Например, мы обязательно хотели включить в фильм хрестоматийную ссору Александра с его отцом Филиппом, но большую ее часть пришлось оставить до съемок с дублерами. Для Олимпиады, его матери, подпустившей к нему змей с вырванными ядовитыми зубами, дублерши не требовалось, так как мы сняли этот эпизод общим планом и под таким углом, что его можно было не озвучивать. Случай, когда Александр укротил коня, на которого не осмеливался сесть никто другой, оказался выдумкой кого-то из его биографов, однако опустить столь известный эпизод юности нашего героя мы не рискнули: крупные планы мы вклеили позже, а на самом деле укрощал коня молодой скиф, один из конюхов царской конюшни. Роксана действительно существовала, как и остальные жены персов, захваченные Александром. К счастью, они оказались достаточно пышного сложения, чтобы на экране выглядеть томными и соблазнительными. Филипп, Парменон и прочие персонажи были бородаты, что значительно облегчало проблему дублирования и озвучивания. (Если бы ты видел, каким способом они брились в ту далекую эпоху, ты бы понял, почему бороды были в такой моде.)
Труднее всего было снимать эпизоды в помещениях. Коптящие фитили в чашах с топленым салом, сколько бы их ни было, дают слишком мало света даже для самой чувствительной пленки. Майк вышел из положения, отрегулировав камеру и свой аппарат так, что каждый кадр экспонировался секунду. Этим объясняется поразительная четкость и глубина резкости, которая достигалась сильным диафрагмированном. У нас было сколько угодно времени для того, чтобы выбирать наиболее интересные эпизоды и ракурсы. Нам не нужны были знаменитые актеры и хитроумное оборудование, нам не приходилось снимать по нескольку вариантов одной и той же сцены - у нас в распоряжении была вся жизнь нашего героя, и мы могли спокойно отбирать все наиболее яркое и интересное.
В конце концов мы отсняли примерно восемьдесят процентов того, что ты видел в законченном фильме, склеили и устроили просмотр, упиваясь тем, что нам удалось сделать. Мы даже не рассчитывали, что конечный результат окажется таким блистательным. Хотя фильм еще не был смонтирован и озвучен, мы уже видели, что создали прекрасную вещь. Мы сделали все, что могли, а худшее еще было впереди. Поэтому мы послали за шампанским и сказали блондинке, что у нас праздник. Она хихикнула.
- Но чем вы там занимаетесь? - спросила она. - Торговые агенты просто не дают мне покоя, им обязательно хочется выведать, что вы делаете.
- А вы отвечайте, что не знаете, - посоветовал я, открывая первую бутылку.
- Я так и говорю. А они считают меня дурочкой.
Мы все трое посмеялись.
Майк сказал задумчиво:
- Если мы будем устраивать такие праздники часто, нам бы следовало обзавестись настоящими бокалами.
- Их можно было бы хранить в нижнем ящике моего стола, - радостно подхватила блондинка и мило сморщила нос. - Я ведь первый раз в жизни пью шампанское, если не считать свадьбы одной моей подруги. Но там я выпила всего один бокал.
- Налей ей еще! - предложил Майк. - Да и мне тоже. А что вы сделали с теми бутылками, которые унесли домой в прошлый раз?
Она хихикнула и покраснела.
- Папа хотел их откупорить, но я сказала, что вы велели приберечь их до особого случая.
- Ну, это как раз и есть особый случай, - сказал я, закидывая ноги на ее стол. - Выпейте еще стаканчик, мисс… А как ваше имя? Не люблю официальности в нергбочие часы.
- Но ведь вы и мистер Лавьяда выписываете мне чек каждую неделю! - обиженно воскликнула она. - Меня зовут Руфь.
- Руфь… Руфь… - я покатал это имя на языке вместе с пузырьками шампанского и решил, что оно звучит очень приятно.
- А вас зовут Эдвард, а мистера Лавьяду - Мигуэль, ведь так? - и она улыбнулась Майку.
- Мигель, - улыбнулся он в ответ. - Старинное испанское имя. Обычно сокращается в "Майк".
- Передайте мне еще бутылку, - попросил я, - и сократите "Эдварда" в "Эда".
Она передала.
К тому времени, когда опустела четвертая бутылка, мы уже знали о ней все: двадцать четыре года, белая, незамужняя, любит шампанское.
- Но мне все-таки хотелось бы знать, чем вы там занимаетесь с утра до ночи, - добавила она, надувая губы. - А иногда всю ночь напролет…
- Ну, - заплетающимся языком сказал Майк после некоторого размышления, - мы там снимаем. Можем и вас снять, если вы хорошенько попросите, - закончил он, подмигнув.
- Мы снимаем модели, - перебил я. - И так, что они выглядят как настоящие.
По-моему, это ее несколько разочаровало.
- Ну, теперь все понятно, и я очень рада. А то я подписываю все эти счета из Рочестера и не знаю, за что они. И это меня беспокоило… Нет, в холодильнике есть еще две.
Всего две - шампанское ей явно пришлось по вкусу. Я спросил, что она думает об отпуске. Оказалось, что она пока еще не думала об отпуске. Я посоветовал ей подумать, потому что мы через два дня уедем в Лос-Анджелес, в Голливуд.
- Через два дня? Но ведь…
Я поспешил ее успокоить.
- Мы будем платить вам по-прежнему. Но неизвестно, сколько мы там пробудем, а какой вам смысл сидеть тут, ничего не делая?
Шампанское уже ударило нам всем в голову. Майк что-то тихонько напевал себе под нос. Руфь протянула мне последнюю бутылку.
- Я сберегу все пробки… Нет, нельзя - папа устроит скандал: с какой стати я пью с моими нанимателями?
Я сказал, что раздражать папу - очень плохо. Майк спросил, зачем говорить о плохом, когда у него есть одна очень хорошая мысль. Мы заинтересовались - чем больше хороших мыслей, тем веселей.
- Мы едем в Лос-Анджелес, - объявил Майк.
Руфь и я кивнули.
- Едем работать.
Мы опять кивнули.
- Едем работать в Лос-Анджелес. А кто там будет вести нашу корреспонденцию?
Ужасно. Кто будет вести нашу корреспонденцию и пить шампанское? Печальная история!
- Нам придется нанять кого-нибудь вести нашу корреспонденцию. А вдруг это будет не блондинка? В Голливуде блондинок нет. То есть настоящих. А потому…
Я уловил его блестящую мысль и закончил за него:
- А потому мы привезем в Лос-Анджелес хорошенькую блондинку, чтобы она вела нашу корреспонденцию.
Ах, какая это была мысль! Бутылкой раньше она бы скоро потускнела, но теперь Руфь засияла, а мы с Майком ухмылялись до ушей.
- Но я не могу! Я не могу уехать через два дня…
Майк был великолепен.
- Почему через два дня? Мы передумали. Едем сию же минуту.
Руфь была ошеломлена.
- Сейчас? Прямо сразу?
- Сию же минуту. Прямо сразу, - неумолимо заявил я.
- Но…
- Никаких "но"! Сию же минуту, прямо сразу.
- Мне нужно взять платья…
- Купите на месте. Таких, как в Лос-Анджелесе, нет нигде. А теперь звоните в аэропорт. Три билета.
Она позвонила.
- Папочке позвоните из аэропорта.
В Лос-Анджелесе мы отправились в отель, трезвые, как стеклышко, и сильно пристыженные. На следующий день Руфь пошла покупать гардероб для себя и для нас. Мы сообщили ей свои размеры и дали достаточно денег, чтобы ей легче было переносить похмелье. А мы с Майком взялись за телефон. Потом позавтракали и сидели, сложа руки, пока портье не позвонил, что нас желает видеть мистер Ли Джонсон.
Ли Джонсон оказался энергичным человеком высокого роста, не слишком красивым, привыкшим говорить кратко и деловито. Мы сообщили ему, что предполагаем сделать фильм. У него загорелись глаза. Как раз по его части.
- Дело обстоит не совсем так, как вы думаете, - сказал я. - У нас уже готово процентов восемьдесят.
Он поинтересовался, зачем мы в таком случае обратились к нему.
- У нас отснято свыше двух тысяч метров пленки "Труколор". Не трудитесь спрашивать, где и когда мы ее получили. Но лента не озвучена. Нам нужно ее озвучить и кое-где ввести диалог.
Он кивнул.
- Это нетрудно. В каком состоянии лента?
- В безупречном. В настоящее время она находится в сейфе отеля. Нам нужно доснять некоторые эпизоды, для чего потребуются дублеры. Причем они должны будут удовлетвориться оплатой наличными - упоминать о них в титрах мы не будем.
Джонсон поднял брови.
- Это ваше дело. Но если материал чего-нибудь стоит, мои ребята потребуют, чтобы они в титрах были упомянуты. И мне кажется, у них есть на это право.
Я согласился с ним и добавил, что платить мы будем хорошо, но с одним условием: они должны держать язык за зубами до того, как фильм будет готов. А может быть, и после этого.
- Прежде чем мы будем договариваться об условиях, я хотел бы посмотреть ваш материал, - сказал Джонсон, вставая и беря шляпу. - Я не знаю, сможем ли мы…
Я догадывался, о чем он думает. Кинолюбители. Собственное творчество. Не порнография ли?
Мы забрали коробки из сейфа и поехали в лабораторию Джонсона на бульвар Сансет. Верх его машины был опущен, и Майк вслух выразил горячую надежду, что у Руфи хватит соображения купить спортивные рубашки полегче.
- Жена? - равнодушно осведомился Джонсон.
- Секретарша, - ответил Майк не менее равнодушно. - Мы прилетели вчера вечером, и они пошла купить нам что-нибудь летнее.
Мы явно выросли в глазах Джонсона.
Швейцар забрал у нас коробки, а Джонсон провел нас через боковую дверь и отдал распоряжение человеку, имени которого мы не разобрали. Он оказался киномехаником. Взяв у швейцара коробки, он скрылся с ними в глубине просмотрового зала. Несколько минут мы молча сидели в удобных креслах, потом Джонсон взглянул на нас, мы кивнули, он нажал на кнопку, вделанную в ручку его кресла, - и свет в зале погас. Просмотр начался.
Он длился час пятьдесят минут. Мы оба следили за Джонсоном, как кошка - за мышиной норой. Наконец мелькнули заключительные кадры, Джонсон нажал на кнопку, вспыхнули люстры, и он повернулся к нам.
- Откуда у вас эта лента?
Я закинул крючок.
- Она снималась не тут. А где - неважно.
Джонсон проглотил крючок вместе с приманкой и поплавком.
- В Европе! Гмм… Германия. Нет… Франция. Может быть, Россия - Эйнштейн… или Эйзенштейн, как там его фамилия?
Я покачал головой.
- Не угадали. Могу сказать одно: все те, кто снимался в этом фильме и принимал участие в работе над ним, либо в курсе, либо умерли. Но у этих последних могут отыскаться наследники… Ну, вы понимаете, что я имею в виду.
О да, Джонсон прекрасно понял, что я имел в виду.
- Конечно, так надежнее. Лучше не рисковать. - Он задумался, а потом сказал киномеханику: - Позовите Бернстайна. И еще Кеслера и Мэрса.
Киномеханик вышел, и через несколько минут в зал с Бернстайном, звукооператором, вошли Кеслер, широкоплечий крепыш, и Мэре, нервный молодой человек, куривший без передышки. Джонсон познакомил нас с ними, а потом спросил, согласимся ли мы еще раз просмотреть наш фильм.
- С удовольствием. Нам он нравится больше, чем вам.
Тут я был неточен. Едва зажегся свет, как ошеломленные Кеслер, Мэре и Бернстайн набросились на нас с расспросами. Мы отвечали им в том же духе, как и Джонсону, но нам было приятно, что фильм произвел на них впечатление, и мы так и сказали. Кеслер чертыхнулся.
- Хотел бы я знать, кто оператор. Черт побери, таких съемок я не видел со времен "Бен-Гура", только это еще лучше.
- На это я могу вам ответить. Снимали ребята, с которыми вы сейчас беседуете. Спасибо на добром слове.
Они все четверо недоверчиво уставились на нас.
- Верно, - сказал Майк.
- Ого! - пробормотал Мэрс, и все они посмотрели на нас с уважением. Было очень приятно.
Наконец Джонсон нарушил затянувшееся молчание.
- Ну, а что дальше?
И мы перешли к делу. Майк, как обычно, сидел прищурившись и молчал, предоставляя мне самому вести переговоры.
- Мы хотим его полностью озвучить.
- С большим удовольствием, - сказал Бернстайн.
- Понадобится десяток дублеров, очень похожих на актеров, которых вы только что видели.
- Это просто, - уверенно заявил Джонсон. - В Центральном архиве имеются фотографии всех, кто хоть раз появлялся на экране начиная с девятьсот первого года.
- Я знаю. Мы туда уже заглядывали. Значит, тут затруднений не будет. Но по причинам, о которых я уже говорил мистеру Джонсону, им придется обойтись без упоминания в титрах.
- И улаживать это, конечно, должен буду я! - простонал Мэрс.
- Вот именно, - отрезал Джонсон.
- А как с недоснятыми кусками? У вас есть на примете сценарист? - спросил Мэрс.
- У нас имеются наметки сценария. Их можно привести в рабочий вид за неделю. Хотите, займемся ими вместе?
Это его вполне устраивало.
- Каким временем мы располагаем? - перебил Кеслер. - Работа предстоит порядочная. Когда мы должны его кончить?
Уже "мы".
- Ко вчерашнему дню! - объявил Джонсон и встал. - У вас есть какие-нибудь предложения о музыкальном оформлении? Нет? Ну, так мы попробуем заполучить Вернера Янсена и его ребят. Бернстайн, за этот фильм отвечаете вы. Кеслер, зовите своих мальчиков, пусть они с ним познакомятся. Мэрс, вы проводите мистера Лефко и мистера Лавьяду в Центральный архив и вообще будете поддерживать с ними связь. Ну, а теперь пойдемте ко мне в кабинет и обсудим финансовую сторону…
Легко и просто.
Нет, я вовсе не хочу сказать, что работа была легкой - несколько следующих месяцев мы были заняты по горло. Начать хотя бы с того, что в Центральном архиве мы отыскали только одну фотографию человека, похожего на Александра, - статиста, которому надоело ждать роли и который отбыл в неизвестном направлении. А когда дублеры были подобраны, пришлось без конца с ними репетировать и ругаться с костюмерами и декораторами. Короче говоря, дел у нас хватало. Даже Руфи пришлось по-настоящему отрабатывать свое жалованье. Мы по очереди диктовали ей с утра до ночи, пока не получили сценария, которым остались довольны и я, и Майк, и Мэрс, собаку съевший на диалоге.
Я имел в виду, что мы легко и просто нашли общий язык с этими видавшими виды ребятами и наше самолюбие было удовлетворено. Они искренне восхищались нашей работой, и Кеслер даже расстроился, когда мы отказались сами доснимать фильм. Но мы только заморгали и сказали, что слишком заняты и знаем, что он это сделает не хуже, чем мы. И он превзошел и себя, и нас. Не знаю, как бы мы вывернулись, если бы он попросил у нас какого-нибудь конкретного совета. Вспоминая все это задним числом, я прихожу к выводу, что им до смерти надоело возиться с посредственной дребеденью и было приятно иметь дело с людьми, которые понимали разницу между глицериновыми слезами и настоящими и не торговались, если последние обходились на два доллара дороже.
Наконец фильм был готов. Мы все собрались в демонстрационном зале - Майк и я, Мэрс и Джонсон, Кеслер и Бернстайн, и все, кто так или иначе участвовал в работе. Получилась потрясающая вещь. Когда на экране появился Александр, это был подлинный Александр Великий. Ослепительные краски, пышность, великолепие, блеск на экране буквально ошеломляли. Даже мы с Майком, которые видели все в натуре, и то сидели с раскрытыми ртами.
Однако, мне кажется, самым сильным в картине были батальные эпизоды. Это был настоящий реализм, а не увлекательные кровопролития, после которых мертвецы встают и отправляются обедать. И солдаты, посмотревшие фильм, писали письма в газеты, сравнивая Гавгамелы Александра с Анцио и Аргоннами. Усталый крестьянин, отнюдь не воплощение тупой покорности, который милю за милей шагает по пыльным сухим равнинам только для того, чтобы в конце пути превратиться в разлагающийся, облепленный мухами труп, везде одинаков, несет ли он сариссу или винтовку. Вот что мы пытались показать. И это нам удалось.
Когда в зале вспыхнули люстры, мы вновь убедились, что создали настоящий боевик. Все поздравляли лас и пожимали нам руки. Затем мы удалились в кабинет Джонсона, выпили за успех и перешли к делу.
- Как вы думаете выпустить его в прокат? - начал Джонсон.
Я спросил о его мнении.
- Это уж ваше дело, - он пожал плечами. - Не знаю, известно ли вам, что уже давно ходят слухи, будто у вас кое-что есть.
Я сказал ему, что к нам в отель звонили представители. разных фирм, и назвал их.
- Вот именно. Я этих ребят знаю. Держитесь от них подальше, если не хотите потерять последнюю рубашку. Да, кстати, вы нам порядком задолжали. Конечно, у вас хватит заплатить нам?
- Хватит.
- Этого я и боялся! Не то вашу последнюю рубашку забрал бы я! - он широко улыбнулся, но мы знали, что так оно и было бы. - Ну, с этим покончено. Вернемся к вопросу о прокате.
- А вы сами им не занялись бы?
- Я бы не прочь. У меня есть на примете фирма, которой как раз сейчас до зарезу нужна кассовая вещь, а им не известно, что мне это известно. И я заставлю их раскошелиться. А мой процент?
- Об этом после, - сказал я. - Мы удовлетворимся обычными условиями, а вы раздевайте их, как хотите. То, чего мы не знаем, нас не касается.
(Они там все норовят перерезать друг другу глотку.)
- Договорились. Кеслер, начинайте печатать копии.
- У нас все готово.
- Мэрс, организуйте рекламу… У вас есть какие-нибудь мысли на этот счет? - обратился он к нам.
Мы с Майком уже давно все обсудили.
- Что касается нас, - сказал я медленно, - делайте, как считаете лучшим. Мы не ищем известности, но и отказываться от нее не будем. Вопросы о том, где снимался фильм, спускайте на тормозах, но не слишком заметно. Решить задачу с безыменными актерами будет не так просто, но вы, наверное, сумеете что-нибудь придумать.
Мэрс застонал, а Джонсон сказал, ухмыльнувшись:
- Он что-нибудь придумает!
- Против упоминания в титрах тех, кто доснимал фильм, мы не возражаем, потому что ваша работа была отличной.
Кеслер счел это комплиментом в свой адрес и не ошибся.
- Но теперь, пожалуй, пора упомянуть, что часть фильма была сделана в Детройте.
Они прямо подскочили.
- Мы с Майком разработали новый метод трюковых съемок. Касаться его сущности мы не будем и не скажем, какие именно эпизоды снимались в лаборатории. Однако вы же не станете отрицать, что отличить их от остальных невозможно. Как мы этого достигаем, я вам не скажу, потому что мы не запатентовали наше изобретение и не будем его патентовать, пока возможно.
Это они понять могли. Подобную штуку выгодней всего хранить в секрете.
- Мы практически гарантируем, что в будущем сможем предложить вам подобную работу.
Это их явно заинтересовало.
- Мы не можем назвать точный срок или говорить о конкретных условиях. Но у нас в колоде еще остается пара-другая козырей. С вами мы отлично ладили, и это нас вполне устраивает. А теперь, с вашего разрешения, мы вас покинем - у нас свидание с блондинкой.
Джонсон оказался прав. Мы - вернее, он - заключили весьма выгодный контракт с "Юнайтод эмюзментс". Джонсон, настоящий бандит, получил с нас причитавшиеся ему проценты и, по всей вероятности, содрал солидный куш с "Юнайтед".