Бегемоты ударились в бегство. Рас быстро, одну за другой, выпустил две стрелы во взрослого самца; одна впилась ему в ногу, другая попала в брюхо. Бегемот споткнулся, упал и забился в конвульсиях. Джанхой сумел повалить малыша, но очень скоро пожалел об этом - его мамаша свирепо набросилась на льва и зверски укусила. Джанхой вырвался ценою двух глубоких отметин зубов на собственной шкуре. Тут и один из самцов, опомнившись от паники или, наоборот, перепутав со страху направление, бросился на подмогу; его туша тяжко вывалилась из кустов, он устремился прямо на Джанхоя. Лев увернулся, но тут же пришлось спасаться от разъяренной самки. Угрожающе мыча, двое взрослых бегемотов и малыш унеслись в сторону реки; Джанхой не отставал, отскакивая всякий раз, когда самец поворачивался и предпринимал контратаку.
- Он скоро вернется, - сказал Рас и занялся убитым бегемотом. Юношу интересовала только одна задняя нога животного. - У нас на ужин бифштекс, и Джанхой голодным не останется. Этого ему на неделю хватит, если, конечно, он отобьется от леопардов, шакалов, гиен и прочих любителей легкой поживы. А мы, пока он набивает брюхо, сможем спокойно удалиться восвояси. Я не хотел бы тащить его за собою и дальше.
Ближе к ночи, когда они, сидя у небольшого костра, ужинали, Ева сказала:
- Правда ли, что ты никогда не был за пределами этой долины?
Уши Раса быстро приспосабливались к ее чудному произношению; настолько быстро, что сейчас он воспринимал его почти как правильное.
- Если ты имеешь в виду, был ли я за скалами - не так ли? - то мой ответ: нет. Я пытался туда взобраться, хотя родители предупреждали, что Игзайбер прикончит меня, если заметит. Но больше, чем до середины, ни разу не удалось. А карабкаюсь я не хуже бабуина. Мирьям, кстати, уверяла, что за скалами ничего нет, а небо - это голубая твердь над. миром. И остальной мир - сплошной камень. Но где тогда живет Игзайбер? Куда улетает Птица Бога? Откуда явилась ты? И кто ты - женщина, ангел, демон, неведомое животное? Может, дух?
- Я женщина и одновременно все остальное, но только не дух, - ответила Ева.
Они поговорили еще немного; Рас в результате пришел в еще большее замешательство. Затоптав костер, отправились искать место для ночлега. Отойдя достаточно далеко от останков бегемота, Рас споро соорудил на двух ветках небольшую платформу, и они улеглись. Шум со стороны брошенной туши мешал уснуть даже здесь, на приличном расстоянии. Ева выразила обеспокоенность:
- Как ты думаешь, леопарды не убьют Джанхоя?
- Он может сам о себе позаботиться, - отвечал Рас. - В конце концов, кто из нас с ним двоих лучше умеет драться? Не могу же я ночь напролет стрелять по леопардам.
- Но ты хотя бы беспокоишься о нем?
- Юсуфу называл Джанхоя царем зверей. Конечно, если леопарды навалятся скопом…
И Рас начал спускаться с дерева. Ева обеспокоенно спросила:
- Ты куда?
- Ну, поупражняюсь маленько с луком, - ответил юноша. - Может, это отпугнет леопардов, а может, пожирание тех, кого удастся подстрелить, отвлечет от Джанхоя.
- Но ты рискуешь!
- Ну да, в какой-то степени.
- Пожалуйста, не уходи!
Рас вскарабкался обратно, улегся и сказал:
- Ты желаешь меня, но почему-то лишь отчасти.
- Так ты и не собирался уходить, - отметила Ева с обидой. - Просто попугать меня хотел. Чтобы я…
Она смолкла. Рас вставил:
- Подумай лучше о том, что может случиться с тобой без меня.
Ева не отвечала. Рас подождал еще немного, затем усталость взяла свое, и его сморил сон.
Они отбыли спозаранку, пока Джанхой не проснулся. Рас мысленно простился с другом, который дрыхнул мертвецким сном, привольно раскинув лапы. Между лап солидно бугрилось до отказа набитое брюхо. И хотя в этот раз юноша позаботился о пропитании льва, чувство вины все не оставляло его. Что ж, дичи здесь, под плато, куда больше, чем наверху - при необходимости Джанхой сумеет выкрутиться. Бегемоты, речные буйволы, свиньи, да и крокодилы, в конце концов.
Рас отвязал веревку и столкнул плот с банки, на которую предусмотрительно посадил накануне, перед охотой. Позволив Еве самостоятельно управляться с плотом, юноша уселся посреди палубы. Ева странно глянула на него, но промолчала. Восходящее солнце, позолотив листву, стало прогревать воздух. Вода вокруг плота чуть отливала коричневым от поднимающейся мути - стало быть, проснулись уже и обитатели глубин.
Рас свесил меж колен голову, поднимая взгляд изредка, лишь когда рядом хлопали крылья случайных птиц. Затем извлек из мешка флейту и стал наигрывать меланхолическую мелодию, сочиненную довольно давно - под мимолетную грусть. Берега уплывали назад; плот спокойно дрейфовал, почти не доставляя женщине хлопот. Наконец юноша отложил флейту в сторону.
Ева первой нарушила молчание:
- Река просто свихнулась - так петлять по этой долине. Долина не больше тридцати пяти миль в длину, а по реке добрых шестьдесят набежит, если не больше.
- Река, словно змея в поисках подружки сердца в сезон любви, - рассеянно отозвался Рас. Мысли его, казалось, витали где-то далеко. Снова повисло долгое молчание. И вдруг Рас стал похлопывать по бревну ладонью. Два легких удара и один потяжелее. Еще два легких, затем тяжелый. Пауза - и снова.
Не прекращая барабанить, Рас сказал:
- Иногда мне хорошо. Иногда плохо. Когда плохо, я беру деревяшку и, чтобы выразить свои чувства, вырезаю из дерева фигурку. Сейчас у меня деревяшки нет. Но флейта помогает мне вырезать образы из звуков. А порою удаются фигурки из обычных слов.
Юноша отер губы и, продолжая постукивать ладонью, продекламировал нараспев:
Белое - кости на зелени,
Зелень - трава на костях.
Души ушедших без времени
Не обращаются в прах.
Небом пределы отмерены,
Горю иссякнуть в годах,
Черные мысли поверены
В несовершенных словах…
Белое - кости на зелени,
Зелень - трава на костях.
Ладонь Раса продолжала отбивать ритм: бум! ду-ду-бум! ду-ду-бум!
Когда он смолк, снова установилось молчание. Берега реки, то сближаясь, то расходясь, но виляя постоянно, продолжали уплывать назад. Причудливо изукрашенный зимородок, точно восклицательный знак некоего говорящего крыльями птиц божества, спикировал к воде за добычей.
Наконец Ева нерешительно вымолвила:
- Это твои стихи? Ты их сам сочинил?
- Только что, - кивнул Рас. - Обычно я сочиняю на амхарском языке, я ведь лучше всего говорю по-амхарски. А сейчас пришлось на английском. Мне нужен слушатель, умеющий слышать сердцем.
Две скупые слезы скатились по щекам юноши. Он смущенно глянул на Еву - та тоже плакала.
- Ты горюешь о своем муже? - спросил Рас.
- И о себе тоже, - отозвалась женщина. - Я не знаю, как мне выбраться из этой западни. Как я успела заметить сверху, пролетая на самолете, река теряется в горах и, должно быть, выбирается из них лишь через очень, очень много миль.
- Я что-то не совсем уловил, - сказал Рас. - Объясни.
Юноша внимательно слушал, время от времени перебивая Еву вопросами. Ему даже после объяснений не очень-то во все услышанное верилось.
- Если бы я родилась и выросла в этой долине, - рассуждала Ева, - и всегда считала, что мир ограничен ею, а небо - голубой каменный купол над миром, и Бог живет на его краю возле устья реки, и все остальное в том же духе… Ладно, тут я тебя понимаю. А вот ты, сам-то ты как здесь оказался? Что тебя сюда занесло? Встретив тебя, я была весьма поражена. Впрочем, сперва меня повергло в шок нападение на нас вертолета.
- Птица Бога всего лишь… машина?! Летающее каноэ? А ты и не ангел, и не демон?
- Ты мне не веришь, - вздохнула Ева. - Что ж, я и сама не слишком поверила бы тому, кто объявил бы мою Вселенную химерой, иллюзией, декорацией из папье-маше.
- Вселенная? Иллюзия? Декорация?
Растолковать Расу эти слова оказалось весьма непростой задачей.
- Эти птицы… вертолеты… Ты их видела? Мне хотелось бы забраться в их гнездо, посмотреть, что и как. Но про Игзайбера Мирьям говорила, что тот живет на краю мира, в конце реки…
Рас запнулся. Если даже малая часть из рассказанного Евой - правда, то словам Мирьям вообще доверять нельзя.
Ева заинтересовалась Игзайбером. Ответив, Рас, в свою очередь, спросил:
- А пролетая над горами, ты разве Его не увидела?
Ева отрицательно покачала головой:
- Нет. Никто и никогда не видел Бога.
- Но Он мой отец, - сказал Рас.
- От кого ты услышал такое? - спросила Ева.
- От матери. Уж она-то должна знать.
- Прямо ума не приложу, с чего начать твое образование, - вздохнула Ева. - Ты настоящий уникум, феномен. Уверяю, тебя всю жизнь чудовищно обманывали. И полагаю, что бумаги - те, что ты называл письмами Бога, - из книги, которую пишет этот… эта личность. Он описывает в ней свой… как бы это поточнее?., эксперимент? Проект?
- Роект?
- Про-ект, - раздельно по слогам произнесла Ева.
Но это не помогло Расу понять значение слова.
И опять Еве пришлось пускаться в бесконечные объяснения - настоящий лабиринт, где одно слово цепляет и влечет за собой несколько других, тоже непонятных.
Ева поведала юноше кое-что и о себе самой. Она была родом из Суоми, или, по-английски, Финляндии. Родилась в городе Хельсинки, где и провела большую часть жизни. Мать ее, шведка по происхождению, исповедовала лютеранство. Отец вел свой род из еврейской семьи, покинувшей Германию два столетия тому назад. Дедушка по отцу был последователем Сведенборга, но сам отец, как и она, остался атеистом. В Швеции, в Стокгольмском университете, Ева защитила диссертацию на степень доктора антропологии.
Битый час отняло толкование новых выражений. Рас добивался понимания каждого незнакомого слова, и объяснения заводили порою довольно далеко. Солнце, вспыхнув напоследок, уже кануло за горизонт, когда они вспомнили о ночлеге. Пристав к берегу, нашли местечко, где нависающая скала укрывала бы сзади. Спереди же развели костер. Рас подстрелил обезьянку и как можно лучше прожарил. Он не забыл реакцию Евы на сырое мясо. А она между тем поинтересовалась, не опасно ли оставлять костер горящим. А вдруг этот Биджагу болтается где-нибудь по соседству?
Рас усомнился в этом. Биджагу, до смерти напуганный Птицей Бога, прилетавшей Расу на выручку, должен был теперь держаться подальше и от Птицы, и от Раса. Кроме того, вонсу вообще ночью не покидали своих укрытий - кроме как в самых экстренных случаях.
- Значит, антрополог - это ученый, который изучает людей? - уточнил Рас. - Я тоже должен стать антропологом. Я уже изучал людей - сначала моих родителей, затем вонсу, потом еще Гилака, короля шарикту.
- Ты занимался этим без научного подхода, бессистемно, - улыбнулась Ева. - Хотя, как сказать, твоя методика имеет свои преимущества - ты, пожалуй, мог бы описать жизнь вонсу куда глубже иного, да что там иного - любого антрополога.
Она вернулась к собственной биографии. Годы мировой войны, когда в Финляндию вошли войска Германии - вошли с целью помочь в борьбе с Россией, - Ева провела в Швеции. Ее отец, хотя финны и не заразились антисемитизмом поголовно и не позволили немцам осуществлять геноцид, все-таки отправил ее вместе с матерью в нейтральную Швецию. Сам же погиб, сражаясь на немецкой стороне.
В этом Ева усмотрела иронию судьбы - термин, который тоже пришлось истолковывать. Отец любил свою маленькую родину, и русских захватчиков ненавидел даже больше, чем фашистов. А также знал, что, невзирая на официально провозглашенный интернационализм, многие русские - жуткие антисемиты.
ГЛАВА 11
Сближение
От обилия новых слов и их истолкований у Раса голова распухла; ощущение, которое он испытывал, было чем-то сродни переполоху в термитнике, атакованном изголодавшимся муравьедом. Мысли беспорядочно скакали, сшибая друг друга, и бешено колотились изнутри в черепную коробку.
Ева заметила, что с ним не все ладно.
- Ты злишься? - спросила она. - Но на что?
- Не знаю, - вздохнул Рас. - То, что ты мне рассказываешь, почему-то раздражает. Чувствую себя так, словно кто-то с ножом пытается на меня напасть. Или что-то отнять.
- Так и должно быть! Конечно, тебе не понравится слышать такое! Это просто страшно - когда все, во что ты верил, вдруг становится ложью. Может, хватит пока?
- Рассказывай! - мрачно изрек Рас.
Ее супруг тоже был антропологом, а познакомились они еще студентами. По возвращении в Хельсинки поженились. Преподавали в Хельсинкском университете, а позже в Мюнхене. Затем принимали участие в экспедициях - одна в бассейн Амазонки и несколько на африканский континент. Сейчас в Африку приехали по американскому гранту.
О существовании долины, где жил Рас, ученым было известно довольно давно. Предыдущая экспедиция, американская, намеревалась посетить долину на самолете-амфибии. Но потерпела неудачу - вскоре после взлета самолет разбился, и все участники экспедиции погибли.
- Причина катастрофы осталась загадкой. И я сомневаюсь теперь, что это был несчастный случай. Нам самим лишь после колоссальных усилий удалось получить разрешение властей на вылет. Это было так непросто, что мы пришли к выводу: кто-то очень старается помешать. Мика, мой муж, подозревал, что все кругом подкуплены, только доказать не мог. И как только решил копнуть поглубже, сразу же получил добро на вылет. Но наши неприятности на этом не закончились. В ночь накануне вылета муж застукал неизвестного туземца за попыткой поджечь самолет; тому удалось скрыться. А затем… этот дикий обстрел с вертолета… кто-то очень не хотел видеть нас здесь. Я считаю, что это автор твоих божественных писем - некто, возомнивший себя Господом.
- Если то, что ты говоришь, правда, то… - задумчиво произнес Рас. - Ты говорила, что эта долина известна давно. Что ты имела в виду?
- А то, что авиаторы сообщали о ней. Однажды над нею пролетел также и военный самолет.
- Почему же я их не замечал?
- Они летели очень высоко. Тебе не доводилось видеть длинные тонкие облака, внезапно возникающие высоко в небе и быстро тающие?
Рас отрицательно помотал головой.
- Значит, прозевал. Если бы заметил - то заметил бы не облако, а шлейф водяного пара, конденсирующегося за струей реактивного самолета.
Последовали объяснения сказанному. В конце концов Рас зевнул:
- Думаю, пора ложиться спать.
Юноша был так расстроен новыми сведениями, что оставил ранее возникшую было мысль попытать с нею счастья снова. Ева выглядела сонной, но все никак не унималась:
- Значит, вертолеты базируются на верхушке башни посреди озера? И ты говоришь, что взобраться туда невозможно?
- Я сказал лишь, что мне это пока не удавалось.
- А не хочешь ли ты попытаться снова? Может быть, ночью, когда тебя не смогут заметить?
- Ночью будет гораздо труднее. Но я попробую - позже. Сперва я хочу рассчитаться с Биджагу. А затем найти Игзайбера. Пусть ответит на мои вопросы!
- Игзайбер не существует! И ты не найдешь его ни на каком краю своей долины. Не найдешь и в большом мире за ее пределами. Не найдешь нигде.
- Я сам должен в этом убедиться.
Рас поднялся:
- Пойду натаскаю еще немного хворосту. Биджагу мало меня беспокоит, а вот леопарды кругом так и рыскают.
Не успел Рас подбросить в костер пару здоровенных веток, как Ева уже провалилась в сон. И снова Раса охватило жгучее желание. Смятение чувств, в которое он был ввержен ее рассказами, и скорбь по ушедшим близким довели юношу до изнеможения. Но сейчас смятение оставило его, и тени покойных истончились - он мог вспоминать их без спазм в груди.
Ева, словно уловив его мысли, легко всхрапнув, проснулась. Ее взгляд, быстро прояснившись и став осмысленным, встретился с глазами Раса. Она приподнялась:
- Не надо думать обо мне, Рас. Я не хотела бы убивать тебя.
- Почему бы тебе и не лечь со мной?
- Потому что я недавно потеряла мужа и все еще скорблю о нем. Наша с ним жизнь не была слишком гладкой; какое-то время наш брак вообще находился на грани расторжения. Одна из причин этого - его бесплодие. Он комплексовал; ему казалось, что он не вполне мужчина. Я предлагала взять из приюта и усыновить приемыша - так много вокруг детей-сирот, - но он воспротивился: или у нас будет свой ребенок, или не будет вовсе! А еще… но это уже совсем другая история.
Но даже если бы мне не о ком было горевать сейчас, я все равно не смогла бы лечь с тобой. Я боюсь беременности, боюсь понести ребенка в этой дикости.
И даже это не все. Я просто не люблю тебя.
Рас изумился:
- Разве ты ненавидишь меня?
- Нет.
- Я тоже не любил всех тех горилл и женщин-вонсу, кроме разве Вилиды. Но ложился с ними. Почему же с тобой нельзя? Может, ты вообще не любишь мужчин?
- Ну как объяснить, чтобы ты понял? Ты же совершенное дитя - не в поступках, нет, в некоторых вещах. Напоминаешь мне благородного дикаря Руссо, ну просто очень напоминаешь.
- Руссо?
Снова объяснения; слушая Еву вполуха, Рас прикидывал, как бы половчее на нее взгромоздиться. Пока она спит, можно украсть оружие. И она наверняка об этом знает, но спокойно засыпает. Может, тем самым как бы предлагает отнять у нее оружие?
Насилие. Ева что-то рассказывала о злодеях, жестоко насилующих беспомощных женщин. Для Раса это была еще одна из многих головоломок. Ему никогда и никого еще не приходилось насиловать - даже в голову такое прийти не могло. Хотя, если вдуматься: а так ли это? Когда Рас ночью хватал ошеломленных женщин-вонсу, он ведь пользовался их трепетом перед бледными духами, чтобы добиться своего. Ведь Рас не предполагал отказа - даже мысли такой не допускал - ни по какой иной причине, кроме разве той, что он демон ночи.
- Не понимаю, почему ты не хочешь меня, - сказал Рас. - Прошли недели с тех пор, как ты была с мужчиной, и ты не больна. Может, я урод? Мои родители и подружки-вонсу находили меня привлекательным. И я, в отличие от мужчин-вонсу, не изуродован кремневым ножом между ног, я полноценный мужчина. И характер мой вроде ничего - я умею и шутить, и смеяться, люблю беседовать, умею внимательно слушать. Люблю ласку, люблю саму любовь. Люблю веселье и все земные радости. Пусть ты и не любишь меня, но ты ведь не говоришь, что я тебе омерзителен. Не понимаю…
- Ты обиделся, - вздохнула Ева. - Тебе кажется, что я обижаю тебя. Но ты напрасно обижаешься! Я ведь совсем из иного мира, из общества, которое ты даже вообразить себе не можешь. Не обижайся. Просто поверь мне на слово - без причины я бы не сказала тебе "нет".
- Короткое слово - "нет", а сколько за ним всего… - сказал Рас. - Целый мир.