянин, который стал Отцом. И теперь все на Кэрине изменилось. Сейчас, с окончанием Ночи, борьба должна была бы прекратиться. Ход следующих семи лет должен быть ясен. Но мой злой брат родился, а я остался жив!
- Сын Бунты, - сказал Тэнд, - что же нам теперь делать?
Йесс молча повернулся и направился к лестничной площадке.
Кэрмоди поспешил за ним.
- Так что же нам делать, сын мой? Неужели мы бессильны?
Йесс остановился и посмотрел на него:
- Возможно, ты и твоя Церковь еще выиграете эту битву, как выиграл ее Эльгуль. Но сейчас нас слишком мало, и мы не можем продолжать удерживать оборону на этой крыше.
- А откуда ты знаешь, что нас мало? - спросил Кэрмоди.
- Посмотри вниз, - ответил Йесс.
Кэрмоди перегнулся через парапет, глянул вниз и от изумления открыл рот. Все ближайшие улицы были запружены тысячами мужчин, женщин и детей. Пока он смотрел на них, они вдруг запели песню.
- Так где же мои сторонники? - спросил Йесс.
- Не теряй надежды, - ответил Кэрмоди.
Он вытащил из сумки на поясе небольшую металлическую коробочку, нажал на кнопку и произнес какие-то слова. Ответа не последовало. Сначала. Но вскоре из динамика послышался голос. Кэрмоди посмотрел на небо. На поле космопорта медленно опускалась огромная металлическая полусфера, сверкающая под лучами солнца.
- Это "Аргус", - сказал Кэрмоди. - Исследовательский корабль Федерации, который находился на орбите, пока экипаж и ученые пребывали во "сне". Теперь они возобновили изучение последствий Ночи. Они услышали наш призыв и помогут нам бежать.
Корабль взвился в воздух и полетел к храму. Вскоре его огромное плоское дно в полкилометра диаметром нависло над крышей. Люк открылся, и оттуда вылетел гравилет. Через несколько минут Йесс, Кэрмоди, Тэнд, жрецы и жрицы уже находились на борту "Аргуса".
А еще через час корабль совершил посадку на одном из пляжей западного берега континента.
Джон Кэрмоди и Йесс стали прощаться.
- Я начну свою борьбу здесь, - сказал Йесс. - Теперь Эльгуль далеко, и у меня хватит времени собраться с силами и подготовиться к визиту наемных убийц.
- Я бы остался с тобой, - ответил священник, - но мне надо сообщить о происходящем моему руководству в Риме. А потом я поеду туда, куда меня пошлют.
Йесс улыбнулся:
- И о чем же ты сообщишь?
- Я буду говорить лишь правду. Только то, что сам видел и слышал. Это, конечно, лишь часть истины, но я должен рассказать о ней. Я собираюсь выразить свое честное мнение о том, что бунтизм - не то, что о нем говорят. Это не высшая религия, которая заменит собой все другие. И ей не удастся занять место моей Церкви и ортодоксальной христианской веры. Бунтизм может привлечь к себе многих неуверенных в себе людей, но он не истина и не универсальная вера.
- И что же заставляет тебя так думать? - все еще улыбаясь, спросил Йесс.
- Разве истинный бог потерпел бы поражение от сил зла? Разве мог "бог добра" совершить такой злой, на мой взгляд, поступок и приказать всем жителям планеты пройти через Ночь?
- Я сын Создательницы, - ответил Йесс, - так же как Христос был сыном Создателя. Однако я не более всемогущ и всеведущ, чем был Христос в своем плотском теле. Я не идеален и не абсолютно "добр". Вспомни, что твой Христос отвечал, когда его называли добрым. Он говорил, что только Бог воистину добрый.
Моей матерью стала Бунта. Но я тот, кто стоит по правую ее руку, а правая рука сильнее левой. Я верю, что судьба уготовила мне победу - на долгое время, во всяком случае. Я стану победителем, и не только здесь, но и в других мирах. Сейчас мать дала видимую победу Эльгулю по какой-то только ей известной причине. И я со временем узнаю ее божественный план.
Конечно, она может быть полностью безразличной к результату, но и тогда победа будет за мной. А если так, то мне нечего бояться. И не думай, что из-за упадка кэринянской цивилизации и зла, выпущенного на волю, бунтизм надолго сойдет с галактической сцены. Может случиться настоящее чудо, и гораздо быстрее, чем ты думаешь. История твоего мира рассказывает о многих народах, разбитых и уничтоженных буквально начисто; но через несколько лет они вновь поднимали головы и сметали с пути своих победителей. - Он указал на сумку с кассетой и спросил: - Ты уже послушал последнюю главу моей Книги?
- Я сделаю это на пути к Земле.
- Я не знаю, когда смогу прочесть ее. Но в свое время узнаю. Бунта благоволит к тебе, Отец. Может быть, мы встретимся еще раз, в более спокойной обстановке. Я люблю тебя.
Йесс обнял Кэрмоди и заплакал. Священник почувствовал, как по его лицу тоже побежали слезы. Он поцеловал сына в щеку и сказал:
- Храни тебя Бог, сынок.
Йесс вышел из шлюза корабля. Мимо него порхнула птичка, крохотное, желтое длинноклювое существо с черными кругами вокруг глаз, и пропела семь длинных нот. Йесс осенил себя кругом, но оборачиваться не стал. Люк шлюза закрылся. Священник торопливо прошел на свое место, пристегнул ремень, и в тот же миг прозвучал сигнал к отлету.
Он вставил кассету в отверстие на подлокотнике, надел наушники и, откинувшись на спинку кресла, начал слушать.
Через час кассета закончилась. Дрожащими руками Кэрмоди прикурил сигарету.
До малейших подробностей, иногда называя имена и точное время, Йесс предсказал все то, что произошло. Да, все: и вторжение в храм эльгулитов, их гибель, второй штурм и беспрецедентное рождение Эльгуля. В записи говорилось и о том, что Абог убил Рилга, о появлении "Аргуса" (Йесс правильно произнес название корабля и сообщил точное время его появления), и о полете на западный берег континента.
Затем, используя апокалиптические и красочные образы, Йесс поведал о расцвете бунтизма на пепелище Ночи, о своем триумфе на других планетах Вселенной. О том, что везде будут возводить храмы Бунты, а храмы других богов начнут превращаться в руины.
Последняя фраза звучала так: "Слышишь, Бунта. Левая рука не может вечно воевать против правой".
Что он хотел этим сказать? Что Эльгуль подчинится Йессу? Или Йесс Эльгулю? Или - подумать страшно! - что два брата объединят силы и сметут все со своего пути?
Кэрмоди спрятал кассету в сумочку на поясе. На какое-то мгновение ему захотелось уничтожить ее, но он покачал головой и решил, что отдаст запись своему руководству. Пусть все зависит от них: обнародовать ее или хранить в секрете.
А вдруг под впечатлением от Книги они признают, что есть причина бояться ее содержания? Что, если, испугавшись, сознательно или нет, уверуют, что Книга содержит в себе истину?
Кэрмоди помолился, чтобы сердца их не знали страха.
Наконец он заснул беспокойным сном. Его разбудил чей-то голос. Священник испугался: ему почудилось, что с ним опять говорит миссис Фрэтт. В последний раз он слышал ее в конце Ночи. Но, может быть, она явилась снова, чтобы по-прежнему мучить его? А может, это богиня говорила с ним голосом миссис Фрэтт, пытаясь избавить его от ощущения вины за гибель несчастной женщины?
Нет. Это был его голос, идущий будто бы из глубины души:
- Что же явится с пробуждением Спящих? Самое доброе добро или самое злое зло?
Эта мысль пробила какую-то стену в мозгу Кэрмоди и затопила его сознание мраком, что чернее любой ночи.
Как же он мог видеть все эти чудеса и не верить во всемогущество Бунты? Как мог считать случайностью то, что стал первым инопланетным Отцом кэринянского бога Йесса, который сказал, что Кэрмоди открыл новый путь для религии его матери и что этот путь проляжет через всю Вселенную? Как он мог считать иронией судьбы то, что пророческая книга, написанная сыном богини, попала в руки именно ему и именно ему суждено нести ее людям? Почему его избрали в свидетели всех этих событий?
Неужели происшествие в госпитале Джонса Хопкинса, которое обратило его в веру истинной Церкви… было вызвано Бунтой, дабы он мог зарекомендовать себя как стойкий и верный служитель своей Церкви? Его вера, которую он столько лет считал нерушимой, была послана ему не Богом-Отцом, а Матерью-Бунтой, чтобы он, Джон Кэрмоди, сыграл роль космического Иуды?
- О, всемогущий Отец! - воскликнул он. - Тебе известно, почему все так случилось! Помоги мне, ибо я не знаю сих причин! Я видел великие чудеса, которым был не в силах сопротивляться. Ты должен дать мне ответ! Я никогда не нуждался в твоей помощи так, как сейчас!
ОТЧЕ ЗВЕЗДНЫЙ

НЕСКОЛЬКО МИЛЬ
A Few Miles
Copyright © 1960 by Mercury Press, Inc.
© перевод И. Полоцка
Братец Джон Кэрмоди нагнулся, вытянул морковку из унавоженной земли и услышал, как его окликают по имени.
Разогнувшись, он охнул, приложил руку к ноющей пояснице и стал ждать появления братца Фрэнсиса, ибо братец Фрэнсис не подозвал его, а всего лишь окликнул.
Братец Джон был невысок и крепко сбит, имел короткие иссиня-черные волосы, торчащие, как иглы дикобраза, и квадратную физиономию; одно веко было полуприкрыто. Братья-послушники ордена Святого Джейруса, к которому он принадлежал, не брили голов. На нем была длинная, до щиколоток, фибергласовая ряса каштанового цвета и такие же пластиковые сандалии. Выпирающий животик был обтянут широким поясом из пластикожи, с которого свисали крест и маленький молитвенник в темно-бордовой обложке.
Братец Фрэнсис, высокий и худой, с узким лицом, украшенным крупным горбатым носом, остановился рядом с толстячком и, показав на пучок морковки, который тот держал в руке, спросил:
- Что с ними случилось, братец?
- Кролики, - объяснил братец Джон, подняв на него глаза, и сделал возмущенный жест, хотя по ухмылке было ясно, что гнев его наигранный. - Кролики! Откуда они берутся? Мы живем в городе под куполом, обнесенным стенами, которые уходят глубоко в землю. Но кролики, крысы и мыши ухитряются подкапываться под них и разоряют наши сады и кладовые. По деревьям прыгают белки, а птицы, которые, должно быть, протискиваются сквозь молекулы крыши, гнездятся на каждой ветке. И насекомые, от которых не знаешь, как отделаться, разве что ловить и давить, тут как тут. - Он смахнул мошку и добавил: - Даже у меня на носу. Это исчадие ада целый час паслось на моем хоботе. Тем не менее я не притрагивался к нему, предполагая, что оно ниспослано мне, дабы ввести в грех гнева и насилия. И должен сказать, что оно почти преуспело в своих намерениях.
- Братец Джон, вы слишком многоречивы, - сказал братец Фрэнсис. - Даже чересчур. Однако я явился не упрекать вас…
- Хотя от упрека не удержались, - заметил братец Джон и тут же, покраснев, взорвался потоком слов, опередив братца Фрэнсиса: - Прошу простить мое последнее замечание. Как и предыдущее. Как вы заметили, я в самом деле слишком многоречив. Это очень серьезное прегрешение, а если и не прегрешение, то, по крайней мере, качество, достойное осуждения и…
- Братец Джон! - остановил его братец Фрэнсис. - Не соблаговолите ли вы помолчать, дабы я мог сообщить, что привело меня сюда? Как вы знаете, отнюдь не для того, чтобы удовлетворить свое любопытство.
- Прошу прощения, - сказал братец Джон. - Я весь внимание.
- Епископ изъявил желание увидеть вас. Немедленно, - торопливо выложил братец Фрэнсис, словно опасаясь, что братец Джон прервет его, пока он переводит дыхание между словами.
Повернувшись, братец Джон бросил траченные кроликами морковки в одну тележку, а хорошие - в другую. После чего направился к главному зданию - длинному низкому строению темно-коричневого цвета, сложенному из блоков прессованной земли. Его крутая крыша была взнесена над стенами на тонких шестах, а пустое пространство между кромкой крыши и стенами затягивала решетка темного металла. На входе дверей не было, ибо традиция ордена предписывала никогда не запирать дверь, тем более что здесь, в изолированном пространстве города, не приходилось опасаться перепадов погоды. Крыша лишь обеспечивала избавление от взглядов тех, кто пролетал над зданием.
Войдя в главное здание, братец Джон, даже не омыв грязные руки и лицо, направился прямиком в кабинет отца настоятеля. Когда тот призывает к себе, никто не должен медлить.
У помещений в здании были двери, но они не запирались. Поскольку дверь отца настоятеля была прикрыта, братец Джон постучал.
- Входите! - послышался голос, и братец Джон оказался в просторной треугольной комнате, где уже бывал не раз с того дня, как стал послушником.
Он стоял в основании треугольника, а отец настоятель восседал за обширным столом полупрозрачного материала, располагавшегося в вершине его. Столешница была завалена грудами кассет; здесь же стояли стенограф и видеотелефон. Тем не менее отец настоятель отнюдь не терялся среди этой груды предметов, ибо обладал весьма внушительным ростом.
Он был широколиц, с длинными волосами ржавого цвета и пышной бородой той же раскраски, носить которую в "гостинице" позволялось ему и только ему, и попыхивал толстой гаванской сигарой.
Братец Джон, который на месяц был отлучен от курения в наказание за один из его многочисленных грехов, жадно вдохнул аромат зеленоватого дымка.
Отец настоятель щелкнул клавишей стенографа, в который что-то диктовал.
- Доброе утро, братец Джон, - сказал он, держа в руке дискету, которую показал толстяку. - Только что космический корабль доставил мне указание. Вам надлежит немедля отправиться на планету Вайлденвули и явиться к епископу Брекнека. Нам будет не хватать вас, но да пребудет с вами наша любовь. И да ускорит ваш путь Господь и наше благословение.
Голубые глаза братца Джона чуть не вылезли из орбит. Он застыл на месте и в первый раз не нашелся что сказать.
Отец же настоятель, закрыв глаза, откинулся на спинку кресла и, попыхивая тлеющей сигарой, которую сдвинул в угол рта, другим углом губ продолжил диктовать в стенограф. Он был убежден, что дал все необходимые указания.
Братец Джон уставился на длинный столбик пепла на конце сигары отца настоятеля. Тот вот-вот должен был упасть, и братец Джон подумал, не осыплет ли пепел эту длинную рыжую бороду.
Однако отец настоятель успел, не открывая глаз, вынуть сигару изо рта и стряхнуть пепел на каменный пол.
Братец Джон пожал плечами и вышел, сохраняя на лице выражение крайнего удивления.
Покинув кабинет, он несколько минут пребывал в растерянности. Затем, вздохнув, вышел в сад и направился к братцу Фрэнсису.
- Братец Фрэнсис, могу ли поговорить с вами?
- Да, - ответил его худой собрат. - Но только если вы будете говорить о деле, а не воспользуетесь этим поводом, чтобы, как обычно, распустить язык.
- Где находится Вайлденвули? - спросил братец Джон едва ли не с трагическими нотками в голосе.
- Вайлденвули? Насколько я знаю, это четвертая планета в системе тау Кесарь. У нашего ордена там церковь и гостиница.
Братец Джон и не предполагал, что орден содержит на этой планете таверну. Орденские обители обычно назывались гостиницами, ибо так было предписано основателем организации Святым Джейрусом.
- Почему вы спрашиваете? - осведомился братец Фрэнсис.
- Только что отец настоятель приказал мне отправиться на Вайлденвули. - Он с надеждой посмотрел на собеседника.
- Значит, вы должны немедля отправляться туда. - Это было все, что он сказал. - И да придаст Господь вам ускорение, братец Джон. И да пребудет с вами моя любовь. Я не раз упрекал вас, но только для вашего же блага.
- Благодарю вас за ту любовь, которой вы удостоили меня, - сказал братец Джон. - Но я пребываю в растерянности.
- Почему?
- Почему? К кому мне обращаться за билетом на корабль? Кто даст распоряжение возместить дорожные расходы? Как насчет письма с рекомендацией к епископу Брекнека? Я даже не знаю, как его зовут. Мне даже неизвестно, когда улетает корабль на Вайлденвули, я не знаю, ни сколько мне придется ждать его, ни где. Да я даже не имею представления, где находится космопорт!
- Вы слишком много говорите, - заметил братец Фрэнсис. - Вам даны все необходимые указания. Что же до космопорта, то он всего лишь в нескольких милях от города. А гостиница на Вайлденвули - в нескольких милях от города Брекнек. При удачном стечении обстоятельств вы можете быть там уже к полудню.
- Это все, что вы можете мне сказать? - не веря своим ушам, переспросил братец Джон.
- Всего несколько миль, - повторил братец Фрэнсис. - И вы должны отправляться немедля. В соответствии с приказом, вы же понимаете.
Братец Джон мрачно уставился на братца Фрэнсиса. Показалось ли ему, или в самом деле по этому длинному неулыбчивому лицу скользнула усмешка? Нет, должно быть, он ошибся. Неподвижные черты лица братца Фрэнсиса хранили обычную мрачность.
- Не расстраивайтесь, - сказал братец Фрэнсис. - Как-то и я получил такой же приказ. Получали его и остальные.
Братец Джон прищурился:
- То есть это определенного рода испытание?
- Орден не стал бы посылать вас за сорок тысяч световых лет только ради испытания, - ответил братец Фрэнсис. - Вы нужны на Вайлденвули, и вас там ждут. Так что отправляйтесь.
Неторопливость не была свойственна братцу Джону Кэрмоди. Едва только приняв решение, что обычно не требовало у него много времени, он сразу же приступал к делу. Он тут же отправился в общую душевую, войдя в которую снял рясу, обнажив белое незагоревшее тело и черные до паха ноги. Бросив рясу в прямоугольное отверстие в стене, он направился в душ, где пробыл недолго, ибо, хотя душевая была полностью автоматизирована, существовало убеждение, что членам ордена полагается только холодная вода. Правда, раз в месяц позволялось пользоваться теплой.