Ведь они явились, когда она казалась неизбежной очень многим. Но они пришли, и люди забыли свои разногласия.
Воронов покачал головой:
- Война всегда зло. Какая разница, с кем воевать? Суть от этого не меняется.
- Ошибаетесь. Если бы мы воевали друг с другом, нас бы, возможно, не было. А так мы легко отделались.
- Легко? А два миллиона погибших?
- За полвека.
- Бог с вами, - сказал Воронов. - Пусть вы правы и люди действительно объединились только потому, что на них напали. Я не понимаю, что отсюда следует. Они напали на нас, и это оказалось к лучшему. Но они-то об этом не знали!
- Вы в этом уверены? - спросил Белостоков.
- Знаете что, - возмутился Воронов. - Это уж слишком. Вы что, заранее сговорились?
- Нет, - сказал Коллинз. - Благородные побуждения и агрессия… Это извращение.
Такое же, как и просто агрессия.
- Вы так думаете? Но если у них не было выхода? Если они наблюдали за нами многие годы? Земля была серьезно больна. Вероятно, они перебрали все способы лечения. Оставался один - хирургический. По-вашему, им легче было ждать, когда мы друг друга поубиваем?…
- Вы не то говорите, командир, - возразил Рыжкин. - Это не гипотеза. Никто не станет так делать.
- Почему же? Поставьте себя на их место. Вы прилетаете в систему, где есть разумная жизнь. Вы радуетесь этому и вдруг обнаруживаете, что она вот-вот сотрет себя с лица планеты. Что вы будете делать? Например, вы, Воронов?
- Не знаю. Это трудно вообразить.
- Тогда представьте себе, что вы идете по улице и там дерутся два человека. Это в общем хорошие люди, но у них в руках ножи, и они могут друг друга прикончить.
По глупости. Как вы поступите?
- Хорошие, но с ножами? Не знаю. Это плохой пример. Так не бывает.
- Бывает. Это хороший пример. Как вы поступите?
- Все равно, - сказал Воронов. - Никогда не был в таких ситуациях. Вероятно, постараюсь их помирить.
- Но если вы будете уверены, что вас никто не услышит? Если вы будете знать, что вас отшвырнут в сторону, возможно, даже пырнут ножом и, избавившись от вас, продолжат драку? Что вы сделаете, зная это?
- Начинаю вас понимать. - Воронов задумался. - Только вряд ли мне обязательно самому браться за нож. Можно ударить одного из них по лицу и убежать.
- Они продолжат драку.
- Хорошо, не буду убегать. Но нож я в ход не пущу. Я буду драться кулаками.
- Вас убьют.
- Что делать. Мир требует жертв. Если это единственный выход…
- Вас убьют слишком быстро, - сказал Белостоков. - Вас убьют сразу же, не успев забыть о собственной ссоре. Вас убьют и продолжат драку.
- Хорошо, - сказал Воронов. - Я поступлю по-другому. Я не полезу в драку, я буду издали осыпать обоих грязными оскорблениями.
- Тогда к вам привыкнут, - сказал Белостоков. - К вам привыкнут и продолжат драку.
Поймут, что вы не представляете опасности.
- Что же мне делать?
- Вы должны драться с ними не на жизнь, а на смерть. Так, чтобы они обо всем забыли и объединились. Не на время, а насовсем. Когда они объединятся насовсем, вы можете уйти.
- Откуда я узнаю, что они объединились насовсем?
- Это надо почувствовать. Сделать это нетрудно, если у вас есть опыт.
Последовала пауза.
- Хорошую картину вы нарисовали, командир, - нарушил молчание Рыжкин. - По-вашему, они только и делают, что воюют со всеми разобщенными народами Галактики.
Представляю, что будет, когда один из таких народов найдет их где-нибудь в космосе…
Он запнулся. В рубке повисла неустойчивая тишина.
- Ладно, - сказал потом Воронов. - У каждого народа свои мозги, так что не в этом дело. Гипотеза командира логична. Но где гарантия, что она справедлива?
- Никаких гарантий у меня нет. Все это только предположение.
- Но вы понимаете, что в противном случае наш долг - атаковать их?
- Понимаю, - сказал Белостоков. - Впрочем, теперь мне уже кажется, что другого пути нет.
3
…Их было мало, до обидного мало, почти никого не осталось, и они смотрели сейчас из кормового эллипсоида назад, в бархатистую тьму.
"Погоня, - думал первый. - Трудно было предположить, что за нами пошлют погоню.
Значит, они все-таки заметили направление, в котором мы уходили, и поняли, зачем мы сюда уходим. Хорошо, что мы направились сначала сюда, а не сразу домой. Они сейчас очень сильны. И они так точно все рассчитали. Если бы они опоздали на самую малость, мы бы миновали пульсар, и они бы нас не нашли. Придется на всякий случай слегка изменить курс, чтобы свернуть к другому поворотному пункту. Совсем не обязательно им знать, откуда мы прилетели…"
"Наверное, это было для них неожиданностью, - думал второй, - но они оправились очень быстро. И - погоня. Погоня, когда прошло уже столько времени, что все стало казаться сном. Были и сны, но действительность была хуже. Вот она, ваша экспериментальная история. Сначала вы предполагали, что всякий контакт - это праздник, но даже потом, когда поняли, что это не так, вы видели главную трудность в принципе, который гласил, что каждая цивилизация должна идти по собственному пути, подчиняясь только естественным факторам. Поэтому вы видели главную трудность в необходимости невмешательства, в невозможности наказать зло. И вы не могли предвидеть, что настанет время, когда вам придется стать одним из естественных факторов, надев для этого маску агрессоров, потому что другого пути нет. И вам придется стрелять - не только в носителей зла, а во всех подряд, потому что вы стали природным фактором и должны следовать законам природы, главный из которых состоит в том, что она слепа и не отличает добра от зла. И вам придется стрелять, заглушив в себе разум, задушив эмоции, ибо вы должны быть слепы, как игральная кость, и только в этом случае вы не обречены на неудачу…"
"Все это так, - думал третий, - но я буду стрелять не только поэтому. Там остались наши товарищи и все остальное, наше прошлое и наше будущее тоже осталось там, потому что прошлое никогда не уходит. И еще я буду стрелять, потому что я ее ненавижу, эту цивилизацию, ради которой приходится идти на такие крайние меры и которая даже после этого не может поумнеть, и если объединяется, так ничего и не поняв, то не находит ничего лучшего, как выслать корабль в погоню за нами. Ничего, мы ему покажем, этому кораблю…"
Они смотрели назад, готовясь к последнему бою.
Охотничья экспедиция
Стадо отдыхало в тени крупной планеты земного типа, когда группа ракет выскочила из-за горизонта, следуя повороту орбиты. Они шли на бреющем полете, продираясь сквозь верхнюю атмосферу, а потом уходили ввысь, сбросив легкие капсулы "гарпий". Те довершали начатое.
- Так, - сказал коммодор.
Стены командного отсека флагманского корабля сплошь светились экранами. Передатчики были установлены на всех кораблях эскадры, и нити радиосвязи сходились здесь, на борту флагмана. На экраны смотрели двое.
- Еще немножко, - попросил коммодор.
На экранах была планета. Круглая, крупная, опутанная сетью прицельных линий, она удалялась и приближалась, вырастала и уменьшалась, была темным неясным пятнышком, острым серебристым серпом, громадным дымящимся шаром во весь экран. В темноте на ночной стороне, прикрытые облаками, быстрые искры "гарпий" продвигались вперед.
- Кажется, проскочили, - прокомментировал коммодор.
Другие экраны показывали вид снизу, сквозь вьющуюся пелену облаков. Все мешалось и перемещалось в путаных вихрях верхней атмосферы - мутные тучи, рваный туман, а иногда откуда-то выскакивал кусочек звездного неба. "Гарпии" выходили на цель.
- Возьмите зеркало, - нарушил молчание инспектор. - На вас неприятно смотреть. Вы сейчас как какой-нибудь полководец.
"Гарпии" выходили на цель. Они подкрались к ней снизу, под дымовой завесой облаков, и теперь задирали хищные клювы, устремляясь все выше и выше - в зенит, вверх по перпендикуляру.
- Полководец, - согласился коммодор. - Поймите наконец, что нашими услугами пользуются все колонии в оккупированной зоне Галактики. Это же понятно. Корабли нужны всем, а живой транспорт гораздо дешевле обычных звездолетов.
- Слушать вас тоже неприятно, - продолжал инспектор. - Колонии, оккупация…
По стаду прошло волнение. Сторожевые самцы подали тревожный сигнал, тотчас усиленный общим радиокриком. Еще секунда - и стадо бросилось врассыпную. Но было уже поздно…
- Почему не называть вещи своими именами? - усмехнулся коммодор.
* * *
- Гуманисты, - бросил коммодор. - Если бы не вы, мы были бы уже дома.
Они сидели друг против друга, но думали об одном.
Инспектор ждал возвращения. Ведь Земля - это его восемьдесят килограммов, упирающиеся ногами в настоящую, твердую почву. Земля - это нежное небо вместо безбрежной, но душной бездны, это свободный простор вместо тесной стальной коробки. И главное - это работа. Минимум год настоящей, интересной работы, без всяких проверок и инспекций. На Земле он переставал быть инспектором и стремился теперь туда, чтобы заняться делом.
Коммодор тоже думал о Земле, но по-своему. На Земле его ждал трибунал.
- Общество защиты животных, - сказал коммодор. - Вот что такое ваше управление. Обыкновенное Общество защиты животных. А вы… Вы просто его слепое орудие.
- А вы самый обыкновенный преступник, - заметил инспектор.
Они были все там же, на флагманском корабле эскадры, но сама эскадра находилась уже совсем в другом месте. Охота давно закончилась, и корабли шли походным порядком, направляя стадо лучами гипнотизаторов, чтобы оно не сбивалось с курса, нацеленного на желтый растущий диск.
Эскадра входила сейчас в Солнечную систему. Это инспектор приказал, чтобы она следовала сюда.
- Я охотник, - сказал коммодор. - Я всю жизнь занимаюсь этой работой. Я ее люблю, наконец. И вдруг я узнаю, что это преступление, что этого надо стыдиться…
- Так оно и есть, - подтвердил инспектор.
- …Я узнаю, что мой личный состав арестован, имущество конфисковано и все мы направляемся к Земле неизвестно зачем.
- Известно зачем, - уточнил инспектор.
- Двадцать одно животное, - продолжал коммодор. - Экипажи "гарпий" поработали на славу. Двадцать одно - это не просто число. Это значит, что предел Шнейдера наконец превышен.
- Я вас поздравляю.
- Раньше это не удавалось никому. Нам тоже.
- Я вам сочувствую.
- "Поздравляю", "сочувствую", - передразнил коммодор. - Да, вы не более чем слепое орудие. Вы слушаете, киваете, иногда вставляете более или менее удачные реплики, но сути не понимаете. Наверняка вам даже неизвестно, кто такой Шнейдер.
- Представьте себе, известно, - возразил инспектор.
- Вряд ли. Шнейдер был выдающийся биолог, он умер тридцать лет назад. Он работал на наших разделочных комбинатах. Этих животных начали использовать как космический транспорт позже, во многом благодаря его трудам. Он занимался их анатомией и физиологией, а в последние годы исследовал передачу информации в стаде от особи к особи. Гипноголовка, которую вы видели, - его изобретение. После него осталось много книг и еще больше неопубликованных записей. Так вот, на полях его дневника обнаружили такую фразу: "Захватить стадо численностью более двадцати невозможно".
- Почему?
- Никто не знает. Никаких доказательств он не привел. Теперь ясно, что это ошибка. Предел Шнейдера - двадцать животных. А мы поймали двадцать одно. Это все равно что опровергнуть великую теорему Ферма. Поверьте, для нас это радость.
- И для меня, - согласился инспектор.
Они помолчали.
- Нет, - сказал коммодор. - Вы землянин, и вы этого не поймете. Вы верите в то, что говорите.
- Это входит в мои обязанности.
- Хорошие же у вас обязанности! - возмутился коммодор. - Вместо того чтобы работать, как все, вы носитесь по Вселенной в поисках лиц, совершающих нечто, с вашей точки зрения, противозаконное. То есть тех, кто как раз и делает настоящее дело.
- Притом уголовное, - заметил инспектор.
- Вы преследуете людей, которые здесь, в этом чуждом нам мире, повторяют подвиг предков, приручивших волка и оседлавших дикую лошадь. Людей, снабжающих космическим транспортом всю Галактику. Между прочим, рискуя при этом жизнью.
- Преступники всегда чем-то рискуют, - возразил инспектор.
- Опять вы за свое! Ситуация, насколько я понимаю, проста: кое-кто на Земле стремится укрепить вашу монополию в производстве космических средств передвижения. Для этого вы и стараетесь. Вот такие у вас обязанности, инспектор.
- Слушайте, вы, - процедил инспектор. - Перестаньте разводить демагогию. Вы прекрасно понимаете, что это было омерзительно. Вся ваша так называемая охота. В чем она состояла? Вы вероломно напали на семью свободных существ. Вы стреляли в них гипноголовками своего любимого Шнейдера. Потом вы подчинили их своей воле. Омерзительно - другого слова нет.
- Но они не люди. Это всего-навсего животные.
- Вы напрасно притворяетесь, - сказал инспектор. - Вы же все знаете.
- Сейчас вы снова будете мне рассказывать, что астробиологи не дали отрицательного ответа на ваш запрос об их предполагаемой разумности. Но никто не дал вам и положительного ответа!
- Перестаньте разводить демагогию, - повторил инспектор.
- Это не демагогия, инспектор. Но вы землянин, и вы этого не поймете. Вы забыли, что такое лишения, что такое нехватка энергии. Если вам нужен звездолет - вы берете его напрокат. В колониях все по-другому. Вы напрасно забываете это.
- Разумеется, - сказал инспектор. Он действительно что-то забыл. - Вы-то ничего не забываете.
- Да, - сказал коммодор. - Именно поэтому мы снабжаем космическим транспортом чуть ли не всю Галактику. Как устроен этот транспорт, неважно. Важно то, что он дешевле и лучше всего, когда-либо созданного человеком. Важно то, что сейчас самая маленькая колония может самостоятельно исследовать Вселенную и что единственное техническое оборудование, которое требуется, - это портативная взлетно-посадочная капсула. Этого мы не забываем, и никакой трибунал не заставит нас забыть это!
Инспектор молчал. Что-то произошло. Кажется, он должен был что-то вспомнить. Предел Шнейдера? Нет, что-то другое.
- Вы попали к нам слишком поздно, инспектор. Вам следовало оказаться здесь раньше, когда космическая охота носила менее условный характер. Когда в колониях царил не энергетический, а обыкновенный голод. Когда нужны были не ракеты, а котлеты. Вы на Земле очень гуманны, но вы не знаете, как хорошо, когда все сыты. Вы никогда не узнаете, что значила тонна первосортного жира в те времена, когда в колониях не было пищевых синтезаторов. Зато вы можете себе представить, сколько такого жира дает животное размером с астероид. Вы спрашивали меня, инспектор, для чего это у нас такие большие, просторные помещения. Очень просто - здесь разделывали туши этих животных. Да, инспектор, эти стены многое повидали. Вероятно, такое зрелище омерзительно, если судить по нормам вашего дешевого гуманизма. Но если бы на нашем месте были вы - вы бы делали то же самое!
Инспектор молчал. Он пытался припомнить что-то, но не мог. Это было мучительно.
- Теперь вы говорите что они, возможно, разумны. По-моему, это не так. Доказательств у вас нет, и я вам не верю. Но допустим - вы правы. Пусть это действительно разум. Природа, создавая сознание, имела вполне определенную цель - познать самое себя. Эти существа не могут делать это самостоятельно. Они идеально приспособлены для изучения космического пространства, но не планет. И они должны прибегнуть к нашей помощи, так как мы, со своей стороны, хорошо приспособлены для исследования планет, но не умеем передвигаться в пространстве. Между нами по чьей-либо инициативе неизбежно должно возникнуть сотрудничество. Я и мои люди проявляем такую инициативу. И если они действительно разумны - повторяю, сам я в это не верю, - то они должны мириться с нашей деятельностью. Более того, они должны ее приветствовать.
- Вероятно, вы правы, - сказал инспектор.
Минуту назад он сказал бы другое, но сейчас ему это было безразлично. Он что-то забыл и должен был это вспомнить, а все остальное было неважно.
- Так оно и есть, - повторил он. - Сотрудничество. Раньше я не задумывался над этим.
- Видите, - обрадовался коммодор. - Наконец-то вы поняли.
- Да, - сказал инспектор. Ему было все равно, что сказать. Это было не главное.
- Это все вздор, - заявил он. - Давайте поговорим о другом.
- Согласен, - кивнул коммодор. Его лицо изменилось. Казалось, он тоже тщетно пытается вернуть ускользнувшую мысль. - Все это гроша ломаного не стоит.
Они помолчали.
- Извините меня, - вдруг сказал коммодор. - Просто я кое-что забыл. Нечто очень важное. Сейчас я это вспомню, и мы вернемся к нашей беседе.
Вскоре тишина стала невыносимой.
- Говорите о чем-нибудь, - попросил инспектор. - Так будет легче вспоминать.
- Согласен, - произнес коммодор. - Поговорим о Земле. Вероятно, я там останусь навсегда. Вряд ли после суда меня снова потянет в пространство. Нет. Я найду себе хорошую девушку, женюсь и поселюсь где-нибудь в деревне. На космос я плюну. Вам я советую сделать то же самое.
Инспектор молчал. Это его не интересовало. Космос - прекрасно, плюнем на космос.
И вдруг он вспомнил.
- Нет, - сказал он серьезно. - На космос плевать нельзя.
- Ах да! - лицо коммодора прояснилось. - Космос нам еще пригодится.
Инспектор вспомнил еще одну вещь. Странно, что он не вспомнил этого сразу.
- Люди, - коротко бросил он.
- Черт! - удивился коммодор. - О них я тоже забыл. Давайте сделаем так. Мы переделаем мой корабль в пассажирский лайнер и будем возить людей по всей обозримой Вселенной. Очень хорошо, что вы это вспомнили.
- Да, - согласился инспектор. Теперь, кажется, все. Он посмотрел на экран. В сетке прицельных линий вырастала Земля. Корабли шли по-прежнему строем; рядом двигалось стадо, связанное невидимыми лучами. Еще немного - и эскадра, окончательно замедлив скорость, выйдет на земную орбиту.
- Финиш, - сказал коммодор. - Наконец-то!
- Ой! - воскликнул инспектор. Он снова вспомнил. - Оружие!