Юстас был в беспамятстве – попытки вырваться лишили его последних сил. Зербинас поднатужился и взвалил его на Ки-и-скаля, подогнувшего передние ноги, чтобы было удобнее. Затем лар выпрямился, и ректор вскочил ему на спину. Вслед за ним и Дантос вскочил на своего Ги-и-рраля, убирая на ходу меч в ножны. Оба лара поднялись в воздух, провожаемые злобным шипением свиррских стражников.
– Кто это, Зербинас? – кивнул на бесчувственное тело архонт.
– Один мой знакомый, – ответил ректор. – Мне показалось, что он нуждается в помощи.
– Да, здесь трудно ошибиться. – По непроницаемому лицу архонта невозможно было догадаться, насколько серьезно он говорит. – Но вы уверены, что он заслуживает эту помощь? Все-таки сопротивление властям…
– Он – маг, – сказал Зербинас.
Дантос подождал, что последует дальше, но ректор, видимо, считал, что сказал достаточно. С надеждой на пополнение провизии в Хеккусскике пришлось расстаться – было очевидно, что в ближайшие десять лет их не встретят здесь с распростертыми объятиями.
– Вы ведь не собираетесь посещать этот город в дальнейшем? – намекнул архонт.
– Что я забыл в этой дыре?! – глянул на него Зербинас, и оба рассмеялись.
Лары набрали высоту и понеслись по небу вдоль океанского берега.
– Куда мы теперь направляемся? – осведомился Дантос.
– Куда-нибудь, – ректор покосился вниз, – отсюда. Подыщем удобное место и встанем на стоянку. С провизией, боюсь, придется подождать – здесь живут одни свирры, а по-моему, лучше есть ксатскую пищу, чем свиррскую.
Удобное место нашлось нескоро – на жарком третьем континенте было не слишком много источников пресной воды. Наконец равнина сменилась густым леском, выросшим вокруг прозрачного круглого озера. Зербинас опустил ларов на берег и снял спасенного мага с Ки-и-скаля. Уложив его на одеяле в тени дерева, ректор взялся за лечение.
– Никогда я не был хорошим лекарем, – со вздохом пожаловался он Дантосу. – Еще со времен учебы в академии я считал, что если своевременно прикончить противника, то не придется возиться ни с каким лечением.
– Очень разумно, – одобрил Дантос, сам считавший точно так же.
– Но, увы, – продолжил ректор, осматривая раны Юстаса, – в течение жизни мне постоянно приходилось иметь дело с растяпами, которые думают иначе. Они как-то забывают, что до лечения может и не дойти… ладно, посмотрю, что здесь можно сделать.
Повреждения на теле Юстаса были обширными, но поверхностными. Зербинас извлек из дорожной сумки перевязочный лоскут, промыл их и перебинтовал самые тяжелые. Видимо, маг был обессилен не столько ранами, сколько тюремным содержанием и обращением. Он все еще находился в забытьи, но его состояние не было угрожающим, и Зербинас оставил его в покое.
Вместе с Дантосом ректор занялся костром и стряпней, затем они оба поели и искупались в чистой озерной воде. Когда Зербинас стал поить раненого, тот ненадолго очнулся и повел вокруг невидящим взглядом, но, выпив воду, снова провалился в забытье.
Только наутро Юстас достаточно пришел в себя, чтобы проглотить несколько ложек ксатской еды. Его взгляд, уже более осмысленный, остановился на Зербинасе, губы раздвинулись в едва заметной улыбке.
– Наставник… – Он узнал Зербинаса, мало изменившегося с тех пор, как он оставил стены академии. – Я, наверное, брежу…
– После поговорим, а пока отдыхай, – ответил ректор. – Сегодня нам придется остаться здесь, – обернулся он к Дантосу.
Архонт и сам видел, что раненый маг еще не в состоянии переносить путь. Что ж, днем больше, днем меньше…
– Разумеется, Зербинас, – кивнул он.
Весь этот день ректор провозился с Юстасом – кормил, поил, заживлял раны. К вечеру тот достаточно оправился, чтобы понимать происходящее. Зербинас в двух словах рассказал ему, как они с Дантосом отбили его у свиррских стражников, но не стал утомлять расспросами, как он попал в такую переделку. На следующий день Юстасу стало лучше – он уже мог сидеть и вставать, хотя старался не слишком злоупотреблять этим.
– Что у тебя случилось? – подсел к нему Зербинас, видя, что теперь у мага хватит сил для разговора. – Тебе нужна еще какая-нибудь помощь?
– Никакой, кроме этой, – ответил тот. – Я сделал все, что требовалось, только сам ноги не унес. Но как вы здесь оказались, наставник… простите, архимагистр? Я слышал, что теперь вы – ректор нашей академии и безвылазно занимаетесь учебными делами.
– Да, – подтвердил Зербинас. – Эта вылазка тоже связана с учебными делами. Мы оказались в Хеккусскике по чистейшей случайности – хотели купить провизии. Когда стали спускаться – смотрю, эти свирры все громят и тебя тащат. Они схватили тебя по ошибке?
– Нет. Вся эта облава вышла из-за меня. Дело в том, что я здесь по поручению императора Ринардуса. – Юстас вкратце рассказал ему, в чем заключается это поручение. – Письма уже отправлены в Кейтангур на корабле, осталось мне отсюда выбраться, – закончил он.
– Не беспокойся, мы доставим тебя в безопасное место.
– Спасибо, – поблагодарил Юстас. – Мне везет на случайных помощников – сначала этот парень, теперь вы.
– Какой парень? – машинально спросил Зербинас.
– Какой-то молодой академик, видимо, из недавних выпускников – он помог мне бежать из тюрьмы и выкрасть письма. Я до сих пор сидел бы в застенке у Шшиццаха, если бы не Эрвин.
– Кто?! Ты уверен, что его имя – Эрвин?
Юстас замешкался с ответом.
– Я не спрашивал, как его зовут, не до этого было. Но припоминаю, так его называла кикимора. С ним была кикимора, архимагистр.
– Кикимора? Дика?
– Точно, Дика. Это она вытащила письма из дворца.
– А где он теперь? – взволнованно спросил Зербинас. – Он здесь? Остался в городе? Его тоже ищут?
– Ищут, – подтвердил Юстас. – Но я посоветовал парню уйти отсюда через канал – надеюсь, что так он и сделал. Странно, у него не было карты каналов, – вспомнил он. – Тогда я не обратил на это внимания, просто назвал ему канал, которым собирался уйти сам.
Зербинас вызвал карту каналов и расстелил ее перед Юстасом.
– Где этот канал, показывай.
– Вот он. – Юстас ткнул пальцем в зеленую точку к востоку от Хеккускика. – Высоковато расположен, но в остальном очень удобный. Выходит на четвертый континент под Зулраном, а там в пределах нескольких дней пути есть каналы на любые континенты.
– Вижу, – кивнул ректор, изучая карту.
– Оттуда я собирался перенестись на первый континент через этот вход. – Маг указал на другую зеленую точку. – Правда, от выхода далековато до Кейтангура и нет попутных каналов, но этот путь все равно лучше любого другого.
– Замечательно. – Усилием мысли Зербинас убрал карту. – Мы подбросим тебя до Зулрана и поселим в гостинице. Поживешь там, пока не поправишься, а дальше будешь сам добираться в Кейтангур. Тебе это подходит?
– Конечно. Но как же вы?
– Мы? Мы останемся в Зулране разыскивать Эрвина.
Глава 20
К утру Эрвин нашел указанный Юстасом канал. Все приметы сходились – слева от дороги, на высоте человеческого роста. Чтобы войти туда, требовалось приподняться над землей хотя бы на половину этой высоты, чтобы оказаться в зоне перехода – левитировать или просто залезть на что-нибудь. Эрвин, конечно, левитировал.
Судя по тому, что утро сменилось полднем, а не ночью, он оказался не ближе к Кейтангуру, а еще дальше. Скорее всего, на четвертом континенте. Но сам Юстас хотел уйти этим же путем, – видимо, где-то поблизости был канал, ведущий на первый континент. Этого Эрвин уже не знал, у него не было карты каналов.
Самым разумным было бы дождаться Юстаса, намеревавшегося появиться здесь через несколько дней. Эрвин так и сделал бы, если бы у него в котомке завалялась хоть крошка съестного, но обстоятельства не позволили ему запастись едой на дорогу. Одного взгляда вокруг хватило, чтобы понять, что в этой местности не прокормишься плодами и ягодами, – здесь был не вечнозеленый третий континент. Здесь наступал конец холодного сезона, молодая трава едва пробивалась сквозь бурый настил прошлогодней, почки на деревьях слабо зеленели, пока еще только раздумывая, не пора ли им превращаться в листья.
В книгах говорилось, что холодный сезон на юге четвертого континента длился не больше месяца, который, кажется, так здесь и назывался – Месяц Опавших Листьев. Это еще ничего – можно было бы угодить и в места похуже, например, в северную часть этого же континента, где сейчас был самый разгар зимы. Эрвин достал из котомки новую куртку, еще не надеванную и служившую гнездом для Дики, натянул ее на себя и запахнулся поплотнее. Кикимора, почти не просыпаясь, перебралась на привычное место за его пазухой.
Он подумал о дороге, и чутье тут же подсказало ему, куда идти. Дорога оказалась недалеко. Широкая, наезженная, она явно вела к большому поселению, но в какую сторону? Получив ответ и на этот вопрос, Эрвин зашагал вдоль разбитой и раскатанной колеи – совсем недавно здесь была непролазная грязь.
Как странно, думал он. Судьба словно играет с ним, как ветер играет оторванным с дерева листком, оставляя беднягу в покое ровно настолько, чтобы тот успел подумать, будто невидимый шалун позабыл о нем. И новый порыв ветра, и снова он несется по миру…
Его деревом была академия. В изнурительных скитаниях по второму континенту Эрвин почти не вспоминал ее, но теперь его мысленному взору ясно представились ее строгие здания, огромные часы с фигурными стрелками на башне главного корпуса, тихая и чистая столовая, где стояли три длинных стола – для старших, помладше и самых маленьких – с широко поставленными стульями, куда они садились есть молча, с привычной уверенностью управляясь с набором всевозможных ложечек, вилок, ножей и щипчиков, полагающихся к столу на светских приемах.
Наверное, ему вспомнилась именно столовая, потому что он был голоден. Эрвин отвлекся от нее и стал вспоминать библиотеку, где даже в разгар летней жары стояла прохлада. И тишина. Неужели он больше никогда не войдет туда и не раскроет толстые тома древних книг? Но что ему были эти книги сейчас, когда насмешливая судьба упорно заставляла его читать другую книгу – книгу жизни.
Те четверо, вместе с которыми он должен был покинуть академию настоящим магом, выпускником с ее ручательством за свои знания и умения – они, наверное, уже ехали к местам своей работы, а кое-кто из них, возможно, уже приехал и начал работать. То же самое должно было случиться и с ним.
Но не случилось. Ему уже не быть настоящим магом, гордым своим призванием, уверенным и в себе, и в своем месте в этом мире. Ему уже не сесть на белую лару под восхищенные взгляды младших учеников и не унестись в небо. Его ноги обречены твердо ступать по земле.
Задумавшись, Эрвин вдруг споткнулся и чуть не упал – его нога зацепилась за торчащий из земли корень. Твердо ступать… Он хихикнул про себя, а затем засмеялся вслух, благо на дороге никого не было и некому было принять его за сумасшедшего.
А если бы и было кому – что ему, бродяге, их мнение? Какое ему дело до того, за кого его примут? Эрвин смеялся и смеялся, не в силах остановиться – это пусть дипломированные маги заботятся о том, за кого их примут! И не важно, на небе ты или на земле – твердо ступать невозможно, если ты забылся, утратил бдительность! В одно мгновение он словно освободился от невидимых пут, и ему вдруг стало легко и безразлично – он точно так же смеялся бы посреди базарной площади, размахивая котомкой и закинув лицо к небу.
Как все, оказывается, было просто! Он думал, что потерял, а он приобрел – то, чего никогда не получить дипломированному магу, связанному обязательствами перед академией, которая учила его, и перед нанимателями, которые платили ему жалованье. Свободу. Свободу голодать, бродить по миру, браться за любое подвернувшееся дело, свободу выбирать пути и позволять судьбе играть ими. Свободу быть самим собой.
Да и кто сказал, что ему не быть настоящим магом? Академия? Наставники, утверждавшие, что нельзя стать настоящим магом без напутственного слова ректора? Что ему этот ректор, когда он сам себе слово! Никто не мог запретить ему быть магом, потому что он родился магом, – точно так же, как никто не мог запретить ему быть человеком, потому что он родился человеком.
Эрвин смеялся и смеялся посреди разбитой, пустынной дороги – голодный, невыспавшийся, без гроша в кармане, без малейшего понятия, куда он придет, что с ним случится за следующим поворотом, он никогда еще не чувствовал себя таким счастливым. Все его невзгоды, и прошлые и будущие, казались ему недорогой ценой за это знание.
***
Поздним вечером Эрвин увидел на горизонте городскую стену. Его усталые ноги сами собой зашевелились быстрее. Нужно было успеть в город до закрытия ворот, а там – таверна с горячей, сытной едой, теплая гостиница… У него еще оставались кое-какие медяки после покупки новой одежды и шаффы, и этого должно было хватить на несколько дней, если тратить разумно. А что дальше – там видно будет.
Стражники уже возились со спусковой лебедкой, когда он вошел под каменную арку ворот. Может, они и не заметили бы невзрачного бродягу с тощей дорожной сумкой через плечо, но Эрвина вдруг дернуло обратиться к ним.
– Какой это город? – спросил он у ближайшего стражника.
– Зулран, – машинально ответил тот и вдруг, насторожившись, уставился на него. – А ты кто такой?
– Да никто, – пожал плечами Эрвин. – Просто иду, и все.
– А что тебе здесь нужно?
– Да ничего, – снова пожал плечами Эрвин. – Поесть, переночевать…
– А ну-ка, поди сюда, – скомандовал ему стражник.
– Это еще зачем?
– А затем, что мы должны осматривать каждого, кто приходит к нам в город. Чтобы не пронес чего недозволенного – оружия там или чего еще.
Эрвин впервые слышал, что путников обыскивают на входе в город. Однако порядки везде были разными, и он подчинился. Что здесь могут найти у него – разве что кинжальчик мага, который никак не мог считаться оружием. Он равнодушно смотрел, как стражник полез к нему в котомку, как откинул верхний клапан…
– А это что?! – раздался торжествующий возглас. Стражник вытащил из котомки Эрвина руку с зажатым в ней пучком сушеной травки. – Клянусь зеленой рожей Гбызга, это же шаффа!
Гбызг, насколько помнилось Эрвину, был каким-то свиррским воякой, чьи выдающиеся заслуги в деле уничтожения себе подобных вот уже несколько веков помнили не только сами свирры, но и все, кто считал наилучшим доказательством своей правоты какую-нибудь штуковину потяжелее, лучше всего железную.
– Ну и что, что шаффа? – недоуменно спросил он, только сейчас вспомнив, что у него после ночной вылазки осталась целая охапка этой травки, взятой с запасом.
– А то, что к нам запрещено ввозить шаффу. Здешние свирры с ума сходят – сначала по ней, а после от нее – и устраивают беспорядки в городе. Градоначальник запретил ввозить ее, но всегда находятся ловкие парни вроде тебя, потому что она здесь ценится на вес золота. Нам велено ловить таких и доставлять в городскую тюрьму для суда.
– Для суда? – переспросил Эрвин. – Значит, меня будут судить?
– Будут, – подтвердил стражник, цепко хватая его за локоть, – как миленького. Посидишь в тюрьме годок-другой, чтобы впредь знал, как нарушать порядок, и считай, что дешево отделался.
– Но я же не знал…
– Ври больше – тебе-то самому она не нужна. – Он кивнул своему напарнику:
– Позови наших, пусть отведут этого шельмеца куда надо.
Эрвин от растерянности не стал вырываться, хотя, наверное, было самое время сбежать. Пока он соображал, как же теперь быть, напарник сходил в будку и привел оттуда еще двоих вооруженных пиками стражников, в чьи обязанности, видимо, входило провожать нарушителей порядка куда надо. Один из них взял на плечо котомку Эрвина с вещественным доказательством его вины, затем они подхватили его под локти и повели по ночному городу.
Сначала оба стражника шли молча и зорко следили за каждым его движением, но, убедившись, что парнишка попался несильный и, похоже, смирился со своей участью, они понемногу начали переговариваться друг с другом о бабах, о вчерашней пьянке, о том, что назначенного градоначальником жалованья не хватает на хорошую жизнь, и о других, не менее интересных вещах. Эрвин почти не слушал их – припомнив, как выглядел Юстас после непродолжительного пребывания в тюрьме, он твердо решил, что ему самому там делать совершенно нечего, тем более что он не чувствовал за собой никакой вины.
Стражники между тем расслабились настолько, что их пальцы перестали впиваться Эрвину в локти. Выбрав переулок потемнее, он рванулся из их рук и, высвободившись, стремглав кинулся туда. Они замешкались только на мгновение, но этого хватило, чтобы Эрвин скрылся во тьме переулка. Стражи порядка помчались вслед за ним.
Он несся по переулку, слыша за спиной топот и разъяренные крики стражников, пока на его пути не выросла высокая каменная стена. Вдоль стены шла дорога, но Эрвин не стал тратить драгоценные доли мгновения на пустые гадания, куда ему метнуться, вправо или влево. Вместо этого он подстегнул себя заклинанием левитации, подпрыгнул и, ухватившись руками за камни верхней кромки, пташкой взлетел на стену.
– Стой! – взвыли его преследователи. – Не смей!
Перед тем как спрыгнуть на другую сторону, он оглянулся на них, но в следующее мгновение, почувствовав острую боль в левом боку, понял, что этого не нужно было делать. Пущенная сильной рукой пика чуть не свалила его со стены и теперь висела на нем, застряв в куртке. Эрвин вырвал ее и отшвырнул назад, одновременно соскальзывая вниз. Левому боку стало жарко и мокро, очень мокро. Эрвин с ужасом вспомнил о Дике, но кикимора, по счастью, сидела с другой стороны. Он чувствовал, как она под курткой вцепилась ручонками в его рубашку.
Выпрямившись после прыжка, он увидел роскошный трехэтажный особняк, вольготно раскинувшийся посреди просторной лужайки, обнесенной высокой каменной стеной. И действительно, что еще могло оказаться за такой оградой, разве что тюрьма. Несмотря на скверное положение, в котором он оказался, и на усиливающуюся боль в левом боку, Эрвин не удержался от смешка при мысли, что он сам, собственными усилиями мог бы забраться туда, куда его с таким усердием пытались доставить конвоиры.
Судя по их крикам, они бежали снаружи вдоль ограды. Глянув в ту сторону, Эрвин увидел ворота особняка и какое-то движение около них. Ну конечно же эта роскошь охранялась. Он бросился через лужайку, чтобы перемахнуть через противоположную стену, но не успел добежать и до середины, как охранники заметили его и кинулись к нему наперерез, размахивая оружием.
Так можно было получить еще один удар пикой и, чего доброго, более точный. Эрвину, как раз пробегавшему мимо парадной лестницы, не оставалось ничего другого, кроме как свернуть на нее и кинуться внутрь шикарного строения. Он взлетел по мраморным ступеням, рванул раззолоченную дверь, оказавшуюся незапертой, и скрылся в темноте коридоров.