* * *
Я почувствовал покалывание в колене, словно в ней впились иголки. Гигантский Гребаный Паук-птицеев выскочил из тумана моего сонного воображения, и я откинул покрывало.
Было темно.
Света не было, часы выключены. Все выключено.
Я сел и глянул вниз на свои ноги. Движение по простыням. Я взмахнул левой ногой, и почувствовал тяжесть чего-то с банку пива весом, цепляющегося к коленке.
Спазм ужаса прокатился по мне. Я пнул воздух ногой, рыча в холодной темноте спальни, стараясь стряхнуть маленького кусаку, кем бы он там ни был. Нечто пролетело через комнату, и на миг попав в полоску лунного света, пробивающегося из-за закрыты ставней. За это короткое мгновение я успел углядеть вспышку света на членистых ногах – множестве ног – и хвосте. Панцирь, как у омара. Хреновина была длиной с ботинок. Черная.
"Что, ради всего…"
Создание, названное моим паникующим разумом пауком – несмотря на то, что оно совершенно явно не относилось к паукообразным, как и к любому виду существ, живущему на Земле – пролетело через спальню, и, ударившись об стену, приземлилось за бельевой корзиной. Я выскочил из кровати, обшаривая комнату взглядом, и ведя рукой по стене. Моргнув, попытавшись включить режим ночного видения, я огляделся в поисках чего-нибудь, что сошло бы за оружие. Пока рука шарила среди кучи предметов на моем ночном столике, я заметил что-то торчащее из-под киножурнала. Круглое и тонное, оно выглядело как ручка ножа. Я схватил его и метнул, осознав, что это лишь мой ингалятор, когда он уже летел. Я протянул руку снова, и схватил то, что казалось самым тяжелым предметом на столике – банку сырного соуса.
Углядев движение у плинтуса, я метнул банку, крякнув от натуги. Глухой удар и звон разбитого стекла. Тишина. Я схватил настольную лампу, состоящую из открытой лампочки, точащей из фигуры индейки темного стекла – недавний подарок от Джона на мой день рождения. Выдернув шнур из розетки, я схватил индейку за шею и занес над плечом, словно полузащитник, сфотографированный в середине замаха.
Паук (?) пронесся по полу к двери в гостиную. Повсюду у него торчали ноги, на полудюжине которых он бежал, а еще полдюжины торчали вверх, словно дрэды, словно бы тварь была создана для того, чтобы бегать даже на спине. От вида этой твари я замер. Такой ужасный, первобытный, парализующий страх сопровождает лишь встречи с чем-то совершенно инопланетным. Я опустил лампу и заставил себя шагнуть вперед. Я пытался следить за дыханием. Рискнув взглянуть на свою ногу, я обнаружил алую полоску, бегущую из места укуса.
Маленький ублюдок.
Я почувствовал жар, а затем онемение, поднимающееся по ноге. Я не знал, был ли маленький монстр ядовитым, или же это лишь шок от укуса. Я сделал еще три шага к двери, а на четвертом уже серьезно хромал.
Меееедленно я оглядел гостиную. Там было уже не так темно, безразличный свет уличных фонарей лился на пол причудливыми лентами, вьющимися среди теней колышущихся ветвей. Паука нигде не видно. Слева со стороны кухни донеслось поскребывание по плитке, и я повернулся на звук.
Это была собака.
Молли сонно шагнула ко мне, красноватый силуэт по колено высотой, увенчанный двумя отражающими лунный свет глазами. За ей спиной я уловил размытые формы виляющего хвоста. Она глядела прямо на меня, задаваясь вопросами, почему я проснулся, почему я пахну выступившим от ужаса потом, есть ли у меня с собой что-нибудь вкусненькое. Я взглянул на входную дверь. Десять футов ковра между мной и ней. Я уже был почти готов засунуть Молли в машину и поехать к Джону, чтобы потом, перегруппировавшись, мы вдвоем смогли вернуться с дробовиком и святой водой.
Мои никогда прежде не были столь босыми. Маленькие голенькие пальчики. Для той паукообразной твари они, наверное, выглядели как уши шоколадного зайца. Где я оставил ботинки? Я замахнулся лампой-индейкой и, пошатываясь, шагнул вперед. Укушенная левая нога, казалось, уснула. Я понадеялся, что её хватит, чтобы добраться отсюда до дороги.
Позади меня раздался крик.
Вздрогнув, я развернулся и лишь затем осознал, что это был мой телефон. Джон поставил на смски запись, на которой орал "ССССОООБЩЩЩЕНИЕ!! ГГОВВНННННО!". Я так и не выяснил, как сменить сигнал. Я схватил телефон с кофейного столика и увидел пустую смску с приложенной картинкой. Я открыл её.
Человеческий член.
Я быстро закрыл её. Какого хрена?
Телефона снова ожил в моей руке. На этот раз звонок. Я ответил.
- Дэйв! Не говори, слушай. У тебя в сообщениях картинка. НЕ ОТКРЫВАЙ. Я номером ошибся.
- Господи Иисусе, Джон, слушай…
- Чувак, ты запыхался…
- Джон, я…
Телефон выскользнул из моих пальцев, внезапно не сумевших его удержать. Я шагнул к выпавшему телефону, затем еще, и комната закружилась вокруг меня. Потеряв равновесие…
НЕТ, НЕТ, НЕЛЬЗЯ ПАДАТЬ, НЕЛЬЗЯ ПАДАТЬ, КОГДА ЭТА ТВАРЬ РЯДОМ
…Я упал лицом вниз на ковер. Мои ноги превратились в пятьдесят фунтов мертвого веса. Правую ногу покалывало, ужас разносил яд по венам с ужасающей эффективностью. Я махнул рукой, нащупывая кофейный столик. Ухватившись за него, чтобы попытаться встать. Рука не удержала.
Я снова растянулся на полу. Плечо даже не почувствовало столкновения с полом.
- ПОМОГИТЕ КТО-НИБУДЬ! – взвыл я. Вот бы еще знать имена соседей, - НА ПОМОЩЬ!!!
Последний крик вылетел из глотки хриплым карканьем.
Телефон снова зазвонил.
Потратив последнюю толику силы, оставшейся в правой руке, я потянулся к телефону, лежащему, казалось, в десяти милях. Я сгреб его своими омертвевшими пальцами и подтащил по ковру прямо к лицу. Тяжелый, словно мешок цемента. Рука была словно манипулятор в игральном автомате с мягкими игрушками. На экране было сообщение от Джона.
"Джон!" - бессмысленно крикнул я в телефон. Я шлепнул по кнопкам своей рукой, превратившейся в непослушную клешню. Я изо всех сил пытался поднять голову.
Изображение на экране сменилось, появилась картинка.
Член.
Рука отказала. Голова стукнулась об пол. Спинной мозг полностью отключился. Я пялился на кусок ковра, глядя на комки собачьей шерсти, скопившейся под тумбой с телевизором на другом конце комнаты. Не мог даже отвернуться – мышцы не слушались. Я даже не мог закрыть глаза.
Зато я мог слышать, и я уловил едва слышный хруст ковра, множество маленьких ног, пронзающих ткань. Жесткие черные членистые ноги скользнули перед глазами. Паук занял все мое поле зрения, не дальше чем в шести дюймах от моего лица. Ноги повсюду. Полдюжины покрыто сырным соусом.
Рот твари был размером почти что с мой и окружен игольно-тонкими жвалами. Губы раскрылись, и я с отвращением увидел, что у твари был совершенно человеческий розовый язык. Он приближался к моему лицу.
Паук занял всю мою вселенную, множество блестящих черных ног, охватывающих горизонт. Я мог посчитать вкусовые сосочки на высунутом розовом языке, видел влажные ребра на его нёбе. Панцирь был покрыт какой-то слизью. Две ноги коснулись моего рта, и я почувствовал их щекочущее прикосновение.
Огромный мохнатый нос опустился в мое поле зрения, словно пушистое рыльце самого Господа Бога. Молли наконец-то достаточно заинтересовалась ситуацией, чтобы прибрести с кухни.
Почувствовав запах сырного соуса, нос дернулся. Она лизнула паука, осознав, что самая смелая собачья мечта наконец-то стала реальностью: добыча, уже покрытая сырным соусом. Щелкнув зубами и мотнув головой, она отхватила у твари четыре ноги и опустила голову, тщательно пережевывая.
Паук издал пронзительный визжащий звук, заставившим мои кости содрогнуться. Он выскользнуло из виду так быстро, что я даже не понял, в какую сторону.
За 29 часов до Вспышки
Парализован.
Это навсегда? Я представил, как яд превращает мой спинной мозг в желе. Молли окинула меня полным молчаливого порицания моей лени взглядом. Она прожевала паучьи ноги, поняв, что под хрустящей оболочкой было не так уж и много мяса. Она уселась, прижав оторванные ноги передними лапами, начала слизывать с них сыр.
Я пролежал так не поддающееся счислению количество времени, что в реальности составило около часа. Я почувствовал покалывание во всем теле, спросоня вообразив, что я повалился на муравейник. Но это свидетельствовало о возвращении чувств. Через двадцать минут или около того я уже мог двигать пальцами, а еще через полчаса уже сидел на софе, обхватив руками гудящую голову. Все мои мысленные усилия были направлены на подавление мыслей о том, что паук собирался сделать с моим обездвиженным телом.
Ну, перво-наперво он отложил бы яйца…
Ох черт, паук. Он же все еще мог быть здесь. Дерьмо.
Через три секунды я уже был на крыльце, глядя в свою гостиную через дверь. Паука не видно. Но опять же там было темно, хоть глаз коли, а позади меня был фонарь, так что единственным, что я мог увидеть в маленьком окошке была моя собственная глупая рожа. Волосы выглядели так, словно я причесывался разъяренной кошкой. Я потянулся было за телефоном, но потом понял, что он остался на полу гостиной.
Распахнув дверь, я влетел в комнату, развернулся и выбежал обратно, захлопывая дверь. Набрал Джона; его автоответчик сообщил:
- Это Джон. Если вы звоните, потому что нашли остатки моей гитары, просто занесите мне домой. Извините за ковер. Оставьте сообщение.
Но я не оставил. Даже в ночь четверга он скорее всего был замаринован до коматозного состояния. Я оглядел соседние дома, а моей нервное дыхание едва заметным паром поднималось в ноябрьском воздухе. Почему только у меня не было света? Я достал телефон, но не стал набирать номер. В английском языке должно быть слово, означающее то чувство, когда тебе срочно нужна помощь, но позвонить некому, поскольку ты недостаточно популярен, чтобы иметь друзей, не достаточно богат, чтобы иметь наемных работников, и не достаточно влиятелен, чтобы иметь лакеев. Это ярко выраженная смесь бессилия, одиночества и внезапного острого осознания своей бесполезности для общества.
Оговнение?
Около входной двери стояла метла, которой я пару дней назад сталкивал с крыльца дохлую птицу. Выставив метлу вперед на манер копья, я ввалился в дом. Молли скользнула мимо меня в обратную сторону, скорее всего для того, чтобы найти идеальное место для опорожнения кишечника неподалеку от дверей моей машины, чтобы я наверняка наступил туда, когда буду в очередной раз спешить на работу. Сделав шаг внутри, я сосредоточился на полу…
Паук плюхнулся мне на голову, запутавшись дергающимися ногами в волосах. Отбросив метлу, я схватил чудовище, карабкающееся по моему уху к плечу. Маленькие ножки щекотали все мое лицо и шею. Я схватил паука, сжимая твердые лапки пальцами, и попытался оторвать от себя. Не вышло, он как-то зацепился: когда я дернул, футболка натянулась вместе с кожей. Я услышал визгливый звук свистка на чайнике, но понял, что его издавал я сам.
Правым глазом я увидел острые жвала, и жгучая боль пронзила череп. Правый глаз ничего не видел, и я подумал, что ублюдок вырвал его. Закричав от ярости, я схватил тесно переплетенные ноги паука обеими руками и оторвал их от кожи. Ощутив влагу, я понял, что тварь лишилась одной из ног, которая все еще торчала из моего плеча. Но я хотя бы освободился от неё, и теперь проклятое чудовище билось в моих руках, извиваясь и пытаясь укусить.
Черт подери этот проклятый язык!
Я бешено вращал единственным уцелевшим глазом, пытаясь отыскать что-нибудь, во что можно было бы засунуть тварь.
Корзина для белья! Спальня!
В спальне я пинком перевернул корзину, вытряхнув из неё белье. Я засунул монстра внутрь и перевернул её вверх дном, чтобы не дать ему вылезти. Скинув хлам с прикроватной тумбочки, я водрузил её на корзину. Надежно. У корзины были вертикальные прорези по бокам, сквозь которые паук просунул ногу. Выбраться он не мог, но я подозревал, что рано или поздно он прогрызет пластмассу. Надо за ним присматривать.
Я тяжело опустился на кровать, грудь тяжело опускалась и поднималась, лицо мокрое и клейкое. С ужасом я осторожно поднес правую руку к лицу, ожидая обнаружить глазное яблоко на щеке. К счастью, это было не так. Прикосновение к веку отозвалось жгучей болью ободранной кожи и заставило меня вздрогнуть. На ощупь все там казалось разодранным в клочья. Моргнув, я попробовал открыть глаз, выяснив, что я могу лишь чуть-чуть. Взглянув вниз, чтобы вытащить из кармана телефон, я зашипел от отвращения.
Черная паучья нога, та что оторвалась, когда я сорвал его с себя, застряла в моей футболке. Схватив, я потянул, но она не отцепилась. Она застряла не в рубашке, а во мне, стянув кожу, словно цирковой шатер. Нога как-то зацепилась, впившись в кожу, будто клещ. Расширив дыру в футболке, я защипнул кожу пальцами, пытаясь получше разглядеть. Я не мог определить, где кончается нога, а где начинается кожа на моем плече, они как будто срослись каким-то образом. Словно я пытался оторвать один из своих пальцев.
Это меня серьезно взбесило. Протопав на кухню, я рывками выдвигал ящики, пока не нашел хозяйственный нож – некоторые люди называют его канцелярским. Молли семенила позади, размышляя, не готовлю ли я перекусить, и не достанутся ли ей объедки.
Стащив футболку, я сунул в зубы длинную деревянную ложку. Я вонзил кончик короткого лезвия туда, где нога чудовища сплавилась с моей кожей, и поддел. Я рычал и ругался, впившись зубами в ложку. Крупная капля крови упала мне на грудь, словно горячий воск.
Спустя двадцать минут я держал в руке шестидюймовую членистую ногу с окровавленным кусочком кожи и жира, которые еще недавно были частью моего тела, на конце. К ране я прижал скаток бумажных полотенец, а окровавленные отпечатки пальцев разукрасили весь живот. Ногу твари я положил в пластиковую коробку, найденную в шкафу. Облокотившись на кухонный стол, я закрыл глаза и медленно дышал.
Едва шагнув в сторону спальни, я услышал стук в дверь. Замерев, я решил не откликаться, но потом подумал, что это мог быть Джон. Я заглянул в спальню проверить пойманную тварь. Она просунула две ноги через прорезь в пластиковой корзине, но никак не продвинулась в побеге. Через гостиную я прошел к двери, ударившись по пути ногой о кофейный столик, и распахнул дверь.
Это был коп.
Молодой парень. Мы были знакомы, его звали Фрэнки как-то там. Учился со мной в старших классах. Я выпрямился и спросил:
- Чем могу помочь, офицер?
Я видел, как его взгляд опустился на правую сторону моего тела, где я зажимал бумажным полотенцем все еще кровоточащую рану, а затем вернулся к моему лицу с раздувшимся глазом, прикрытым разодранным веком и коркой запекшейся крови. Он держал руку на рукояти пистолета, держась настороже, как все копы.
- Кто еще находится в доме, сэр?
- Все нормально. В смысле, никого. Я тут один живу. В смысле, тут еще моя девушка живет, но она сейчас в школе. Так что тут только я. Все нормально. У меня тут были проблемы с кое-чем… Что пробралось в дом. Какое-то… Животное.
- Не возражаете, если я войду, сэр?
На этот вопрос нельзя было ответить правильно, потому что он был твердо уверен, что где-то в доме лежит разрубленная проститутка. Я молча пропустил его внутрь. Это его "сэр" раздражало меня. Мы были ровесниками. В школе мы вместе ходили на вечеринки, и я видел, как он играет в твистер с трусами на голове.
"Бёрджесс, – подумал я, - Так его зовут. Фрэнки Бёрджесс"
- Я бы включил свет, но электричества нету, - сказал я, идя следом за ним, - Наверное, пробки выбило или типа того.
Он одарил меня взглядом, давшим понять, что мои слова пролили для него новый свет на мое психическое состояние. Я видел это ясно, потому что свет в гостиной горел.
- А. Ну да, - запнулся я, - Наверное его уже включили.
Я моргнул. Был ли свет все это время включен?
В комнате был бардак. В смысле, там и раньше был бардак (пятна моей крови, пролитой на ковер, уже смешались с соседними пятнами от кофе), но с нашей позиции была видна кухня, с выдвинутыми ящиками, валяющимся на полу рулоном бумажных полотенец, и кучей высыпавшихся из шкафа пластиковых крышек. Если бы он сделал два шага вперед, пред ним предстала бы спальня, в которой будто бомба взорвалась. А, еще там был инопланетный паук, запертый под перевернутой корзиной для белья с предметом мебели поверх.
Коп зашел на кухню, а я двинулся следом. Из спальни послышалась возня, и я увидел, как паук отчаянно пытается протиснуться через пластиковую решетку корзины. Коп ничего не заметил. Он взглянул на окровавленный канцелярский нож на стойке, а затем перевел взгляд на меня и мои кровоточащие раны. Я невольно отошел назад к двери в спальню и прислонился к косяку, словно не пытаясь загородить своим телом комнату.
- А, это, - сказал я, кивнув в сторону ножика, - Я порезался несколько раз, ничего особенного. Я... Пытался отделаться от этой твари. Думаю, это был опоссум или типа того, не успел разглядеть. Он меня неслабо поцарапал.
Он заглянул мимо меня в спальню и сказал:
- Не могли бы вы отойти, сэр?
К черту. Пусть эта тварь выест тебе глаза, мне-то что? Давай, Фрэнки, заходи.
Я отошел, и Коп Фрэнки зашел в спальню. Он оглядел побоище, и его взгляд наконец остановился на перевернутой корзине. Пять бронированных ног обвили пластиковые прутья. Полицейский отвернулся, без интереса оглядывая мой шкаф. Наконец, он снова взглянул на меня.
- Так вы убили его или как?
Тварь была прямо тут, под корзинкой, на самом виду. Челюсти спивались в пластик со звуком, с которым собака грызет кость. Она уже просунула несколько ног через стенку корзина, а теперь протискивала тело. И все это осталось полностью незамеченным офицером Бёрджессом.
Он не видит.
- Эм, нет. Я пытался поймать его.
Тварь высунула голову из корзины. Фрэнки посмотрел вниз – ничего интересного – и снова перевел взгляд на меня.
- Вы что-нибудь пили сегодня, сэр?
- Пару банок пива чуть раньше.
- Что-нибудь еще принимали?
- Нет.
- Можете сказать, какой сегодня день?
Паук высунулся из корзины уже на треть. Толстая пластина брони на его брюшке застряла между пластиковых прутьев, но четыре ноги уже работали над этим.
- Четверг, то есть, наверное уже утро пятницы. Думаю, четвертое ноября. Меня зовут Дэвид Вонг, и я нахожусь у себя дома. Я не под кайфом.
- Соседи волновались за вас. Они слышали шум…
- А вы попробуйте проснуться о того, что какое-то животное укусило вас во сне.
- Это не первый раз, когда сюда приезжает полиция, не так ли?
- Так, - вздохнул я.
- Вы положили груз на корзину для белья.
- Я же сказал, я пытался поймать…
- Нет, ловили вы корзиной. Я думаю, вы положили груз сверху, потому что думали, что поймали это существо.
- Что? Нет, было темно, я…
Чудовище протиснуло уже половину туловища сквозь решетку. Сложную половину.
- Могли ли вы сами нанести себе все эти раны? Тем ножом?
- Что? Нет, я…
Я так не думаю…
- Почему вы все время смотрите вниз?