Посреди лаборатории, наполненной различными объемными фигурами - от многочисленных сиреневых шариков до громадного фиолетового параллелепипеда с отверстиями - стоял розовощекий крепыш в белой рубахе. Стоял, облокотившись на черную тумбу в форме куба.
"Здравствуйте, господин Крапс", - прозвучал внутренний голос Ника.
Все приблизились к кубу, и Расин с удивлением отметил, что никто не обращает внимания на крепыша.
- Здравствуйте, господин Крапс, - повторил Ник свою мысль.
Другие тоже поздоровались, при этом все глядели на куб.
Крепыш сверкнул огромными белоснежными зубами:
- Приветствую. Что нового на занятиях?
Никто на него даже не взглянул, но Аманда быстро, словно боялась, что кто-то её опередит, ответила:
- Он вернулся, господин Крапс. Вернулся из карцера.
- Вижу, - сказал розовощекий. - Хорошо.
Вадим не мог справиться с недоумением.
- Это переводчик? - шепотом спросил он у Ника.
Ник взглянул удивленно.
- Это господин Крапс, - шепнул он и снова уставился на черный куб.
Опа! Ребята, да ведь вы же его не видите!
- Да, это я, - проговорил крепыш в белой рубахе и мигнул Расину. - Рад видеть вас в своей лаборатории среди членов нашего кружка.
Вадим поводил взглядом, не зная, кому из них отвечать - тумбе или крепышу, однако крепыш указал на себя, поднес палец к губам и кивнул в сторону куба.
- Взаимно, господин Крапс, - смекнул Расин и вежливо поклонился тумбе.
Оглядевшись по сторонам, он увидел, что к потолку в трех местах приделаны полые пирамиды, похожие на трубы громкоговорителей - вроде того канала, по которому он попал из Трифара в Пустыню.
- Ребята, вы давайте-ка к рабочим местам, а мы с молодым хомуном потолкуем малость. Сергей, ты за главного.
И он прошел сквозь Ника и плечо Эда. Приблизившись к Вадиму, он крикнул:
- Кробиорус!
- Сейчас! - отозвался кто-то.
- Он пришел!.. - крикнул крепыш. - Ну что? Как договаривались, да? В синем шаре?
- Момент! - снова крикнул тот, кого назвали Кробиорусом.
Сергей, Ник, Аманда и Эд разошлись по углам лаборатории. Судя по всему, выкриков Крапса они не слышали.
- Приступим к разбору полетов, - то ли спросил, то ли предложил Крапс.
Раздался хлопок, и все вокруг стало синим. Предметы, которые были в помещении, исчезли.
- Не переживай, мы в шаре, - сказал Крапс.
Расин огляделся. Стенки - что-то вроде керамики, покрытой гладкой эмалью. Чтобы удостовериться в реальности, он протянул руку, но стенка отдалилась. Он сделал шаг вперед, пытаясь дотянуться, и тут заметил, что сбоку кто-то стоит.
- Стенка призрачна, хомо, - сказал этот кто-то. - Не тянись к ней. Если хочешь, приблизь её к себе иным способом.
Расин повернулся.
Кробиорус был совсем старик, в отличие от Крапса.
- Все призрачно, - сказал Кробиорус. Он отвел руку, согнул кисть, растопырил пальцы. Стенка шара в мгновение ока прилипла к его ладони.
- Фокус! - сказал Кробиорус.
Тут же невидимая сила унесла его в сторону и, прокатив на карусели вокруг Вадима, поставила плечом к плечу рядом с Крапсом, словно для сравнения.
Они были разными. Оба сильно не походили на людей.
Крапс имел коренастую фигуру и грушевидную голову, сужающуюся кверху. Глаза маленькие, красноватые, искусственные. Улыбка, преувеличенная во всех смыслах. Ни дать, ни взять макет из аптеки в отделе зубных паст.
Кробиорус напоминал старца из народных былин. Длинные седые волосы, усы, борода. Тесемка на голове. Восковое лицо. Ему бы ещё гусли в руки! Его глаза, в противоположность глазам Крапса, были огромны и мутны, как осенние лужи.
- Гений-самородок? - спросил Крапс у Кробиоруса, кивнув головой на Расина.
- Обыкновенный хомун, - ответил старик.
Глава 26
Эти двое были счастливчиками. На них не лежала тяжесть ответственности, как на Балмаре. Им не приходилось думать ни о повышении в должности, ни об утрате места работы. Крапс и Кробиорус искони числились в Кантарате по безвременному контракту, и оба работали ещё при Стаброке. Жизнерадостный Крапс возглавлял отдел пространства, задумчивый Кробиорус - отдел времени.
- Обыкновенный? - переспросил Крапс.
- Самый обыкновенный, - подтвердил Кробиорус. - Таких около шести с половиной миллиардов.
Первое, что тут же было растолковано Расину: его силы вовсе не безграничны. В настоящую минуту он чувствует себя довольно бодро лишь потому, что энергополе Пустыни питает его силой по широкому каналу Балмара и множеству канальцев хомунов, которые с изумлением следят за его шагами по "Новостям Службы".
- По пустякам не траться, - посоветовал Крапс.
- Неделю будешь заниматься здесь, - сказал Кробиорус. - Потом перейдешь ко мне, в лабораторию времени.
Старец похлопал своими мутными глазами и исчез, оставив Вадима наедине с Крапсом.
- Учти, - сразу сказал Крапс. - Все, что я тебе сейчас скажу - сплошная крамола. Если до Балмара хоть слово долетит, он будет вне себя от ярости. Поэтому все должно остаться между нами.
У Расина мелькнула надежда, что сейчас обучение может перейти на новый уровень.
- Я перестал предугадывать, когда вошел в здание, - сказал он. - Почему это случилось?
- Предугадывать будущее? - обрадовался Крапс. - Значит, и это ты уже умеешь… Видишь ли… В моем крыле время узко. Курсанты не могут обойтись совсем без него, а то здесь было бы сплошное сейчас , и все движения случались бы в нуле. Но тебе придется и такое освоить. Собственно, это и будет твоя практика: движение вне времени. В моей лаборатории есть особая камера, где времени нет. В ней ты и проведешь свою неделю. Но предупреждаю: будет трудно.
Хлопок. Крапс и Расин сидят за круглым столом.
- Итак, немного теории, - говорит Крапс. - Ты обратил внимание: для ребят я невидим. Вместо меня в лаборатории стоят объемные фигуры. Как правило, я для них - черный куб… Здравствуйте, господин Крапс! Понимаешь? Я - абстракция. Думаешь, только курсанты меня не видят? Ха-ха! Даже опытным кашатерам это не под силу. А почему? Неужели хомуны такие отсталые? Нет. Просто их не учат этому!
Крапс сделал быстрый жест рукой, и расстояние между ним и Расиным сократилось вдвое.
- Основная часть работников - пограничники, - сказал он. - Тех, кто закончил учиться, отправляют на базы. Базы есть по всему берегу - аж до сумеречной зоны. Был на берегу?
- Был.
- Берег Пустыни - сплошная цепь звезд. Тех звезд, что составляют семьсот двенадцать туманностей Хомофара. Тут со звезды на звезду пешком можно добраться.
- А зачем пограничники? - спросил Расин.
- Они думают, что их задача - защищать земли отцов. Мы их этому учим. Будто антиподы - ну, вроде нас с Кробиорусом - когда-нибудь возьмут да и двинут на них со стороны вселенной. Мы внушаем хомунам, что эти самые антиподы смотрят на них с противоположного берега через прицел воронок.
- Холодная война?
- Чушь! Воронки всех армий на самом деле направлены не на врага, а на земли отцов. На города, в которых выросли пограничники. Вся армия пустыни стоит на защите вселенной от нашествия беженцев со стороны оболочки.
- Вы сказали: воронка. Это что-то вроде черной дыры?
- Может быть. Однонаправленные воронки - обычное оружие двенадцати фаров.
- Значит, армии стоят лицом к отечеству и спиной к противнику? Но почему?
- Чтобы жизнь не проникла в Глубину Мегафара.
- Я вас не понимаю.
- Учения времени и пространства, которые преподают здесь, сами по себе верны, но, чтобы их понять, надо воспитать определенное понимание.
- Что?!
- Очки, которые Балмар выдает на входе в Кантарат, искажает понимание.
Опять раздался хлопок, и расстояние между Крапсом и Расиным вновь сократилось. Теперь они сидели нос к носу.
- В некоторых туманностях в районе сумеречной зоны ведутся учения, - продолжал Крапс. - Там стреляют из воронок. Разумеется, в рамках, дозволенных установкой сознания. В эти отдаленные места кашатеры командируются путем безвременного перемещения. Отвечает за доставку отдел пространства во главе со мной. Эта функция могла бы работать сама собой, она не требует обслуживания. Поэтому мне остается подавать формальные отчеты.
- Неплохо устроились, - сказал Вадим. - Поздравляю. Но мне все-таки не ясно, зачем препятствовать проникновению жизни во вселенную?
- А теперь ты должен войти в эту дверь, - решительно заключил Крапс.
Крапс не имел ничего общего с хомунами. В силу "своей испорченности" Вадим видел его этаким отставным неунывающим полковником. Фантом Крапса был всегда в движении. Он заходил в пространственно-безвременную камеру и выходил из нее, входил - и вновь выходил.
- Смотри внимательно, - говорил он. - Ты должен научиться понимать все сам. В колодце не будет подсказок. Кантарат может выпихнуть, а то, что произойдет дальше, зависит от тебя.
Поначалу Вадим чувствовал себя контуженным. Вокруг была пустота. Тело изогнуто дугой. Голова - словно вмурована в пол. Впереди возвышался живот, из-за которого торчали колени, но сперва он видел лишь несвязанные между собой предметы. Понимание того, что это части его собственного тела, наступило не сразу и не во времени.
Крапс появлялся неожиданно и, когда появлялся, то словно он здесь находился всегда, а когда исчезал, будто никогда его тут и не было.
Он появлялся опять, растекался по всему потолку, рассказывал анекдот и хохотал, вытирая красные пластмассовые глазки, - и вот опять его нет.
Расин силился оторваться от пола, перенести тело из одного места в другое, но ум требовал для этого времени, которого не было.
- Спроси у моей племянницы, как это сделать, - советовал Крапс. - Знаешь, кто моя племянница?
Вадим не знал. Он оцепенел настолько, что мысли совсем перестали липнуть к уму.
- Все во вселенной - одна-единственная пространственная сущность, - сверкая улыбкой, заявил Крапс. - И оболочка, и Глубина Мегафара. Это и есть моя племянница.
У Расина язык не повернулся спросить Крапса, как это может быть. Он силился разогнуть окаменевший позвоночник или хотя бы моргнуть глазами.
- Если основатель рода создает два родственных создания - А и Б, а потом А производит ещё создание В, то это создание В является для Б племянником, - пояснил Крапс. - Вселенная - дочь одного из миллиардов моих братьев, подгулявшего со временем и сознанием.
И он опять оставил Вадима в тишине и неподвижности.
Здесь, в непроницаемой камере, могут находиться только две природы - пространство и сознание. Тут хомун утрачивает треть себя, становится калекой. И в этом состоянии ему предстоит научиться ходить.
Движение вне времени? Неужели это невозможно?
Семь дней в пространственно-безвременной камере - вечность.
Настоящее стоит на месте. Голова вмурована в пол. Выпученные глаза глядят в потолок.
После исчезновения Крапса нельзя определить, как долго его нет. Он скрылся - и Вадим погружен в бессрочное одиночество.
Даже дни, проведенные в психиатрической палате под опекой санитара-призрака, кажутся забавой в сравнении с этой титанической попыткой освободиться от неподвижности.
"Хомо, - звучит в ушах. - Вспомни, что я тебе сказал".
Он пытается что-то сообразить, но понимание приходит по одной песчинке в сто лет.
Фиолетовый потолок. Когда-то давно, в прошлой жизни, на его фоне возникло улыбающееся лицо. Сколько ещё впереди этого неподвижного безвременья? Будущее - сумрачно.
Когда-то давно…
- Фух… Фух… Фух…
Что это? Бамбуковое дыхание. Но ты не можешь дышать: твое тело превратилось в камень.
Значит, это всего лишь ложное ощущение. Можешь попытаться его воссоздать снова? Вперед, Вадим! Лети, как в Трифаре.
- Фух!..
Пустота вокруг была непониманием. Но она изменилась, и это стало похожим на первое маленькое открытие.
Состояние контузии становится ясным: возможно, оно - всего-навсего проявление беспомощности.
Тебе придется признать собственное бессилие, свою неспособность двигаться привычным образом. И, когда ты это сделаешь, произойдут новые изменения.
И он сделал это, и это был маленький шажок к пониманию. Мысли начинали проясняться.
Теперь он чувствовал: вот-вот должно возникнуть что-то вроде проблеска. Проблеска чего? ещё неизвестно, но предчувствие есть.
Какие-то движения внутри. Внутреннее движется наружу. Нельзя тратить слишком много сил. Надо научиться контролировать это. Что это? То, что исходит изнутри, проявляясь то здесь, то там в виде крошечных сгустков.
Теплые искорки покидают существо. Эти сгустки возникают в разных местах камеры и затем исчезают, как бы питая пространство.
Но силы все равно расходуется - те силы, что накопились во время пребывания в карцере. Все, что дал Балмар и тысячи кантаратских хомунов, тратится на бесполезные усилия изменить положение тела.
Силы уходят, и возможности их восстановить нет.
А впереди еще… вечность.
И вдруг отмычка задевает крохотный рычажок.
Потолок прямо перед глазами. Теперь он белый, как снег.
Снова попытка… Нет, попытки-то как раз не было. Был порыв совсем другого свойства - проблеск, исходящий из неясного закоулка, - назовем его вневременной составляющей души.
Ну же! Повтори это! Ради всего святого, не упусти!
Он пытается повторить и… Медленно, но уверенно стены начинают менять цвет. Сначала они розовеют затем становятся красными, и вот они уже насыщенно-фиолетово-синие.
Закружилась карусель цветов, и вот-вот ты провалишься в беспамятство.
Слабость нарастает. Как это остановить?! Слишком резкая смена цветов. Потолок, стены проносятся перед глазами. Тебя швыряет из стороны в сторону. Не так резко! Медленнее… Пожалуйста, медленнее…
Как контролировать тело?
Он делает два шага навстречу открывающейся двери и падает прямо в мощные руки Крапса.
- Вы - мой двоюродный дедушка, - успевает сказать Вадим, прежде чем его охватывает темнота.
…Он открывает глаза и обнаруживает себя в постели. Голова ясная, но в теле такая слабость, что ему с трудом удается приподняться на локте.
Рядом возвышаются два кресла, в них сидят Крапс и Кробиорус. У обоих сдержанный, немного суровый вид.
- Неужели и после этого не назовешь его гением? - Это Крапс спрашивает.
- Гением!.. - Кробиорус неодобрительно качает головой. - Да теперь, пожалуй, и способным не назову. Разве не видишь, он слаб и нуждается в опеке. В чем, по-твоему, его гениальность? В умении растрачивать силы?
Внезапно перед Вадимом возникает поднос на ножках, на нем стоит блюдо с пузатыми пончиками и большой стакан молока.
- Это сила, - поясняет Крабиорус.
- Кушай, - добавляет Крапс и украдкой подмигивает.
Вадим осторожно берет в руку горячий пончик, откусывает, обжигается. Вкус обычного пончика - мука, сахар, растительное масло.
- И в следующий раз будь внимательней. Соблюдай этикет, - говорит Крапс. - Пространственная вселенная - это женщина. Будешь лететь по ней - прислушивайся. Она неоднородна. Где-то больше пространства, где-то - времени. Это надо понимать. Видишь, теперь ты уже научился двигаться в абсолютном безвременье. Если ненароком занесет на территорию чистого пространства, сможешь, во всяком случае, выбраться.
- Этикет, - повторяет Расин, жуя и чувствуя, как восстанавливаются силы. - Я пытаюсь понять то, что вы мне говорите, но не все слова доходят сразу. Про этикет - это шутка?
- Нисколько, - нижняя половина лица Крапса растягивается в неимоверной улыбке.
- Если вселенная - женщина, она посмеется над моим этикетом.
Кробиорус становится очень серьезным, он сводит брови, а Крапс смеется, он просто заходится от хохота.
- Женщина обязана уважать умение мужчин соблюдать этикет! - говорит он, отсмеявшись. - Вспомни всех женщин, которых ты знал. Учтиво кивая женщине, пропуская её вперед, и тому подобное, мужчина дает тем самым понять, что здесь она чувствует себя в безопасности. Женщина физически слабее. У вас на земле в прошлые тысячелетия бывали периоды, когда женщина могла быть изнасилована в любой момент, кроме того, она была и самой дешевой рабочей силой. Времена менялись, но эта традиция долго оставалась незыблемой. Гораздо позже люди начали изобретать правила совместного проживания. Одним из таких правил стала договоренность между сильным и слабым полами о взаимном уважении. Все условности, соблюдаемые мужчинами во время общения с женщиной, символизируют вот что: ты не должна бояться, здесь тебя никто не тронет. Какими бы ни были перипетии истории, это - закономерно вытекающий вывод.
Когда поднос опустел, Вадиму велели подняться на ноги. - Теперь освоим методы движения по колодцу, пополнения силы, изменения пространства и времени и - что самое важное - контроля над чувствами, - объявил Кробиорус.
Пять дней его учили тренировать ажну, уменьшаться в размерах, перемещаться со скоростью света, восполнять потери сил и создавать тела.
- На самом деле мы не ведаем, что происходит, - сказал как-то Кробиорус и кивком головы передал слово Крапсу. Тот стал рассказывать о перемещениях и исчезновениях фрагментов вселенной, затем перешел к изложению гипотезы о Захватчике. В этот раз Крапс ниразу не улыбнулся.
- Ты пробил оболочку и пришел к нам, - сказал Кробиорус, как только Крапс закончил. - Это значит, что тебе что-то известно. Просто ты не можешь вспомнить. Но все же ты должен пытаться это сделать.
Вадим только пожал плечами. Кое-что он знал из письма Криброка и мыслей Балмара, но вряд ли это было ново для его учителей.
- Захватчик использует временные воронки, - раздумчиво произнес Кробиорус. - Я даан, но не могу даже вообразить, что это за оружие!
- У меня вопрос, - вдруг оживился Вадим. - Вы говорили, что некоторые туманности не уничтожены, а упорядочены. Что это значит?
- Не ведаем, хомо. Порядок есть, а понимания нет.
Когда Вадим усвоил принцип "Все призрачно", он понял: окружающее изменить просто.
Главное условие - присутствие энергополя. Пока оно есть - лепи из него все, что хочешь.
Теперь стало понятно, как управлять силой. И Расин сделал следующий шаг: начал "работать с обстоятельством".
Он готовился к борьбе так же усердно, как когда-то готовился к врачебной практике. Разница в том, что на подготовку были отведены не годы, а дни.
Поток преображения толкал Вадима к немедленным действиям, но он обязан был пройти свое блиц-обучение. Кробиорус велел не торопиться и проводил с ним занятия по двадцать четыре часа в сутки.
В короткие перерывы Расин общался с кружковцами. Эд похвастался новым спортивным костюмом, который ему помог создать Ник. Аманда предложила Вадиму уделять их кружку хотя бы час в день. Глория каждый день просила поведать о новых достижениях, но Расин не мог говорить об этом - Кробиорус запретил.
- Ходят слухи, ты попытаешься отправиться в колодец, - недоверчиво сказал Эд.
- Я ещё не знаю, что это такое, - ответил Расин.