И еще одно соображение останавливало Раса. Он ведь собирался отыскать Игзайбера, Бога и собственного отца, чтобы задать наболевшие вопросы. Рас не видел причины ждать, покуда Игзайбер сам соизволит спуститься с небес для встречи с любимым чадом. Рас уже устал от ожидания. Почему это он должен бродить в потемках неведения, когда на столе Игзайбера пиршество света?
Если бы только удалось соорудить силок для Птицы и поймать ее! Уж Рас принудил бы ее к ответам! Точнее, ангела из чрева Птицы! Сумел же он развязать язык королю шарикту, Гилаку, когда, выкрав того из тюрьмы вонсу, полгода держал в клетке. А может, Расу удастся оседлать саму Птицу! Тогда, вместо того чтобы бросать тоскливые взгляды на далекий западный край мира, он запросто перенесется по воздуху до самого обиталища Игзайбера.
Окончательно решив отложить очередную попытку восхождения, Рас направил челнок к восточному берегу. И едва лишь челнок коснулся песка, как снова донеслось знакомое чмоканье и приглушенный рев - Птица возвращалась. Она летела на высоте в пятьсот футов, затем резко взмыла к вершине башни и скрылась с глаз. Рас был весьма доволен собой - тем, что угадал и рассудил правильно.
Не спеша побрел он к дому. Когда Рас объявит родителям о действительном уходе, ему снова придется выдержать бурю угроз, просьб и разумных доводов. Но он не станет спорить с ними на этот раз. Рас просто объявит о своем решении, поцелует их на прощание и отправится восвояси. Родители должны понять, что он уже взрослый. И с ним уже нельзя обращаться как с неразумным младенцем.
Затем - Вилида. Если бы не появление удивительной жесткокрылой птицы, Рас уже давно умыкнул бы Вилиду из клетки на островке. И сейчас они жили бы вместе на плато, в доме, который Рас выстроил бы для нее. В свое время представил бы ее родителям. Мирьям с Юсуфу попечалились бы, погоревали, скорее для приличия отругали бы сына, но - куда денешься - приняли бы в конце концов невестку. Они любят его, полюбили бы и ее тоже.
Рас старался выбросить из головы мысль о том, что Вилида может отказаться уйти с ним. Она любит его - уж он-то знает! Но тайные встречи в зарослях и уход навсегда из деревни - вещи разные. И хотя Вилида дорожит наслаждением, которое лишь Рас способен дать ей, сможет ли она отказаться от всего остального - навечно уйдя в Страну духов?
Однажды Вилида уже говорила, что может умереть без своего народа. Закроются ее глаза, остановится сердце - жизнь кончится. И с любым вонсу будет точно то же самое. Недаром изгнание из племени считается наказанием куда более страшным, чем пасти крокодилов или предание огню.
И другие его подружки, когда он, скорее в шутку, чем всерьез, предлагал уйти с ним вместе, отвечали примерно так же. Они жаждали его любви, но и только.
Рас прежде подумывал, уж не попытаться ли войти в племя, не стать ли одним из вонсу. Если бы такое оказалось возможным, Вилиде не пришлось бы рвать сердце на части - она смогла бы жить и с ним, и со своим народом. Тогда Рас даже и не предполагал, как глубока к нему ненависть. Его не приняли бы ни за какие коврижки, удержись он даже от прямых оскорблений, от демонстрации своего мужского превосходства над вонсу, от намеков на соблазненных женщин. Рас для них - чужак навсегда. И хотя ему удалось отчасти развеять их страхи, он всегда останется для них чем-то сродни привидению.
"Ерунда, - подумал он. - Если Вилида любит так же сильно, как я, она уйдет со мной. А вместе мы отыщем Игзайбера. В конце концов, я очень ее попрошу".
Рас уже почти выходил на поляну, где стоял его дом. Оставалось обогнуть всего лишь одно дерево, как что-то его остановило. Малая птаха, пестрая, как большинство птиц в джунглях, как-то необычно поспешно вылетела на поляну.
Сердце бухнуло, замерло, затем забилось снова - медленно-медленно.
У подножия ведущей на веранду лесенки лежало, раскинув руки, маленькое коричневое тельце. Глаза распахнуты, рот приоткрыт - Мирьям. Со стрелой в сердце.
Какое-то время Рас чувствовал себя словно попавшее в клейкую смолу насекомое. Он двигался медленно, с трудом переставляя ноги. Рас поднял Мирьям на руки - она еще даже не остыла, и кровь из раны не запеклась. Он качал ее, сам не понимая вполне - пытается усыпить или пробудить. Голова Мирьям безвольно колыхалась в такт покачиваниям. Рас страдал, но болью какой-то холодной, как вода в самой глубине озера. Он словно замерз изнутри, и боль его еще не начала даже оттаивать.
Затем, оставив попытки разбудить Мирьям, Рас принялся искать Юсуфу. Он звал его; он проверил оба дома; он обошел в поисках лес по кругу.
Так ничего и не обнаружив, на ватных ногах Рас вернулся к Мирьям и снова уселся с нею на руках. И снова стал укачивать.
Солнце уже пересекло зенит, когда он оставил ее в покое. Рас тщательно изучил стрелу, пронзившую сердце матери. Выточенная из лимонного дерева, раскрашенная в черный и красный цвета, оперенная четырьмя зелеными перьями, с медным наконечником, привязанным к древку ремешком из кожи полевки, - стрела определенно принадлежала вонсу.
Оцепенение прошло, кончилось. Повеяло местью. Рас взвыл от горя и залился слезами. Вонсу пришли сюда и убили его мать - лишь потому, что он дразнил их непристойными жестами и ехидными песенками. Они так разъярились, что, позабыв о страхе, явились за ним в Страну духов. Не найдя его самого, выместили злобу на беззащитной Мирьям. И, должно быть, увели с собой Юсуфу, чтобы обречь пыткам.
Возможно, что вонсу еще и не ушли. Возможно, бродят где-нибудь поблизости, в лесу - устраивают на него, Раса, засаду. А может даже, подкрадываются прямо сейчас.
Рас встал и, потрясая окровавленной стрелой, яростно возгласил:
- Выходите, вонсу, если вы мужчины! Я убью каждого, убью вас всех!
Ответа он не дождался. Тишина, нарушаемая лишь воплями обезьян, птичьим щебетом да далеким скрипучим клекотом парящего орла, царила в лесу.
Рас стал изучать следы на утоптанной почве под деревьями. И нашел лишь отпечатки своих ступней. Вонсу замели за собою следы. Рас не нашел их и за поляной. Похоже, вонсу опасались схватки с Расом на его земле и хотели усложнить преследование.
Солнце уже клонилось к верхушкам скал, когда Рас с телом Мирьям на руках отправился в лес - на поиски места, подходящего для захоронения. Неподалеку от подножия холма он обнаружил некогда вымытую потоком лощину, совершенно сухую сейчас; земля в ней оказалась достаточно мягкой. Рас расковырял ее ножом, выбросил руками. Он трудился, пока яма не достигла двух футов в глубину. Со слезами на глазах, поцеловав напоследок, уложил Мирьям в могилу, уложил как мог удобнее - на бочок, подогнув колени к животу. Затем засыпал землей. Засыпая, Рас надолго задержался с последней пригоршней. Еще виден был клочок ее тела, и казалось, она еще не ушла безвозвратно и есть еще какая-то безумная надежда.
Рас бросил последнюю пригоршню земли, и надежда развеялась.
Остаток вечера Рас посвятил сбору камней на могилу. Последний он уложил в густых сумерках. Зато был уверен теперь, что до тела матери не доберутся и не осквернят могилу вездесущие трупоеды.
В доме на дереве Рас очистил наконечник стрелы вонсу и заботливо уложил ее в колчан. Стрела должна вернуться к своим хозяевам.
Почти до самого рассвета Рас не сомкнул глаз. Он лил слезы, он звал Мирьям - словом, вел себя совсем не по-мужски. Поднявшись вместе с солнцем, Рас побрился, как делал каждое утро. Зеркало отразило его воспаленные глаза, обострившиеся черты. Рас заставил себя съесть немного вяленого мяса и фруктов. Уложив гребень и зеркальце в мешок, Рас подточил нож и бросил оселок туда же. Прежде чем спуститься вниз, внимательно осмотрел окрестности. Даже в безутешном своем горе он не забывал об осторожности: коварные вонсу могли затаиться в засаде. Хотя весьма сомнительно, чтобы они осмелились провести ночь в Стране духов.
А вот захватить Юсуфу с собой и поджидать затем Раса, спешащего на выручку, было вполне в их духе. Вонсу могли ждать его где-нибудь сразу у подножия плато. Или утащить Юсуфу в деревню, под прикрытие родных стен, чтобы подвергнуть пленника истязаниям.
Пройдя всего лишь с милю, Рас обнаружил Джанхоя, крадущегося следом. Рас, не в настроении играть со львом сегодня в догонялки, грозно прикрикнул и шуганул того прочь. Джанхой очень расстроился; в его глазах читалась обида. Сжалившись, Рас позволил зверю подойти и ласково потрепал по загривку:
- Нельзя тебе со мной сегодня. Ты будешь мне обузой. Тебя могут поранить или даже убить. Я не переживу такой потери, Джанхой. Я очень тебя люблю.
Лев настаивал на совместной прогулке. Даже когда Рас стал спускаться с крутизны плато, попытался последовать за юношей. Расу пришлось орать и даже бросаться камнями, лишь тогда разобиженный Джанхой ушел с края плато.
Добравшись до подножия, Рас снова глянул наверх. Большой нос и угрюмые глаза Джанхоя все еще были видны над обрывом.
- Я скоро вернусь! - крикнул ему Рас.
Юноша беспокоился за льва. Хотя и он, и Юсуфу учили Джанхоя охотиться самостоятельно, добывать себе пищу - в том количестве, какого требовал его вместительный желудок, - лев этому еще не научился. Кроме леопардов, антилоп, свиней и горилл, крупной дичи на плато практически не водилось. Рас смолоду еще застал здесь зебр, но их скоро напрочь истребили леопарды. Джанхою еще удавалось время от времени убивать речных свиней. Загнать антилопу одинокому льву не под силу, леопарды тоже всегда оказывались проворнее. А к гориллам, в стаю которых Рас принес его еще котенком, он привык относиться почти как к людям. Наравне с Мирьям, Юсуфу и Расом гориллы были табу, охотиться на них лев не мог.
И если бы не Рас и Юсуфу, частенько загонявшие для. него антилоп, лев мог бы умереть голодной смертью. Каково-то ему придется сейчас, одному?
Как-нибудь выкрутится или потерпит немного, подумал Рас.
ГЛАВА 8
Аутодафе
Отойдя с полмили от скал плато, Рас остановился. Мысль о голодающем четвероногом друге не давала покоя. Еще не поздно было вернуться, взобраться на плато и убить антилопу или свинью, чтобы помочь Джанхою продержаться до своего возвращения. Но Юсуфу не мог ждать. Уже сейчас, сию минуту, могли начинаться его мучения у столба для пыток. Рас тряхнул головой и двинулся дальше.
От подножия плато, где разбивались струи водопадов, дающих начало реке, до деревни вонсу было по прямой пять миль. Река же, затейливо петляя и извиваясь в джунглях, увеличивала эту дистанцию вдвое. Рас решил идти напрямик. Ускоряя шаг, где джунгли позволяли это, замедляя, где смыкались наглухо и принуждали карабкаться с ветки на ветку, переплывая, когда приходилось, очередную излучину, он спешил к своей цели. Вместо пятнадцати миль, отделявших родительский дом от деревни вонсу, он наметил себе преодолеть двадцать две - из соображений безопасности, чтобы избежать встречи с возможной засадой, приходилось отклоняться от самого короткого пути. Солнце багровой огненной птицей уже садилось в свое ночное гнездо, когда Рас решил, что пора подкрепиться. Голод мог быстро обессилить его; это было бы совсем некстати перед предстоящим недружественным визитом.
Собираясь подстрелить обезьянку - дежурное походное блюдо, - Рас ступил на тропу, которой часто пользовались охотники вонсу. И сразу услышал шаги. Вовремя, не будучи никем замечен, юркнул в кусты. По тропинке торопливым шагом шел старый Габаду, певец и музыкант, с луком и колчаном для мелкой дичи за спиной. В одной руке старик держал копье, в другой - убитую пятнистую крысу. Зажатые в зубах, на ветру трепыхались два клочка бумаги.
Старик нашел письма Бога - сразу два.
Рас выпрямился и заступил тропу в двух шагах впереди. Габаду замер как вкопанный. Его челюсть отвисла, глаза полезли из орбит. Листочки освобожденно порхнули к земле. Рас помахал ножом у старика под носом. И только лишь собрался спросить о судьбе Юсуфу, как тот, обронив и добычу, и копье, схватился руками за грудь. Лицо Габаду мучительно скривилось, голова запрокинулась - он начал медленно оседать, беззвучно шевеля губами. Затем испустил нечленораздельное кваканье и рухнул навзничь.
Рас преклонил колена:
- Я не хотел тебя обидеть, старик, и не собирался причинять вред. Я знаю, ты слишком стар и немощен, чтобы участвовать в набеге на мой дом. Тебя не было среди убийц моей матери. Я любил твои песни и часто, скрываясь в кустах, заслушивался ими. Запомнив, как ты натягиваешь струны, я даже изготовил собственную арфу и пробовал научиться играть на ней.
Он вонзил нож в шею мертвого старика.
- Но будь ты помоложе, ты мог быть среди убийц. Мог бы и сам спустить тетиву. Помня это, я должен быть к тебе беспощаден, я должен был сразить тебя, не дожидаясь, пока страх разорвет твое старое сердце.
Плоть легко уступала острому лезвию. Повозиться пришлось лишь с позвонками. Надрубив и распилив кость, Рас вытер лезвие и, достав из сумки оселок, подточил его. Безжизненным стеклянным взглядом голова Габаду пялилась на Раса.
- Не держи зла на меня, старик, - сказал Рас. - Ты бы сделал то же самое, если бы мог.
Он спрятал лезвие в ножны и поднял листки. Луна еще не поднялась, и прочесть текст было невозможно. Рас спрятал их в мешок. Подняв голову за коническую прическу, он быстро зашагал по тропинке. Но не успел пройти и десяти шагов, как услышал знакомый рык за спиной.
- Джанхой!
Рас развернулся и пробежал сотню ярдов назад. Да, это был он, его глупый лев, все еще недовольно взрыкивающий.
- Тихо! - шикнул на него Рас. - Ты выдашь нас обоих!
Он потрепал льва по загривку, тот ласково потерся мордой о Раса и громко мурлыкнул. Затем отправился следом за юношей. Завидев тело Габаду, лев остановился. С его клыков побежала слюна.
- Как это тебе только удалось спуститься с плато? Ты, должно быть, все-таки наполовину козел, мой неуклюжий котище! Ну, и что мне теперь делать с тобой? Можно подумать, что это ты, а не я, дух, преследующий и мстящий! Да, без помехи не обошлось.
Было уже слишком поздно для охоты. Джанхою придется потерпеть до рассвета, а то и дольше. Прежде всего следует выручить, если удастся, Юсуфу. Если же не удастся - отомстить.
Джанхой тем временем медленно, по-кошачьи подвигался к обезглавленному телу. Рас немного поколебался, махнул рукой:
- Ешь, Джанхой. Больше есть все равно нечего, а это хотя бы займет тебя на время - пока я отлучусь.
Ох, как не хотелось Расу поощрять каннибальские наклонности Джанхоя, но ничего другого сейчас не оставалось.
Джанхой, хоть и очень голодный, казался озадаченным, полным сомнений, неразрешимых и мучительных. Ему хотелось съесть лежащую перед ним плоть, природа к тому подталкивала, но ведь это было табу. Он обнюхал его, затем, оглянувшись на Раса и как бы проверяя реакцию, слизал кровь с раны. И тут уж голод взял свое - лев стал жадно рвать тело на части.
Рас, стараясь не подходить к Джанхою близко, скрылся за кустами. Не дай Бог, лев подумает, что у Раса есть какие-то виды на его добычу. Сейчас, пока Джанхой не утолил первый голод, он был небезопасен даже для друзей, в том числе и для Раса. Юноша шагал быстро, и скоро замысловатые извивы охотничьей тропки поглотили неприятные звуки терзаемой плоти.
Реку Рас пересек выше деревни - там, где в самом глубоком месте вода не поднималась выше груди. Река была слишком холодна здесь для крокодилов, и все же Рас чуть было не потерял голову от страха, когда какая-то безмозглая рыбешка задела за ногу скользким хвостом. Подкравшись к стене через перешеек, он поставил наземь голову Габаду и снова нырнул в кусты. Два факела освещали платформу за стеной, и в их свете Рас разглядел сторожей: Тикаву, воина в летах, и Сазангу, его юного племянника. Видимый лишь выше пояса, Тикаву в белом оперении и в белой боевой раскраске, опираясь на гигантское копье, что-то тихо рассказывал своему племяннику. Лица обоих сверкали в свете факелов, словно смазанные жиром.
Рас осторожно натянул тетиву и тщательно прицелился. Звон спущенной тетивы заставил обоих сторожей подпрыгнуть; Сазангу слегка вскрикнул при этом. Тикаву, со стрелой в груди, выпрямился и рухнул на спину. Сазангу заорал что было мочи и юркнул за стену прежде, чем Рас успел вынуть из колчана следующую стрелу. Повесив лук на плечо, Рас полез на высокое дерево. С луком на плече это было не слишком удобно, тем не менее Рас вскоре уже поднялся выше платформы. Сазангу, скорчившись под стеной, продолжал громко вопить. Он напрочь позабыл о тревожном барабане, предназначенном как раз для подобных случаев. Тикаву уже не было - должно быть, свалился с платформы. Рас наложил на тетиву стрелу и окликнул Сазангу по имени. Тот, мгновенно смолкнув, подскочил и метнулся к краю. Стрела догнала его, как только он показался из-за бортика - вонзилась чуть пониже спины и смела с платформы.
В свете горевших у восточных ворот деревни факелов даже через поле было видно, что они распахнуты. В проеме замелькали другие факелы, заплясали кругом и устремились на перешеек, к внешней стене. Рас быстро спустился с дерева, прихватил голову Габаду и, подняв ее вместе с оружием одной рукой над собой, вошел в реку. Чтобы обогнуть внешнюю стену, достаточно было проплыть всего лишь несколько ярдов. Выбравшись снова на берег, Рас пробрался сквозь заросли к большому дереву, в дупле которого давно устроил тайник. Оттуда юноша извлек моток веревки и повесил через левое плечо.
Факелы вспыхнули уже над всеми четырьмя воротами во внутренней ограде, и у каждого факела стоял на страже воин либо подросток. Факелами был отмечен также и пост под священным деревом; наверняка вторжения опасались со всех сторон. Восточные ворота, впрочем, пока оставались открытыми - они ожидали возвращения воинов, помчавшихся на шум на перешейке.
Рас подкрался к стене с восточной стороны, приблизился почти к самим воротам и негромко позвал:
- Чафаджу! Эй, Чафаджу!
Сын вождя, всматриваясь в потемки, наклонился над стеной:
- Кто там?
- Лазазу Тайгади!
Стрела поразила Чафаджу в ключицу. Удар был так силен, что Чафаджу буквально смело со стены; не успев даже вскрикнуть, он рухнул на платформу. Рас с головой Габаду в руке метнулся вперед; мгновенно водрузив ее посередине, в проеме ворот, скользнул прочь. Его догнал истошный женский вопль; следом громко заорали воины. Рас добежал до северных ворот. Внимание сторожа, а здесь им был Кафану, было отвлечено переполохом, возникшим у восточных ворот. Рас тихонько окликнул его и, когда тот повернулся, всадил стрелу прямо в солнечное сплетение. Не издав ни звука, Кафану кувыркнулся с платформы.
Еще больше крику поднялось в деревне после его падения. А Рас уже мчался к западным воротам. Там, на свадебном островке, уже не было церемониальной клетки, и Биджагу не охранял более мост. А ворота сверху сторожил седовласый Шивигу, очень осторожный воин. Всегда осмотрительный, сегодня он, словно птица, - глядел во все четыре стороны одновременно. И заметил блеснувшую в свете факела белую кожу Раса. Заорав, он мгновенно сиганул через бортик стены прямо вниз, не страшась падения с двадцати футов. И стрела пронеслась мимо.
Рас выругался по-амхарски и помчался к самим воротам. Там на страже оказался Патапи, один из бывших приятелей. Упрежденный кем-то или просто соображавший быстрее прочих, он вовремя метнул свое копье и скрылся в потемках.