Она запнулась. Вадим попытался заглянуть в её мысли, но тут же осекся. Разве это так уж необходимо? Однако он успел увидеть в её воображении их обоих. Они летели рядом, держась за руки. Что это - мечты или предвидение?
Доэ странно посмотрела.
Заметила ли она его попытку прочесть мысли? Кажется, да, но виду не подала.
- Нас ждут приключения, - нашлась она. - И это здорово.
Доэ протянула руку. Он - свою.
- Здорово, - повторила она. - Ты любишь приключения?
- Не знаю, - ответил он. - Я ещё в себе не разобрался.
- Правда? - она посмотрела критически. - Ты выглядишь таким взрослым.
Светлая конопушка заняла свое место на её носу, и Вадим понял, что только теперь окончился процесс воплощения Доэ. Выходит, она передвигается не вся сразу, а частями.
- Приключений в жизни было немного, - проговорил он и понял, что соврал. В последние недели произошло столько всего, что встреча с ледяными существами, которые три минуты назад швыряли в него глыбами, показалась ему обычным делом.
- Только что было небольшое приключение. Меня пытались зарыть в снегу ходячие айсберги.
- Ты был на снежных горах? - она указала на сердце Мегафара.
- А ты бывала там?
- Много раз. Там здорово. Я люблю горы. Однажды я уснула в горах, и на меня напали снежные звери.
- В Кантарате их называют "ледорубы". Кашатеры, ну, люди из Кантарата, знают много, но никто никогда не покидает берег.
- Я тебя предупреждала. Тебе-то как удалось?
- Думаю, так же как и тебе. Собственно, у меня были неплохие учителя. Я им благодарен.
- От тебя просто хотели отделаться.
- Откуда ты знаешь?
- Харт сказал. Но теперь я и сама чувствую.
- А что ещё сказал Харт?
Доэ потупила взгляд.
- Он спорил со мной. Но это неважно.
Она чуть крепче сжала руку.
- В тот раз я тебя спросила: как далеко ты хочешь забраться?
Расин сделал легкое усилие, и они полетели.
- Прости, Доэ, я не могу говорить об этом. Я сам теперь кашатер Кантарата. Выполняю задание.
Он усмехнулся, а она осталась серьезной.
- Кантарат потеряла своего главного кашатера, - сказала Доэ. - Самого сильного. Единственного, который умел путешествовать по Глубине Мегафара. Правильно?
Что можно утаить от девушки, которая скользит по вселенной, не ведая преград?
Вся эта структура с кашатерами и ведущими кашатерами выглядит просто смешно. У него даже удостоверения нет, не говоря об оружии, средствах связи и прочих атрибутах. Счета в банке у него тоже нет.
Зато есть неограниченные возможности и вечная жизнь (при условии, что он будет вовремя пополнять силу). В любую минуту он может просто забыть о Кантарате, стать пилигримом, космическим пиратом, неизвестно кем еще…
Но есть опасность, она грозит Вселенной, в том числе и её оболочке, где осталось его прошлое, где погребены его родители.
И ещё есть кодекс чести. В Глубине Мегафара это чуть ли не главный закон для мыслящих существ.
И - да! - безусловно, жажда приключений. В своей обычной жизни он не был слишком силен, и темперамент его соответствовал конституции тела. Теперь телесная сила искала точку приложения. Имея такие возможности и не используя их, можно просто свихнуться!
- Его имя - Криброк, - сказал Вадим. - Неплохо бы его найти. Если хочешь, отправляйся со мной.
- Я знаю, о ком ты говоришь, - промолвила Доэ. - И знаю, где его искать, но ты не сможешь туда проникнуть, пока не сделаешь одно дело.
- Куда проникнуть? Какое дело? - удивился Вадим.
Доэ потянула его за руку и изменила направление полета в сторону сердца Мегафара.
- Когда ты был в снежных горах, ты видел пещеры?
- Я не был в горах снежной зоны. Я встретил ледорубов на астероиде. У них был карьер, в котором они добывали руду - розовые кристаллы.
- Именно о них я говорю. Нам понадобится много таких кристаллов.
- Глупости. Мы не сможем взять их с собой. Перевозка силы снижает скорость практически до нуля.
На лице Доэ появилось насмешливое выражение.
- Знаешь, что в таких случаях говорит Харт? Ничего ты не понимаешь в колбасных обрезках!
- Твой Харт хорош. Но перевозка силы снижает скорость.
Доэ сверкнула глазами.
- Сам все поймешь.
В следующий миг Вадим увидел будущее Доэ. Наверное, непроизвольно заглянул ей в мысли. Он бы тут же выскочил обратно (это было похоже на то, когда неожиданно оказываешься в комнате девушки, которая переодевается), если бы не ужас увиденного. С невероятной скоростью (возможно - световой!) на них с Доэ налетела пасть, разинутая на полнеба.
Это все, что Доэ заметит через две-три секунды, затем наступит темнота.
Вадим осмотрелся, напряг зрение, но пытаться увидеть тварь, приближающуюся со скоростью света - глупо.
Рывок в сторону. Он не стал ничего объяснять, просто переместил их обоих на несколько километров сторону сердца Мегафара. Замедлил время.
Ждать пришлось довольно долго. Расин успел ответить на некоторые вопросы Доэ.
Ее, как и прежде, интересовало, чем занимаются друзья Вадима. По рассказам мертвых из Трифара она знала, кто такие врачи, но ей трудно было представить обстоятельство, при котором надо вскрывать хомуну живот.
Вадим поведал о Фирмане, о его преображении. В двух словах заикнулся о Гаерском. Не стал подробно говорить о своем заточении в палате психбольницы, лишь отметил, что настоящее его тело, возможно, до сих пор пребывает на поверхности. Он сам не знал правды, мог её лишь предполагать.
Прошло полчаса субъективного времени, прежде чем появились змеи.
Их было пять. Пришлось ещё втрое замедлить время, чтобы успеть их рассмотреть.
Трудно было оценить истинные размеры гигантов. Проще представить собственную мизерность.
Беззубые пасти распахнуты и неподвижны, тела вытянуты, хвосты заострены. На самом деле змеями их можно было назвать с трудом - слишком уж они были толсты для змей. Огромные белые слизни. Их тела не смогли бы извиваться змееподобно. Они мчались с равной скоростью, как пять торпед.
В абсолютной тишине.
Если бы они были поменьше, вряд ли кто-нибудь додумался бы назвать этих змей беззвучными: в Глубине Мегафара всякое движение беззвучно. Но сами размеры тварей, вступающие в противоречие с бесшумностью движения, порождали это прилагательное.
Доэ лукаво посмотрела на Вадима.
Что это? Она тоже знала об опасности, но дала ему возможность отплатить за тузора?
"Однажды опасности подвергнемся мы оба, - говорила она прежде, - но в следующий раз спасать придется тебе".
Разве эту ситуацию она имела в виду? Неэффектно как-то он все сделал.
Держась за руки, они летели дальше.
Непроизвольно (может, сработала осторожность кашатера службы охраны Хомофара?) Расин стал думать своим тайным, "закоулочным", умом.
Два с лишним месяца назад он начал свой путь слепым котенком. Добравшись до середины, стал гонцом. Теперь - кашатер. Слишком долго ему везло.
Сначала двигался на ощупь, потом на пути был Пиликин, два раза являлась Доэ, ещё отправник, затем Балмар, Крапс, Кробиорус, в самую сложную минуту - Харт, теперь вот снова Доэ.
Никто ни разу по-настоящему не удивился: откуда ты взялся, парень? Возможно, здесь удивление - атавизм. Ну, конечно. Им-то привычно видеть новичков. Сотни и тысячи людей со всего мира приходят в Пустыню, становятся хомунами, создают одежду, учатся читать мысли, играют в игры. Школа магов-идиотов!
Что, если всё вокруг - декорации, украшение пути? Пути для таких, как он. Вот идут "гонцы" один за другим изо дня в день, из года в год с поверхностного слоя в Глубины Мегафара - на растопку, в самое сердце, чтобы стать кристаллами. И каждому на пути внушают, что он герой, что он - единственный. И раз так, то Захватчик, пожиратель туманностей, - всего лишь миф.
Нет, слишком сложно.
Не вяжется с этой версией ни квартира отправника, ни кружок Аманды, ни маленькая рука девушки, которую он сейчас сжимает.
Рядом Доэ, по которой он скучал. Если бы, мчась по колодцу, предвидел её появление, то от радости пел бы в полете песни. Но, встретившись с ней, почувствовал себя неловким и скованным: между ними преграда.
Несмотря ни на что, Доэ искала его и нашла. Доэ хотела этого, и Харт тоже хотел. Доэ и Харт - союзники.
Харт - существо, которого боится даже Балмар, правитель двенадцатой части Вселенной. Харт не принадлежит ни к единой из чистых васт. Он - пришелец.
Из мыслей Балмара было ясно: Харт самодостаточен и неуязвим. Раз так, то даже в случае гибели Вселенной, он сможет уцелеть. А значит, из всех, кто попался на пути Расина, Харт - самое незаинтересованное лицо. Ему, может даже, безразлично, будет ли остановлен Захватчик или нет.
Что же тогда заставило Харта придти на помощь Вадиму?
Можно сделать допущение: это - некоторое чувство справедливости иновселенского судьи.
Ладно.
Допустим, так. Вселенная - громадный живой организм - в опасности. Его пожирает неведомый вирус. Обычный иммунитет (службы охраны Хомофара) бессилен. И вот на помощь приходят скрытые резервы.
С тех пор, как Расин добрался до Кантарата и скинул с плеч груз послания, которой тащил сквозь миры так же инстинктивно, как муравей тащит веточку в муравейник, в нем проснулось новое сознание.
Он движется, стиснув зубы, вперед и не задает лишних вопросов. Так на своем пути не задает вопросов фагоцит - клетка, которая пробуждается, чтобы выполнить охранительную миссию, когда в организм внедряется чужеродное тело.
В противовес терпимости и бессилию Кантарата.
Глава 31
- Вадим, - Доэ оторвала его от мыслей. - Видишь те острые скалы?
Они подлетали к сигнальному уровню.
Расин осмотрелся. Отсюда открывался великолепный вид на горный хребет.
- Туда, - сказала Доэ.
Когда посадка была совершена, Расин понял, насколько ошибался в размерах. Если за единицу измерения принимать собственный рост и допустить, что сейчас его значение около ста восьмидесяти сантиметров, то возможно предположить, что высота гор - не сотни, и даже не тысячи, а десятки тысяч километров.
Они остановились на небольшой горизонтальной площадке.
- В этих скалах полно старых пещер, - пояснила Доэ. - Когда начинается сезон ураганов, снежные звери опускаются вниз и зарываются в сугробы, а пещеры заносит снегом. Потом снежные звери выходят наружу и роют новые пещеры. Нам надо поискать место, где кровь выходит на поверхность.
- Кровь?!
- Ну… розовые кристаллы, как ты их назвал. Харт говорил: это кровь Вселенной.
Доэ оттолкнулась и полетела вниз. Расин последовал за ней.
Им пришлось потратить на поиски проплешины добрых два часа. Имелся бы в сердце Мегафара источник света, найти породу было бы легче. Но, поскольку все здесь светилось лишь внутренним светом, в рельефе отсутствовали тени.
И все же Вадим с многокилометрового расстояния высмотрел крошечный клочок грунта розового цвета.
Совершив посадку на этом участке, Доэ тут же припала ухом к поверхности.
- Что ты делаешь? - спросил Вадим.
- Если приложить ухо, можно услышать снежных зверей, если они поблизости добывают кровь.
Она выпрямилась.
- В этой скале их нет.
Доэ вытянула руки. В каждой было по кристаллу.
- Теперь смотри, - сказала она.
Кристаллы потеряли форму и потекли, но ни одна капля не упала вниз. Сизоватая амальгама покрыла кисти. Пальцы сделались толще и казались отлитыми из серебристого сплава.
Доэ пошевелила пальцами, бросила взгляд себе под ноги, быстро нагнулась и, подхватив кристалл, снова протянула руку.
Щелк! - кристалл рассыпался в тонкий порошок.
- Конечно, это не показательно, - сказала она. - Камешки слишком хрупкие. Но, если покрыть этим все тело, ледяные камешки разлетаются, а тебе - ничего! И не только. Такой рукой можно пробить стену колодца, по которой ты прилетел к ледяному сердцу Мегафара.
- Скажи, Доэ, - Вадим неожиданно испытал тревогу, - как ты восполняла потери, когда летела по колодцу?
- Я по колодцу не летела, - отрезала она.
Доэ научила Вадима покрывать себя защитной оболочкой. Через полчаса оба стояли друг против друга с ног до головы залитые сплавом.
- Куда теперь? - спросил Расин чужим басовитым голосом: сплав покрыл не только поверхность тела, он проник в ротовую полость, гортань, окутал голосовые связки.
- В Алехар, - глухо пророкотала Доэ.
Путь в Алехар пролегал через толщу черни. Расин знал это, но выспрашивать у Доэ подробности - значит показывать свое невежество.
Дважды они теряли друг друга: оба раза при пересечении пространственно-безвременных пластов. Доэ владела несколькими способами передвижения по Глубине. Скоро она приспособилась к манере Вадима пересекать пласты мгновенно.
Ледяное сердце постепенно уменьшалось, превратилось в дыню, потом в яблоко, затем в горошину.
Полет продолжался около десяти тысяч секунд.
Иногда они разговаривали между собой, но разговор всякий раз сводился к тому, что длительность полета истончает защитную оболочку. Поэтому надо увеличить скорость, для которой разговоры - лишняя помеха.
Чем больше они удалялись от сигнального уровня, тем сильнее давила на уши отрицательная тишина. Не сравнимо с физическим чувством, не поддается описанию. Из слов, которыми владел Расин, подходили смерть, агония, небытие.
Во всех уровнях, которые Вадиму довелось посетить, - и в том провале, когда он перемещался из Трифара в Пустыню и даже в колодце - во всех этих фарах была определенная преемственность. Приближаясь же к толще черни, Вадим испытывал чувство утраты всего-что-знакомо.
- Иное понимание, - пробасила Доэ, ощутив его напряжение. - Не пытайся ничего осмыслить.
Она крепче взяла его за руку, а он ее, и оба полетели дальше.
Их встречала тьма. Оборачиваясь, Вадим не видел уже ледяное сердце.
Даже их собственное свечение ослабло. Иногда Доэ начинала мерцать, блекнуть.
Среда, в которую они погружались, была неоднородной, и все в ней становилось смешанным. Смешивались даже их руки. Чтобы не потеряться, они хватались друг за друга, но пальцы отрывали клочки тела, хватали снова, а обрывки ткани летели рядом.
Полет их напоминал стекание капель по зеркалу. Они то обгоняли друг друга, то сливались воедино, то их становилось трое-четверо, то они превращались в летящие брызги.
Неожиданно Вадим спохватился: он не знает, как себя вести. Из-за предубеждений он так и не стал ни о чем допытывать Доэ.
Что такое иное понимание? - хотел узнать он, но вместо слов раздался стон. Тогда Вадим попытался задать вопрос мысленно, но слова не сформировались. Расин тут же забыл, о чем хотел говорить. В голове путались навязчивые образы и чувство неудовлетворенности.
Доэ ещё могла владеть собой. Она словно окутала своим телом Вадима, который буквально распадался на кусочки. Он почувствовал тепло и усталость, стал погружаться в сон, но властный окрик Доэ его пробудил.
Вадим посмотрел на девушку и не нашел ни единой части в ней, которая напоминала бы человеческий образ. Переведя взгляд на себя (а это было нетрудно, поскольку глаза летели на некотором расстоянии от тела), он все же вычленил в бесформенной массе подобие головы и конечностей, облаченных в фиолетовое трико. Руки и ноги то разлетались, то собирались воедино, Доэ-плащ не давала им разъединиться окончательно.
Что именно происходило, и хорошо это было или плохо, - он не понимал.
Чувства были также неясными. Не успев родиться, они разбивались об уплотнившуюся среду, а потом смешивались с собственной плотью, с другими чувствами и ещё неизвестно с чем.
Но Доэ, совершенно потерявшая форму (еще бы, она по своей натуре плохо видела себя со стороны), кажется, знала, что делает. Доэ была на территории Иного Понимания не впервые.
Может, она могла думать по-другому ? В то время как Расин просто силился собраться (он даже не осознавал, что пытается сделать), Доэ продолжала стремиться к цели.
Первое, что Вадим различил - ещё до того, как вернулась целостность сознания, - приступ страха - чувства, которое не тревожило его уже довольно долго.
Страх. А за ним попытка подтянуть колени повыше, прижать локти к туловищу и, может, пососать палец. Он так было и сделал, но тут же получил хорошую затрещину. Было не больно, и, в конце концов, он окончательно очнулся.
И тут сверкнули молнии. На короткий миг перед глазами возникла большущая полусфера, внутри которой парил символ - змея, изогнутая в виде человеческого профиля. Произошел взрыв - совершенно беззвучный - и полусфера разлетелась на части.
- С чего ты взял, что это профиль? - спросила Доэ все тем же низким мужским голосом.
Вадим обернулся. Доэ по-прежнему была покрыта амальгамой и сияла, как хромированная статуэтка.
- Вижу эту штуковину уже в третий раз, - сказал он, не удивившись её вопросу. - И впервые увидел там, на одном из поверхностных уровней…
Он осознал: знак - не игра воображения и не случайность.
- Какая уж тут игра, - согласилась Доэ.
- Перестань во мне копаться, - запротестовал Вадим. - От этого неуютно.
- До "уютно" ещё не долетели, - заметила Доэ. - Не знаю, что произошло, может, у нас умы смешались. Я пытаюсь не слышать то, что ты думаешь, но не могу. Если не хочешь, чтобы слышала - не думай сам.
Не думать? Вадим поискал в сознании - и не смог найти свой заветный закоулок.
Все - условности, утешил себя он.
Страх прошел, и появились другие чувства: сомнение, злость и неуместная веселость. Все противоречило друг другу. Вадим в любую минуту был готов скомандовать: контроль! - и чувства бы укротились, но сначала он должен был во всем разобраться.
Что, во-первых, обозначает этот гнев?
На кого он сердится: на себя за свою неопытность или на Доэ за её загадочность? Она делает все, что ему нужно - открывает маленькие секреты, указывает путь, движется рядом. Он также делает то, что нужно ей (пусть и сомнительно, но дважды он её спасал!). К тому же у них есть что-то общее (тяга? предпочтения?). Чем не пара вселенских странников?
Гнев все же был. Сложившись воедино, Вадим подхватил что-то из судьбы Доэ. Это был её гнев. И он владел её мыслительным процессом так же, как она - его.
Их общие чувства двигались по его существу, приспосабливаясь к новой форме, от этого было щекотно, отсюда и веселость.
- Я не увидел черни, - признался Вадим.
Доэ кивнула:
- Мы до нее просто не долетели.
- Ты хочешь сказать, что весь этот кошмар был только прелюдией?
- Кошмар? - она усмехнулась. - В твоей голове не осталось даже воспоминаний об этом. Одни обрывки.
- Неправда, - возразил Вадим. - Я видел собственные оторванные руки. И ноги тоже.
- Не обращай внимания. Мы пересекали границу Иного Понимания. Только что был знак, змейка. Эти штуки встречаются по всей Глубине. Не знаю точно, что это такое, но с появлением змеек у меня связано несколько неприятных историй. Последний раз змейка мне являлась незадолго до того, как меня схватил на улице улыбастик. В тот день, когда появился ты.