– Знаешь, ведь я особым патриотом не был никогда. Мне нравилось думать, что я – гражданин Галактики, что мои родственники – везде и всюду, но вот теперь почему-то разлука с Академией наполняет мое старое сердце любовью к ней.
Тревайз стелил постель.
– Не так уж ты далеко от нее улетел, если на то пошло. Да будет тебе известно: Сейшельский Союз почти целиком окружен территорией Федерации Академии. У нас тут посольство с большим штатом, консулов полно. Языком сейшельцы любят трепать о своей независимости и о том, как они нас не любят, но воздерживаются предпринимать что-либо, способное вызвать наше неудовольствие. Ложись-ка ты, Джен, спать. Сегодня мы с тобой добились немногого, но утро вечера мудренее, будем надеяться, что завтра нам больше повезет.
Пелорат кивнул и отправился к себе, но скоро выяснилось, что слышимость на "Далекой Звезде" отличная – можно было запросто переговариваться из каюты в каюту. Погасив свет, Пелорат долго ворочался, наконец осторожно позвал:
– Голан?
– Да.
– Ты не спишь еще?
– Пока ты со мной разговариваешь – нет, естественно.
– Кое-что нам все-таки удалось сегодня. Твой друг, Компор…
– Бывший друг, – недовольно уточнил Тревайз.
– Пусть так. Неважно. Он говорил о Земле и сказал такое, с чем я не сталкивался ни разу за все время моих изысканий. Радиоактивность!
Тревайз перевернулся на бок, лицом к стене, подпер щеку рукой.
– Послушай, Джен, даже если Земля действительно погибла, это не означает, что мы полетим домой. Я все равно хочу найти Гею.
Пелорат издал странный звук, как будто сдул с губ пушинку.
– Дружочек, ну конечно. И я тоже! И потом, я вовсе не думаю, что Земля погибла. Компор мог быть уверен, что рассказывает непреложную истину, но ведь миров, претендующих на звание Земли, в Галактике такое количество!
В антропологии это явление называется "глобоцентризмом". Люди предпочитают считать, что их мир лучше, чем все остальные, чем любые их соседи, и культура у них выше, и все остальное, и история богаче – ну, ты понимаешь. А уж если соседи их в чем-то превзошли, то это непременно означает, что такие достижения позаимствованы у них. А если у соседей что-то плохо, значит, это плохое ими было когда-то отвергнуто или вообще к ним отношения никакого не имеет, либо это вообще невесть где придумали. Если нет логической возможности доказать, что Земля, либо ее эквивалент – колыбель рода человеческого – это именно их планета, то они как минимум помещают ее в своем секторе даже в тех случаях, когда не могут точно указать координаты.
Пелорат прищелкнул языком.
– Даже если бы удалось достоверно доказать, что ни одна планета в Сирианском Секторе – никакая не Земля, ничего бы из этого не вышло. Ты просто не представляешь себе, Голан, до какой степени мистицизм способен затмить здравый смысл. Как минимум в двенадцати секторах Галактики солидные ученые без тени усмешки утверждают, будто Земля (или как бы они ее ни назвали) находится в гиперпространстве, и добраться до нее нет никакой возможности, разве что случайно.
– А они не говорят, что это кому-то случайно удалось?
– Ну, знаешь, мифов всяких много ходит, и из патриотических соображений люди порой готовы поверить в них, зато в других мирах только посмеиваются.
– В таком случае, Джен, у меня предложение: давай и мы с тобой в такое верить не будем, и… (Тревайз громко зевнул) отправимся поскорее в замечательное гиперпространство снов.
– Но, Голан, понимаешь ли, самое упоминание о радиоактивности меня очень заинтересовало. Мне кажется, тут есть доля правды, или чего-то похожего на правду.
– Ты это о чем?
– Видишь ли; радиоактивный мир – это такой мир, где уровень радиации гораздо выше обычного. В таком мире гораздо быстрее протекает процесс мутации, и эволюция должна происходить скорее и резче. Я ведь говорил тебе, если помнишь: почти все мифы о Земле сходятся в одном: Земля отличалась исключительным богатством видов. Именно это многообразие форм жизни, ее взрывное развитие, именно это могло привести к развитию разумной жизни на Земле и последующему его распространению по Галактике. Если по какой-то причине Земля была или оказалась радиоактивной, то вот оно – прекрасное объяснение ее уникальности.
Немного помолчав, Тревайз заговорил:
– Во-первых, нет причин так уж верить Компору. Этот соврет – не дорого возьмет. Он запросто мог с три короба наговорить, только бы заставить нас отсюда убраться, чтобы мы, как два идиота, помчались в Сирианский Сектор. Но даже если допустить, что он не врал, он ведь сказал, что радиоактивность на Земле достигла такого уровня, что сама жизнь там стала невозможна.
– Правильно! Уровень радиации не был высок там, когда жизнь только начала развиваться, а жизни гораздо легче сохраниться, чем создаться заново. Допустим, жизнь на Земле возникла и сохранилась. Следовательно, если в самом начале уровень радиации там не был невыносимым для жизни, то и со временем он мог только падать. Ничто не способно поднять этот уровень.
– А ядерные взрывы? – высказал предположение Тревайз.
– При чем тут ядерные взрывы?
– Я хочу сказать: предположим, что на Земле были произведены ядерные взрывы.
– Где? На поверхности? Совершенно исключено. В истории Галактики нет ни единого упоминания о цивилизации настолько безумной, чтобы применять ядерные взрывы для военных целей. Нас бы просто не было тогда на свете. Во время Тригеллианского восстания, когда обе стороны были обречены на голод и отчаяние и когда Джендиппурус Хоратт предложил применить ядерную реакцию для…
– Его повесили матросы его же собственного флота. Это я проходил в колледже в курсе истории Галактики. Я не о том. Я имел в виду какой-нибудь несчастный случай.
– Нет в истории упоминаний о таких несчастных случаях, из-за которых мог бы повыситься общий уровень радиации на планете.
Пелорат глубоко вздохнул.
– Придется все-таки, когда освободимся, слетать в Сирианский Сектор и провести там небольшую разведку.
– Ага… – сонно откликнулся Тревайз. – Как-нибудь… Непременно… А теперь…
– Все-все, я умолкаю.
Пелорат выполнил обещание, а Тревайз еще почти целый час лежал в темноте с открытыми глазами, гадая, не успел ли он уже привлечь к своей персоне больше внимания, чем следовало, и не мудрее ли будет действительно для начала махнуть в Сирианский Сектор, а потом, когда о нем немного позабудут, вернуться сюда и искать Гею?
Заснул он тревожным сном, так и не успев принять твердого решения.
51
До города они добрались ближе к полудню. В Туристическом Центре на сей раз было полным-полно народу, но нашим путешественникам удалось пробиться в справочную библиотеку, где их проинструктировали, как пользоваться местной моделью информационного компьютера.
Самым внимательным образом они изучили всю информацию о музеях и университетах, обращая особое внимание на археологию, антропологию, историю и данные о деятелях в этих областях науки.
– Ах! – тихо воскликнул Пелорат.
– Ах? – сердито переспросил Тревайз. – И по какому поводу "ах"?
– Вот эта фамилия. Квинтесетц. Кажется, она мне знакома.
– Ты что, знаешь этого человека?
– Нет, лично нет, но вроде бы читал его работы. Когда вернемся на корабль, я загляну в каталог…
– Рановато пока возвращаться, Джен. Раз эта фамилия тебе что-то говорит, с него и начнем. Если он сам не сумеет помочь, может, к кому-то еще направит.
Тревайз встал.
– Значит, отправляемся в Сейшельский Университет. А поскольку сейчас время ленча, давай и мы где-нибудь по пути перекусим.
Во второй половине дня, ближе к вечеру они наконец добрались до Университета. Пройдя по длинному лабиринту коридоров, отыскали приемную, где и сидели теперь в ожидании молодой дамы, которая могла – а может, и не могла – отвести их к Квинтесетцу.
– Интересно, – вздохнул Пелорат, – долго ли нам еще ждать? Учебный день, наверное, уже заканчивается…
Как будто услыхав его, их недавняя знакомая впорхнула в приемную. Туфельки ее слепили глаза сочетанием ярко-красного и фиолетового цветов, каблучки при ходьбе издавали высокие звонкие нотки. Высота тона зависела от скорости и легкости походки.
Пелорат поежился. Видимо, каждый мир не только по-своему пахнет, подумал он, но и какими-то собственными экзотическими средствами воздействует на чувства. Интересно, подумал он, так ли легко будет свыкнуться с чудовищной какофонией, издаваемой каблучками этой дамочки, как с местными ароматами?
– Не могли бы вы назвать ваше имя полностью, Профессор? – любезно улыбаясь, спросила женщина.
– Джен Пелорат, мисс.
– С какой вы планеты?
Тревайз предостерегающе поднял руку, напоминая Пелорату об уговоре, но Пелорат не то не заметил его жеста, не то про уговор позабыл, и ответил:
– С Терминуса, мисс.
Женщина довольно улыбнулась:
– Дело в том, что, когда я сообщила Профессору Квинтесетцу о том, что его желает видеть Профессор Пелорат, он сказал, что примет вас, если вы Джен Пелорат с Терминуса и никто другой.
Пелорат часто заморгал.
– Вы… вы хотите сказать, что он слыхал обо мне?
– Мне так показалось, – пожала плечами женщина.
Губы Пелората разъехались в удивленной улыбке, он повернулся к Тревайзу.
– Он слыхал обо мне! Честно говоря, это даже как-то удивительно. Я ведь написал не так много и не думал, чтобы кто-нибудь… Там ничего такого не было… – закончил он, недоуменно покачав головой.
– Ладно, ладно, – поторопил его Тревайз. – Хватит себя недооценивать. Пошли.
Он повернулся к женщине:
– Как добираться до Профессора, мисс? На каком-нибудь транспорте?
– Нет, можно пешком. Его кабинет – в этом комплексе зданий, и я с радостью провожу вас. Вы оба с Терминуса? – спросила она и, не дожидаясь ответа, вышла из приемной.
Зашагав следом за ней, Тревайз ответил:
– Да, оба. А какая разница?
– О нет, никакой, что вы! Просто у нас в Сейшелле есть такие люди, которые недолюбливают Академию, но здесь в Университете мы гораздо более космополитичны. "Живи сам и давай жить другим", – я так всегда говорю. Это я к тому, что в Академии тоже не звери живут. Понимаете?
– Понимаю. И у нас, бывает, услышишь, что сейшельцы – тоже люди, как-никак.
– Вот и правильно, так и быть должно. А Терминус я никогда не видала. Большой город, наверное?
– Да нет, небольшой, – небрежно отозвался Тревайз. – Поменьше Сейшелл-Сити будет.
– Вы меня обманываете, – покачала головой женщина. – Это же столица Федерации Академии, так? То есть другого Терминуса нет, или есть?
– Нет, насколько мне известно, Терминус у нас только один. И мы именно оттуда – из столицы Федерации Академии.
– Ну, тогда это же должен быть громадный город! А вы такой далекий путь проделали только для того, чтобы повидать Профессора? А знаете, мы тут им очень гордимся. Он – главный корифей в Галактике.
– Правда? – спросил Тревайз. – И в какой же области?
Женщина широко раскрыла глаза и изумленно глянула на Тревайза:
– Нет, вы точно шутник. Да он знает о древней истории больше, чем… чем я о своих родственниках!
И она пошла вперед, попискивая музыкальными каблучками.
Тревайз воспользовался тем, что его уже дважды назвали шутником и погрозили пальчиком. Этого нельзя было упускать.
– Ваш Профессор, наверное, и о Земле все-все знает? – невинно поинтересовался он.
– О Земле?! – удивленно переспросила она, остановившись около двери кабинета и ошарашенно уставясь на него.
– Ну, вы знаете, конечно. О том мире, откуда пошел род человеческий.
– А, так вы про это… Про самую первую планету? Понятно. Я думаю, про нее он тоже знает. Ведь эта планета, как-никак, в Сейшельском Секторе находится. Уж это-то всякому известно. Вот кабинет Профессора. Сейчас я позвоню…
– Погодите минуточку, – попросил Тревайз. – Что вы знаете о Земле, милая дама?
– На самом деле, что-то я не слыхала, чтобы ее Землей называли, – пожала плечами женщина. – Наверное, так ее у вас в Академии называют, а у нас тут ее зовут Геей.
Тревайз бросил быстрый взгляд на Пелората.
– О? И где она находится?
– Нигде (женщина перешла на заговорщицкий шепоток). Она в гиперпространстве. Я когда маленькая была, мне бабушка рассказывала, что когда-то вроде бы Гея в обычном пространстве была, но потом так сильно погрязла….
– В грехах и глупости человеческой, – пробормотал Пелорат, – что, не находя себе места от стыда, покинула обычное пространство, не желая иметь ничего общего со своими обитателями, а они рассеялись по всей Галактике…
– А, так вы знаете эту историю! А моя подружка говорит, будто это суеверие и предрассудок. Вот уж я ей расскажу. Так и скажу: вот, даже профессора из Академии…
Сияющие буквы в рамке на двери гласили: "СОТЕЙН КВИНТЕСЕТЦ, АБТ".
Имя Профессора изображали трудночитаемые сейшельские буквы, а чуть пониже в привычных очертаниях Галактического Стандарта значилось: "ФАКУЛЬТЕТ ДРЕВНЕЙ ИСТОРИИ".
Женщина коснулась пальцем гладкого металлического кружка на двери. Звука звонка не послышалось, но дымчатое стекло таблички стало молочно-белым, и мягкий, низкий голос произнес:
– Назовите себя, пожалуйста.
– Джен Пелорат с Терминуса, – ответил Пелорат и поспешно добавил: – И Голан Тревайз, оттуда же.
Дверь распахнулась.
52
Высокий пожилой мужчина поднялся из-за стола и пошел навстречу Пелорату и Тревайзу. Лицо у него было смуглое, седые волосы покрывали голову жесткими завитками, отливавшими стальным блеском. Протянув руку для приветствия, он проговорил мягким баритоном:
– Меня зовут С. К. Рад познакомиться с вами, профессора.
Тревайз уточнил:
– У меня нет ученого звания. Я просто сопровождаю Профессора Пелората. Зовите меня просто Тревайзом. Рад познакомиться с вами, Профессор АБТ.
Квинтесетц смутился.
– Нет-нет, – сказал он, – АБТ – это просто глупейший титул, за пределами Сейшелла значения не имеющий. Не обращайте на это внимания и зовите меня просто С. К. Здесь в Сейшелле мы привыкли пользоваться инициалами. Я так рад, что вас двое, хотя ожидал только одного.
Мгновение помедлив, Квинтесетц еще раз протянул гостям правую руку, предварительно вытерев ее о брюки.
Тревайз пожал руку Профессора, искренне удивленный сейшельской манерой здороваться.
– Прошу салиться, – сказал Квинтесетц. – Кресла у меня обычные, неживые – я, понимаете, страшно не люблю, когда меня сзади хватают. Сейчас эти кресла-хваталки у нас в большой моде, но я не могу к такому привыкнуть. Не слишком приятно, правда?
– Конечно, – улыбнулся Тревайз. – Простите меня, С. К., но ваше имя, видимо, не сейшельского происхождения? Похоже, оно из пограничных миров. Извините, если я вас обидел.
– Нисколько. Мое семейство родом из Аскона. Давным-давно мои прапрапредки покинули Аскон, пять поколений назад – это произошло, когда там стало слишком сильным владычество Академии.
– А мы как раз из Академии, – смущенно проговорил Пелорат. – Наши извинения.
Квинтесетц дружелюбно помахал рукой:
– Не стоит извинений. Я не пронес чувства обиды через пять поколений, уверяю вас. Не всем это удалось, ну что ж – можно только сожалеть. Желаете перекусить? Выпить чего-нибудь? Можно включить музыку, будет приятнее беседовать.
– Если не возражаете, – сказал Пелорат, – хотелось бы сразу перейти к делу – конечно, если сейшельские традиции позволяют.
– Сейшельские традиции? Для меня это не непреодолимый барьер. Вы не представляете, Профессор Пелорат, как я рад вас видеть. Всего две недели назад я прочитал вашу статью о мифах о происхождении человечества в "Ревю Археологии". Она поразила меня глубиной синтеза материала и… краткостью.
Пелорат покраснел от удовольствия.
– Счастлив, что вам удалось прочесть мою работу. Увы, мне пришлось сильно сократить ее, иначе "Ревю" не сумело бы ее опубликовать. Я собирался подготовить обзор.
– О, это было бы превосходно! В общем, как только я прочитал вашу работу, мне очень захотелось познакомиться с вами. У меня даже мелькнула мысль отправиться на Терминус для этого, но такую поездку не так просто организовать.
– Да? Почему же? – поинтересовался Тревайз.
Квинтесетц неловко улыбнулся:
– Понимаете, как это ни прискорбно, но Сейшелл не стремится войти в Федерацию Академии, и не слишком приветствуют тут любые связи с Академией, даже научные. У нас традиция нейтралитета, вы знаете. Даже Мул нас не тронул, ему удалось лишь получить от Сейшелла особые гарантии нейтралитета. Ну вот. Так что любое обращение за разрешением посетить территорию Академии, а в особенности – Терминус, не слишком приветствуется, встречается с подозрением. Хотя, конечно, ученый моего ранга, наверное, в конце концов сумел бы получить и паспорт, и визу, но… видите, как все замечательно получилось – вы сами ко мне прибыли. Трудно поверить! Я спрашиваю себя: "Почему? Слыхали ли вы обо мне, как я слыхал о вас?"
Пелорат ответил:
– Мне известно о вашей работе, С. К., в моем каталоге есть кое-какие ваши труды. Именно поэтому я обратился к вам. Я изучаю вопрос о Земле – предполагаемой прародине человечества, а также ранний период освоения и завоевания Галактики. Сюда я прибыл, в частности, для того, чтобы навести справки по истории основания Сейшелла.
– Судя по содержанию вашей работы, – сказал Квинтесетц, – я понял, что вас интересуют мифы и легенды.
– Безусловно, но реальная история меня интересует еще больше, истинные факты, если таковые существуют.
Квинтесетц встал и заходил по кабинету, заложив руки за спину. Остановился, взглянул на Пелората и снова принялся расхаживать туда-сюда.
Тревайз нетерпеливо поторопил его:
– Ну, сэр?
– Странно! – нахмурился Квинтесетц. – Очень странно. Только вчера…
– Что случилось вчера? – спросил Пелорат.
– Я говорил вам, Профессор Пелорат… кстати, можно, я буду называть нас Дж. Ш.? Несколько непривычно употреблять полное имя.
– Ради бога.
– Я говорил вам, Дж. П., что пришел в восхищение от вашей работы, что захотел с вами познакомиться. Увидеться с вами лично мне хотелось именно потому, что вы явно располагаете обширным материалом по мифам и легендам о происхождении человечества, а вот предания о нашем мире, как мне показалось, у вас отсутствуют. Другими словами; мне хотелось встретиться с вами, чтобы рассказать вам как раз о том, о чем вы меня спрашиваете.
– Но при чем тут вчера, С. К.? – спросил Тревайз.
– У нас есть легенды. Вернее, одна легенда. Самая важная для нашей истории, для нашей цивилизации, потому что она стала нашей Великой Тайной.
– Тайной? – переспросил Тревайз.
– Я не имею в виду загадку или что-то в таком духе. Таково значение слова "тайна" в Галактическом Стандарте. У нас же это слово означает "нечто секретное", что-то такое, что известно только отдельным адептам, чего нельзя раскрывать чужим. А вчера был тот самый день.
– Что за день? – подчеркнуто равнодушно спросил Тревайз.
– День Перелета.
– А-а-а, – понимающе кивнул Тревайз. – Медитация, все сидят по домам и всякое такое.
– Теоретически – да, что-то вроде этого, правда, в больших городах древние традиции несколько угасли, но… я вижу, вы знаете об этом?