Довольно долго мы кочевали по барам и ночным заведениям, которых Черити знала великое множество. В каждом таком месте ей, не задавая лишних вопросов, приносили то херес, то виски, без зазрения совести удваивая стоимость заказов и подавая совершенно фантастические счета, по которым я без малейшего звука расплачивался. В одном баре я оставил официанту восемь долларов на чай, но Черити ухитрилась прикарманить пять из них. В другой забегаловке она вытащила у меня из кармана кожаную записную книжку, приняв ее за бумажник, который к этому времени я для пущей безопасности спрятал в трусах, и все же мне пришлось расстаться с авторучкой и одной эмалевой запонкой со вставкой из горного хрусталя.
Это была настоящая дуэль. Я был по брови нагружен цитратом кофеина и тиамингидрохлоридом, однако изрядная порция алкоголя все же просочилась сквозь эту блокаду, и я держался из последних сил. К счастью, мне удалось довести мою игру до логического завершения. Перекрывая Черити все возможные пути к отступлению, я в конце концов поставил ее в такое положение, что она вынуждена была пригласить меня к себе. Ей просто не оставалось ничего другого, и это привело Черити в ярость, которую она не особенно старалась скрыть.
Помогая и поддерживая друг друга, мы долго поднимались по едва освещенным первыми лучами рассвета ступеням, то и дело пьяно шикая и прикладывая палец к губам. На самом деле мы оба были гораздо трезвее, чем казалось по нашим движениям и жестам, и каждый втихомолку клялся себе не дать другому того, что подразумевала ситуация. Наконец мы достигли нужной двери, и Черити, относительно быстро справившись с замком, распахнула ее передо мной.
Откровенно говоря, я не ожидал, что в квартирке будет так чисто и так холодно.
- Окно открылось! - жалобно воскликнула Черити. Быстро подойдя к окну, она захлопнула створку и поплотнее замотала шею своим боа. - О, как неудачно вышло… - простонала она.
Я тем временем успел оглядеться по сторонам. Это была длинная комната с низким потолком и тремя окнами. В дальнем ее конце, отгороженная подъемными жалюзи, угадывалась кухня. Дверь во внутренней стене вела, очевидно, в ванную.
Черити перешла к кухонным жалюзи и подняла их.
- Сейчас будет теплее, - пообещала она.
Я оглядел открывшуюся моему взгляду кухоньку.
- Как насчет кофе? - спросил я, когда она зажгла небольшую плитку.
- Хорошо, хорошо, - хмуро отозвалась она. - Только говори потише, ладно?
- Ш-ш!.. - Я помахал возле губ пальцем и обошел комнату кругом, мимоходом отметив дешевый проигрыватель с набором пластинок, телевизор с крошечным экранчиком, широкий кожаный диван казенного вида и книжный шкаф, где вместо книг на полках красовались пыльные фарфоровые собачки. Вероятно, понял я, грубовато-примитивные манеры Черити способны были привлечь не так много клиентов, как ей хотелось.
- Эй, мне нужно попудрить нос! - заявил я.
- Ванная вон там, - ответила она. - Ты не можешь потише?
Я прошел в ванную комнату. Она оказалась совсем крошечной. В углу находилась мелкая сидячая ванна, над которой был укреплен металлический обруч с веселенькой пластиковой занавеской, испещренной крупными ярко-алыми розами.
Прикрыв за собой дверь, я осторожно заглянул в аптечку. Ничего необычного здесь не было, и я так же бесшумно ее закрыл, стараясь, чтобы не щелкнул замок. Во встроенном шкафу тоже ничего кроме полотенец не оказалось.
"В комнате, наверное, есть чулан, - подумал я. - Придется проверять все шляпные картонки, чемоданы, сундуки. А где бы я спрятал дьявольскую куклу, если бы хотел напустить на кого-нибудь порчу?"
"Я бы не стал убирать ее далеко", - ответил я себе. Объяснить это я не мог, но я действительно держал бы подобную вещь под рукой, почти на открытом месте.
Машинально я сдвинул в сторону душевую занавеску, потом снова задернул. Ванна была квадратной, а обруч над ней - круглым.
Есть!..
Я снова сдвинул занавеску, собрав ее у внешнего края ванны, и увидел в углу, прямо на уровне глаз, треугольную металлическую полку. На ней стояли четыре грубых фигурки, вылепленных, судя по всему, из глины и пчелиного воска. На головах у трех из них топорщились пряди волос, прилепленные с помощью капелек воска со свечи. Четвертая фигурка была лысой, но зато ее пальцы заканчивались слегка изогнутыми роговыми чешуйками, в которых я признал обрезки ногтей.
Несколько мгновений я в задумчивости рассматривал эту странную выставку. Потом, выбрав лысую куклу, я повернулся к двери, но вовремя остановился. Спустив воду в унитазе, я снял с вешалки полотенце и, развернув, небрежно бросил на край ванны и только потом вернулся в большую комнату.
- Эй, крошка, смотри, что я нашел! - радостно провозгласил я.
- Ты не можешь не орать? - с досадой откликнулась она. - Сколько раз тебе повторять! И положи, пожалуйста, эту штуку на место.
- А все-таки, что это такое?
- Не твое дело, - отрезала она. - Положи на место, я сказала.
Я погрозил ей пальцем.
- Ты обещала быть со мной нежной и ласковой, - проговорил я обиженно.
Черити не без усилия взяла себя в руки и, вооружившись остатками терпения, сказала:
- Это просто… игрушка. Дай-ка ее сюда. Я отдернул руку.
- Нет, ты все-таки не хочешь быть со мной нежной и ласковой! - С этими словами я запахнул куртку и стал неловко застегивать ее одной рукой, продолжая удерживать куклу вне пределов досягаемости Черити.
Она со вздохом закатила глаза и шагнула ко мне.
- Ну ладно, пупсик, идем пить кофе, и давай не будем ссориться. - Она потянулась к кукле, и мне снова пришлось отдернуть руку.
- Ты должна сказать мне, - надулся я.
- Но это… личное.
- Вот и скажи, чтобы я знал, как ты ко мне относишься.
- Хорошо… - Она снова вздохнула. - Когда-то я снимала квартиру пополам с одной девчонкой, которая умела делать такие куколки. Она говорила, что, если тебе кто-то разонравился или ты с кем-нибудь поссорилась, надо сначала слепить такую куклу, потом взять волосы или обрезки ногтей твоего дружка и… Вот, допустим, тебя зовут Джордж. Кстати, как твое имя?
- Джордж, - быстро сказал я.
- Хорошо. В общем, я называю куклу Джорджем и начинаю втыкать в нее иголки или вязальные спицы. И все. А теперь дай мне ее сюда.
- А это кто?
- Это Эл.
- Гэл?
- Эл. Но Гэл у меня тоже есть, ты его наверняка видел в ванной. Его я ненавижу больше всего.
- Ага, ясно… - пробормотал я. - А что бывает с Элом, Джорджем и прочими, когда ты втыкаешь в них иголки и булавки?
- Считается, что они должны заболеть. И даже умереть.
- А они…?
- Нет, никто из них не заболел, - сказала Черити совершенно искренним тоном. - Говорят тебе, это просто игра, вернее - не совсем игра, но что-то вроде… Если бы это срабатывало, то, можешь мне поверить, старина Эл уже давно бы истек кровью. Но он по-прежнему жив и здоров, хозяйничает в своей кондитерской.
Я молча отдал ей куклу, и Черити посмотрела на нее с сожалением.
- Честно говоря, мне хотелось бы, чтобы колдовство иногда срабатывало. По временам я как будто даже верю в это. Представляешь, я втыкаю в них иглы, и они просто орут!
- А ну-ка, представь меня своим друзьям! - потребовал я.
- Что?
- Представь меня Элу, Гэлу и Джорджу, - повторил я, пьяно усмехаясь, и, схватив ее за руку, потащил в ванную. Черити раздраженно фыркнула, но подчинилась.
- Это - Фриц, это - Бруно, а это… А где же еще один?
- Который?
- Может быть, он упал за… - Черити встала коленями на край ванны и заглянула за нее, в узкий промежуток между ней и стеной. Когда она выпрямилась, ее лицо было пунцовым от усилий и гнева.
- Что тебе от меня надо? - прошипела она. - Прекрати валять дурака, слышишь? Я только развел руками.
- Что ты имеешь в виду?
- Ну, хватит… - сказала она сквозь зубы и ловко ощупала сначала мою куртку, потом - пиджак. - Куда ты ее спрятал?
- Кого? - удивился я. - Здесь было только четыре куклы. - Я показал пальцем. - Эл, Фриц, Бруно и Гэл. Кстати, я так и не понял, который из них Гэл? Вон тот, крайний?
- Это Фредди, - отрезала Черити. - Он дал мне двадцатку, а сам вытащил у меня из сумочки двадцать три доллара. Грязная, грязная… Нет, Гэла здесь нет, а ведь он был самым лучшим. Ты точно не врешь, пупсик?
Внезапно она с размаху хлопнула себя по лбу.
- Окно!.. - воскликнула она и выбежала в комнату.
Я опустился на четвереньки, чтобы еще раз заглянуть под ванну, и только тут понял, что имела в виду Черити. В последний раз оглядевшись по сторонам, я вышел вслед за ней. Черити стояла возле открытого окна и, заслонив глаза ладонью, смотрела вниз.
- Кто бы мог подумать! - проговорила она в недоумении. - Кому могла понадобиться эта безделица?..
Я почувствовал, как под ложечкой у меня засосало от предчувствия неудачи.
- Ну и черт с ней, - продолжала Черити. - Я слеплю нового Гэла, хотя, конечно, у меня он вряд ли выйдет таким уродом. Идем, кофе уже, наверное… Эй, что с тобой, тебе нехорошо?
- Да, мне нехорошо, - ответил я.
- Из всех вещей, которые можно было украсть, - проговорила она уже из кухни, - этот ворюга выбрал именно восковую куклу. Хотела бы я знать, кто бы это мог быть?
Неожиданно я понял, кто это мог быть и, хлопнув кулаком по раскрытой ладони, расхохотался.
- Что с тобой? Ты спятил?
- Да, - ответил я. - У тебя есть телефон?
- Нет. Эй, ты куда?..
- Домой. Прощай, Черити.
- Постой, дорогой, не уходи. Я же только что сварила тебе кофе!
Я распахнул дверь, но она схватила меня за рукав.
- Ты не можешь уйти просто так! Как насчет того, чтобы дать Черити что-нибудь на память?
- Никак. Завтра ты подцепишь нового кавалера и наверстаешь все, что упустила сегодня. Если, конечно, после сегодняшних коктейлей из виски и хереса тебя не замучит похмелье, - бодро ответил я. - И не забудь те пять долларов, которые ты стащила с тарелки для чаевых. На твоем месте я бы в этом кабаке больше не появлялся - по-моему, официант видел, как ты лишила его честно заработанной пятерки.
- Ты не пьян!.. - ахнула она.
- Да и ты не такая уж красавица, - парировал я с ухмылкой и, послав ей воздушный поцелуй, выскользнул за дверь.
Наверное, я еще долго буду помнить ее такой, какой она была в этот момент - ее удивление и обиду, ее карие глаза, жалобно вытаращенные вслед уплывавшим из рук долларам, даже жалкое и бесполезное движение бедрами, которое она послала мне вслед, как последнюю мольбу.
Вы когда-нибудь пробовали найти телефонный автомат в пять часов утра? Мне пришлось пройти не меньше девяти кварталов, прежде чем я поймал такси. А к тому времени, когда мы с водителем отыскали, наконец, работающий аппарат на одной из ночных бензоколонок, мы уже переехали мост Триборо и оказались в Квинсе.
- Алло? - послышалось в трубке, когда я набрал номер.
- Келли! - радостно завопил я. - Почему ты ничего мне не сказал? Я бы сэкономил не меньше шестидесяти долларов и избавил бы себя от самого сомнительного удовольствия, какое я только…
- Это не Келли, - сказал в трубке голос Милтона. - Гэл только что умер.
Это сообщение застало меня с открытым ртом, и я, наверное, некоторое время оставался в таком положении. Во всяком случае, когда я его закрыл, во рту у меня было холодно и сухо.
- Я сейчас приеду, - пробормотал я.
- Лучше не надо, - ответил Милтон. Голос у него дрожал, и я понял, что ему не вполне удается владеть собой. - Если только ты не хочешь… Нет, лучше не приезжай. Ты все равно ничем не сможешь помочь, а я в ближайшее время буду… очень занят.
- А где Келли? - прошептал я.
- Я не знаю.
- Ну хорошо, - вздохнул я. - Позвони мне, когда освободишься.
Я снова сел в такси и велел везти меня домой. Дороги я не запомнил.
* * *
Иногда я думаю, что в то утро Келли мне просто приснился.
Большое количество спиртного, сильное волнение и тридцать часов без сна способны вырубить человека как наркоз, после которого он ничего не помнит. И все же просыпался я неохотно, чувствуя, что этот мир - далеко не самый лучший и не самый счастливый, чтобы спешить к нему возвращаться. Во всяком случае, не сегодня.
Несколько минут я лежал, тупо разглядывая свой книжный шкаф. Потом я закрыл глаза и, перевернувшись на другой бок, зарылся головой в подушку. Когда я снова их открыл, то увидел Келли, который с непринужденной грацией расположился в моем кресле: длинные ноги свободно вытянуты, длинные руки лежат на поручнях, зоркие глаза до половины прикрыты веками.
Я не стал спрашивать, как он попал в квартиру - какой смысл, раз он все равно уже вошел? Я вообще ничего не сказал, ожидая, пока он заговорит сам, ибо мне вовсе не хотелось быть первым, кто сообщит Келли о смерти брата. К тому же я еще не совсем проснулся, так что я просто лежал и смотрел на него.
- Милтон мне сообщил, - сказал Келли. - Я этого ждал, так что все в порядке. Я кивнул.
- Я прочел твой рассказ, - неожиданно добавил Келли. - Я нашел и другие твои рассказы, и прочел их тоже. У тебя богатое воображение.
Он сунул в рот сигарету, тотчас прилипшую к его нижней губе, и не торопясь прикурил.
- Милт много знает, и до какого-то момента вы оба соображаете очень неплохо. Но потом знания заставляют Милтона отклоняться к северо-западу, а твое воображение уводит тебя на северо-восток…
Некоторое время он молча курил.
- Я способен удерживать прямой курс, - сказал он наконец. - Но, чтобы дойти до цели, мне требуется время.
Я потер глаза.
- Не понимаю, - сказал я. - О чем ты говоришь?
- Неважно, - отозвался Келли. - Я хочу добраться до того, что убило Гэла.
Я закрыл глаза и увидел перед собой смазливое, пустое, злобное личико Черити.
- Я провел с ней большую половину сегодняшней ночи, - сказал я.
- Жаль, что ты не видишь ее сейчас.
- Слушай, Келли, - начал я. - Если ты собираешься ее наказать, то лучше оставь эту затею. Черити, конечно, просто мерзкая маленькая шлюха, но на самом деле она еще ребенок, которому с самого начала не повезло в жизни. Она не убивала Гэла.
- Я знаю, что не убивала, и она мне совершенно безразлична. Но я знаю, что убило Гэла, и не остановлюсь ни перед чем. И, насколько мне известно, у меня есть только один путь…
- Ну хорошо, - сказал я, снова роняя голову на подушку. - Что же его убило?
- Милтон рассказал тебе о гаитянской кукле, которую Гэл ей подарил?
- Да, разумеется, рассказывал, но, можешь мне поверить, это пустой номер. Для того чтобы стать жертвой сглаза или порчи, Гэл сам должен был верить в колдовство.
- Хе-хе, Милтон и мне рассказывал то же самое. Мы проговорили с ним несколько часов.
- Тогда в чем же дело?
- Ты наделен богатым воображением, - повторил Келли спокойно. - Давай повоображаем вместе. Милт рассказывал тебе о людях, которые умирают, даже если выстрелить в них из ружья, заряженного холостыми патронами?
- Нет, ноя, кажется, где-то об этом читал. Общая идея, разумеется, та же.
- А теперь вообрази, что все перестрелки или убийства с применением огнестрельного оружия, о которых ты когда либо слышал - все были именно такими, то есть, стрельба велась только холостыми патронами.
- Ну, вообразил. И что дальше? Но он как будто не слышал меня.
- Представь, что каждый раз, когда кого-нибудь убивают, - сказал Келли, ты собираешь множество свидетельств, улик, экспертных оценок, которые неопровержимо доказывают, что стреляли именно холостыми и что человек погиб, потому что верил…
- Я понял. Дальше?..
- А теперь давай представим, что в городе появился преступник, чье оружие заряжено настоящими, боевыми патронами. Как ты думаешь, какая для пули разница, кто во что верит?
Я молчал.
- На протяжении долгого времени люди лепили кукол и пронзали их булавками. Там, где в это верят, это непременно начинается снова. А теперь представь, что кому-то в руки попала кукла, с которой были скопированы все остальные фигурки. Настоящая кукла. Я продолжал лежать неподвижно.
- Тебе вовсе не обязательно знать, что именно у тебя в руках, неторопливо продолжал Келли. - И не обязательно обладать какими-то особенными способностями. Тебе не надо понимать, как работает эта механика, не надо даже ни во что верить. Все, что тебе нужно, это задать кукле определенное направление и слетка подтолкнуть.
- Как? Как ее подтолкнуть? - шепотом спросил я. Келли пожал плечами.
- Назвать куклу чьим-нибудь именем. Или ненавидеть ее.
- Господи Иисусе, Кел, ты спятил!.. Откуда ты знаешь? Ведь этого просто не может быть!
- Ты ешь бифштекс, - медленно сказал Келли. - Откуда твой желудок знает, что нужно усвоить, а что - выбросить вон? Ты это знаешь?
- Некоторые люди знают.
- Но не ты. И тем не менее твой желудок работает нормально. Существует множество естественных законов, которые действуют вне зависимости от того, понимает ли кто-нибудь механизм их действия или нет. Сколько матросов стоит у штурвала, даже не зная толком, как устроен рулевой механизм? Так и я… Я знаю, куда идти и знаю, что достигну своей цели. Какое мне дело, как это действует, и верит в это кто-нибудь, или нет.
- Хорошо, - согласился я. - И что ты собираешься делать?
- Я должен прикончить то, что прикончило Гэла. Голос его по-прежнему звучал сонно, почти лениво, но тон его показался мне очень серьезным, и я не решился расспросить Келли поподробнее. Вместо этого я не без раздражения спросил:
- А зачем ты мне все это рассказываешь?
- Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.
- Что?
- Во-первых, тебе придется некоторое время молчать о том, что я только что тебе говорил. Кроме того, я хочу, чтобы ты сохранил для меня одну вещь.
- Какую? И как долго?
- Я тогда тебе сообщу.
Я, наверное, вскочил бы и как следует на него рявкнул, если бы Келли не выбрал это же самое мгновение, чтобы встать и выйти из спальни.
- Что мне не дает покоя, - сказал он из соседней комнаты, - это мысль о том, мог ли я догадаться об этом полгода назад, или не мог.
Потом я уснул, даже сквозь сон стараясь уловить момент, когда он уйдет. Но Келли двигался тише, чем любой другой человек его габаритов.
Когда я проснулся во второй раз, было уже за полдень. Кукла сидела на каминной полке и злобно смотрела на меня. Такого уродства я не видел еще никогда в жизни.
В следующий раз я встретился с Келли на похоронах Гэла. После похорон мы втроем, включая Милтона, слегка выпили за упокой его души. О куклах никто из нас не говорил. Насколько мне известно, вскоре после этого Келли ушел в рейс так, во всяком случае, думаешь о моряках, когда они вдруг надолго пропадают. Что касается Милтона, то он был занят как всякий доктор, то есть - очень, и мне так и не удалось спросить у него, что он обо всем этом думает.